***
Ужин окончен, Ыюн сопит в своей кровати, а Чонгук засел на кухне с ноутбуком, чтобы отправить какие-то документы на вторую свою работу, пока Чимин занимался мальчишкой. И когда возвращается, застаёт альфу в домашней одежде, расслабленно сидящего за столом. Волосы зачёсаны назад — всё ещё влажные после душа, — брови сведены к переносице, а глаза выглядят уставшими. Чимин натыкается на брошенную у кофеварки пачку сигарет взглядом и понимает, что стал меньше курить за последнюю неделю. Это радует. Хочется избавиться от всех вредных привычек, не только от психологических. Он подходит к Чонгуку сзади и обвивает плечи руками, склоняясь. Смотрит на программу сметы, которую заполняет финишными позициями альфа, наблюдает за тем, как его красивые пальцы порхают над клавиатурой, а после вжимается носом в висок. — Ты напряжён, хён, — произносит на ухо. В последнее время у них совсем не получалось остаться наедине: оба были уставшими, замученными и только падали спать, прижимаясь друг к другу и переплетая руки-ноги меж собой. Чонгук зажмуривается и останавливает перестук клавиш, ощущая, как омега касается кончика его уха губами. Когда распахивает глаза, Чимин видит тот самый тёмный взгляд, направленный на него. И продолжает напирать, чтобы отвлечь Чонгука от работы, от всех забот и переживаний. Он проводит тёплыми ладонями сначала по шее, спускается к ключицам, а после чуть поднимается, чтобы начать разминать напряжённые плечи. Чонгук закрывает глаза и выдыхает через нос, отвлекаясь от компьютера и наслаждаясь приятными манипуляциями Чимина. Тот старается расслабить забитые мышцы, очерчивает косточки, нажимая большими пальцами, и массирует красивую шею, отчего альфа откидывает голову вбок. Омега не сдерживается, целует мягкую кожу, чуть всасывая в рот, из-за чего дыхание Чонгука учащается, становится более отрывистым. А после Чимин тянется к крышке ноутбука, чтобы мягко её закрыть. Он знает, что уже перетянул внимание Чонгука на себя, остаётся этим доволен, как сытый кот, потому что альфа тут же поднимается со стула, чтобы, развернувшись, схватить его за пояс и с силой притянуть к себе. Их губы встречаются, Чимин сразу же зарывается пальцами во влажные волосы Чонгука и жмурится от ласки, когда тот забирается ладонями под просторную футболку, чтобы стиснуть бока омеги. Дыхание сбивается, напор Чонгука растёт, и альфа ловко подхватывает его под ягодицами, чтобы поспешно покинуть кухню. Он заваливается в спальню и ногой закрывает за ними дверь, не отрываясь от Чимина и буквально пожирая его глазами. Оба валятся на кровать, продолжая покусывать губы и целовать всё глубже, так, что начинает не хватать воздуха. Чимин покрывается мурашками, как только Чон вжимается в его зад пахом — реакция себя ждать не заставляет. Переплетаются пальцы между собой, губы припухают от настойчивости, пока альфа нависает над Паком, вжимает своим весом в матрас и простыни. Чимин нетерпеливо сам тянет с него одежду, вцепляется пальцами в край футболки, чтобы поскорее от той избавиться, не церемонится и ловкими движениями стягивает шорты, чтобы после помочь себе ногами, отпихивая сейчас явно лишние шмотки, а Чонгук в то время обнажает его кожу, не прекращая при этом каждый новый оголившийся участок покрыть новой порцией горячих поцелуев. Омега прогибается в пояснице, когда ласка касается груди, гладит ладонями плечи альфы, постепенно спускаясь к бокам и животу. Ему приятно ощущать контакт кожи с кожей, тепло соприкосновения и дрожь от особенно горячих поглаживаний. Он тянется к паху альфы, обхватывая возбуждение и гладит плоть, сжав плотно кулаком, а после дразнит головку, когда приставляет к ягодицам и чуть виляет бёдрами. Чонгук опускается ниже и целует кожу на его животе, вынуждая тихо простонать от ласки, а после снова возвращается к губам, чтобы, прикусив нижнюю, оттянуть её. Чимин медлить не желает: тянет альфу на себя, позволяя проехаться членом по омежьему, отчего Пака обдаёт горячим приливом крови, он переворачивается, оказываясь сидящим на Чонгуке. Трётся задом о плоть, вынуждая Чона сжимать до белых следов его бёдра, а сам откидывает голову, наслаждаясь тем, как накатывает на него, концентрируясь внизу живота, возбуждение. Покачивает тазом, прижимаясь всё агрессивнее, пока не выдерживает сам Чонгук: не приподнимает омегу, приставляя головку ко входу. Чимин опускается, позволяя кончику проникнуть в него, но тут же соскакивает, дразнится, глядя, как глаза Чона становятся всё темнее, взгляд — нетерпеливее. Чонгук скидывает Чимина с себя, вынуждая упасть на спину и открыто на него посмотреть. Омега часто дышит и улыбается, когда тот тянется за очередным поцелуем, пока медленно вводит в него два пальца, чтобы растянуть. Мокрые звуки поцелуев заводят ещё больше, Чимин сгибает ногу в колене и выгибается от ощущения, как пальцы альфы его растягивают, нетерпеливо подмахивает, желая большего. — После всего этого… — с придыханием произносит Чонгук, разводя внутри Чимина пальцы на манер ножниц и выбивая полустон.— Перевози ко мне свои вещи. — Что? — непонимающе, потому что весь сфокусировался вокруг двигающихся с неравномерным темпом в нём пальцев, переспрашивает омега и распахивает глаза, когда Чонгук языком давит на чувствительный сосок. — Я хочу, чтобы ты жил со мной, Чимин. Я знаю, что дал тебе время на раздумья и подготовку, — продолжает Чон, а Чимин едва балансирует между желанием насаживаться на пальцы агрессивнее и слушать внимательно чужие слова. — Хочу просыпаться рядом с тобой каждый день. Хочу засыпать с тобой. Ходить на свидания. Хочу, чтобы ты официально был моей семьёй. Чонгук приподнимается на локте и останавливается, вызывая тем самым недовольство Пака. Омега расфокусировано глядит на него, вцепляется в плечи пальцами и стискивает челюсть. Он не знает, как сказать Чонгуку, чтобы он сначала разобрался с тем, насколько возбудил его, что смазка каплями пачкает простыню, а после они уже спокойно обсудят этот вопрос. — Ты, конечно, время выбрал то ещё, — выдыхает Чимин, притягивая к себе альфу для поцелуя. Думал ли Чимин, что когда-то окажется в его объятиях? Нет. Знал ли, что так быстро по уши в ком-то увязнет, прекратит страдать по лучшему другу, будет заниматься бытом в квартире любимого мужчины и решать, как взрослый человек, свои проблемы? Он надеялся, но это казалось таким далёким. Чонгук смотрит на него с искрами страсти и нежного, глубокого чувства. Он часто выдыхает, а после позволяет омеге обхватить его ногами за пояс. — Если ты сейчас меня не трахнешь — о переезде можешь забыть, — хитро улыбается Чимин, вызывая у Чона тихий смешок. Альфа смотрит на него, приподняв бровь, а после, обхватив под коленями, притягивает к себе вплотную и выпрямляется. Не отводит взгляда от раскрытого, лежащего под ним омеги с алыми от возбуждения щеками, а Пак протягивает руку, чтобы огладить крепкую грудь и напряжённый живот. Входит резко, едва ли не заставляя Чимина вскрикнуть, разбудив Ыюна, но недовольства этим не вызывает. Пак только, сдерживая рвущиеся из груди стоны, прикрывает на мгновение глаза, позволяя Чонгуку заполнить его целиком. Поджимает пальцы на ногах и подмахивает задом, пока скорость толчков возрастает, головка то и дело натыкается на средоточие нервов внутри омеги, а собственный твёрдый член вздрагивает, оставляя на коже вязкую каплю смазки. Чимин весь выгибается в струну, держится одной рукой за предплечье альфы, который сжимает пальцами его бёдра, а свободной ладонью старается дотянуться до него. Долго без близкого контакта во время секса не выдерживает и сам Чон: нависает над омегой, соприкасается с ним грудью, вызывая разряды тока под кожей. Он целует Чимина в припухшие губы — влажно, со всем нетерпением, переплетает их пальцы, а движения члена внутри омеги становятся размереннее и нежнее. Чимину нравится, когда Чонгук страстен, нетерпелив, когда его толчки резкие, такие, что дух готовы из Пака выбить. Но моменты, в которые Чон нежен — сродни чему-то райскому. И в его руках сосредотачивается всё, что Чимина составляет. Он тает, рассыпается песчинками между пальцев, чтобы после снова оказаться собранным заботливыми движениями. В такие разы альфа особенно трепетен. Он шепчет всякие сладкие милости прямо между поцелуями, оглаживает каждый сантиметр тела, оставляет на коже следы своих чувств. И сейчас Чимин начинает терять голову: стонет слишком громко, а Чонгук ловит звук ртом, не позволяя разнестись эхом по спальне. Пак вцепляется в него, хочет словно слиться, прижимаясь как можно теснее, и Чонгук позволяет. Он гладит взмокшие волосы, осыпает шею поцелуями, продолжая доводить до исступления плавными глубокими проникновениями. Оргазм настигает просто крышесносный, когда альфа, прикусив губами мочку его уха, ведёт влажную дорожку языком по влажной шее, собирает вкус Чимина. Тот распахивает глаза, стискивая челюсть, потому что хочется громко и долго простонать от того, как его низ живота сначала сводит каменным напряжением, а после отпускает таким рывком, что перед глазами начинают плясать белые мушки. Дыхание сбито, пальцы вцеплены в кожу на лопатках Чонгука, едва не царапая короткими ногтями. Альфа больно кусает его за шею, отчего по линии позвоночника скачут электрические разряды, толкается ещё сильнее, отчего чувствительное во время пика нутро плотнее сжимает член стенками. Чонгук тихо стонет Чимину на ухо, целуя в висок, выходит из омеги, следом пачкая ягодицы семенем, и Пак размякает в его заботливых руках, расслабленный негой. Чонгук отлипать не собирается, гладит спутавшиеся волосы, массирует кожу головы, пока приводит дыхание в норму. — Так что ты там говорил? — хрипло спрашивает Чимин, не прекращая водить подушечками пальцев по мокрой от испарины, твёрдой спине. Чонгук приподнимается на локтях, чтобы взглянуть Чимину в глаза. Он выглядит каким-то слишком серьёзным и решительным, отчего по шее омеги бегут странные мурашки. Словно от предчувствия. — Я хочу, чтобы мы жили вместе. Ты, я и Ыюн. Подожди, не перебивай, мне ещё кое-что сказать надо, — на выдохе произносит альфа. Он касается щеки Чимина ладонью и ласково поглаживает. — Я иногда трус. Когда дело касается моих «внутренностей» будь то чувства, проблемы, доверие или личное пространство, мне тяжело подпускать людей. И я впустил тебя везде, солнце. Где только мог. Позволил быть рядом с сыном, со мной, знать о том, как мне трудно приходится, хотя имею принципы, что мои проблемы — всё ещё мои. Чонгук сглатывает, продолжая поглаживать щёку Чимина. — Ты не просто парень, который мне нравится. Чимин, ты — уже моя семья, — Чонгук внимательно наблюдает за всеми эмоциями омеги, слушающего его. — Я хочу, чтобы твои вещи были здесь, чтобы после универа ты был рядом, возвращался сюда. Чтобы считал это место домом. Нашим домом. Я… я хочу со временем сделать тебе предложение, когда закончишь учиться, сыграть свадьбу. Чимин чувствует, что ему не хватает воздуха, моргает, не желая расплакаться от таких важных, таких искренних слов альфы. — Хочу, чтобы ты был моим целиком и полностью. Изо дня в день. Из ночи в ночь. Чон буравит его взглядом и на секунду поджимает губы, словно решается на что-то. — Потому что люблю тебя. Грудная клетка всё же вздрагивает, выдавая Пака с головой. Он сдерживает судорожные вздохи, глядя на Чонгука, и улыбается. Тянет альфу на себя, крепко к себе прижимает, поглаживая заднюю сторону шеи, а сам Чонгук молчит: он ждёт ответа. — Тебе придётся купить шкаф побольше, чтобы вместить все мои шмотки, — прыскает омега, целуя Чонгука в щёку. Ну, конечно, он согласится. Не могло быть иначе. Оба просто подготавливали друг друга к этому событию, к важным словам, которые желали произнести. Чимин чувствует, что его разрывает от чувств, смаргивает слезу и тут же её прячет в чужих тёмных волосах, утыкаясь носом за ухом Чонгука. — Я тоже тебя люблю, — тихо произносит, на этот раз не с желанием влезть в шкуру альфы, а со всеми чувствами, какие обычно наполняют данные слова. Чон стискивает его бока, им мало даже того, насколько близко они соприкасаются. Хочется прилипнуть и никогда не отлипать, наслаждаясь едва заметным стуком сердца и мягкими торопливыми поцелуями.***
Чимин обещает Тэхёну приехать после похорон Чиёна, а пока ждёт, когда вернётся альфа, заехавший к родителям с Ыюном. Мальчику нечего там делать. Никто печеньке не лгал: прямо сказали о смерти папы, но он… не отреагировал. Чонгук даже испугался, что Ыюн при всей своей чувствительности и эмоциональности, не переполошился. И омеге тоже передалось его волнение. Похороны — не самое приятное место. Особенно учитывая, сколько боли причинил альфе умерший омега, и что за люди на данном мероприятии будут присутствовать. Чимин морально готов ко всему: он собран, резинка на руке, а рассудок трезв и ясен. Он понимает, что даже несмотря на ненависть Чонугка к Чиёну, тот всё ещё остаётся мужчиной, которого Чон когда-то любил. С которым строил семью, который также родил ему сына. Он был одиноким и больным, никому, к сожалению, ненужным, и не будь его семья такими скотами, судьба могла бы сложиться иначе. Но как есть — так есть, и теперь Чимин поедет на похороны бывшего своего альфы. Он готов, осознаёт, что это — последний барьер, который должен переступить Чонгук. Отпустить Чиёна и задышать полной грудью. И Пак будет рядом в этот миг, он поддержит Чона так же, как поддерживал всё время, пока они достигали своего уютного, мирного будущего. Чимин поправляет чёрную скромную рубашку и накидывает на плечи жакет, когда слышит звонок телефона. — Я спускаюсь, — говорит он в трубку, уже действительно натягивая кожаные туфли на босые ступни. — Давай, солнце, — слышит низкий голос альфы на том конце и непроизвольно улыбается. Каждый раз, когда Чонгук зовёт его приклеившимся прозвищем, вынуждает вздрагивать в груди сердце. В машине омега привычно усаживается на пассажирское и тут же получает горячий поцелуй, пусть Чон и сдержан. День не особо радостный, но Пак целиком наполнен любовью к нему, не получается сдержать радости от каждого взгляда. Быть может, совесть после погрызёт его чуть-чуть, но почему Пак должен быть несчастен сейчас? Дорога до зала, где простятся с прахом ранее кремированного Чон Чиёна, проходит спокойно. Чонгук убитым не выглядит, скорее настороженным, и Чимин отчасти понимает причины: на церемонии будут родственники бывшего мужа. Чимин ещё их не видел, но уже терпеть не может. Он испытывает двоякие ощущения по отношению к Чиёну: омега не был бы таким и не натворил бы столько мерзости, если бы его семья не обманула Чонгука, если бы они позаботились о нём. Но нечего плакать о пролитом молоке, Чимин выстоит эту церемонию рядом с Чоном, в обиду не даст ни себя, ни альфу. Зал полупустой. Здесь только Намджун и трое незнакомых Паку людей. Офицер подходит ближе и хлопает Чонгука по плечу, выражая свои соболезнования. Чон его руку сжимает пальцами и благодарно кивает, хотя не заметить облегчения во взгляде обоих мужчин трудно. Чимин понимает, для чего здесь присутствует Намджун — не просто, чтобы проститься с покойным мужем Чонгука. Совсем для другого дела. Омега уверенно вскидывает подбородок, когда пожилой альфа на них оборачивается и дёргает низкого роста омегу за плечо. — Санги-щи, Чжухон-щи, — холодно приветствует их Чонгук, не выражая и грамма почтения в адрес своих тестей. — Примите мои соболезнования. — Не вижу, чтобы ты горевал, — язвительно выдаёт стоящий рядом омега. Чимин помнит, что его зовут Хвасан, и это именно тот самый сталкер, преследующий его. — Под ручку с новым омегой. — Вас моя жизнь ни коим образом не касается, — жёстко произносит альфа, прожигая Хвасана взглядом. — Прошу не забывать тот факт, что нас с Чиёном связывали только документы и общий ребёнок. С кем я живу и строю семью — не ваше собачье дело. Санги поджимает губы, но Чонгук никак не реагирует на явное проявление недовольства, лишь обжигает холодом во взгляде. — Быстро ты позабыл моего сына, — фыркает омега, скрещивая руки на груди. — Уничтожил моего ребёнка, упёк в больницу, а сам нашёл… молоденького, — с отвращением взглянув на Чимина, выплёвывает бывший тесть альфы. Чимин взгляд выдерживает, не выдаёт и грамма ненависти, которую испытывает к этим людям. — Бессмысленная беседа, — фыркает Чонгук. — Хоть на похоронах сына вели бы себя прилично. А то что-то я не замечаю горя на ваших лицах. Санги возмущённо нахохливается, как потревоженная птица, прожигает Чонугка яростным взглядом. Хвасан делает шаг вперёд, но Чимин тоже шагает ему навстречу, преграждая путь к альфе. Чонгук руку на омегу не поднимет, но хрен знает, что у этого ублюдка на уме. — Вы сюда на похороны приехали или рожи свои кислые корчить? — язвительно шипит омега, прожигая Хвасана взглядом. — Ты вообще здесь находиться не должен, какое право ты имеешь… — Хвасан тоже встаёт на дыбы, уже приближаясь опасно к Чимину, на что Намджун тоже делает шаг в их сторону. Широкие плечи офицера, пусть и стоящего сейчас в зале без формы, явно остужают пыл брата Чиёна. Чимин усмехается и фыркает, шагая обратно к Чону, который тут же переплетает их ладони между собой. — Чимин здесь потому, что я так решил. Напомнить ещё, что на содержание и похороны Чиёна вы не дали и копейки? — вздёргивает бровь альфа, вынуждая родителей покойного переглянуться. Церемония прощания проходит в молчании. Чонгук подходит напоследок к урне и буравит ту взглядом, а после без сожаления отворачивается, чтобы спуститься с возвышения. Не оглядывается на фотографию Чиёна, сделанную до всего произошедшего, не вздрагивает и не напрягается. Чимин за альфой внимательно наблюдает, замечая, как Чонгук в момент, когда проходит мимо Намджуна, кивает. Решительно и твёрдо. И омега знает, почему. Не успевают родственники покойного двинуться к выходу из зала прощания, как альфа стеной становится перед ними, жжёт взглядом Хвасана. — Ча Хвасан, вы обвиняетесь в преследовании, угрозах гражданину Пак Чимину, распространении личных данных пациента частной психиатрической клиники. А также в порче чужого имущества. Вы подлежите аресту для дальнейшего взятия показаний и расследования. Согласно Уголовному Кодексу Республики Южной Кореи, вы имеете право хранить молчание до прибытия адвоката, выделенного вам государством, — Намджун вынимает из кармана брюк удостоверение, показывающее его принадлежность к полиции, и всё это сопровождается металлическим звоном наручников, выуженных следом за «корочкой». Санги как-то истерично взвывает, вцепляется в локоть мужа и шокировано глядит на младшего сына, пока белый, словно бумага, Хвасан, переводит бешеный взгляд на Чимина. Он буравит Пака глазами, наполненными яростью и злобой, несправедливостью, какую он о себе мнит, на что тот только растягивает губы в улыбке. Салютует Хвасану, прижав два пальца к голове и резко одёрнув их вверх, а после отворачивается, чтобы, взяв Чонгука за руку, покинуть злосчастное помещение.***
Тэхён отказывается выходить из машины. Он выглядит крайне поникшим, но они оба мусолят эту тему уже неделю: родители должны всё знать. Иначе никак. Тэ подтвердил беременность, сходив на анализ крови, теперь его ждёт завтрашняя запись на узи и постановка на учёт по беременности, чтобы наблюдаться у врача в течение всего срока. Его родителям решили сказать на следующих выходных. На самом деле их знакомство с Юнги прошло очень гладко. Добродушная чета Ким, не обращая внимания на довольно неформальный вид альфы, которого с собой привёл в дом сын, только обрадовались. Папа кормил Юнги домашними моти по их семейному рецепту, который привез из Японии и модифицировал ещё дедушка, отец глядел, конечно, строго, но даже его Мин смог очаровать. Оказывается, им с отцом нравится один и тот же музыкант, так что Ким Донсэн оказался добродушен по отношению к альфе. Они объявили родителям о своих отношениях, но о положении Тэхёна пока говорить не стали — ждали момента, когда факт подтвердит врач. Тэ, конечно, нервничает до сих пор, не имеющий возможности предугадать реакцию семьи, но в том, что они его примут в конечном итоге — уверен на все сто. В отличие от тех людей, к которым его сейчас привёз Мин. Он не хочет идти в дом, не хочет встречаться с холодностью четы Мин, чтобы его обдавали безразличным, насмешливым взглядом, будто Ким их сыну неровня. Быть может, в их глазах так и есть, но вот Юнги считает иначе, а ему омега доверяет больше. — Тэ, — тянет устало альфа, пока они уже полчаса сидят в салоне «Вольво», а Ким никак не решится на то, чтобы покинуть его. — Я не дам тебя в обиду, слышишь? — Я не хочу, чтобы ты с ними ругался из-за меня, — бубнит он, стискивая пальцами край рубашки. — Всё будет нормально. Веришь? — Юнги подцепляет пальцами подбородок омеги и внимательно глядит в глаза. Заражает своим спокойствием, и Тэхён выдыхает, коротко кивая. Тогда альфа целует его в губы — с нежностью, чтобы, кажется, придать сил для решения этой задачки, выросшей у них на пути. Руки всё равно от нервов трясутся, когда Тэ выбирается из машины и захлопывает дверцу. Он ждёт, пока Юнги приблизится и возьмёт его за ладонь, крепко стискивая пальцы. Тэхён до этой минуты не замечал, но как только они проходят во двор, минуя калитку, становится ощутимым напряжение Юнги, который сдерживается и хочет казаться слоновьи спокойным. Он тоже волнуется, и Тэ решает больше не доставлять альфе проблем своим поведением. Идёт послушно в сторону большого дома, крыльцо которого освещено большой лампой над дверью. Юнги заходит без стука, слышно разговор родителей из кухни, пока оба разуваются, а Тэхён давит в себе взволнованную, почти трусливую дрожь. — Юнги, это ты? — мягко зовёт господин Мин, выглядывает из проёма и тут же мрачнеет, замечая Тэхёна. — Пап, надо серьёзно поговорить, — низко, словно уже переходя в оборону, выдаёт альфа. Их не встречают тёплым ужином, как было дома у Кимов, взгляды собравшихся сосредоточенные и жёсткие, если не считать Тэ, который уставился на свои носки и отказывается поднимать голову. — Тэхён ждёт ребёнка. От меня, — выдаёт после продолжительного молчания, повисшего с мгновения, как все сели за пустой стол, Мин. Оба его родителя продолжают безмолвно буравить взглядами, только теперь омегу. — Вы сейчас серьёзно? — шипит Ычжи — папа альфы. — Я тебе вроде ещё лет в тринадцать объяснил пользу презервативов! — Папа, так получилось, — прожигает яростно в ответ родителя Юнги. — Как получилось? — всплёскивает руками тот. — Порвался, блять! — не выдерживает альфа, пока его отец раздражённо потирает лицо ладонями. — Нет, и ты мне ещё доказывал, что не спишь с ним, — тычет разъярённо в омегу указательным пальцем Ычжи. — Но ребёнка ему как-то умудрился заделать. — Мы встречаемся. Уже некоторое время. И вообще, не твоё дело, с кем я сплю! — почти рычит Мин, морща от злости нос. — Я уже тысячу раз тебе говорил, Тэхён — хороший человек. Я знаю его, я уверен в нём. — И даже в том, что ребёнок твой? — насмешливо приподнимает бровь Ычжи. — Да, — твёрдо отсекает любые сомнения, даже не задумавшись, Мин. Тэхён хочет сжаться до размера атомов, скрыться с их глаз, исчезнуть, лишь бы не ощущать себя… так паршиво. Он знал, что не нравится семье альфы, хотя ничего плохого им никогда не говорил и не делал. — Юнги… — угрожающе тянет Ычжи, пока его муж просто молча трёт от раздражения виски. — Это слишком уж рано, не думаешь? Вы оба студенты, ещё вся жизнь впереди. Триста раз поменяете решение, разойдётесь, а куда уже малыша будете девать? — Я не собираюсь расходиться, понятно? — не выдерживает альфа и подскакивает. — Я собираюсь растить своего сына вместе с любимым омегой, вне зависимости от возраста, положения и тому подобного. И если я отказался встречаться с тем, кого ты мне полгода подсовывал, значит, тому были причины. Тэхёна я люблю, никуда от него не уйду, хочешь ты или нет, придётся принять моё решение, если не желаешь потерять сына, — щёки альфы краснеют от эмоций. Тэхён нередко видел проявление его импульсивности, но чтобы настолько... Несмело глядит на альфу, кончики его пальцев подрагивают, а в глазах уже стоят слёзы — это первая реакция на любой стресс, а сейчас особенно. — А ты что скажешь? В своё оправдание? — решает переключить свою агрессию на омегу Ычжи. — Почему я должен оправдываться? — тихо спрашивает Тэхён. — Я не знаю, что вам такого сделал, раз вы меня ненавидите. Оправдываться мне не за что. Юнги стоит, чуть загораживая бедром Кима и не позволяя папе давить на беременного омегу. — Ты слишком молод. Быстро надоест бытовуха, пелёнки и всё остальное. Думаешь, я буду вам помогать? Думаешь, будете кататься, как сыр в масле? — выплёвывает Ычжи Тэ, а у того вздрагивают плечи. Так вот, в чём причина. Тэ не того уровня жизни, что Мин Юнги. Омега поднимается на ноги. Он касается плеча альфы, и тот настороженно на Кима посматривает, ожидая, что произойдёт дальше. — Знаете, если вы вдруг подумали о том, что мне что-то от вас нужно, то ошиблись, — от накала эмоций и в принципе постоянной плаксивости, ему и без того удавалось удерживаться слишком долго. Слёзы вырываются, голос дрожит. — Даже не попытались познакомиться со мной, узнать хоть что-то обо мне. Сразу сделали какие-то свои выводы, приняли решения и тихо ненавидели, хотя я не сказал ни разу и не сделал вам ничего дурного. Лично мне и нашему ребёнку от вас ничего не надо. Не хотите — ваше право. За мной остаётся решение, и я его принял. Мой сын родится, нравится вам это или нет. И Юнги сам решит, что ему делать. Тэхён резко оборачивается на альфу, глядя сквозь пелену слёз решительно и без страха. Он уже знает, что Юнги его не бросит, что будет рядом, потому лишь выдыхает через нос, когда Мин переплетает их пальцы. — Выходи за меня, — громко произносит Юнги, вынуждая застыть всех присутствующих в кухне. — Юнги, ты… — потерянно начинает отец альфы. — Тэхён, выходи за меня замуж, — ещё чётче, почти по слогам заявляет он. Тэ даже дышать забывает. Он, вообще-то, не так себе это представлял. Ноги кажутся ватными, живот чуть тянет, из-за чего омега быстро прикасается к месту под пупком пальцами. — Это не из-за ребёнка. Я так хочу, — не отводит взгляд Мин. — Я хочу, чтобы мы поженились. И ваша помощь мне в этом вопросе не нужна, — почти прикрикивает на только открывшего рот папу. — Ответишь? — Я согласен, — севшим от шока голосом отвечает омега. Он никогда не принимал таких серьёзных решений импульсивно. Трусишка Ким Тэхён обычно всё продумывает и взвешивает, мусолит информацию. И понимает, что даже если не было бы беременности, а Юнги предложил бы ему стать законными мужьями, Тэ не отказался бы ни за какие день от того, чтобы сменить «Ким» на «Мин». Родители альфы просто остолбенело сидят за столом, с шоком во взгляде следя за тем, как Юнги, крепко сжав на секунду руку Тэхёна, снимает одно из своих колец и надевает на безымянный палец омеги. — Заработаю сам, — с нажимом произносит он, — и куплю тебе колечко с самым большим камнем. Тэхён опять хочет реветь, но сдерживается, хотя губа его уже начинает дрожать. Он шмыгает носом и бросает безразличный взгляд на будущих, не желающих его видеть в качестве мужа альфы свёкров, пока Юнги поспешно выводит омегу из кухни, а после — из дома. — Юнги, — зовёт Тэ, когда они покидают территорию коттеджа, хлопнув калиткой. — Юнги. Альфа разворачивается и перепуганно глядит на Тэхёна. Он словно тоже только сейчас трезвеет после всего произошедшего, бросает взгляд на серебряное кольцо на пальце омеги, а после обнимает его. Прижимает голову к своей груди, поглаживает кудрявые волосы Тэ, пока тот старается успокоиться. Живот снова колет и тянет, и омега волнуется ещё больше. — Я правда тебе подарю нормальное кольцо, — дрожащим голосом произносит альфа, зарываясь в волосы Тэхёна всей пятернёй и целуя в лоб. — Это мне больше нравится, — усмехается Ким, прежде чем обхватить Мина руками за пояс. Они кажутся Тэхёну романтичными, какими-то странными дураками. Но лучше так, чем без него.***
Чимин сидит в кафетерии в одиночку, когда звонит папа. Тэхён написал сообщение, что неважно себя чувствует и останется дома, Юнги где-то в универе, но Пак пока не может его поймать, не знает расписание альфы. Потому тухнет в компании овощного салата и горького кофе. Трель телефона отвлекает от скуки, и Чимин взволнованно поднимает трубку. Они созваниваются каждые два-три дня, и любой звонок заставляет омегу волноваться. Отец уже несколько недель проходит курс какой-то новой химиотерапии, но о результатах родители пока молчат. То ли не хотят расстраивать старшего ребёнка, то ли не желают лишний раз обнадёживать зря. — Привет, — осторожно здоровается Чимин, прижимая смартфон к уху. — Привет, сынок, — голос Сунха звучит спокойно и расслабленно, где-то на фоне возятся младшие, слышны их голоса, и сам Пак расслабляется. — Как ты? — Я ничего, скоро на занятия иду, — улыбается он, слушая спор братьев о какой-то ерунде. — А вы как? — Я вот и звоню тебе по этому поводу, — Чимин весь выпрямляется после слов папы, вздёргивает брови, потому что его голос звучит… радостно. — Новости! Чимин кусает от напряжения нижнюю губу, ведь папа держит интригу, добела стискивает пальцами пластиковую вилку и ждёт, пока новость ему озвучат. — Врачи ставят в прогнозы ремиссию, — голос родителя наполняется слезами. От счастья и надежды. — Они говорят, что агрессивные лекарства, какие-то только испытанные, дают свои плоды уже сейчас. Полноценная жизнь отцу, конечно, дастся трудно, но он, — папа не сдерживается и начинает плакать, голос его срывается, но Чимин понимает, что Сунха ревёт от облегчения. — Он может выздороветь. Пак едва сдерживает рвущиеся наружу собственные эмоции, зажимает рот ладонью, чувствуя, как колотится в груди сердце. С отцом всё будет хорошо. Лекарства помогают, он может войти в ремиссию. Никто не исключает вероятности, что болезнь способна вернуться, однако… Это шанс. И Чимин хочет радоваться даже ему. — Пап, — сорвано произносит омега в трубку, пока Сунха старается успокоиться. — Я очень-очень рад. Я… — Приезжайте с Чонгуком на выходных, ладно? — шмыгая носом, просит Сунха. — И… сыночка его возьмите. Отметим это, как полагается. Всей семьёй. Чимин уже чувствует, как в носу всё сильнее щиплет. Он ощущает себя героем дурацкой мелодрамы, где всё начинает налаживаться, и ещё никогда не был так рад этому ощущению — нежданному, сладкому. Возводит глаза к потолку кафетерия, чтобы не плакать, пока находится здесь. В груди щемит от хороших прогнозов докторов, от слов Сунха. — Конечно, приедем, — улыбается Пак, стискивая корпус смартфона. — И Ыюна возьмём. — Тогда мы все вас ждём, — выдыхает в трубку папа. — Передавай всем привет, — напоследок бросает Чимин. Когда звонок завершается, он, не выжидая и минуты, бросает свой непритязательный обед, чтобы рвануть обратно в корпус. Бежит сломя голову, впопыхах, но всё же достигает знакомого кабинета по сопромату. Без стука врывается в помещение и сразу же ястребом оглядывает пространство: никого. Из подсобки выглядывает Чонгук, держащих в руках стопку сшитых курсовых, моргает, замечая растрёпанный и встревоженный вид омеги. — У отца прогресс! — уж тут Чимин не сдерживается. Почти кричит от радости, преодолевая расстояние между ним и альфой. Слёз нет, только бешено колотящееся в груди сердце. Чонгук поспешно оставляет папки на столе и тут же принимает Чимина в кольцо своих рук. И насрать, если кто-то зайдёт. — Я рад, — выдыхает на ухо, продолжая крепко сжимать Пака в объятиях. — Я рад, солнце. Это очень, просто космически хорошо. Чимин часто кивает, прижимаясь щекой к груди Чона, крепче стискивает чужой пояс руками. — Папа пригласил нас троих на выходных к ним, — поднимает голову он, утыкаясь подбородком в грудь альфы и получая сразу же поцелуй. — Поедем. Только купим Ыюну подарок. Поможешь с выбором велосипеда? — склоняет Чон голову, поглаживая омегу по пояснице ладонями. — Мне ещё к Тэхёну надо, — задумчиво тот прикусывает губу. — Как раз вытащу его прогуляться по магазинам. — Хорошо, — улыбается альфа, прежде чем снова поцеловать Пака. — Полагаюсь на тебя.