Eye of the Storm

Джек поглядывал на лицо Леона с смешанными чувствами — тревога и эгоистичное удовлетворение. Леон терпел. Отражение в зеркале транслировало сведенные в напряжении брови — словно Леон выходил на боевую позицию, собранный и настроенный убивать. Поджатые в линию губы. — Он любит аккуратность, Леон, — Джек прошелся расческой по пушистым после душа волосам и в очередной раз попытался собрать непослушную копну в строгий хвост. Удалось. Но буйные прядки там сям выбивались и возмущенно торчали над гладким лбом, вились кольцами над открытой шеей и на висках. На шее темнели синяки. И на запястьях, в добавок — эластичный бинт. Не хватает синяка под глазом, чтобы Леон явил собой типичную жертву домашнего насилия. Будет заметно — но Леон изначально отказался от лечебной мази и любой маскировки. Посчитал не нужным скрывать. Майор Краузер удивился — не похоже на того Леона, замкнутого мальчика, которого он знал. Хотя сейчас, в их постели, эта стеснительность вновь расцвела. Раскрепощенность в сексе, которую Кеннеди демонстрировал под препаратом, была искусственной. Но Джек пришел к выводу, что настоящий Леон манит его больше. Получать желаемое слаще, когда ты встречаешь сопротивление. Забавно, Леон стеснялся и зажимался под ним, но — равнодушно относился к взглядам окружающих на последствия их «сложных» отношений. — Мне все равно, — легко повел плечами, и Джек знал, что это искренне. — Все и так знают. Леон менялся у него на глазах — снова, как тогда, в период стажировки.        — Может быть, под машинку? — мрачно интересуется Леон. — И проблема решена. Джек знал, что отчуждение в голосе вызвано не экзекуцией над волосами. Он должен был привести Леона на прием Вескера. Впервые они встретятся лицом к лицу. Очередное испытание для Леона Кеннеди. Но они оба делали вид, что ничего серьезного не происходит. Джек показал кулак хорошенькому отражению в зеркале. Отражение устало вздохнуло и опустило глаза. Леон его слушался. Хотя нет-нет и взбрыкивал — как та непослушная выгоревшая до белизны прядь, которую Джек старался заправить за ухо. Более-менее. — Хорошо, что фрак с бабочкой не обязателен, — Джек не любил официоз, как и Леон. А сегодня ему придется втиснуться в строгие ботинки, брюки и пугать гостей мускулами под жалобный треск швов рубашки. Леон опустил глаза и уставился колени. Его тоже ждали строгие темно-синие брюки и кипельно-белая рубашка с тончайшими голубыми полосками в тон глазам. Джеку пришлось переступить через гордость и обратиться за консультацией к одному из ученых Вескера — тот был из какой-то европейской знати и разбирался в моде и брендах. Джек хотел, чтобы Леон выглядел хорошо.        Джек взялся за плечи — напряженные, сведенные спазмом мышцы. Размял шею и спустился ниже. Леон прикрыл глаза и медленно выдохнул — старается собраться. Словно перед сражением. Да, можно и так сказать. — Как я должен себя вести? — Джек наконец услышал тихий голос. Смирился. Обратился за помощью к нему. А к кому еще? У Леона не было выхода и он это понимал. — Не дерзи ему. Отвечай на вопросы. Будь вежлив — он не любит мат. Леон криво усмехнулся. — Ты представляешь своего избранника строгому отцу? Боюсь, я не из очень хорошей семьи, дорогой. Скрывать эмоции за иронией — в этом Леон никогда не изменится. — Да, дорогой. Если ты не понравишься моему папе, нам придется расстаться. Мне нужно расшифровывать, что это значит? — легко встряхнул за плечи. Леон знал. Джек всмотрелся в глаза — две ледышки. Но Кеннеди будет сдерживаться — не ради себя. Ради майора Краузера. Джек намекнул ему, что неуважение к божеству в присутствии паствы встанет дорого не только Леону, но и ему самому.        Это не первый дерьмовый прием в твоей жизни, Кеннеди. Леон прислонился к стене и уставился в пространство, усилием воли выключая себя из суеты пафосной толпы. Он вспомнил тот, последний прием в DSO. Жизнь, которую он оставил за спиной. Он смутно помнил, как ему было больно тогда. До тошноты. Сейчас — по крайней мере шампанское было неплохим. — Две замены по списку гостей, — раздалось возмущенное над ухом. — Майор в ярости. Не хотели принимать на борт, но хозяин разрешил. На приеме были люди Джека. На фоне шелковых платьев и отутюженных рубашек они выглядели неуместно — как напоминание, что это не просто банкет для богатых и знаменитых, а тайная встреча на борту яхты самого разыскиваемого биотеррориста на Земле. Леон хмыкнул, представив себе Джека, в сферу деятельности которого влез «хозяин». Он был уверен, что внутренний монолог майора Краузера наверняка сопровождался словом «пидор» или «змееглазая блядь». Да, именно так майор Краузер как-то отозвался о Альберте Вескере, шепотом, на ухо Леону.        Парень из охраны мучился, потел в полной амуниции — кондиционер работал, но в парадном зале было жарко. Душно. Да, душно. Леон понял, что ему нечем дышать. Вряд ли это была реальная нехватка кислорода — просто ты запрещаешь себе чувствовать, Леон. Твое тело намекает, что тебе плохо. Ты нервничаешь. Ненавидишь. Ты боишься подвести Джека… Он сделал несколько глубоких быстрых вдохов — и медленных выдохов. Посчитал от ста — и обратно. Впереди маячила высокая идеально прямая фигура в темном — хозяин вечера. И хозяин всего здесь, включая и Леона. Ему было тяжело смотреть на Вескера. Он перевел взгляд дальше. Рядом с богом — стройная женщина с холеным лицом. Высокая прическа, открытые плечи, шея с бликующим в свете ламп колье. Вызывающая сексуальность, едва прикрытая шелком. Она могла бы быть красивой, с этим лицом римской статуи, если бы не выражение глаз. Джек называл ее «селедкой». Леону она напоминала злую ведьму из детской сказки. Она лишь притворяется красавицей, а внутри — мерзкая старуха с гниющим телом. Женщина вилась около Вескера ужом, бросала манящие взгляды, выпячивала пышную грудь. Вескер придерживал ее за талию, но Леону показалось, что божество недовольно и еле терпит соседку. Хотя, как говорил Джек, Вескер с Джионне трахались. Он решил переключится на другое. — Кого заменили? Если не секрет, конечно, — Леон усмехнулся, напоминая себе и сотруднику майора Краузера о своем статусе здесь. — Два корпоративных пидораса. Свита шлюхи из TRICELL, — парни Джека все также относились к нему с удивляющим Леона теплом. Он не знал, почему. Он с горечью признавал, что общение с людьми на трезвую голову ему все также чуждо. Но… нет худа без добра. Сейчас он относился к этому философски. Смирился со своей натурой. И, как ни странно, переносил разговоры без особого труда. Наверняка, он мог бы справиться с собой и раньше, если бы, скажем, обращался к психотерапевту не только для того, что наебать DSO и получить допуск на работу в поле. Сейчас это неважно. Его воспитанием занимается майор Краузер. И это — навсегда. Методы Джека безжалостны, но результативны. — Вон, аж из штанов выпрыгивают, — Леон отследил направление взгляда и нашел двух лощеных, как лакированная туфля, мужчин. Рассмотрел. Да, нервное возбуждение, экспрессия в жестах… Особенно у одного… Леон рассматривал человека долгие минуты, отмечая мелочи… — Леон. Подойди, — прозвучал приказ в наушник. Он на секунду сжался, ощутил невыносимое давление — словно его прижало бетонной плитой… Медленно выдохнул. Посмотрел вперед. Джек стоял рядом с Вескером и Джионне. Как всегда — равнодушное каменное лицо. Холодный взгляд. — Быстро, — наверняка, Вескер слышал этот приказ, хлесткий как пощечина. Как нашкодившему щенку. Такой тон может унизить любого. А для тебя это мелочи, Кеннеди. Пора привыкнуть. Он послушно пошел вперед. Троица развернулась на выход — в сторону отдельного кабинета. И Леон получил щелчок пальцами от Джека — за мной. Как прикажете, сэр.        В кабинете царил приятный полумрак. Видимо, хозяин не любит яркий свет. Вескер уселся в кресло с высокой спинкой, а ведьма обвилась вокруг божества, словно змея. На равнодушном лице ничего не отразилось, но Леону показалось, что Вескер… недоволен? Брезгует? Джек уселся на стул. Леон, которому не предложили присесть, остался стоять — под взглядами этих троих. Джек смотрел на него спокойно, даже равнодушно — Леон знал, что майор Краузер никогда не покажет истинных чувств к нему. Сейчас он был один. Словно дикий зверек, пойманный и выставленный на общее обозрение. Женщина разглядывала его хмельным взглядом, в котором смешался гадкий интерес, надменность и толика грязного чувства. Ему показалось, что она хочет раздеть его и общупать. Взгляд Вескера скрывали черные очки. Впрочем, быстро снятые. Альберт Вескер мог бы казаться человеком — представительным, даже красивым мужчиной лет сорока- сорока пяти, но глаза… глаза не оставляли сомнений. Это уже не человек. Биооружие, разрушительное, смертельное. Он трахался с Джеком — но всегда чувствовал, что его командир остается человеком. Как и тогда, во время их боя в руинах испанского острова… В Вескере он видел бесчеловечный разум машины — рациональный, равнодушный… от человека — надменность и бьющее в пространство ощущение своего превосходства над окружающими. — Я бы сказал, что мистер Кеннеди — украшение вечера. Глаза с продольными зрачками змеи медленно осмотрели его с головы до ног. — Если бы не эти повреждения, — Леон знал, что в воротнике рубашки видны синяки — работа Джека. И манжеты не скрывают его запястья в фиолетовых пятнах. И этот бинт… — Мистер Кеннеди плохо себя ведет, майор Краузер? Женщина хихикнула, притираясь грудью к плечу в идеально выглаженной рубашке. Он хочет тебя унизить и посмотреть на реакцию. Насколько он сломлен и послушен. Он не понимает их с Джеком отношений. Хоть он и считает себя богом, этого ему не понять… И в постели Леон явно получает больше удовольствия, чем Вескер — от этой дамы. В стальных глазах Джека мелькнул огонек одобрения. Он оценил его игру. Его молчание, спокойное лицо, его смирение. — Я работаю над этим, — коротко ответил Джек. Ведьма улыбнулась и протянула низким контральто просьбу рассказать подробнее. И снова Леон почувствовал волну недовольства от Вескера. Видимо, эта дама была ему нужна, раз он сдерживается. Пока нужна. Джек проигнорировал просьбу ведьмы, лишь отхлебнул виски. А Леон все также стоял под неподвижным взглядом змеи без движения. — Я ценю своих лучших людей, — затянутые в черную кожу пальцы мерно постукивали по столу. Теперь Вескер обращался к нему. — Разрешаю им держать при себе членов семей… — снова долгий взгляд, — или домашних животных. Леон не смотрел на Джека, но знал, что на грубом лице не дрогнул ни один мускул. — Кем вы себя считаете, мистер Кеннеди? Леон задал себе тот же вопрос. И ответил честно, удивившись, как спокойно звучит его голос: — Кем я считаю себя, неважно, сэр. Важно, кем меня считает майор Краузер. Он увидел едва заметную улыбку на узком лице. Божеству понравился его ответ. Джек не поднял глаз, разглядывая содержимое стакана, но Леон услышал в сознании низкий хриплый голос — «неплохо, Кеннеди». — Выйди, — резко сказал Вескер. Не ему, женщине. Леон увидел, как красивое лицо исказилось — амбиции, гордыня, обида. — Удели внимание нашим гостям, дорогая, — судя по тону, Вескер явно не любил ждать. И повторяться. В этом они с Джеком похожи. Они остались втроем.        — Присядьте, мистер Кеннеди, — Леон удостоился короткого взмаха руки. — Спасибо, сэр, — он занял место напротив Вескера. Глаза змеи впились в его — Леон не отвел взгляд. — Понимаю, что вас привлекло в нем, майор, — Джек усмехнулся Вескеру, словно разделяя некую недосказанную шутку, понятную лишь им двоим. А объект этой шутки — Леон. — С вами хотели побеседовать мои партнеры из TRICELL, майор Краузер. Джек молча поднялся и вышел, так и не взглянув на него. Опять невыносимая тяжесть. Он снова начал задыхаться. Дыхание — то, что не замечаешь, то, что делает твое тело без участия разума. Сейчас ему пришлось заставлять легкие работать силой воли. Утром Джек пытался накормить его завтраком и, потеряв терпение, поинтересовался с издевательской заботой: — Я смотрю, ты поддаешься ненужным эмоциям. Предполагаю, тебе нужна медицинская помощь. Будешь ходить и улыбаться всему миру. Леон понял намек. Все его существо сжали осклизлые щупальца страха и неприятия себя — тех дней, что он провел в сумраке сознания. — Нет… — Джек моментально потемнел лицом. Он уже не раз давал понять, что это слово ему не нравится. — Пожалуйста, я… я справлюсь. Я обещаю. Ответ он услышал через долгую минуту — Джек уже стоял в дверях. Бросил в полоборота: — Я тебе доверяю, Леон. Ты не поддашься слабости. Не подведешь меня. О, Джек Краузер отлично знал, за какие ниточки надо дернуть, чтобы его кукла сыграла свою роль на отлично. Однако майор был прав. Как и всегда. Леон был не в том положении, чтобы «показывать характер». И тем более попытаться броситься на Альберта Вескера с десертным ножом.        — Я встречал людей, способных выйти за рамки ограниченных природой возможностей, — Вескер поднялся, заложил руки за спину и прохаживался перед ним, словно профессор университета, зачитывающий лекцию. Доктор Вескер. Сейчас Леон понимал, почему члены организации так преданы этому… человеку? Аура власти. Темная мощь. — Например, известный вам Кристофер Редфилд. Но Кристофер — прирожденный боец с соответствующей подготовкой. Еще до моей встречи с ним в STARS. Вы знаете об этом, — не вопрос, утверждение. — Или мисс Вонг, — сердце Леона пропустило удар. «Забавные детские чувства», как говорил Джек. — Но вы, мистер Кеннеди, — он не понял, как. Он знал о сверхспособностях Вескера, но… он просто исчез, а через долю секунды Леон чувствовал тонкую кожу перчаток на открытой шее. Вескер уже стоял за ним. — В Раккун-сити вы выглядели ребенком. Потерянным щеночком. Но выжили. Леон не двигался, позволяя отвратительным пальцам в коже касаться его тела. Вескер схватил его за запястье, бесцеремонно, поднял похолодевшую руку к свету, разглядывая темные пятна на коже. — Такой хрупкий. Всего лишь человек. Вескер отбросил его руку прочь. Насмотрелся — Вы даже убили моего друга и коллегу — доктора Уильяма Биркина. В его новой ипостаси после перерождения. Леон вспомнил отца Шерри — в «новой испостаси». И снова заставил себя вздохнуть силой воли. Вескер нагнулся к нему ближе, заглядывая через плечо — Леон подумал, что будет, если он попытается ударить пальцами в эти глаза… успеет ли он… насколько существенным будет ущерб… и вонзил ногти в бедра, на которых бессильно лежали его руки… — Уильям был гением. Величайший из умов человечества… — Леон отследил неуместные мечтательные ноты. Ностальгия? Призрак человеческой эмоции? — Убит мальчишкой. Провинциальным полицейским, в котором нет ничего, кроме смазливого лица. Казалось бы, нет… Молчание. — Уильям был моим другом. Близким мне человеком. Он прищурился, всматриваясь в оранжевые глаза с продольным зрачком. Это могло бы быть даже красиво… — Вы не верите, что у меня могут быть близкие люди? — тихо спросил Вескер. Леон вспомнил брезгливость к ведьме и слова о Биркине. — Я верю, что у вас были близкие люди, доктор Вескер. Вряд ли они есть сейчас. Он отстраненно подумал, что Вескер его сейчас убьет. Раскрошит ключицу, в которую вцепился, невыносимо больно впиваясь в ямку у шеи. И разорвет. Лишь надеялся, что майор Краузер не пострадает из-за его честности. Но боль исчезла — Вескер снова был напротив. Сидел в кресле. — Вы умны и наблюдательны, мистер Кеннеди. И терпеливы, — конечно, он причинил ему боль специально. Леон чувствовал, как основание шеи над ключицей начинает пульсировать короткими вспышками. — Вы неоднократно вмешивались в мои планы. Из последнего — мисс Вонг, неукоснительно выполнявшая контракты ранее, проявила строптивость. Леон замер. И почувствовал, что ему стало чуть легче. — Благодаря майору Краузеру ситуация была взята под контроль и ценный образец был доставлен в лабораторию, — облегчение исчезло. Все бесполезно. Стараешься исправить хоть что-то… Джек… — Майор Краузер предупреждал меня о возможном предательстве мисс Вонг. О том, что лишь одно ваше присутствие может повлиять на ход событий. Леон снова наблюдал идеально прямую фигуру, маячившую перед ним неумолимой тенью. — Сейчас у меня нет времени. Возможно позже я смогу воспитать мисс Вонг так же, как вас воспитывает майор Краузер. Унижение. Страх за Аду. Беспомощность. Леон почувствовал, как несмотря на все усилия сохранять спокойствие — кровь отлила от лица, а легкие не могли сделать вздох. Какой-то ебаный паралич. — Вы побледнели, мистер Кеннеди. Вспомнили методы воздействия моего лучшего сотрудника? Он справился с телом, медленно выдохнул и спокойно ответил: — Да. Майор Краузер всегда был отличным учителем. Вы не против, доктор Вескер? — он указал на недопитый стакан виски Джека. — Мы с майором Краузером близкие люди. Вескер молчал долгую минуту. И сыграл радушного хозяина. — Конечно, мистер Кеннеди. Леон отхлебнул виски — ему показалось, что он чувствует горький вкус губ Джека. — Мне жаль, что Кристофер не был способен к диалогу так, как вы, Леон. Он услышал себя со стороны — меланхоличный обреченный голос: — Возможно, вы в свое время не смогли донести до Кристофера свою точку зрения так, как это сделал майор Краузер? Виски был вкусным. Он давно не пил крепкого алкоголя. — Или я просто слабый. Не такой, как Крис. Как вы считаете, доктор Вескер? Леон чувствовал усталость. Он усилием воли давил в себе вихрь эмоций. Воспоминания. Лица Клэр и Шерри. Хозяин оружейной лавки Кендо — простой человек с добрым круглым лицом, и его дочь… он ее не видел, лишь слышал… Просто терпи, Леон. — Я предлагал майору Краузеру сделать вас сильнее. Новый вариант плаги… Леон едва слышал этот металлический голос. — … но майор Краузер посчитал, что это нерационально… Он слышал слово через слово. Это слишком много для него. У него заболела грудь — словно паразит был в нем и вгрызался в сердце. — Думаю, у майора Краузера были и иные причины, которые он не посчитал нужным озвучить. Неожиданно он смог вздохнуть полной грудью. Словно его нервная система отключилась, исчерпав последние ресурсы, и он ощутил абсолютный покой. В его душе воцарилась тишина. — Теперь я вижу, что майор Краузер прав. Вам не нужны дополнительные ресурсы. Вы сами по себе — ценный экземпляр. Его накрыло облегчение. Извращенная благодарность жертвы к мучителю. Вескер поднялся. — Я не буду настаивать, чтобы майор Краузер использовал вас в моих спецоперациях. Хотя у вас, без сомнения, есть талант. Будет жаль тратить его исключительно в личных целях майора Краузера, ограничивающихся вашим… воспитанием за закрытыми дверями каюты. Ладони в коже лежали на его плечах непосильным грузом. Он чувствовал затылком, как Вескер разглядывает его. — Я позволяю своим людям иметь хобби. Маленькие слабости, — Вескер огладил его плечи. Одернул рубашку. — Слабость есть даже у майора Краузера. Пальцы прошлись по волосам, заправляя выбившиеся локоны за ухо. Леон передернулся. Не смог сдержать дрожь отвращения. — И эта слабость в моей власти. Это поможет мне и майору достигать бОльшего взаимопонимания в вопросах сотрудничества. Леон медленно сглотнул. Значит, Джек не всегда согласен с Вескером и даже спорил с ним?.. А теперь… — Наслаждайтесь вечером, Леон. — Леон увидел вполне человеческую улыбку. Глаза змеи были также холодны.        Он вышел из кабинета, подхватил с подноса бокал шампанского, легко прошел через толпу к дверям, но… — Извини, Леон. Шеф запретил тебя выпускать. Только с ним. После того, как гости улетят. Понятно. Джек перестраховался. Вдруг Леон спрячется под юбкой очередной дамочки и ускользнет. Угонит вертолет. Или перенервничав после беседы с Вескером сделает… «импульсивный поступок». У него дрожали руки, пламенела кровь от ненависти, унижения, страха, слепяще ярких воспоминаний, но он справлялся.        Он прислонился к стене, бездумно рассматривая толпу гостей. В сознании смешалось прошлое и настоящее — он не удивится, если увидит в толпе гостей Адама Бенфорда. Или Клэр с Крисом. А еще Шерри. Уже повзрослевшую — угловатого подростка с слишком серьезным для ее возраста взглядом. Или лейтенанта Брана… такого, какого он помнил — он будет стоять с серым в свете сияющего хрусталя лицом и пить шампанское, истекая кровью… Эшли танцует с Луисом и кокетливо улыбается ему… Тебе не место здесь, Леон. А там, на приеме DSO — тоже. С тобой что-то случилось, и ты стал чужим в этом мире. Только с Джеком, возможно, у него получится… Он начал искать в толпе здоровую фигуру майора — чтобы ни случилось между ними, его присутствие всегда успокаивало… Нашел. Джек вновь стоял рядом с Вескером и ведьмой. К ним подходили люди — праздник заканчивался. Договоренности достигнуты. Формальности соблюдены. Джек почувствовал его взгляд — обернулся, окатил ледяным взглядом — Леон знал, что вряд ли скроет испарину на лбу или белое лицо. — Жди меня, — прозвучало в наушнике. Джек смотрел на него, когда говорил — резкий тон, равнодушные глаза, но… Терпи, Кеннеди, — говорил этот взгляд. «Хорошо» — он не сказал это вслух. Лишь шевельнул губами, и знал, что Джек его понял.        Он осмотрел гостей, автоматически запоминая лица, имена и отрывки разговоров. Просто профессиональная привычка — навык работы, которой больше нет… И вновь увидел того, «корпоративного пидораса». И сделал шаг вперед. Он видел, как ведет себя человек — экспрессивных и полупьяных здесь было прилично. Многих понесло от близости к божественному… Но этот… Леон видел отчаянье в глазах. Человек боролся с собой — словно должен был что-то сделать, но не находил в себе сил. Наконец собрался, и двинулся к отдельно стоящей троице. Джек не видел этого человека — отвернулся, прижал палец к уху, видимо, отдавал последние указания по проводам гостей… Леон скользил между фигурами, бормотал «простите-извините», улыбался дежурной улыбкой — чтобы не привлекать к себе внимания, чтобы этот нервный человек не заметил, как Леон двигается к нему наперерез… Где-то за спиной он слышал обеспокоенное его поведением «Леон!» от безопасника Джека… Но тот был слишком далеко… Он успел в последний момент, встал между нервным гостем, Вескером с ведьмой, и Джеком. — Вам понравился прием? — он улыбнулся, не давая протиснуться дальше, загораживая своим телом. — Как шампанское? Даже расставил руки — человек пытался его обойти, а Леон видел пустые глаза. — Пропусти меня, — в голосе звенела одержимость. Чертов камикадзе. Он шел на смерть и знал это. — В чем дело? — недовольно протянула ведьма. — Альберт, что этот мальчик себе позволяет? Это мой человек… Вескер не ответил. Леон услышал голос Джека в наушнике «Кеннеди, какого…» А потом человек с резким вскриком выхватил что-то из-за пазухи — Леон не понял, шприц? Заломал руку, а человек бился у него в захвате. Леон видел искаженное лицо и комично искривленный рот. Ударил его по травмированному запястью. Леон не обратил внимания на боль, просто держал, пока его не сменил Джек, не отшвырнул в сторону, загораживая своим телом… потом подбежали ребята майора Краузера… Через десять минут все было кончено. Человека уволокли куда-то, Джек рассматривал шприц, с какой-то зеленоватой жидкостью, а Леон прислонился к стене, машинально поглаживая ноющую кисть. Он краем уха слышал сбивчивые объяснения Джионне — что-то про «я не знала» и «какой-то псих»… Вескер молчал, потом кинул звенящее металлом «Позже». Они вновь остались втроем. — На экспертизу, — короткий кивок на шприц. Развернулся к нему. — Почему вы это сделали, Леон? Леон пожал плечами и смутно удивился, что продолжение разговора с Вескером дается ему легко. — Я не знал, на кого конкретно будет направлен удар. Я защищал майора Краузера. Теперь на него смотрели двое. Леон заметил, что в стальных глазах Джека полыхают багровые огни. О, майор Краузер был зол. Его люди ошиблись, проглядели — значит, ошибся командир. — Уважаю вашу честность, Леон, — Вескер развернулся к Джеку. — А вам — завидую, майор Краузер.        Джек тщательно чистил ладони щеткой. Он всегда был внимателен к гигиене и стриг ногти очень коротко, но когда работаешь с человеческим материалом, под ногтевую пластину непременно забьется кровь и частички кожи. Он оставил поехавшего из TRICELL ребятам Николая — на нижних палубах едва живому телу найдут применение. Он мог бы оставить допрос на заместителей, но чувствовал острую необходимость избавиться от ненужных эмоций. Поэтому с удовольствием совместил приятное с полезным. Возможно, переборщил немного — даже видавший виды русский приподнял брови в изумлении. Этот дерьмовый прием Вескера. Главное — Леон. Он насухо вытер руки, тщательно — палец за пальцем. Хочешь прикоснуться к Кеннеди чистыми руками, майор? Смешно. Этого мальчика ты не измажешь своей грязью. Он всегда будет чистым.        В каюте было тихо. Джек закрыл дверь и переступил через валяющийся у порога ботинок. Поднял — Леон скинул обувь, не развязывая шнурки. Возможно, попрыгал на одной ноге, торопясь избавиться от раздражающей мелочи. По дороге к ванной комнате нашелся и его собрат. Носки. Ремень. Дверь была не закрыта — в проеме мятой кучкой лежали брюки, которые Джек так мучительно долго выбирал, усевшись в ночи перед ноутбуком. Он откинул тряпку прочь. Подумал, что довольно часто находит Леона в ванной — видимо, мальчика тянуло в укромные уголки. Безопасно, тихо, успокаивающе шумит вода.        Видимо, сил раздеться дальше у Леона не осталось. Он сидел под оглушающим потоком воды — выкрутил напор под максимум. В расстегнутой рубашке и трусах. Джек не видел лица — лишь опущенную голову с запутавшейся в кончиках волос резинкой. Джек приглушил напор, скинул тряпки и уселся напротив, меж согнутых в коленях ног. Увидел, что Леон стащил бинт с кисти — косточка на запястье была почти не видна из-за отека. Леон выглядел как модель из эротического журнала. В этой прилипшей к поджарому телу мокрой рубашке. Полуобнаженные плечи, открытая шея… Просвечивающие сквозь тонкую ткань соски на гладкой груди… длинные стройные ноги… впалый живот… Манящая стыдливая нагота, едва прикрытая мокрой тканью, уязвимая и хрупкая, в то же время — это худощавое тело с четким рельефом мышц… шрамы, бесконечные шрамы. Нежность и сила. В этом весь Леон. Противоречивая натура, сотканная из противоположностей. Дурно подходящих друг к другу частей. Джек надеялся, что его влияние поможет Леону стать… цельным?        Он коснулся безвольных пальцев. Леон не поднял головы, лишь качнул, подставляя затылок под поток воды. — Как я себя вел? — глухим стесненным голосом. — «Неплохо, Кеннеди?» Джек знал, что сейчас нужно Леону. — Очень хорошо, Кеннеди. Поникшая голова качнулась. Джек осторожно высвободил резинку из спутанных волос, стараясь не рвать тончайшие светлые прядки. — Боюсь представить, что я должен сделать, чтобы услышать «Идеально, Кеннеди». Ты не спрячешься от меня за иронией, Леон. — Взорвать чертову бомбу с вирусом над Нью-Йорком? Отравить Гудзон? Голос такой же глухой, отрывистый, словно Леон запутался — забыл, как дышать и говорить одновременно. — Было бы идеально, Кеннеди, если бы сообщил мне, что заметил этого уебка в толпе. А не рисковал собой. Копна спутанных потемневших волос снова качнулась. Очень медленно. — Ты был занят, командир… — Леон беспомощно шевельнул раненой кистью. — Мы же были напарниками, помнишь? Конечно, Леон. Я помню все. — Тогда приказ командира ведомому — отбой. Отдых, Леон. — М-м-м… я отдыхаю, сэр… — голова опустилась еще ниже. Струи воды шумным потоком текли за воротник этой дерьмовой рубахи, что стоила как крыло от самолета. Джек осторожно потянул за влажную ткань, липнущую к напряженным плечам. Леон не сопротивлялся. Лишь склонился еще ниже, почти упираясь лбом в его грудь. Джек увидел сведенные лопатки и проступившие сквозь кожу бусины позвонков. Надо его активнее откармливать уже. Он избавился от рубашки и попытался стянуть боксеры. Леон нервно дернулся. — Спокойно. Просто снимаю. Наконец он поднял мальчика на ноги — не с первого раза. Леон качнулся, будто не смог совладать с коленями. Джек все также не видел лица. Ждал, когда Леон покажется сам. Дождался. Увидел, как сквозь отросшие волосы, закрывшие милое лицо путанным занавесом, на него смотрят огромные глаза — те глаза, что Джек увидел на фото в личном деле загадочного новичка. Печальные, усталые, растерянные, но — такие чистые. Да, тот мягкий мальчишка, добрый, настрадавшийся и измученный. Сейчас Леон слишком устал, чтобы прятаться. — Кем вы меня считаете, майор Краузер? — тихо спросил Леон. Ах, да. Семьей или домашним животным? Чертов Вескер со своими вопросами и дешевыми играми. — Давай в кровать, Леон. Он увидел в стеклянном взгляде напротив горечь. Леон снова поник головой, уткнувшись ему в плечо. Не все можно сказать вслух, Леон не настаивает на ответе. Чувствует сам.        — Он меня трогал… — все так же глухо. Джек видел лишь светлую макушку. Леон свернулся клубком, подтянул колени к груди и напомнил ему котенка. Только хвоста не хватает, прикрыть нос. — Я почувствовал себя школьницей в вагоне метро, которую лапает здоровый мужик. А она боится сделать лишнее движение и терпит, презирая себя. Ждет, когда двери откроются и она сможет выскочить, чтобы проблеваться за углом. Джек был рад, что Леон не видит его лица сейчас. Мальчик получил бы слишком много информации. О чертовом феномене Кеннеди как минимум. И получил бы однозначный ответ на вопрос, как к нему относится майор Краузер. — Впрочем… нет такого позора, который нельзя пережить, — Леон устало прикрыл глаза. — Как выясняется… Джек мягко подтянул теплое тело к себе, заставил раскрыться, улечься в привычную позу. Обнял. — Этот уебок, которого ты перехватил… — тихое фырканье. С малой толикой заинтересованности. Леон вымотался и измучил себя, но… интерес был. Это хорошо. Он втянется, понемногу, переламывая себя… Кеннеди не тот человек, чтобы сидеть дома и ждать любовника с работы. — Протек чердак на фоне любви к селедке. Не агентура противника. Не знаю, чем ему так приглянулась эта мерзлая рыба. Леон не спросил о судьбе этого человека. И правильно. Снова фыркнул. Уже с иронией. — Любовь зла, майор Краузер. Джек легко шлепнул по крепкой ягодице. Наказал за дерзкий намек. — А ты, ради меня смог бы… Ну да. Леон не успел нагуляться. Не флиртовал в баре после работы. Не пресытился конфетно-букетным периодом. В двадцать два года, травмированный одними кошмарными сутками навсегда, он бегал с автоматом по пустыням и джунглям, потел на тренировках, в то время как его сверстники тискали девочек на сиденье авто и несли подобную кокетливую ерунду. — Спи, — Леон вздохнул и замолчал, прижавшись к нему теснее. Задремал.        А следующие пару-тройку часов Джек каждые полчаса будил вздрагивающего, всхлипывающего в ужасе ребенка. Беседа с Вескером ожидаемо растревожила старую рану. И теперь душа Леона истекала кровью.        — Снотворное? — сейчас с Леоном надо было быть построже. Прижал дернувшееся в судорожной попытке побега тело. — Нет, спасибо, — тихо. Виновато. Но твердо. «Сам справлюсь, сэр». Я — сильный. Джек не стал выключать свет — устал щелкать выключателем за эти часы. Приглушил до уютного полумрака. — Почесать спинку? Рассказать сказку? Ждал ироничного ответа, но измотанному сознанию мальчика не хватило сил на щиты. Защита рассыпалась. — Угу.        Почесать спинку получилось, а вот сказка была невеселая. — Я так и не смог смириться, что они просто ебаные алкаши. Сбежал в армию так, что пятки сверкали. Не смог принять, что не могу их исправить. Джек обвел большим пальцем торчащую лопатку. Он никому не рассказывал об этом. Тебе уже под сорок, Джек. Переживания сопливой юности не ранят. Но говорить об этом… Только с ним. — Потратил на них все детство. Думал, если убрать их харчки-сморчки-хабарики, вынести бутылки и укрыть пьяную свинью одеялом — свинья превратится в человека. Это вместо того, чтобы играть в бейсбол или тискать девку на скамейке. Откуда из-под мышки донеслось тихое: — Вы тоже предпочитаете женщин, сэр? Джек улыбнулся. — Конечно, Леон. Жгучих кареглазых брюнеток с большими сиськами. Спина под ладонью выразила слабое возмущение. — Прости, что разочаровал, Джек… Джек нащупал твердое бедро, чуть дальше — округлая крепкая ягодица. Новая привычка. Кроме закидывания руки на грудь, — длинная нога, согнутая в коленке, на животе. Сжал покрепче. — Это — лучше сисек, Кеннеди. У Леона каким-то мистическим образом получилось изобразить стыдливость, не произнеся и слова. Просто язык тела. — Самый отвратительный день в моей жизни, — да. Хуже, чем финал Хавьера, мать его. — Во-первых, получил пизды в школе, — удивленный вздох под мышку. — Да, Леон. В четырнадцать лет я был сутулым дрищем. — О.о. А?.. — Леон хотел было приподняться на локтях да заглянуть в лицо, но подчинился — Джек зажал его шею предплечьем. Ребенку ни к чему сейчас видеть его глаза. Леон всегда тонко чувствовал то, что скрывается за простыми словами. И ему нравились влажные губы на коже. Теплое дыхание. — Пришел домой в кровавых соплях. Грязный, как бомж с помойки. Куда меня, собственно, и окунули. Высшая степень удивления. — Сейчас бы услышать толковое слово от отца да мамке в сиськи порыдать. Пожрать домашнего супчика, — Джек криво улыбнулся, разглядывая потолок. — А хер там. Они начали бухать с утра. Дверь — нараспашку. Три вонючие невменяйки в кухне. Мать, синяя в говно, заснула на стуле. У нее были длинные волосы, а рядом — конфорка горит. Видно, прикуривала да забыла выключить. Как не сгорела… Отец — в коридоре, в обоссанных портках, хрюкает. Вот такой натюрморт. Леон, конечно, почувствовал то, что не следовало. Теплые губы прижались к плечу, а теплая ладонь легла на сердце. — Ты, конечно, навел порядок? Естественно. — Не знаю, откуда силы взялись. Вытряхнул эту троицу на улицу, поочередно. Предварительно прошмонав карманы, конечно. Прямо на дорогу. Хотел, чтобы их переехал какой-нибудь дальнобой. Типа если они сдохнут, то родители в разум войдут. Детские иллюзии. Но — хотя бы двадцатка наскреблась. На мороженко. Снова легкий поцелуй. — Вымыл, переодел и уложил в кровать отца. Услышал в процессе, что я охуевший выблядок, сын шлюхи и соседа. Хотел разбить ему ебло, но рука не поднялась. Тогда не поднялась. — Мать полезла со своими слюнями, поцелуйчиками и липкими руками. От самой воняет, как из канализации, куда вылили бочку спирта и перемешали с говном. Ненавижу эти нежности. Губы моментально исчезли. Джек почувствовал, как бедро под ладонью напряглось. Какой же он… — К тебе это не относится, Леон. Он был готов поклясться, что услышал облегченный выдох. Леон вновь уткнулся носом в грудь. — То есть я не воняю, как минимум? — интересуется Леон. Джек прижался щекой к мягким волосам. Запах Леона был чудесным. Плага блаженно ворковала и ласкала каждый нерв. И да, аромат тела Кеннеди нравился не только плаге. — Не воняешь. Если не трешься по палубам с парнями дольше дозволенного. Снова слабое возмущение. Впрочем, обоснованное. Настоящий Леон, не обколотый препаратом, был все также сдержан в общении. — Я убрал всю срань. Тарелка с куском куры-гриль из супермаркета с гарниром из окурков, плевков и обертки от гандона, как пример. Думать не хочу, как она там оказалась и где сам гондон. Дома я его не нашел. Вымыл полы от сморчков, блевоты и ссанины. Спрятал все зажигалки, спички, ножи. Даже вилки. Перекрыл воду и газ. Во избежание инцидентов. Они дрались по пьянке, забывали выключить воду, курили в постели… Джек вспомнил, что не мог заснуть, пока не убеждался, что пьяные родители отрубились до утра. Пока не проверял и не перепроверял все по десятку раз. Это длилось годы… — Наконец сам вымылся. Напоминаю, что ранее мне дали пизды и окунули в помойку, Кеннеди. Прохладные пальцы огладили его грудь. — Я помню, Джек, — тихо сказал Леон. — Взял эту двадцатку и решил покутить. Раньше-то я каждую копейку, что находил, тащил в дом. А они все пропивали. Покупал жратву — а они ей закусывали. Купил матери подарок — передарила по пьянке какой-то овце, встреченной у алко-маркета. Свиньи — они и есть свиньи. Джек погладил ямочку на левой половинкой задницы. Нащупал вторую. Приятно. — Я надел единственные чистые шмотки. Надушился остатком отцовского одеколона. Сжал денежку в кулачишке и пошел в автоматы в торговый центр. Надеялся, что встречу там одну деваху… Под лопаткой у Леона был длинный продольный шрам. Шершавая рубцовая ткань. Скорее всего — пуля по касательной. Где-то бегал без бронника. Без его присмотра. — Но мечта разбилась о суровую реальность. У автоматов я встретил не девку, а тут самую компанию, которая мне накидала пиздюлей днем. И знаешь что, Кеннеди? Леон прижался к нему сильнее. Увлекся историей. Искренне переживает. — Я вновь получил пизды. И двадцатку у меня отобрали. Я разозлился. Пошлялся по улицам и разбил камнем витрину алкомаркета. Она меня раздражала. Меня забрали копы и я просидел в обезьяннике до утра. Выматерил их. И — опять опиздюлился. Меня забрал отец. Проспался, но все видели, что он пьянь. Смотрели с презрением. И на меня тоже. Будто я виноват. И он действительно чувствовал себя виноватым тогда. Он не был достаточно силен, чтобы исправить… — Отец привез меня домой. Угадай, что было дальше, Леон? Леон вновь сделал попытку приподняться на локтях, посмотреть в глаза, но снова — подчинился давлению на шею. — Ты снова получил пизды. Уже от отца, — прошептал догадливый Леон. — Молодец, Кеннеди, — Джек чмокнул пушистую макушку и глубоко вдохнул этот уютный запах. — В те сутки мне казалось, что меня отпиздил буквально весь мир. Леон проявил настойчивость и Джек убрал руку. Перед глазами появилось хорошенькое усталое лицо и чистые светлые глаза. Леон смотрел на него без жалости. Он просто понимал и чувствовал, как всегда. — И я решил, что мне это не нравится, — прижал указательный палец к носу. Легонько нажал. С курносым носом Кеннеди тоже был очень милым. — Что нам с миром надо поменяться местами. Чмокнул в нос. Леон вновь спрятал лицо у него на груди.        У Леона претензий к родителям не было. Он говорил едва слышно, короткими отрывистыми фразами. Джек знал, о чем Леон умалчивает. Что скрывается в этих паузах. — Мне никто ничего не объяснял… отец со мной мало разговаривал… они просто собирались, хватали меня и уезжали… все оставляли… а один раз забыли меня… — короткий смех… — я услышал шум машины… спустился вниз… тихо и темно… походил по комнатам… думал, что меня решили оставить так, как до этого оставляли лишние вещи… например, мои игрушки… Джек прошелся вдоль изгиба позвоночника и вновь задержался на пояснице. — Сколько тебе было лет? — М-мм… пять, наверное. Я бродил по пустой комнате с плюшевым кроликом в руках и разговаривал с ним… Леон мягко фыркнул. — Чувствовал единство. Одинаковые судьбы, так сказать. Снова ирония, снова защита. — Где-то часа через три вернулась мать. Я ее даже не узнал. В чужой куртке с капюшоном на поллица. На другой машине. Видимо, отцу было опасно возвращаться… В тихом голосе не было обиды. — Подхватила меня на руки и потащила. От неожиданности я не удержал в руках моего единственного друга — кролика, и он остался лежать, брошенный, в темноте. Я кричал маме, но она торопилась. Снова мягкое фырканье. — Я до сих пор считаю это предательством с моей стороны, сэр. Джек приласкал гладкую задницу. Отлично, что у Кеннеди почти нет волос на теле, хотя сам Леон как-то признался, что в подростковом возрасте комплексовал, и ждал, что у него появится хоть что-то, серьезнее едва заметной дорожки светлых волосков в самом низу живота. — Когда я умру и попаду в ад за свои грехи, — Джек рассмеялся бы, но голос Леона был очень серьезным. — Этот кролик с рваным ухом будет первым, кто меня встретит там… Очаровательный чистый мальчик. — А потом… потом… их убили… — тонкое тело едва заметно вздрогнуло под его рукой, — я… я обижался на них… думал, что они меня бросили… вот так… одного… просто я был маленьким и не понимал… Молчание. — Они не виноваты. И то, что мы переезжали так часто, было правильным. Отец заботился… просто не объяснял мне… я и сам понял… позже… Джек слушал тихий отрывистый шепот и думал, что думать иначе Леон не мог. Просто он такой. Понимает и чувствует. Прощает. Не всех. Тех, кого пускает в сердце.        Они поболтали еще на легкие темы. Вспоминали смешные случаи из детства, уже легко, с искренним смехом. Ведь майор Краузер получал пиздюли не раз и не два, а Леона Кеннеди забывали не только в пустом доме. — Мне сказали подождать у магазина, я и ждал. Ко мне подходили с вопросами прохожие. Но я был умный и говорил, что мама придет с покупками через пять минут. И так часов шесть подряд, — Леон засмеялся. — Под конец одна сообразительная старушка отметила, что магазин уж час как закрыт, а мамы с покупками все нет. Хотела вызвать копов и сдать меня. Но мама действительно пришла. Правда, без покупок. Я был очень рад. Правда, хотел пить, жрать и ссать одновременно. Бедный мальчик. Он вдруг почувствовал злость к родителям Леона. Он бы не убил их, нет. Просто забрал ребенка себе, раз они не умеют заботиться о таком мальчике как должно. — Я был уже довольно взрослым, чтобы ссать под любым кустом… Леон прикусил ему плечо. — Наконец мы дошли до закусочной… Там я познал, что такое счастье — просто поссать, попить и пожрать. Вот.        Оказывается, у них была жизнь до — до Раккун-сити, до Хавьера, до DSO и Вескера. Сейчас они были только вдвоем.        Леон возмущался, но Джек не отступал. — На кого ты первый раз подрочил, Леон? Он снова занялся нежной задницей, лаская бархатистую кожу кругами. Он видел скулу, расцвеченную легким румянцем. Леон пытался доказать ему, что не помнит, конечно. Джек поднялся выше, оглаживая поясницу, прислушался — да, легкое дыхание Леона участилось. Он отодвинулся от его бедра, пытаясь скрыть… очень мило. — Актриса? Учительница? — прошептал Джек в самое ухо. — Как ты это делал? Где? В туалете? Или под одеялом?.. Леон попробовал отползти подальше, но Джек рывком прижал его за талию к себе. Да, его мальчик возбудился. Слабенько, конечно… устал, перенервничал… но сейчас он забыл, что было днем. Забыл, где он. Только Джек и он. Джек начал медленно, с низа живота, с чувствительных мест на внутренней стороне бедра… Видел, как Леон кусает губы, как прикрывает глаза в сладкой истоме, чувствовал, как отзывчиво к каждому жесту это стройное тело… Он полил ладонь смазкой и наконец коснулся члена. И услышал тихий хриплый стон. Леон качнул бедрами навстречу… — Ты так это делал? — такой гладкий и влажный… — Или так? Расскажи мне… Леон приподнялся на локте и робко потянулся к нему губами. Неожиданно. Обычно он просто ждал, что захочет сделать Джек. Они поцеловались. Неглубоко, осторожно. Словно в первый раз. И Джек почувствовал, как язык несмело пробежал по шраму на губе и наконец скользнул в рот. Чувственно и в тоже время… чисто? Так, как может только Леон. — Не так… — Леон снова подался ему навстречу, сжимая руку между коленей. — Так я не умею… И эти едва слышные всхлипы на выдохе. Конечно, надолго его не хватило. Его мальчик расслабился, откинул лишние мысли прочь. И отпустил себя. Джек вытер ладонь о салфетку и скинул под кровать. Завтра уберет. От разморенного теплого тела не хотелось отрываться ни на минуту. Поцеловал влажный от испарины висок. И едва расслышал смущенное: — Странно… — Что странно, Леон? — это местечко меж ягодиц манило его, но он не был уверен, что сегодня стоит… он поможет себе сам, а Леон — просто отдохнет. — Твои руки сегодня… — Леон замялся, подбирая слова. — Нежные. Ласковые… Возможно. Он шлепнул по бедру. — Спать? — но Леон развернулся на спину и вновь удивил его. Расставил ноги. — Ты не устал? — Джек положил ладонь на подрагивающий после оргазма впалый живот. — Устал, — Леон прикрыл глаза. — Поэтому трахните меня по-быстрому, сэр. И уложите спать. Это, твою мать, звучало требовательно. Кокетливо. И даже капризно. Леон Кеннеди умел удивлять. Казалось, ты знаешь его от и до. Можешь дергать за нужные ниточки… — Ты сегодня главный, Леон, — он прикусил твердый сосок и прошелся языком к впадинке пупка. Он хотел быстрее войти в тугую задницу. Поэтому больше смазки и меньше возни… Быть внутри Леона всегда было… очень сокровенно.        — Терпи, Леон, — Джек торопился. Не мог сдержать себя. Но он и не хотел осторожности. Наконец Джек вошел до конца, и Леон получил свое вознаграждение. Губы майора Краузера сегодня тоже были… удивительно нежными. — Молодец, — он закинул ноги на широкие плечи и медленно выдохнул. Это было так приятно — чувствовать себя единым с Джеком. — Расслабься, — хрипло прошептал Джек, подхватил его под задницу, вышел почти до конца… и снова вошел. И снова. Все быстрее и быстрее. Останавливался лишь на мгновение, легко целуя в губы, словно благодаря за возможность трахнуть его. — Получай удовольствие, — невероятно, но он снова возбудился. От властного голоса, от мерных глубоких движений… от нежных поцелуев… и от пошлых влажных звуков… Джек заметил и широкая ладонь вновь обхватила его… — Мой горячий мальчик… Позже Леон попросил обнять его крепче, и Джек сделал это.        Он думал, плавая в теплой дремоте, что… Терпи, Леон… Ему только это и осталось… просто терпеть… Расслабься… Здесь… просто терпеть… ждать…