от: Юнги-я:
Ты в порядке?
Чимин вздыхает и пишет другу, что с ним всё хорошо и он рядом с хёном. На что Мин отправляет недовольный стикер и выходит из сети. Понятное дело, друзья переживают о нём, несмотря на то, что они только немного помирились после длительной ссоры. Он искренне благодарен Тэхёну, что тот ляпнул про петицию, пусть друг и приобрёл после этого новую головную боль. Честно говоря, Чимин теперь не знает, как показаться в университете и что вообще с ними обоими будет дальше. Хён поступил опрометчиво, разозлившись. Он высказался так, словно между ними действительно романтические отношения, и Чимин обеспокоен тем, как они будут выбираться из сложившейся ситуации. Чонгук же выглядит напряжённым лишь немного: он снова взял эмоции под контроль и не показывает истинных чувств, которые, сокрее всего, уже бушуют внутри. — Хён, — зовёт омега, когда Чонгук садится напротив, вернувшись из уборной. — Если ты хочешь меня спросить о том, что нам делать дальше, то я тоже пока не знаю, — альфа прикусывает нижнюю губу, складывая ладони на глянцевой поверхности стола. — Зачем ты так сказал? Мог ведь продолжать отпираться, а теперь все подумают, что слухи — правда, — неуверенно проговаривает Чимин. — Я разозлился. Да и ситуация складывалась так, что нам в любом случае бы не поверили, — зарывается Чонгук пальцами в волосы и отбрасывает их назад. — Теперь придётся разгребать. — Знаю, — кивает он, глядя на Чимина. — Знаю, что придётся. Мы разгребём, я постараюсь разобраться. Чимин нервно покусывает губу, не глядя на старшего. Трудно. Нет вообще никаких мыслей, как поступить в сложившейся ситуации. — Прости меня, — выдыхает он. — Если бы я не напился, то у тебя сейчас не было бы таких проблем. — Это уже случилось, Чимин, — вздыхает устало. — Ты не… Я не утверждаю, что твоей вины тут нет, но какой смысл обвинять тебя сейчас в произошедшем? Нужно искать того, кто решил подпортить нам жизнь. Тем более ты позвонил человеку, которому… доверял, — неуверенно говорит Чон, словно сомневается, — и я сам принял решение поехать за тобой. Неизвестно, что могло случиться с тобой, останься ты в тот вечер на этом сборище. Чимин подпирает щёку рукой и чувствует, как в куртке ему становится жарко. Тяжело смотреть на Чона, когда тот впадает в задумчивость и сильнее кусает нижнюю губу. Омега вздыхает, поднимается и стягивает с плеч куртку, чтобы повесить её на крючок на углу ширмы. Чонгук наблюдает за тем, как он поправляет просторную футболку и садится обратно. — И всё равно мне жаль, что так вышло, — тихо произносит Пак, на что сонсен-ним только хмыкает и оставляет его без ответа. Им подают еду, и Чимин блаженно принюхивается к жареному мясу и супу из зелёных водорослей. Запах головокружительный, на что Чонгук только усмехается, замечая, как Пак принимается поглощать ложку за ложкой. Они едят в молчании, не прерывая друг друга, хотя Чимин то и дело бросает на альфу взгляд, наблюдая за тем, как тёмные ресницы чуть опускаются и бросают тени на щёки, стоит Чону склониться над столом. — Спасибо, хён. Здесь хорошо готовят, — утирает рот салфеткой Пак. Он чувствует себя рядом с Чонгуком немного неловко в такой обстановке. За пределами его спокойной квартиры, вне уютных стен и только вдвоём. Это жутко странно. — Это один из моих любимых ресторанов, — кивает Чонгук, прикончив свою порцию. Они снова неловко замолкают, глядя друг на друга. — Мне нужно вернуться в университет, чтобы забрать свои вещи, — вздыхает альфа, потирая висок и не отводя взгляда от омеги. Словно спрашивает: поедет ли Пак с ним. — Могу… могу подбросить тебя до дома. Или, если хочешь, мы можем съездить за Ыюном в детский сад. Он будет рад тебя увидеть. Чимин едва не краснеет. Всё это ужасающе странно, а Чон отчего-то выглядит ужасно напряжённым. Его руки не расслабляются, между бровей пролегает морщинка, а рот сжат в плотную линию. — Я бы… с радостью повидался с печенькой, — несмело улыбается омега, теребя остатки салфетки между пальцами. Чонгук напрягается ещё больше, но кивает. Вопреки долгу Чимина угостить хёна, тот расплачивается сам. В машине снова повисает неуютное молчание и Чонгук долго смотрит на омегу, словно что-то хочет сказать, а потом, вздохнув, заводит двигатель и выезжает с парковки, чтобы развернуться и двинуться в сторону университета. Они довольно быстро доезжают до кампуса и замирают, когда нужно выходить из машины. Чимин смотрит на вмиг напрягшегося хёна и молчит, а Чонгук, глядя в ответ, вздыхает и вдруг касается его головы в капюшоне куртки ладонью, вынуждая вздрогнуть. Чимин непонимающе моргает и снова вспоминает то, что сказал ему Юнги. Что хён не просто так к нему относится подобным образом, что у альфы могут быть чувства к нему. И всё, что сейчас происходит между ними, может оказаться прямым намёком на что-либо. Видя то, как вздыхает и убирает руку прочь Чон, Чимин невольно задумывается вновь о правдивости высказывания Мина. Но старается отринуть эти мысли, отведя взгляд. — Я схожу сам. Посидишь тут? — спрашивает Чонгук, уже держась за ручку двери авто. Чимин кивает и отворачивается к окну, довольно быстро погружаясь в размышления. Если Мин всё же прав, то что ему — Чимину — с этим делать? Молча ждать, как это делал Тэхён? Но разве омега в таком случае не сделает ему больно своим молчанием? Тот факт, что хён выставил их парой, даже если и не желал этого изначально, говорит о том, что Юнги прав. Но Пак верить отказывается, пока альфа сам не даст ему понять. Совесть грызёт кости и рвёт когтями мясо, Чимину хочется выяснить правду, ведь если Чонгук действительно увлечён своим студентом, это может обернуться ещё большей бедой. И дело даже не в подтверждении слухов или слов Юнги, Чимин попросту не готов. Он ещё не до конца разобрался с Тэ, с их взаимоотношениями и с собственным внутренним миром. Чонгук — не тот альфа, к которому можно относиться легкомысленно. Он старше и серьёзнее Чимина, вряд ли будет искать отношений на короткий срок с несерьёзным омегой. Чимин не уверен в себе, в своём будущем и том, что Чонгук действительно что-то к нему чувствует, однако уже продумывает пути отхода. Если им с хёном всё же придётся поговорить на эту тему, он рассчитывает на благоразумность альфы, потому что при обиде друг на друга они не смогут нормально контактировать. Чимину не хочется расставаться с Ыюном и лишаться общества Чонгука. Тот приятен и комфортен в общении. Ласков и заботлив. Чимин привык за три месяца к нему, как к хёну, а не к сонсен-ниму. Он решает отложить мысли по этому поводу на время, пока не поймёт, что обратного пути нет. И Чон как раз возвращается в салон, уже в куртке и с портфелем из чёрной кожи. Бросив тот на заднее сидение, альфа выруливает с парковки, схватившись за изголовье сидения Пака. — Всё хорошо? — осторожно спрашивает он. — Взял отгулы. Несмотря на проблемы, меня отпустили. Видимо, хотят замять скандал как можно скорее, — кивает Чонгук. До носа Чимина доходит шлейф его парфюма, и слабый до запахов омега втягивает его едва заметно. Перекатывает внутри, наслаждаясь приятным сочетанием бергамота и мускуса, а после старается вернуть себя в пространство и общество Чонгука. Они приближаются к детскому саду, который посещает Ыюн. Чон испытывающе глядит на омегу, словно ждёт — пойдёт ли тот с ним за ребёнком. Чимин, особо не раздумывая, открывает дверцу. Дети гуляют на открытом воздухе и резвятся с игрушками. Ыюн не замечает их присутствия, пока воспитатель не зовёт маленького омегу, а когда поднимает взгляд, то весь сияет. Чимину довольно редко выпадал шанс забирать Ыюна из группы в саду, чаще всего Чон просит посидеть с ним гораздо позже, но сегодня день какой-то сумасшедший, они то и дело попадают в нелепые ситуации. Зачем Чонгук сначала повёл его в ресторанчик, а потом забирать Ыюна из сада? Чимин, не понимая ничего, старается абстрагироваться и просто порадоваться тому, как Ыюн бросает игрушки обратно в песочницу и с криком «Чимин-и!» бежит к нему так, что воспитатель не успевает поймать. На мальчике та же фиолетовая ветровка и лёгкая вязаная шапочка, он, разбежавшись, перебирает ногами и несётся к омеге. Тот присаживается на корточки и едва не валится, когда Ыюн налетает на него с объятиями. Мальчишка светится от радости, хватает Чимина за щёки и смеётся. — Почему вы сегодня меня вместе забираете? — радостно спрашивает Ыюн, пока Чон разговаривает с воспитателями. — Так получилось, печенька, — улыбается Чимин, подхватывая подопечного на руки. Его улыбка тут же меркнет, когда он замечает взгляд воспитателя Ыюна — довольно молодого омеги, стоящего рядом с Чоном. Он смотрит любопытно, почти вытягивает шею, разглядывая Пака, пока Чонгук что-то говорит. Определённо, сотрудникам интересно, кого так внезапно привёл с собой в сад отец-одиночка. Чимин отворачивается и переключает своё внимание на ребёнка, лепечущего ему что-то тихо. — Папа! А Чимин-и с нами домой поедет? — с надеждой глядит Ыюн на родителя, отчего альфа теряется и бросает вымученный взгляд на Пака. Тот тихо кивает: ему сейчас очень не хочется в собственную квартиру. Да и вопрос со случившимся необходимо обсудить как можно скорее. — Да, потому предлагаю заехать и взять мороженного, — отвечает Чонгук и забирает Ыюна из рук Чимина, чтобы донести до машины и усадить в специальное кресло. Они действительно покупают целое ведёрко мороженного, а после едут к Чону домой. Чимин вдруг ощущает неловкость, когда понимает, что альфа, по приезду домой, снова протягивает ему вещи, в которых Пак был здесь в прошлый раз. Словно… блять. Чимину хочется ругаться. Словно Чонгук эти вещи приберёг для него, будто бы омега будет тут ночевать ещё за исключением случаев, когда необходимо остаться с Ыюном на ночь. Переодевшись, он застаёт семейство на ковре перед телевизором. На этот раз там не мультики, а какое-то реалити, которое оба увлечённо смотрят. Чимин заворожённо глядит на Чона, который одновременно с Ыюном загребает здоровую порцию сладости ложкой и, предварительно лизнув, отправляет в рот. Они долго держат мороженное во рту, а потом посасывают ложку, вынуждая Чимина усмехнуться. Они похожи больше, чем кажется со стороны. Осторожно присаживается рядом с Ыюном, оказывающимся посередине, а мальчик вдруг тянет омеге ложку, предлагая сладость. Чимин улыбается и позволяет себя покормить, а потом блаженно морщится. Когда открывает глаза, замечает, что альфа смотрит на него. — Почему ты пялился сегодня на меня во время занятия? — вдруг спрашивает он, оставив ложку в ведёрке с начинающим таять лакомством. — А что такого? — смущённо чешет шею Пак. — Это, знаешь ли, отвлекает. Чонгук продолжает буравить его взглядом, не отворачиваясь и только моргая. Омега смущается ещё больше и отводит взгляд, а Ыюн увлечён реалити-шоу по телевизору и к их разговору не прислушивается. — Хён, нам надо поговорить по поводу случившегося, — просит он, а Чон только запрокидывает голову на мягкую сидушку дивана и зажмуривается. — Ты хочешь знать, что делать со всем этим? Я не знаю, — жмёт плечами альфа, снова поворачивая голову вбок. — Я не знаю, что предпринять в отношении слухов, не знаю, как решить проблему с деканатом. Я, к сожалению, не всемогущий… Чимин обхватывает колени руками и устраивает на них подбородок. Почему вообще он здесь, в квартире Чонгука, сидит с ним, пытается что-то выяснить? Для чего ему тут находиться? Альфа бездумно смотрит в экран стеклянными глазами, пока Чимин раздумывает. Он мельком рассматривает хорошо виднеющиеся из-за футболки с короткими рукавами тату, обводит линии взглядом и сглатывает. — Пойдём на кухню, — кивает альфа в сторону коридора, и Чимин послушно поднимается. Как только оба присаживаются за стол, Чимин подбирает ногу под себя. — Пока ничего не предпринимай и не ссорься с деканом, я попробую уладить конфликт, как только вернусь на работу. Они не могут исключить тебя только из-за этого, да и вся тяжесть порицания падает на… преподавателя в подобном случае. За меня не волнуйся, я справлюсь. Просто, прошу, будь пока тише воды ниже травы, — выдаёт Чон, сцепив пальцы в замок. — А если Тэхён всё же начнёт собирать подписи на петицию? — жалобно спрашивает Чимин, утыкаясь в костяшки запястий лбом. — Тогда это уже выйдет за пределы допустимого. У декана начнутся проблемы, и мы не оберёмся вместе с ним. — Что делать со слухами? — стонет Пак, прикрывая глаза. — Ничего. Чем больше ты их пытаешься опровергнуть, тем меньше тебе верят. Просто… забей, — с нажимом проговаривает альфа. — Тебе нужно отдохнуть, переварить это. Ничего страшного не случилось, Чимин. Ничего такого, с чем бы не получилось справиться. Чимин кивает, с надеждой глядя на хёна, а тот скромно улыбается ему уголком губ.***
Они проводят вечер в молчании, просто изредка бросают реплики, увлёкшись реалити. И даже Чимин смотрит, погружаясь в события на необитаемом острове, где оказались герои шоу. Чонгук смотрит на него внимательно. Он сам отчасти не совсем понимает, что должен делать и как себя вести. Нервозность и беспокойство приходится тщательно сдерживать. Основной причиной, конечно же является Ыюн, который не должен подозревать, что что-то стряслось. Альфа не хочет погружать сына в эти проблемы и втягивать в собственные трудности. Он слишком мал для такого. Чимин с самого утра вёл себя странно. Он так пристально и с таким вниманием наблюдал за ним на паре, что от воспоминаний по коже Чона по-прежнему бегут мурашки. Словно изучал его, чего раньше он за младшим не замечал. Это… не то чтобы сильно смутило, но вынуждало насторожиться. А после, когда случилось непоправимое, альфа едва не впал в панику. Он не понимал, почему это происходит с ними, из-за чего кто-то настойчиво старается убедить общественность, будто они пара. Они, вроде бы, никому не солили. Вряд ли Чимин особенно сильно распространялся о том, что работает у Чонгука няней, альфа сомневается, что он бы стал так поступать, зная, какие последствия это несёт за собой. Скорее всего, знают только его близкие друзья. Чон неоднократно замечал, как тот ходит с высоким кудрявым парнем и блондином-неформалом. Тот самый Юнги, в доме которого омега так сильно напился. Вновь (ведь это не в первый раз) размышления швыряют его в ту ночь. Он просто спал, когда раздался телефонный звонок. Из-за болезни отца Чонгук постоянно держит его включённым, боится, что родителю может стать хуже и хочет знать, если так и случится. Он сперва не поверил, когда сонно взглянул на экран смартфона. Чимин. Он никогда так поздно не звонил ему. Первая мысль — что-то случилось. Альфа без промедления принял вызов и прохрипел в трубку, слыша только жалобные просьбы помочь, забрать омегу откуда-то, где ему явно было плохо. Под кожей зазудело беспокойство, он показался ему таким беззащитным по голосу, что нутро взбушевалось. А после, как и всегда до этого, снова появился страх. Чонгук боится, но признать это — невероятно трудно. Ужас просто поднимается откуда-то изнутри, словно паразит, он окутывает тело и разум, вынуждая альфу едва ли не трястись. Каждый раз, когда Чонгук смотрит на него, страх возвращается. Боязнь стать к нему ближе, опасение привязаться настолько, что ему снова сделают больно. Он искренне старается держать студента на расстоянии, соблюдая субординацию. Да, позволяет называть хёном, подвозит, незаметно заботится и поддерживает. Но подпустить именно к себе ближе — не способен. Ему тогда через месяц уже позвонили из агентства и предложили новую няню. С опытом и портфолио, педагогическим образованием, однако Чон в тот момент посмотрел на то, как Ыюн медленно и верно раскрывается рядом с Чимином, а тот отвечает ему тем же. И не смог попросить омегу уйти. Ыюну нужна семья. Он нуждается не просто в бейби-ситтере, ему нужен папа-омега. Тот, кто будет рядом, когда плохо, человек, целующий его перед сном, читающий сказки и оберегающий от бед. Чимин мальчику дарит меньшее из всего этого, не являясь родителем, но Ыюн отчаянно ищет его общества, доверившись. Он уже множество раз допытывался до Чонгука, почему Пак не может жить с ними, почему так редко приходит и настолько ненадолго. — Папа, почему? — жалобно вечно тянет сын после ухода Чимин. — Я хочу, чтобы Чимини-и был рядом. Он ведь тоже моя семья? И у Чонгука рот не раскрывается, чтобы отрицать это, потому эгоистично альфа оставляет чадо без ответов на гнетущие его вопросы. Омеге нужен омега, Чон неспособен дать Ыюну той нежности и ласки, необходимой от второго родителя. И найти замену не получится… из-за ужаса Чонгука. Он попросту впадает в панику, как только мысль просто проскальзывает о том, что стоило бы завести отношения и подарить Ыюну право на настоящую семью. На папу-омегу и крепкое плечо Чонгука, на которое они оба смогут опереться. С тех пор, как с Чиёлем случилось то, что раскололо жизнь семьи Чон на до и после, Гук даже думать боится о том, чтобы кого-то к себе подпустить. Чимин ворвался в их жизнь нежданно и словно фурия, перевернул всё с ног на голову. Теперь нет и дня, чтобы альфа не слышал его имени из уст собственного ребёнка, а мысли то и дело возвращаются к молодому омеге. Он красивый, нежный, но бойкий. Умеет постоять за себя, неглупый… и слишком молодой. Чонгук, если даже не учитывать собственных страхов, просто не хочет портить ему жизни. У него слишком много проблем, в которые Паку не следует вдаваться, а тем более погружаться. Он заслуживает лучшей жизни. И в ту ночь Чонгук поступил более, чем опрометчиво, когда забирал его. Это несёт последствия не только для их работы и учёбы, потому что какому-то скоту вздумалось выставить эту информацию на всеобщее обозрение. Это чревато тем, что механизмы внутри Чонгука работают, не останавливаясь. Он не смог бросить Чимина одного в беде, слыша его просьбы на грани слёз и хрипения в трубке. Впервые за много лет альфа поступил сумасбродно, оставив на свой страх и риск Ыюна дома одного, поехал в ночи спасать Пака. Когда приехал и с помощью ругани умудрился отыскать ванную, где на полу, едва дыша, лежал омега, то думал, что придушит кого-нибудь. Он выглядел болезненно и беззащитно, макияж потёк от слёз и воды, одежда промокла, а руки непрестанно тряслись. Чон сразу же понял — его накачали. И ужас разросся снова, но на этот раз за жизнь омеги. Лишь бы открыл глаза, лишь бы дышал, — трясся альфа, хлестая его по щекам. Ему было плевать, что позади толпятся пьяные студенты, перешёптываются, он лишь тихонько звал Чимина и не мог побороть опасения по поводу его состояния. И когда тот начал приоткрывать глаза — выдохнул. У него что-то рухнуло к чертям собачьим, ужас отступил перед более массивным беспокойством. Не думая больше ни минуты, альфа увёз его прочь, потому что ещё секунда — и он бы точно навалял организатору вечеринки, всё рвущемуся забрать омегу из рук Чонгука. Хотелось рыкнуть на него, прикрикнуть, но Чонгук себе такого не позволил, просто унёс Чимина прочь, увёз из провонявшего табаком и алкоголем дома, чтобы обезопасить и спрятать. Омеге было плохо. Пришлось своеобразно промывать ему желудок, чтобы избавить от дряни, которой тот наглотался. Он был таким бледным и слабым, что у Гука сжималось сердце в грудной клетке. А в миг, когда Чимин просил его не любить никого, захотелось грустно усмехнуться. Он знает, любовь — опасная штука. Она может играть с твоим разумом в жестокие игры, привязывая к человеку, убивающему тебя. День за днём, методично вгоняющего в твою душу ядовитые иглы. Из-за них ты начинаешь неистово бояться любого, кто попробует к тебе приблизиться. Чонгук бы хотел не любить, забыть о чувствах, но их последствия — всегда рядом. Незримой тучей нависают над головой и не позволяют достичь желанного освобождения. Альфа переодел его, уложил спать, будто маленького, надолго зависая на красивом лице. Даже с размазанным броским макияжем, Чимин обладал какой-то особенной привлекательностью. Его лицо, несмотря на нередкую хмурость, казалось Чонгуку нежным. Словно тот ещё толком не вышел из подросткового возраста, не учитывая то, что омеге уже за двадцать. Чон тогда уселся рядом с диваном, на котором беспокойно отрубился Пак. Он не понимал, до сих пор не понимает, что ему делать. Как спастись? Как выбраться из плена ужаса? Ведь стоит только предположить, что в душе альфы действительно теплятся и начинают прорастать нежные чувства, как тот зарывает их обратно, твердя себе, что нельзя. Нельзя подпускать его слишком близко, нельзя доверять, нельзя принимать в узкий круг. Но продолжает впускать Чимина в свой мир. Сам себе объяснить неспособен, почему повёз его в любимый ресторан, не понимает, почему предложил посидеть дома, а тем более — из-за чего тот согласился. Он не понимает, как им быть дальше со слухами, а в голове гудит от злости на себя. Чон не должен был приближать омегу к себе настолько. У того впереди целая жизнь, а что у Чонгука? Стресс, проблемы с головой на этом фоне, маленький ребёнок, которого нужно обеспечивать, и бесконечные задолженности по счетам, ведь на их оплату хватает с трудом, даже учитывая несколько его работ. Чимин не заслуживает такого. Чонгук не имеет права его втягивать. Чонгук боится его, словно огня. Потому что при виде спокойного, умиротворённого лица его желудок вздрагивает и скручивается. Давит изнутри взволнованной дрожью, воет сердце раненным зверем, прося прогнать. Без него спокойнее, без него нет тревоги, да только выселить образ человека с платиновыми волосами и тёплой улыбкой в сторону его сына не получается. Чонгук, кажется, сходит с ума. В нём сконцентрировано сразу два желания: притянуть омегу к себе поближе, познакомиться с ним, заглянуть гораздо глубже в душу, чем позволено хёну, и оттолкнуть, отказаться от него, лишь бы жить спокойно. Только вот Ыюн его не простит. Он находит покой в объятиях Пака, мир, в котором так сильно нуждается, а его нежная психика не должна страдать из-за боязни Гука. Оттого Чимин продолжает находиться рядом, даже своим редким появлением будоража настоящее чудовище внутри Чонгука. Оно хочет схватить и не отпускать, спрятать, запереть, а потом массивный зверь пугается и воет, стоит омеге обратить на Чонгука своё внимание. Больно. Ему не справиться со страхом. И Чон не знает, что ему делать. Он вздыхает и, запрокинув голову на сидение дивана, просто смотрит на Чимина, пока тот не замечает и не вынуждает отвернуться, а сердце снова сводит неясной болью. Пак собирается домой, когда стрелка часов движется к девяти вечера. Он словно не хочет уходить, а в груди альфы от этого что-то сжимается: снова воет, раздирая его изнутри. — Подвезти тебя? — опрометчиво спрашивает Гук, надеясь и боясь провести с Чимином чуть больше времени. — Я в прошлый раз бросил велосипед у подъезда, — чешет он голову, скромно глядя снизу. — Всё равно надо забрать. Ехать недалеко. Чонгуку ничего не остаётся, кроме как кивнуть. С каждой новой минутой, когда Пак рядом с ним, чудовище разрывается от разных желаний, противоположных друг другу, а сам Гук сходит в эти моменты с ума. Он запирает за Чимином дверь и почти скулит, но тихо, чтобы Ыюн, задремавший на ковре, ничего не заметил. Отвлекается ненадолго на то, чтобы перенести уснувшего сына в кровать, выходит из его спальни, притворяя за собой дверь. И плетётся почти без сил на кухню. Его руки сами тянутся к верхнему шкафчику, выуживая оттуда начатую бутылку солодового. Плещет немного в стакан, замирает и, подумав, наливает половину. Чтобы искоренить мысли из черепа, заглушить ненадолго, заткнуть волнующий внутренний голос. Выпивает залпом и не морщась — давно привык к тому, что язык окажется объят жаром и тот будет стекать по стенкам пищевода. Старается часто не пить, потому что под алкоголем сознание хуже контролирует. Ему просто нужно отстраниться, а как это сделать, если судьба-злодейка всё сплетает его жизнь с Чимином? Он уходит в ванную в надежде немного постоять под душем и расслабиться. Ага, да. Надежда, как говорится, умирает последней, потому что какого чёрта Чонгук всё время пихает омеге свои вещи? Тот мог провести время с ним в своей одежде, но не сказал слова против, когда альфа протянул домашнюю футболку и штаны. И теперь Чон стоит и буравит те взглядом, оставленные стопкой на стиральной машине. Чонгук нервничает. Нужно просто бросить шмотки в корзину для грязного белья, постирать, вытравить чужой запах из ткани. И самому выгнать дурные мысли из головы. Но, чёрт бы всё это драл, Чон ловит себя на идее дотронуться до ткани, которая ранее соприкасалась с телом Чимина. Впитывала его запах, касалась обнажённой кожи. Он зло буравит глазами стопку вещей, хватает и агрессивно запихивает в корзину. «Нельзя», — словно собаке даёт команду, угрожает, вынуждает остановиться. Сам же остервенело снимает с себя одежду и кладёт сверху, чтобы не было соблазна полезть и достать. Уже включает душ, стоя в одном нижнем белье, а навязчивая идея из головы никуда не испаряется. Гук нервно смотрит на душевую кабину, наполняющуюся паром горячей воды, а после — на корзину для белья. Нервничает, места себе не находит, перешагивая с ноги на ногу. Ну, что он — извращенец? Подросток в пубертате? Сумасшедший? Хочется сказать: да, да и ещё раз да. Будь кем хочешь, ты наедине с собой. Некого стыдиться. Ты боишься омегу, который привлекает тебя, и даже опасаешься думать о нём. Сдайся и утони в ужасе. И Чонгук ныряет сразу же с головой. Дрожащими пальцами выуживает уже помявшуюся футболку из кучи белья, опускает крышку унитаза, чтобы сесть. Шум воды игнорирует, садясь сверху и вздрагивая, когда холодный пластик соприкасается с обнажённой кожей бёдер. Он сминает ткань в руках, представляя, что та всё ещё хранит чужое тепло. До боли прикусывает губу, мнёт футболку. Он точно какой-то поехавший. Потому что, уткнувшись носом в ворот, где остался след духов, которые постоянно альфа от Пака ощущает, чувствует, как тело покрывается мелкими горячими мурашками. Гук быстро и стыдливо отнимает ткань от лица, покрывается пунцовыми пятнами, будто перевозбуждённый подросток, и стискивает воротник в руках. Он не будет снова это делать. Альфа, поборов собственную едущую прочь крышу, хватает корзину и заталкивает в барабан стиральной машины все вещи вперемешку. Плевать, просто побыстрее выстирать шлейф парфюма, вытравить из дома, чтобы не доводил до подобного состояния. Прикусывает губу и заталкивает футболку туда же. Запустив стирку, окончательно раздевается и лезет под тропический душ, вот только выкручивает вентиль холодной воды. Зуб не попадает на зуб, а Чонгук терпит и стискивает челюсть почти до судороги. Всё, что угодно, лишь бы не съехать с катушек окончательно. Он точно ненормальный, опылился, как говорится, за все годы, сам не заметив. Альфа зажмуривается, игнорируя собственное тело и бушующий разум. Он справится. Столько лет справляется и не с таким.