Плесень на дворцовой стене

Она некоторое время всматривается куда-то за дверной проём, из последних сил приподнимаясь на кончиках пальцев. Затем понуро оседает, пристыженно склоняя голову. — Барышня Хэ… я… могу задать Вам вопрос? — Ты уже его задала, Кэян, — Хэ Бошань даже не поднимает глаза, продолжая заваривать чай. Кэян дёргает головой. — Тогда могу задать три вопроса? — Уже за-… — она поднимает голову, при этом рваным движением опускает худые плечи; губы чуть поджаты, взгляд впивается в собеседницу, но устремлён он в глухую пустоту, — Можешь. — Служанка может выйти замуж за гвардейца? Хэ Бошань пожимает плечами. — Может, но не слишком часто это происходит по воле обеих сторон. — А за принца? — Так, это уже четвёртый вопрос. — Ну, барышня Хэ… — Кэян смотрит на собеседницу невинными ласковыми глазами. — В теории всё возможно. Но на практике служанка займёт разве что положение наложницы, да и то далеко не первой по счёту. Ты для чего спрашиваешь? Девушка мотает головой, накрывая одну свою ладонь другой. — Просто так. В последнее время другие служанки постоянно обсуждают племянника Вдовствующей Императрицы… — Принца Яньси? — Да, он ведь очень часто посещает дворец, вот на него и засматриваются. Хэ Бошань усмехается, но в ответ ничего не говорит. — Мне понятно, что я не могу претендовать на хорошую партию, даже на гвардейца. Моя семья бедна и лишена какого-либо влияния, я дочь простого купца, у меня нет ни братьев, ни сестёр. Лавка моего отца до сих пор существует только благодаря жалованью, которое я получаю. Если бы не милость барышни Хэ, другие служанки так и смеялись бы надо мной. К своему стыду Бошань даже не помнила фамилии своей собеседницы; хотя о той в принципе мало что было известно, ко всему прочему понять её было не то что трудно, но и не особо-то просто. Кэян была меланхоличной, гиперчувствительной, следовательно, — нервной до изнеможения; по сути она являлась полной противоположностью Хэ Бошань, а таковые, как водится, притягиваются. За вспухшими от бессонницы и волнения извилинами проклёвывался юркий девичий разум, Кэян прекрасно справлялась с порученными обязанностями, а потому, когда она однажды поздней ночью пришла вся зарёванная с мольбами о помощи, вся природа Бошань встрепенулась и словно воспротивилась жестокости той судьбы, которая была такой израненной птице уготована. — Надо мной тоже смеялись, когда моя семья растеряла абсолютно всё своё влияние; смеялись, когда мой брат вместо сдачи императорских экзаменов отправился служить стражником в Холодный Дворец, когда я вместо свадебного платья надела форму дворцовой прачки. Тебе нужно бояться не тех собак, которые постоянно лают, а тех, что молчат, Кэян. И тебе стоит начать ценить себя, иначе и во дворце, и в душе до конца своей жизни останешься простой слугой низкого статуса. Возможно, та по доброте душевной рассчитывала на утешение или слова поддержки, ибо после такого строгого ответа стушевалась, будто бы ощущая по всему телу покалывание неловкости. Разум понимал, что Хэ Бошань права, что во дворце не место слабости и воркованию над расплывающимися в собственных страхах людьми, но от этого легче не становилось.

***

Она смотрит на него некоторое время с явным подозрением; дергает бровью прижимая к груди шкатулку, которую несла. Невинные ласковые глаза, сфокусированные только на ней одной… кого-то напоминают… — Барышня Хэ, — принц Яньси смотрит на служанку с мягкой улыбкой. — Могу задать Вам вопрос? — Нет. Она разворачивается и начинает быстро уходить. Закатные лучи освещают аккуратную спину и длинную шею. — Ну, барышня Хэ! — он разочарованно разводит руками. — Даже не дала мне шанса! Она ловко поднимается по лестнице, после чего оборачивается. Солнце как будто тонет в её глазах, лишая их малейшей искры, слабейшего отблеска. — Вы и так у меня в долгу — я помогла найти человека, которого можно протолкнуть в окружение Императора. Не смотрите на меня так, я прекрасно знаю, чего хотите и Вы, и принц Кэцин, и все в этом дворце. Я не буду больше участвовать, — она подаётся чуть вперёд. — Не заставите. Его глаза широко распахиваются; несколько недель назад она посылала к нему слуг с просьбой о помощи, а теперь говорит, что это она была его благодетельницей?.. Бессовестная чертовка. Он смотрит ей вслед, не ощущая, как краснеют щёки и губы расползаются в истерической улыбке, словно она не просто ушла, а предварительно нахлестала ему по лицу. Такая красивая и нежная по природе своей, но с ним безмерно далёкая и колючая. Она была недосягаема и десять лет назад, и пять, и даже сейчас он на смех всем богам не может до неё дотянуться. — Хэ Бошань… неудивительно, почему Вдовствующая Императрица так сильно благоволит тебе… — он нервно усмехается, чувствуя, как бешено и больно заходится его сердце. — Неудивительно, что ты смогла вернуться к нам так быстро…

***

— Таньланьхуа… — Что?.. — Мама тебя не учила делиться? — А тебя мама не учила не клянчить? — Таньланьхуа, надо делиться… — Аоманьхуа, надо не клянчить… Он с невозмутимым лицом двигает свободной рукой стул рядом с собой, освобождая для неё место. Она радостно улыбается, подхватывая руками подол роскошного платья, и садится рядом. В следующее мгновение ладони ложатся не на стол, а на юношеское плечо. Аоманьхуа, одна из полнородных сестёр Государя, конечно же была красивейшей из девушек не только Дворца, но и всей Империи. Спокойный её вид хотелось всеми силами оберегать, а девичьим просьбам невозможно было противиться. — Ты ведь меня любишь? — Приходится. А ты меня? — Приходится… ты мрачный и вредный. — Ты очень хорошо располагаешь собеседника к переговорам, продолжай. Юноша переводит на неё спокойный взгляд; так обычно смотрят на маленьких разыгравшихся котят, безмерно любимых, но от этого не менее шкодливых. Аоманьхуа театрально надувает губы, после чего вовсе обнимает юношу за руку. — Ты внезапно испытала прилив родственной любви и решила скрасить одиночество брата-императора? — Для меня ты всегда будешь в первую очередь братом, а потом императором.

***

Её брат уже достаточно долго не охранял врата Холодного Дворца, однако прочие гвардейцы, завидев хрупкий силуэт, напоминающий ветку молодого дерева на фоне заснеженного сада, рвано склоняли головы и отходили в сторону. Хэ Бошань, служанка с кошачьим лицом, на котором отпечаталось лишённое девичьей лёгкости выражение, смотрела на монолитные стены с холодным прищуром. Глаза её были одновременно ненавидящими и уставшими, почти что сонными. По лицу то и дело проходила рябь нервного тика; окаменевшее тело прокалывала дрожь от холода и истеричного возбуждения, какое обычно бывает у сектантов в религиозном экстазе. "Нет, я не отрицаю. В определённой мере не чиста ни мыслями, ни помыслами. Но сюда пришла не в качестве твоего палача". Она уместилась где-то после Императора и перед двумя принцессами; её способности по очевидным причинам не позволяли быть полезнее императора, зато, в отличие от принцесс, она всегда была при своей хозяйке и роль слуги позволяла убивать тех, кто хоть раз перешёл Вдовствующей Императрице дорогу. Ночь непомерно холодная и слишком шумная, чтобы считаться хоть немного красивой; завывания ветра похожи на мычание покойника, из плоти которого выходят остатки воздуха, а шелест дворцовой зелени представляется десятиметровой волной, способной похоронить под собой эти уродливые ободранные павильоны для забытых жён и отвергнутых наложниц. Внутри этих стен нет ни титулов, ни системы рангов. Только грибок, плесень и обтянутые кожей скелеты с воспалёнными почками и подкожными кровоизлияниями, едва ли передвигающиеся из-за поражённых артритом суставов; хрипящие, будто кошки из-за застрявшей в горле шерсти, и практически выхаркивающие свои лёгкие вместе с мокротой и алой пенистой кровью. Конечно, можно было просто подождать. Конечно, они все умерли бы и без её помощи. Однако Вдовствующая Императрица щедра и нетерпелива. Быстрее всего человек погибает при расположении борозды выше гортани. При остром развитии удушья смерть может наступить уже через три минуты. Удавление бывает полным, когда тело целиком находится в воздухе, и неполным, когда тело частично опирается на какую-либо поверхность; смерть может наступить в обоих случаях. Признаками, свидетельствующими о смерти от удушения, служат синюшность лица, кровоизлияния в склеры, трупные пятна синевато-лилового цвета с многочисленными чёрно-синими кровоизлияниями в кожу; на шее будет видна борозда от сдавливающей петли и будут определяться переломы шейных позвонков. "— Скоро наступит десятилетие смерти твоего отца, Хэ Бошань? — Свергнутый герцог хотел поднять восстание против покойного Императора, его царственной семьи и всей Поднебесной. Он не заслуживает быть ни членом клана Хэ, ни отцом детей клана Хэ, ни живым, ни упоминаемым, Госпожа." Человек сильно кашляет и сипит, пока ещё предпринимает попытки освободиться; лицо становится одутловатым, багрово-синим. "— Клан Хэ многие годы был главным из сподвижников Династии. — Ваша слуга уверена, что для предков это была величайшая из почестей. Свергнутый герцог был разбалован теми привилегиями, которые давала принадлежность к клану Хэ, и вместе со своей недальновидной женой понёс заслуженное наказание." Выдох становится интенсивнее и длиннее; нарастает синюшная окраска кожи. Возникают эпизоды остановки дыхательных движений, вместе с рефлексами угасает и сознание. "— Хочешь сказать, тебя полностью устраивает нынешнее положение слуги? — Клан Хэ, бывший сподвижниками Династии, всё равно был рабом Ваших Величеств. Лишённые привилегии помогать Династии в правлении, мы всё ещё с честью и благоговением носим роль Ваших рабов." Растворяются остатки поверхностного, судорожного дыхания, которое может проявляться в виде слабых редких движений либо коротких максимальных вдохов и быстрых полных выдохов. Наблюдаются судороги. "— Ты напрочь лишена сыновней почтительности, Хэ Бошань. — Эта слуга знает свою ошибку. Эта слуга заслуживает смерти, Госпожа." Она выходит из павильона под утро. Сквозь мышиного цвета облака едва проскальзывают бледные утренние лучи. На улице всё ещё холодно, дворцовые крыши покрыты тонким слоем инея. Однако она не ощущает ни пробегающего мороза по коже, ни ледяного ветра, залезающего за шиворот. Глаза её были одновременно обречёнными и уставшими, почти что сонными; всё вместе создавало навязчивое ощущение, что такая же пара глаз есть у неё на затылке. Вторая пара глаз нужна была, чтобы в дворцовых лабиринтах беспокойные души с распухшими лицами не подкрались и не затянули за собой в ад. Она нервно выдыхает, но не видит перед собой клубы пара; словно она не живое существо, словно с каждым приказом Вдовствующей Императрицы бренное тело покидает всё человеческое. Поставь вместо неё пару глиняных горшков — никто не заметит. Неудивительно, что она смогла так быстро к ним вернуться.