Eye of the Storm

Леон медленно выплывал из глубокого сна. Он чувствовал щекой теплую кожу. Налитую мышцу плеча. Какая-то неровность — скорее всего, шрам. Они оба были исписаны шрамами — неумолимыми следами войны и потерь. Он чувствовал глубокое размеренное дыхание. Вдох-выдох. Он лежал на животе — странно, он так никогда не спал. Слишком открытая поза — беззащитная спина, а если распахнуть глаза — увидишь лишь кусок подушки или как сейчас… плечо любовника. Вчера ночью, вернее — ранним утром, он заснул так, вытянувшись рядом с Джеком, головой на плече. Он почувствовал тяжесть мощной руки — Джек прижал его, обхватив за шею. И это давление на шею, которое должно было бы растревожить, заставить инстинктивно освободиться — не помешало ему провалиться в сон. И непривычное ощущение чужого тела рядом не вызывало тревоги. Он полежал еще минуту и попытался встать, осторожно, чтобы не разбудить. Размеренное дыхание не изменилось, но рука мгновенно прижала его крепче. — Куда? — когда он проснулся? Или плага дала майору Краузеру какие-то удивительные способности, спать — и не спать одновременно? Леон, неожиданно для себя, поцеловал плечо, на котором так уютно спал. Он думал, что нежности в нем не осталось, что она вытравлена одинокой жизнью… — В душ. Предплечье давило на его шею еще с полминуты, словно Джек, не открывая глаза, размышлял, можно ли отпустить его в душ или нет, а потом тяжесть исчезла. Леон поднялся, захватил из шкафа свежую футболку и шорты, и поплелся в душ.        Он посмотрел на себя в зеркало, сощурившись от яркого света в ванной комнате. И криво усмехнулся. Просто представил, что он пойдет сегодня в бассейн. Встретит там обычного человека. Нормального человека, который посмотрит на него и скажет: — Извините, не хотел был бестактным. Но вы выглядите как жертва насилия. У вас все хорошо? А Леон улыбнется этими припухшими губами — как у шлюхи, отпахавшей сверхурочно — и ответит: — Да. Я жертва насилия. И у меня все хорошо. Очень хорошо. Забавно. Он задумался над тем, что же толкает его склонять голову на эшафот раз за разом. Надежда, что в один прекрасный день палач все-таки выполнит свою работу? Он посмотрел на свои руки — на запястьях начали проступать фиолетовые пятна. Потом они уйдут в зеленый, потом в желтый и исчезнут. Или будут перекрыты новыми. На бедрах. На плечах. Под коленями. На лодыжке. Вчера стальные пальцы, грубые, не знающие нежности, прошлись по всему телу. И внутри него тоже… На шее тоже было ожерелье из синяков — и это было, лестно? Джек Краузер, так хорошо контролирующий свою силу, умеющий нанести точно выверенный, до миллиметра, удар ножом, не справился с собой. Леон вспомнил глаза с расширенными зрачками. Серую радужку, которую залило багровым, и белки глаз, изрисованные узором черной паутины. Даже в Испании, когда они сражались, эти глаза были человеческими. Но майор Краузер остановился, услышав с последним глотком кислорода — «Джек…» Ты влияешь на меня больше, чем думаешь, Леон Приподнялся на руках, уставился на него неподвижным взглядом — словно рентгеном, проверяя — не сделал ли он чего-то непоправимого? Леон перевел дух и прошептал: — Я в порядке. А позже услышал хриплый голос, без чувства вины, без извинений. Просто констатация факта: — Это больше не повторится. Только если ты сам не попросишь, Леон. Леон не был уверен, что этой просьбы не будет.        Леон включил воду и встал под душ.        Вчера ночью они вошли в квартиру, и Леон почувствовал тяжесть ладоней на плечах — Джек, как джентльмен, стянул с него куртку, волнующе медленно, словно наслаждался тем, что его раздевает. Стянул пиджак и медленно провел шершавыми ладонями по обнажившейся коже, обводя кончиками пальцев линии бицепсов и косточки на локтях… остановился на запястьях едва касаясь… А Леона вдруг ударила поддых опасливая мысль. Все это — несерьезно. Он обнимет тебя. Заставит стонать в своих объятьях, а потом отшвырнет прочь. Взглянет ледяными глазами и скажет: — Как думаешь, новичок, нормальный человек стал бы трахаться с монстром? Усмехнется и уйдет, бросив через плечо издевку: — Специальный агент Кеннеди, ваш служебный долг был выебан моим членом. Передавайте привет DSO. Или это просто план, спецоперация — в стиле майора Краузера, словно шахматная партия — воспользоваться слабостью противника, совместив приятное с полезным и… что? Цель? Эти мысли пронеслись у него в голове за секунду, он запутался в себе, замер, а Джек почувствовал своим звериным чутьем хищника его мятущуюся душу… — Так ты мне предложишь виски? — прозвучал спокойный голос над ухом. Леон вышел из ступора и автоматически ответил: — Да, минуту, Джек… Сделал шаг в сторону кухни и… Джек ни разу не показал истинную силу плаги после Испании. А сейчас Леон за долю секунды оказался прижат к стене комнаты — его вынесло из коридорчика в спальню бесшумным рывком. Его затылок ударился бы о стену, если бы Джек таким же неимоверно быстрым движением не подставил ладонь, компенсируя удар. Зарылся в волосы, провел ниже, по шее и наконец сжал его запястья, одной рукой. Вторая легла на поджавшийся живот. Он должен был бы испугаться, сопротивляться, но встретился глаза в глаза… и его отпустили те тревожные мысли. Джек хотел его. Смотрел с темной опаляющей страстью. Прижался грудью и с облегченным вздохом, как человек, кто ждал что-то важное, боялся, что все сорвется в последний момент, а теперь понял, что цель близка, прошептал: — Леон… Он увидел багровые искры в глазах. Обман зрения, подумал он тогда… и ошибся… — Пришло время пыток, сэр? — и тут же почувствовал боль. Джек сжал его запясться в ладони — так, что почувствовал трение костей друг о друга. Леон был далеко не хрупким мужчиной, но остро прочувствовал свою слабость, по сравнению с ним… — Да, Леон, — Джек почти касался его губ, — буду выяснять ценную информацию у упрямого агента Кеннеди. Леон чувствовал чужую эрекцию, упирающуюся в низ живота. И понял, что отвечает взаимностью. Это было животное грязное чувство, накрывшее его с головой. Он никогда не чувствовал такого влечения. Их руки столкнулись — они, мешаясь и путаясь, расстегивали друг другу джинсы. — Вот как? Какую информацию, сэр? — он слышал себя со стороны и понимал, что звучит как отчаянная шлюха, провоцирующая клиента. Джек рывком спустил его джинсы и белье до колен, отшвырнул его руки со своего пояса, провел горячим пальцем по губам: — Информацию о том, что может выдержать этот рот… Вцепился ему в ягодицу: — И эта задница. Когда-то Леон с своей первой и единственной девушкой пытался, смущаясь, экспериментировать в сексе. Нервничая и даже краснея, спрашивал, не будет ли она против… также, как и она спрашивала его… Сейчас, с Джеком все было иначе. Его ни о чем не спросили. Он потянулся за поцелуем, но Джек откинул голову назад, прищурился и надавил ему на плечи. В темном взгляде читался то ли вопрос, то ли утверждение — ты подчинишься мне, Леон. Он опустился на колени, а через минуту задыхался и захлебывался, судорожно цепляясь за мощные бедра, и слышал холодное: — Я уже говорил — ты хорошо смотришься на коленях, — Джек вспоминал об Испании без малейшего стеснения, — но тогда не было времени занять этот рот более важным делом, чем твои остроты в бою, Леон. Он вряд ли мог доставить хоть какое-то удовольствие в силу отсутствия опыта, но Джеку нравилось. Он оторвал за волосы его от себя, посмотрел на покрасневшее лицо, на непроизвольно выступившие слезы, на натертые губы и залитый слюной подбородок, и одарил его волчьей ухмылкой: — Отличный вид, Леон. Он прокашлялся, пытаясь восстановить дыхание, сглотнул слюну с чужим вкусом, терпким, мускусным, медленно обвел саднящие губы языком и спросил: — Вы мечтали увидеть меня еще раз на коленях с Испании, сэр? И снова был вынужден открыть рот шире и сосредоточиться на попытках вздохнуть. — С моим членом во рту — с первой встречи, новичок. Значит, Джек тоже… еще с тех времен… — Не люблю смешивать работу и личную жизнь, Леон, — ему дали возможность еще раз прокашляться в попытке унять спазм в горле. — Хотя надо было тебя выебать еще тогда… Почему его это возбуждает? Леон не любил грязь в сексе, не любил унижать или быть униженным, и не смотрел порно на такую тематику, но… Видимо, это что-то личное между ними. — Слушался бы лучше… Прошли еще минуты, когда Леон вгрызался сведенными пальцами Джеку в бедра, до боли, смутно думал, а больно ли ему? И слушал указания классическим тоном майора Краузера времен его стажировки: — Зубы, Леон. И старался, как хороший мальчик. Как тогда. — Поработай языком, — и чуть позже довольное его стараниями, — Неплохо, Кеннеди. Хочу на тебя посмотреть Да, майор Краузер хотел посмотреть… какой он… Будет ли он стараться… Будет ли он вести себя хорошо… Леон старался, не понимая, почему, едва дыша и заливаясь слюной и соплями, он все еще болезненно возбужден. Он попытался коснуться себя, но услышал резкий окрик: — Не сметь. Наконец его рывком подняли на ноги и дали отдышаться, уткнувшись раскрасневшимся лицом в плечо. Джек медленно гладил его волосы, пропуская пряди между пальцев. И они поцеловались в первый раз, глубоко и страстно. И выяснилось, что Джек не закрывает глаза при поцелуе. Любого испугал бы этот неподвижный пристальный взгляд. Любого нормального человека. Но он не испугался и вновь увидел багряные всполохи на серой радужке. Это было красиво. Леон вцепился в крепкую спину, а широкая ладонь гуляла по его голой заднице, сжимая до легкой боли, ныряя в ложбинку между ягодиц. — У тебя есть смазка? Конечно, нет. Откуда? Зачем? И Джек это знал. Просто лишний раз подчеркнул. Ты даже не трахаешься, Леон Смазка была у Джека в кармане джинс. Потому, что он точно знал, что сегодня ночью они будут трахаться. По плану майора Краузера и как он хочет. Они добрались до кровати, сдирая друг с друга одежду, и Леон оказался на спине, придавленный тяжелым мускулистым телом. — Приступаем ко второй части, Леон, — Джек поцеловал его в шею, удивительно нежно, — проверим эту чудесную задницу. Само собой подразумевалось, что Леон будет снизу. Он почувствовал слабый протест — Джек снова решал за него? — Нет, — он сам не знал, серьезно он сейчас или провоцирует… Джеку было это неинтересно. Возможно, это было сказано не вовремя. Или обладание его задницей было мистически важным для Джека, мелькнуло в голове с извращенным удовлетворением. Это было лестно. И теперь Леон понял, что всполохи лавы в глазах не иллюзия. Джек потерял над собой контроль. Серые глаза залило багрянцем. Белки глаз и лицо исчертило черными линиями. Джек уперся ладонями ему в плечи, вдавив в матрас. Так сильно, что Леону показалось, что у него трещат ключицы. По руками к пальцам прошла волна, судорога, жилы вздулись так, словно прорвут кожу, словно прямо сейчас, когда Джек лежит на нем, снова произойдет эта пугающая, но величественная трансформация, как тогда, только… Джек уже не останется человеком. Он будет монстром, как те, как Саддлер… и выебет его… Он попытался применить боевые приемы, ударил по предплечьям — бесполезно. Как удар рукой по бетонному столбу. Хотел ли Джек убить его тогда, в руинах? А потом по странному капризу передумал? Или с самого начала наблюдал, оценивал, сдерживая силу? Леон боролся без надежды — победить такого Джека Краузера, как сейчас, было невозможно. Его хватали за руки, под колено, которым он пытался пнуть в пах, выкручивали руки, а в конце Джек просто сжал его горло, и издевательски бесцеремонно, показывая, кто хозяин — лапал его между ног, хватал за задницу… — Что значит «нет», Леон? — он чувствовал, как сухие пальцы пытаются проникнуть в него, царапают нежную кожу. — Что значит «нет»? — Джек низко рычал, его голос исказился, окрасился жаждой крови. Тогда, в бою, он звучал не так. Леон прекратил сопротивляться. Бесполезно. Он задыхался и уже не видел лица, лишь черные и красные пятна… смог выдохнуть только слабое «Джек». И рука, грозившая раздавить ему трахею, разжалась. Джек завис над ним, посмотрел в глаза, потом осмотрел шею, плечи… И лег рядом, на спину, прикрыв лицо предплечьем. Широкая грудь поднялась в глубоком вздохе и медленно опустилась. А когда они снова встретились взглядом — глаза Джека вновь были знакомыми. Теми глазами, чей взгляд с трепетом ловил Леон на себе годы назад. — Я в порядке, — прошептал Леон. Он знал все оттенки взгляда майора Краузера. Так Джек смотрел на него после изматывающей тренировки, когда новичок оказывался на земле, скрутившись от боли, пытаясь подняться вновь и вновь. И как раньше, его быстро ощупали, уже без сексуального подтекста. Джек хотел удостовериться. Нормальный человек после такого сбежал бы. Но не в правилах Леона было отступать. — Это больше не повторится. Только если ты сам не попросишь, Леон, — Джек уложил его рядом с собой. Взял за руку и внимательно осмотрел пострадавшее запястье. А потом выяснилось, что жесткие губы, изуродованные старым шрамом, могут ласкать поврежденную кожу. И боль отступила, перекрытая тягучей истомой. — Оставь свое упрямство, — все, что не устраивало майора Краузера, — было упрямством. Не собственным мнением. Просто упрямством, капризом, забавным бунтом мальчишки. — Тебе будет хорошо, Леон, — Джек прижался к его влажным волосам и глубоко вздохнул. — Не сопротивляйся. Леон знал, о чем не договорил Джек. Тебе будет плохо, если ты не подчинишься. Впрочем, майор Краузер никогда ему не врал. Ему действительно было хорошо. Джек развернул его на спину, огладил ребра и грудь. Его пальцы не умели и не хотели быть нежными, но губы… он прихватил зубами сосок, потом расцеловал, стал спускаться ниже… и Леон не знал, что с ним — этот контраст между болью и лаской, или он просто болен, но он снова начал возбуждаться. И когда Джек дошел до низа живота, он мог лишь тихо постанывать, цепляясь за широкие плечи. — Я забыл, что за принцессами надо ухаживать, — горячее дыхание опаляло его кожу. — Перед тем, как выебать. — Я не девочка, Джек, — он чувствовал, как выгибается в мускулистых руках. И его ноги раздвинулись перед Джеком без всяких просьб. — Я это вижу, Леон, — Джек обильно смазал ладонь и положил на его член. — Не могу спорить с очевидным. Джек начал ласкать его размеренными медленными движениями и довольно прищурился, услышав громкий стон в голос. Леон не смог сдержаться. Как давно его кто-то ласкал так? Да в последнее время он вспоминал, что у него есть член, лишь когда ходил поссать. — Точно мальчик, — Леон почувствовал, что еще мгновение — и все закончится постыдно быстро, как у подростка с бушующими гормонами. — Возбужденный мальчик… — Мальчик, — Джек легко поцеловал его в губы, ускоряя движения, — мокрый, как девочка… Джек прикусил пострадавшую шею и хрипло прошептал: — Мальчик, который сейчас кончит. Он всхлипнул и действительно, кончил, изогнувшись дугой под Джеком, скомкав простынь сведенными пальцами. Блядь, это было так… — Я знал, что ты горячий, Леон. Джек был доволен. Если до оргазма у Леона мелькали еще отстраненные мысли, попытки анализа, остатки рационального, то сейчас… не осталось ничего. Его прошила эйфория — краткий миг ему было хорошо, до электрической боли во всем теле. Потом Джек вытянулся рядом, гладил его волосы, плечи, Леон даже почувствовал шершавый язык, слизнувший каплю пота с его виска… его развезло, как от стакана-другого, наверное, он даже провалился в неглубокую дрему… а Джек, возможно, ожидавший этого момента, осторожно перевернул его на живот, раскинул ноги коленом, и Леон тихо выдохнул, когда грубый палец оказался глубоко внутри него. Он получал хлесткие шлепки по ягодицам, обжигающе больно, сжимался в непроизвольной реакции — и чувствовал острее это неумолимое присутствие в себе… и сразу — нежное поглаживаживание, подразнивание — и расслаблялся, мгновенно получая добавку — и принимал в себя больше и глубже… Слишком много и полно, потом томительно пусто, когда Джек вынимал пальцы, добавить еще смазки, и он снова получал больше… — Отличная задница, Леон, — он спрятал горящее лицо в подушку, — податливая… Джек дотянулся до его уха, не вынимая пальцев, заставляя поднять бедра вверх; — Эта задница более послушна, чем ее хозяин… Его накрыло томительной усталостью. Его тело качалось вслед ритмичными движениями пальцев, а хриплый голос успокаивал… — Эта горячая задница не сопротивляется… Джек вытащил пальцы с постыдным влажным хлюпаньем и вытер о его бедра. — Будет хорошо… Хорошо… действительно… Джек легко вошел в его расслабленное тело, плавно, словно в какую-то разъебанную шлюху… Уже не ласкал его, не старался доставить удовольствие или отвлечь. Просто трахал, сжимая бедра, натягивая на себя все глубже и глубже. И это было хорошо — так интимно. Они действительно стали по-настоящему близки. Он думал, что слишком устал, но снова возбудился и отстраненно слушал свое тихое «а-а» в такт каждому толчку… — Вот так, Леон, — Джек огладил его потный дрожащий живот, — забудь со мной слово «нет». Джек снова начал ласкать его, трахая все резче и глубже, до легкой тянущей боли. — Только «да, сэр», — еще толчок, — «да, майор Краузер», — еще толчок, очень глубоко, — «да, Джек!» Его тело сжалось в оргазме, уже ином, долгом и изнуряющем… И возможно он всхлипывал «да, сэр…», когда почувствовал глубоко внутри горячую сперму.        Минутами позже Леон попытался вырваться из раскаленных объятий и принять душ, но получил свое первое: — Куда? И путаясь в мыслях задал себе вопрос, что будет, когда он все-таки выйдет на работу… если, конечно, получится… возможно, тесты не соврали и он действительно теряет адекватность, судя по его действиям… но если выйдет… он должен будет отчитываться перед ним… или… — Поссать. Помыться. Джек прижал его к себе крепче. — Поссать — да. Мыться — нет. Леон был способен лишь на вялое возмущенное мычание. — Мне нравится, как ты сейчас пахнешь, Леон, — Джек уткнулся ему в шею. — Особенно вкусно. Ну раз нравится… сил спорить не было, запала хватило лишь на жалкую иронию в голосе: — Да, сэр…        Прошел час спокойного сна, и он очнулся, не открывая глаз. Почувствовал горячие руки на животе. И влажные поцелуи на шее. И твердый член, упирающийся в поясницу. — М-м-м… — его оставили последние силы, — это тоже… работает… через «вкл» и «выкл»?.. Джек хрипло рассмеялся и прикусил ему кромку уха. И продолжил тискать. Боже. — Я занят… Сплю… — говорить было тяжело, и Джек дразнил его, как раньше «мур-мур-мур, Леон…» — Нажми на «выкл»… Джек… Хотя бы на «паузу»… И подумал в апатии полусна, что его сейчас схватят за волосы, ткнут лицом в подушку и скажут — Что значит «занят», Леон? Для меня ты всегда свободен. Но нет. Лишь гортанный смешок. Он вел себя хорошо и заслужил снисхождение. — Мой бедный мальчик… можешь не просыпаться. Сам разберусь.        Сейчас, стоя под обжигающим душем, он смывал с себя последствия ночи, прилипшие к бедрам неприятной коркой, и думал, что такой секс — не какая-то ролевая игра. Это отражение характера Джека Краузера… и их странных отношений. Его мысли снова свернули на работу — как сочетать их отношения и его службу в DSO… Но его отвлек Джек. Зашел к нему, обнял — и стало хорошо. — Потереть спинку? — зачем он спрашивает, если в руках уже мочалка и гель для душа? В этом весь Джек Краузер — может делать вид, что твое мнение что-то значит… На самом деле — просто будь послушным, в подарок — красивый ошейник и ласковое почесывание за ушком. Ему стало очень приятно — Джек, не дождавшись ответа, взялся за дело — натирал сведенные мышцы нежными круговыми движениями, позже размял шею и поцеловал плечо. Огладил длинный шрам от ножа на бицепсе — конечно, он помнит до мелочей, это его работа… Леона разморило и хватило лишь на тихое фе, когда Джек обмотал его полотенцем, как ребенка, и потащил в кухню.        Он сонно рассматривал Джека, хозяйничающего в его доме, удивительно по-домашнему — словно они живут вместе год-другой. В одних шортах, волосы еще влажные, широкая спина в рельефных мускулах, тут и там — шрамы, рваные, от пуль и осколков… за этой спиной всегда спокойно и безопасно. Джек включил кофеварку. А Леон дернулся — стук в дверь. Он никого не ждал. Неужели снова… Джек сделал короткий жест — армейский, словно они на задании. «Оставайся на месте». И пошел открывать дверь. Леон не шевельнулся. Тоже привычка. И услышал разговор. — Спасибо, парни, — шорох полиэтилена. — Все нормально? Это не был вопрос для проформы. Джек Краузер мог быть жестоким, неумолимым, мог унижать, изощренно и со вкусом, но… он всегда заботился о своих подчиненных. Лучше, чем о себе самом. Леон снова подумал о том, какую боль пережил Джек, потеряв свой отряд. Не потому, что он ошибся, нет. Их просто предали. И Джек ничего не смог сделать. Это было непростительно. Леон слушал смех и наставления: — Отдыхайте. С гражданскими аккуратнее. Не хочу вас вытаскивать из обоссаного обезьянника под залог… Парни хором пообещали вести себя хорошо. А Леон почувствовал зависть — он сам хотел бы быть в команде Джека… Парни поведали командиру, что пойдут по шлюхам. — Неужели? Это сенсация, господа. Я думал, вы взяли ложу в опере на сегодняшний вечер. Леон слушал грубоватый пошлый юморок про «вечер флейты» и ловил себя на слабой улыбке и ностальгии. Джек вернулся с пакетом еды из супермаркета. Леон вздохнул. Все понятно. Джек открыл дверцу холодильника. Посмотрел на отсутствие жизни — темная пустота комнатной температуры. Обернулся к нему. — Чтобы холодильник заработал, надо включить вилку в розетку, командир, — Леон сделал невинные глаза. У него было хорошее настроение, легкое и расслабленное. Он не мог вспомнить, когда чувствовал себя так за годы… Джек встал перед ним исполинской глыбой. Сложил руки на груди знакомым жестом. — Ты умный мальчик, Леон. Спасибо за информацию. А почему у тебя отключен холодильник? Леон не отступал. — Потому, что в нем ничего нет, Джек, — объяснил, пытаясь изобразить учителя начальных классов, объясняющего не в первый раз элементарную вещь — дважды два четыре, малыш. Джек сощурил глаза. — Спасибо за исчерпывающее объяснение. И через секунду оказался близко-близко. Чмокнул в губы. — Я правильно понимаю, что мой гений просыпается и пьет кофе с этими картонными печеньками вместо нормального завтрака? Леон, снова удивляясь самому себе, состроил изумленное лицо. — Вы удивительно догадливы, сэ-э-эррр… Когда он хотя бы пытался шутить просто так, не иронизировать, закрываясь от людей, или не насмехаться над врагом… просто шутить, пусть глупо… Он сложил руки на стол, уперся подбородком и лениво следил, как Джек готовит им завтрак. Он словно находился в самом центре бури. Вокруг бушует беспощадный шторм, уничтожая все на пути — ломает, крошит на части, выкручивает, искажает все живое и неживое. Остаются лишь неузнаваемые, жалкие клочья, изуродованные безжалостной бездушной силой. В этом шторме ты не продержишься и секунды — оглохнешь, ослепнешь, истечешь кровью, разорвешься на части… Но здесь, в самом центре ада, спокойно и безопасно. Тихо. Спокойно. Тепло.        Джек легко щелкнул его по носу: — Не спать, Кеннеди. Леон вернулся к вкуснейшему омлету. — А кстати, — Леон чуть замялся, — насчет личной жизни, командир. А ты… Джек, естественно, его мгновенно понял и избавил от необходимости подыскивать слова. — Ты — мой первый, — ироничная усмешка, — мальчик. Я по женщинам. Леон заявил, что он тоже предпочитает женщин. И получил очередной ироничный взгляд: — Да, я в курсе твоей бурной сексуальной жизни, Леон. Да, когда-то майор Краузер пытал стажера Кеннеди и доводил до пламенеющих щек. Леон молчал и пытался сбежать. Получал приказ «стоять, Кеннеди», а майор смотрел в несчастные глаза и выносил диагноз: — Мальчик-зайчик. Пойдем по шлюхам в следующую увольнительную, — хмурился и поправлял себя. — Хотя нет. Побережем твою девственность для особого случая. Леону было обидно и он проболтался. Хвастать особо нечем, но он не… Майор принес ему глубочайшие извинения и начал терзать вопросами еще более интимного характера.        Они полдня провалялись в кровати. Его необжитая за столько месяцев комната стала удивительно уютной. Они не мешали друг другу. Джек с серьезным видом что-то смотрел в телефоне, а Леон открыл ноутбук и погрузился в чтение полезной литературы. — Это что? — Джек мельком глянул на экран. — Моя подборка… — Леон задумался, прикусив губу, — психология… психотерапия. Джек, как всегда, оказался проницателен. — Это с этими книжками ты объебываешь мозгоправов год за годом? Подхватил под живот, подтягивая к себе ближе. — Ага, — Леон закрыл простыни текста. — Не могу понять, где я накосячил… И фыркнул, извиваясь — Джек прошелся у него под мышками твердыми, словно из металла, пальцами. Щекотно. — Не переживай. Если случится что-то серьезное, тебя даже из психбольницы выдернут на работу. Он отложил ноут и ткнулся лицом в теплую шею. — Поспи, Леон. Засыпая, он видел гаснущим сознанием грязно-серый шторм с холодными вспышками молний… и где-то в самом центре кусок синего неба, неподвижно стоящие деревья в солнечном свете и… тишина. Око бури.