***
Господин скучал страшно и бессовестно по Хану, по этому наглому и гордому парню. Ему хотелось сделать что-то для него, подарить новый ханбок, сборник или что-то другое. Но он был уверен, что Джисон отвергнет все эти вещи, находя в этом унижение и насмешку от господина. Тяжело господину вынашивать свои чувства, которые, как драгоценный камень, переливаются и мерцают всеми гранями, но лишь тогда, когда на него светят яркие лучи солнца. А его солнца нет. И господин уверен, что никогда и не будет от Хана таких же взаимных чувств. Не успел молодой господин предаться спокойному волнению по своим душевным страданиям, как его вновь потревожили. — Я же говорил больше не являться на моём пороге, — монотонно проговорил господин Ли, смотря сверху вниз на слугу из дома своего отца. — Простите меня, молодой господин, но Ваш отец снова высылает приглашение, — покорно поклонился слуга, жалея, что снова отправили именно его. — Тогда передай ему, чтобы долго на этом свете не задерживался. Тогда я к нему приду и навещу. Господин ушел в дом, закрывая дверь перед растерянным человеком. Сидеть дома без дела тоже невозможно. Господину Ли резко становится душно, лишь запах цветущей зимней камелии манит сладостью. Господин не оставил Хана без присмотра. Его верный друг господин Хван был его глазами и ушами в доме кисэн. Хоть первой целью служил Ёнбок, а не Хан, но тот это умело совмещал. — Закладывай повозку, мы едем в дом кисэн, — спешно приказал молодой господин Сумину. Сумин не мог не радоваться своему господину, который словно стал выглядеть юнее и свежее. Взгляд его очистился, и брови выпрямились. Но слуга предчувствовал грозную тучу, нависшую над его молодым господином от отца, который не заставит себя долго ждать.***
Джисон все чаще стал забивать свою голову ненужными мыслями и воспоминаниями о тех ночах, когда он был в доме господина Ли. Эти мысли словно щекочут его душу и тело. Он не может работать, видеть других господ в доме и слушать чужие голоса. Ему всё кажется, что не заслужил такого бережливого отношения к себе со стороны молодого господина. Он уверен, что перед тем, как потерять сознание, он сказал ему что-то едкое и решил сделать иначе. «Да, он просто хочет, чтобы я почувствовал стыд и вину и извинился перед ним», — рассуждал про себя Хан. — «Какое ему дело до меня, до мелкого раба…», — с какой-то ноющей тоской подумал он. — «Вот расскажу ему тот проклятый стих, и поймет он, что я не глупец! Не буду больше с ним водиться!», — убеждал себя Джисон, не веря в свои слова. Хану было всё равно на насмешливые взгляды нун. Он больше думал о том, что из-за него испортится репутация молодого господина, которая и так не была достаточно хороша. Он не смел признаваться себе, что снова хочет услышать тёплый голос господина и увидеть его тёмные глаза, в которые хотелось погружаться и не отрывать взор. Каждый вечер он сидел в своей комнате и ждал, но господин Хван приезжал без своего друга. Он каждый раз просил Ёнбока надеть женскую одежду и выйти к нему в приемные покои, составить компанию среди реальных кисэн. Как-то раз Хан не выдержал и спросил у своего друга: — Ёнбок-а, ответь мне честно. Клянусь, что я не буду осуждать тебя. Ты влюблён в господина Хвана так же, как и он в тебя? — Хан дождался, пока блондин переоденется. Ёнбок на мгновение застыл и, смотря в одну точку, ответил прямо: — Хён, прости, что я молчал, — начал виновато блондин, что Хан удивился. — Ёнбок-а, я не хочу, чтобы кого-либо обидели в этом доме. Но если ты уверен в себе, то я только буду рад, — улыбнулся Джисон, протягивая другу раскрытые ладони. Юноша робко жал ладони друга и посмотрел в его глаза, которые лишены были осуждения. — Сначала мне было страшно, — искренне делился Ёнбок, — но потом господин убедил меня в том, что он не желает мне зла. Тогда же я смутился. Но господин так добр ко мне, и я медленно перестал бояться его. Хан понимал своего друга и готов поддержать его и его любовь. Хоть он все ещё осторожен по отношению к господам. — Но что вы будете делать? — спросил Хан у покрасневшего Ёнбока. — Господин Хван хочет забрать меня в свой дом, чтобы я мог больше не прятаться под этим одеянием, — нахмурился в отвращении парень, глядя на юбку. Джисон слушал и словно не узнавал господина Хвана. Он и не знал, что тот может быть таким внимательным и спокойным. Вообще он не полагал, что господа могут верно и чисто любить одного человека, не причинив ему боли. Хан был уверен, что после разговора с приятелем его внутреннее волнение разъяснится. Однако туманность не прошла, и стало только хуже. Тогда же он решил больше ничего не предпринимать, чтобы не открыть в себе то, чего так сторонился все свои годы. Разговоры сами его нашли. Чжиён была на удивление весела с самого утра. Улыбка не сходила с её румяных щёк, и смешки бесконтрольно вылетали из её пухлых губ. — Нуна, отчего ты такая счастливая? — спросил заинтересованный Чанбин. — Чего же мне плакать? Все дома и все здоровы, — юлила девушка. — Чего-то ты недоговариваешь, — прищурился парень и ущипнул нуну за плечо. — Ай, Чанбин-а! — рассмеялась та. — Пойдём к Джисону, там и расскажу. Ах, как я скучала! — Чжиён крепко приобняла Чанбина за плечи и повела его в комнату Хана. Они тихо заглянули внутрь комнаты и увидели задумчивого Хана, который сидел на полу и смотрел на картину матери. — Снова сердце его заходится, — прошептала Чжиён и помотала головой. Чанбин не хотел больше стоять на пороге комнаты, поэтому он взял девушку за локоть, и они оба вошли внутрь, не желая оставлять Хана в одиночестве. Они уже несколько дней наблюдают за ним и не могут добиться от него ни единого слова. Но сейчас они не дадут ему пропасть и сохранить какие-то тайны от них. Ведь ещё в детстве они пообещали друг другу всегда быть рядом, и ни разу никто не нарушил данное ими слово. — Джисон-а, что с тобой? — ласково спросила Чжиён, вырастая перед Ханом. — Ты редко разделяешь с нами трапезы, ходишь везде один и сидишь постоянно в комнате. Что же с тобой случилось, отчего сердце твоё не на месте? Хан часто заморгал, ведь он не слышал никаких шорохов за пределами комнаты и не ожидал увидеть своих близких. — Да, нуна права, — согласился Чанбин. — Ты можешь рассказать нам. Хан не хотел обижать своих друзей молчанием и плохим настроением. Он вобрал воздух в лёгкие и поджал губы. — Я думаю, что ещё не вылечился. Оттого и сердце моё странно бьётся. — Джисон-а, неужели господин плохо обращался с тобой? — Девушка села рядом с парнем, кладя свою ладонь ему на плечо. — Нет, господин Ли был щедр и не обделял меня своим вниманием. — Должно быть, это отравление так подействовало на тебя, — предполагал Чанбин. — Что? Какое отравление? — юноша раскрыл свои глаза и недоумённо посмотрел на лица. Чжиён и Чанбин переглянулись и опустили взгляд в пол. Но Чанбин прервал молчание: — Ты не знал, из-за чего ты был без сознания? Он отрицательно помотал головой, ведь господин ему сказал, что это случилось из-за алкоголя. — Джисон-а, — мягко начала девушка, — тебя отравили, и вся деревня знает об этом. — Но за что меня травить? — не понимал Джисон, переводя взгляд с Чжиён на Чанбина. — Прости, что сказали тебе. Не думали, что ты не знал об этом, — неловко почесал свою шею кибу. — Мне кажется, что отравить хотели не тебя, а господина Ли. Но там оказался ты, — принялся рассуждать вслух Чанбин. Он тоже сел рядом с Джисоном, похлопывая его по плечу. — Но за что это делать с господином? Ведь он не сделал никому и ничего плохого, — злился Хан. — Да и почему он ничего не сказал мне?! — Всё просто, — улыбнулась Чжиён, — господин не хотел ещё больше волновать тебя. — Среди всех господ были те, которые показались тебе странными? — опрашивал Чанбин, желая тоже знать правду. Подобные ситуации редко бывали в высшем обществе, поэтому они всегда волновали ум простых людей. Чжиён же думала о другом, когда видела природную тревогу и злость на лице своего братца. — Я не помню, хён, — растерянно ответил Хан. — Джисон-а, Господин Ли никого не подпускал к тебе все те дни, пока ты был в его покоях. — Как же? Мне он сказал, что вы приходили ко мне, — запутался парень. — Нет… Джисон-а, он берег тебя, — тихо ответила Чжиён, заглядывая в покрасневшее лицо Хана. — И ты больше не говоришь о нём плохих слов, — заметил Чанбин. — Он спас тебя. Говорят, что твое состояние ухудшалось с каждым днём, — Чжиён сжала ладонь Джисона, с жалостью смотря на него. Хан уронил голову на грудь, неожиданно вспомнив, как господин нёс его на своих руках. Как обнимал его со спины, даря защиту и тепло, и говорил, что все будет хорошо. Резкое желание заплакать вонзилось ему в горло, но он терпел, чтобы не сделать этого при друзьях. — Джисон-а, отчего же сердце твое заходится? — вновь повторил былой вопрос Чанбин. — Я… мне стыдно признаваться вам, что мысли мои всё ходят вокруг одного лишь господина Ли, — Хан стал нервно чесать своё колено, жмурясь от неловкого молчания. — Чего же ты молчал? Или думал, что мы будем тебя осуждать? — фальшивым обиженным голосом протянул Чанбин. — Какого же ты плохого мнения о нас, Джисон-а! — подыграла Чжиён. Хан не ожидал такой реакции от друзей. Кажется, что он стал забывать об их искренности и бесконечной любви. Они обняли парня, не задавая ему лишних вопросов, потому что знали его сильную ненависть к господам. А теперь юное и не окрепшее сердце Джисона прониклось господином Ли. — Джисон-а, господин Ли настоящий господин. Скажи ему о себе, поделись переживаниями, — советовала Чжиён, получая поддержку от Чанбина. — Верно, он тебя не обидит. — Но и не полюбит, — с сожалением добавил Джисон, вытирая слезу. — Какой же ты бываешь упертый, что не видишь очевидного, — вздохнул Чанбин, легко ударяя парня по плечу. — Нет, хён, ничего здесь нет явного. И я один попался в свою же ловушку. Не думал я, что когда-то перенесу судьбу своей мамы, — грустная улыбка застыла на лице Хана. Как же он мог забыть о своих друзьях? Нет, как он мог подумать, что они не поймут его? Хан настроен понаблюдать за господином Ли. Этот план долго не заставил себя ждать, ведь молодой господин снова приехал в дом кисэн. Хан во многих ситуациях вёл себя уверенно, однако сейчас он не знал, что делать и как себя вести. Он надел женский костюм, свою шляпу, но не стал маскировать лицо красками, как делал до этого. Он стоял в своей комнате и смотрел на себя, гадая, с какими мыслями он уснёт сегодня. И пока Хан думал об этом, то не заметил Чихве, стоявшую позади него. — Оппа, молодой господин ожидает тебя, — она странно посмотрела на юношу и молча вышла. Хан не успел ответить девушке, но покорно вышел вслед за ней. Господин Ли сидел вместе со своим приятелем и шутил с кисэн, игриво щипал их за пухлые щеки. Они сидели у него на коленях и что-то рассказывали, пока господин с интересом слушал их. Джисон насупился и перевёл свой взгляд на Чихве, которая была недалеко от него. Однако и она направилась в сторону молодого господина. Он тут же поприветствовал её и ласково подозвал к себе. Радость девушки была видна в каждом её движении и слышна по каждому её слову. Весь вечер с раздражением в груди и тяжестью на сердце Хан наблюдал, как все веселятся. Все получили внимание от молодого господина, кроме него. И в моменте ему это ужасно надоело, словно все его представления разбиваются на осколки, как тонкое стекло. Никогда он не видел такого спокойного и смеющегося господина. И видимо, этот смех никогда не будет предназначен ему. Не услышит он от него ласковых слов, не почувствует тех объятий, о которых тайно мечтал бессонными ночами. Он сидел один среди людей, ощущал свою жалость и никчёмность. Он больше не хочет допускать ни единой мысли, что может быть желан молодым господином. Теперь он понимает свою мать, которая совершила такую же ошибку, найдя любовь в господине… — Куда же нуна уходит? — громко и отчётливо обратился господин Ли к уходившему Хану. … или же нет. Джисон неспеша подошел к мужчине, не глядя в его глаза. Он всё ещё злился на себя и неосознанно на господина, поэтому просто кивнул ему, не обронив ни слова. — Подойди ближе, — господин поманил его ладонью и дождался, пока тот наклонится к нему. — Здесь ужасно душно. Прошу, составь мне компанию на улице. Хан кивнул и направился к выходу, дожидаясь господина на пороге. Они молча шли по ночному двору, лишь лунная дорожка освещала их тропинку, ведущую в сад. Воздух свеж и чист, он свободно гуляет по миру. Подвластен самому себе, и ему не грозят никакие невзгоды. — Камелия, цветущая зимой, настоящий подарок природы, не находишь? — прервал тишину своим мягким голосом господин. — Да, её красные лепестки жгучие и красивые, — недовольно ответил Хан, отворачиваясь к кустарникам с влекущим запахом. — Ты ведь любишь природу, какие цветы тебе нравятся? — господин вёл какой-то странный для Хана разговор. — Я люблю все дары природы, но этот аромат есть только у неё, — парень посмотрел на всё те же кусты камелии и сделал глубокий вдох. Господин Ли мягко улыбнулся, наблюдая за Ханом. Но он хотел видеть его глаза и губы, маленький нос и пухлые щёки, как на них выступает розовый румянец. — Сними же свою шляпу, — легко усмехнулся господин. — Если Вам так угодно, — безэмоционально ответил юноша и снял шляпу с головы. — Джисон-а, что-то не так с твоим самочувствием? — с беспокойством спросил господин Ли, поглядывая на бледную кожу. Хан опустил взгляд. Заботливые глаза господина прожигают, путают его чувства и разум. Он чувствует, будто вот-вот разобьется о что-то суровое. Он тихо ответил, что чувствует себя намного лучше благодаря лечению господина. Юноша изъявил свое желание наконец-то рассказать стих, чтобы распрощаться с господином и своими нелепыми, никому не нужными чувствами. — Тебе незачем доказывать свой ум. Я верю тебе. Господин Ли чувствовал себя легко, рядом с парнем волнение его исчезало, и все тревоги забывались. Он сложил свои руки за спиной и устремил взгляд на полную луну. При её свете кожа Хана светилась, напоминая бархатные и тонкие лепестки цветов. — Раз уж Вы дали мне задание, то я должен выполнить его, — твёрдо ответил Хан. Первое четверостишие он рассказал на ходу, но его шаг стал замедляться, пока низкий голос мелодично продолжал рассказ о былой любви, вызывающей счастливое забытье. Господин остановился и встал перед Ханом. Он дождался, пока тот закончит. Тогда же он расцепил свои руки и вытянул их навстречу юношескому телу. Господин видит, что его Джисон чем-то опечален, а значит, тоска одолевает и его. Он хочет разделить с ним его тревоги, а не оставлять в одиночестве. Господин притянул парня к себе и поднял его голову за мягкий подбородок. Дыхание пропало. Как бы Джисон не пытался не дрожать, но у него не получалось. Пальцы господина гладкие и тёплые, а глаза глубокие и чёрные, словно ночное озеро, переливающиеся при ночном светиле. — Скажи, в чем причина твоего молчания? — тихо начал господин, не выпуская парня из кольца своих рук. Он не хотел оправдываться и отпускать его, поэтому прижимал к своему телу лишь сильнее, боясь, что тот исчезнет прямо посреди ночи, и он его больше не увидит. Ладони господина поддерживали Хана за талию и невольно поглаживали крепкую спину. Хану стало жарко, его щёки горели и грудь нервно вздымалась. Он слышал в ушах громкое биение своего сердца и нечаянно приоткрыл свой рот, не зная, что будет происходить дальше. Но его губы сами собой говорят то, что засело в нём грузом. — Господин Ли, — глаза Хана бегали по лицу напротив, — моё сердце не на месте каждый раз, как я подумаю о Вас. Оно бьётся так сильно, что я боюсь его ударов… — Джисон-а, — господин наклонился ближе к смущенному парню. Хан ощутил чужое дыхание, и он, наконец, посмотрел в глаза молодого господина. Они искрятся и горят так же, как и он сам. Господин несмело улыбнулся и тут же дал свой ответ. — Скажи, ненавидишь ли ты меня? — Нет, я вовсе не ненавижу Вас, — пробормотал юноша. Ему кажется, что господин играет с ним и дразнит. — Простишь ли ты меня, если я скажу, что сны мои лишь о тебе, и я желаю быть с тобой? Украсть у этого мира и хранить тебя в своих руках. Голова Хана кружится, и он не знает, как толковать слова господина. Не может быть такого, что тот признается ему во взаимных чувствах. Должно быть, это сон. Очень длинный и желанный сон. — Господин, — неуверенно зовет Джисон. Губы господина тянутся к губам напротив. Они мягко обхватывают их, пока ладони сокращают расстояние между телами. Вкус влажных губ сладкий и ненавязчивый. Он всегда будет напоминать им об этом дне, когда сердца нашли друг друга и ритмично синхронизировались. Хана вновь накрывает волна дрожи. Всё тело немеет и хочется упасть, но его крепко поддерживают и любовно целуют, что не хочется, чтобы это заканчивалось. Господин слышит лишь громкое дыхание Хана и видит трепет его темных ресниц. Как же любим этот парень всей его душой, что вообразить такое было невозможно. — Джисон, моя душа принадлежит лишь тебе, и сердце будет биться только для тебя. Я хочу смело тебе сказать, что я люблю тебя. И если бы я мог подобрать слова, то написал бы для тебя стихи. Хан счастливо улыбался и не мог поверить в слова господина, в их искренность и честность. Но что-то подсказывало ему, что это правда. Он не знает, что сказать, но и молчать он не может, поэтому открывает свою душу и смотрит прямо в нежные глаза. — Я тоже Вас люблю, мой господин! Руки Хана обвивают шею. Он встает на носочки и снова приближается губами к господину. Они стоят при свете луны, окруженные запахом цветов, и полностью отдаются слиянию мягких губ и тихого причмокивания. Объятия так легки и теплы, что Джисон чувствует себя укрытым от всего мира. Вечер плавно перешёл в ночь, которая была незамечена двумя влюбленными. Всё, что было доступно им — сплетенные ладони и неловкие, но светлые улыбки. Они гуляли и обменивались своими мыслями, рассказами о детстве и не замечали спешку времени. Но напоследок господин остановил Джисона и серьезно посмотрел на него, говоря свой наказ: — Дай мне своё слово, что не будешь верить слухам и сделаешь всё, что я тебе скажу, — глаза выжидающе смотрели на растерянного юношу. — Хорошо, господин, — ответил Хан, получая в ответ поцелуй в щёку. Он не понимал, к чему была эта странная просьба, но он готов её выполнить, ведь господин никогда не предавал его. — Ты замерз? Как я недогадлив, прости. Возьми мой шарф. Господин снял с себя вещь и повязал вокруг шеи Джисона, грея его щеки своими ладонями. Не знал Хан, что может так невинно довериться господину, улыбаться его взгляду и держать за руку. Они легко попрощались, ожидая следующего дня и новой встречи. Однако ночь принесла плохие известия. Джисона разбудили громкие разговоры домочадцев, которые постоянно вздыхали и охали. — Дом господина Ли горит! — забежала Чжиён в комнату к Хану.