Mutantur memorias

Неделя пролетела так быстро, Гарри опомниться не успел, как подошёл вечер пятницы. Волнение перед предстоящим занятием начинало волнами настигать мальчика. Не зная, куда себя деть, он накинул мантию-невидимку и вылез из кровати. Небольшая прогулка по замку всегда помогала привести нервы в порядок и настроиться на глубокий сон. Но, кажется, в этот раз она провоцировала всё больше противоречий в его голове. Что ожидать от нового занятия? Директор говорил, что все они будут направлены на более глубокое знакомство с личностью Волдеморта. И именно это пугало. Мать Реддла не производила отталкивающего впечатления, ситуация с Томасом Реддлом-старшим только подкрепляла ощущение полнейшего отчаяния и глубинной, сильнейшей любви с её стороны. Действительно, любовь — чудовищная сила, способная толкать людей порой на совершенно непредвиденные и бездумные поступки. Первое и пока единственное воспоминание не то чтобы не отвращало его от образа Волдеморта, а наоборот, заставило Гарри сочувствовать ему, поселило терпкое желание помочь. Гарри вернулся в спальню, так и не достигнув главной цели своей вылазки: он так и не уснул в эту ночь. Утром Гарри открыл глаза, продремав от силы полтора часа, и по юношескому храпу, что отовсюду был слышен, понял, что впервые в этом году проснулся первым. Темпус известил его, что было всего восьмой час. Решив, что с него хватит лежать тюленем в постели, Гарри собрался, как мышь, и прокрался из спальни. Камин весело и игриво трещал щепками, но никого рядом не было — видимо, домовики подкидывают в течение ночи, чтобы камин не гас. Хм, неужто они не спят по ночам? То есть они, никому не показываясь, шныряют по всему замку круглые сутки? Значит, они видят всё и вся, и дежуривших преподавателей, и скрывающихся от них студентов. Интересно… Гарри, полностью погруженный в свои мысли, толкнул дверь, дошел до пункта назначения в Большом зале и уселся завтракать. Расправившись с омлетом, с чашкой кофе в руках он осмотрел полупустой зал: несколько первогодок мучили пергаменты в попытках написать красивое эссе, вероятно, по травологии — виднелись небольшие зарисовки трав; маленькая группка студентов из кружка любителей драконов обсуждали свою повестку — он даже не знал о существовании такого в Хогвартсе — видимо ребята всегда собирались так рано, потому и не видел их раньше. Гарри лениво скользил взглядом по столам, и наткнулся, это уже смешно, опять на Малфоя! Слизеринец, вероятно, только пришел, тарелка перед ним была не тронута, омлет еще издавал пар. Он застыл, опять, но таращился далеко не на гриффиндорца, нет. Белобрысый испепелял дверь Зала, будто ожидал чьего-то появления. И, о чудо! Зашла Грейнджер! Девушка была немного растрепана, дышала чуть чаще обычного, будто только что бежала — это всё было слишком. Слишком очевидно все становилось для Гарри: после очень крутого летнего разворота и переоценки ценностей его наблюдательность заострена как никогда. Гарри рассуждал с самим собой на тему непонятных взглядов Гермионы на стол Слизерина, её порой неуместные реплики и задумчивые ступоры в присутствии слизня, подозрительные взгляды самого Малфоя. Было ещё много разных «галочек». И парень пришёл к единственному выводу, который можно было сделать исходя из этих крох информации: между ними что-то есть. Они могли сами даже не осознавать этого ещё, но определённо искорки начинали лететь. Гарри нисколько не осуждал, не винил её, она, возможно, и сама-то не догадывается о том, что чувствует. Это же Гермиона, она будет отрицать и приводить аргументы «против» пока не докажет этим себе же обратное. Но понять она должна сама, это Гарри знал точно. Ну, что ж, главное, чтобы ей было хорошо, а если будет так — то он и Хорька примет. Нет никаких сомнений, что сама Гермиона поступила бы так же. Потому Гарри собрался игнорировать любые «странности» до момента, пока подруга сама не решит ими поделиться. Гермиона подняла взгляд, нашла платиновую макушку, едва заметно кивнула и приподняла уголки губ. И тут она заметила Гарри. Смущение начало пробирать, шея уже пошла красными пятнами, но задрав носик повыше, Гермиона взяла себя в руки и прошла к другу походкой «не-понимаю-о-чем-ты». Сев рядом, принялась накладывать омлет и с упоением рассказывать о Рунах: — … и представляешь, эти кельты создали несколько, понимаешь, несколько! абсолютно разных рунных словарей, и всё для того, чтобы сбить с толку шпионов захватчика! Такая колоссальная работа и всё, чтобы никто не смог их понять. Поразительно! — Да, поразительное встречается. Очень поразительно, до чего может довести скрытность человека. История пишется победителями, знаешь ли, потому может они и захватчиками-то не были. Может, они желали добра и хотели оказать им поддержку, а кельты восприняли их как врагов. — Ну, не знаю, Гарри, как-то это притянуто за уши, не находишь? — она улыбнулась, положив ладонь на руку друга. Мгновение. Зрачки её глаз расширились, когда прошлись по противоположной стороне зала и нашли Малфоя с чашкой чая. Она не смогла удержать свои губы, что уже начали выгибаться вверх. Второе мгновение. Да, их потребовалось целых два. Гермиона еле слышно охнула, нахмурилась, чуть прищурив глаза, и медленно повернула голову к соседу. Гарри очень мягко улыбался. «Спокойно, Гермиона, он не мог ничего понять. Это же Гарри, если он говорит о кельтах, то он имеет в виду кельтов! Нет никакого двойного дна, и быть не может! Боже, а если есть это второе дно, что же Гарри может напридумывать себе?! Наверное, то же, что и ты сама успела нафантазировать, глупая!» Нет, разумеется, Гермиона не была глупой. И тот разговор, что состоялся на днях между ней и блондином — не более чем вежливость. Он повзрослел, стал истинным джентльменом и теперь не пристало ему разводить склоки. Он сухо и скомкано извинился за все доставленные неудобства, сказал, мол, будет рад, если сможет в дальнейшем помочь чем-либо, если конечно она будет так добра принять эту помощь. Когда говорил, он сжимал кисти в кулаки, желваки ходили у висков, будто каждое слово дается с невероятным усилием. Он даже почти не дышал, она видела, как его грудь едва движется! Это был сигнал, она ему все так же противна, настолько, что юноша отказывался дышать с ней одним воздухом. Вероятно, его отец заставил во имя блистательной репутации наладить отношения со всеми… Ладно, ей всё равно, минус один враг — это и так превосходно! Хоть она сама давно перестала считать его за врага. После этого, скорее монолога, потому что Гермиона даже ответить не успела, как Драко, выпрямившись, ушел в противоположном направлении, прошло шесть с половиной дней. Пять вечеров из которых они оказывались в библиотеке в одно и то же время, и три утра из шести, а с сегодня четыре, виделись за завтраком. Нет-нет, она не считала мысленно на пальцах перед сном! Запомнилось как-то само… И каждый раз, совсем не нарочно, и весьма нечаянно, в библиотеке они сталкивались возле стеллажей, немного касаясь руками, а в Большом зале пересекались взглядами. Все восемь встреч они кивали друг другу в знак приветствия и прощания. Но в последний раз в библиотеке у него промелькнула тень улыбки. Сейчас он и вовсе встретил её взглядом, будто сам сварганил завтрак и ждал, когда же она проснется. «О, Мерлин, будь это правдой, я бы может наконец-то попрощалась с этим одичалым чувством тоски», — Гермиона слишком глубоко задумалась, и не заметила, как Гарри тихо попрощался с ней, приобняв за плечи; как Малфой нахмурился, смотря Поттеру вслед; как начал заполняться зал студентами. *** Без пяти минут одиннадцать Гарри постучал в дверь кабинета, из которой уже доносилось: «Заходи-заходи, мой мальчик». Что б его! Ну всё, с него хватит! — Доброе утро, сэр! Как себя чувствуете? Директор, сэр, позволите мне попросить Вас об одолжении? — начал с порога Гарри, пролетая по кабинету прямо к столу старика. — Ох, какой ты резвый сегодня, Гарри! Очень рад, что ты весел и всё так же энергичен. Ну, пóлно, давай обсудим всё, что потребуется после, сейчас — дела, дела! Дамблдор заранее подготовил Омут Памяти для их занятия и уже откупорил пробирку с маленьким отрезком нити. На полное воспоминание это совершенно не походило. — Сегодня у нас будет побольше материала, чем в прошлый раз, готов? — Да, сэр, готов, — Гарри сглотнул комок обиды за тотальное игнорирование его просьб и желаний и нагнулся над Омутом, погружая в него голову. Вместо материализовавшегося интерьера они оказались в пустоте, окутанной серым туманом. Прямо перед ними стоял дряхлый старичок. — Да, он оказался у нас при очень странных обстоятельствах. Это было незадолго до Рождества, но мороз стоял уже крепкий. Залетела ведьма, платье — рванье, вся больная да чахлая, но пузатая, да-а. Все бренчала этим медальоном, утверждала, что он принадлежал самому Слизерину, да-а. Так я столько этого барахла насмотрелся! И все в одно горло твердят, что тот чайник самому Мерлину от деда достался, а это панталоны Морганы, и всё в том духе. Разумеется, я не поверил ей! Но пара определяющих заклятий и чар, и я понял, что эта девка у себя на шее реликвию таскает. Ну я, стало быть, виду-то не подал, что поверил, и предложил ей десять галеонов. А она и радешенька была! Ха-ха, дура… Это была лучшая сделка века, клянусь! — дедок развеялся, как только договорил. — Это был Карактак Берк. После именно этой сделки ему на ум пришла мысль об основании своего дела с приятелем Горбином. — Десять галеонов! Он дал всего десять галеонов ей за реликвию одного из основателей Хогвартса! — Да-а, Меропа к тому моменту была почти на сносях и отчаянно нуждалась в деньгах. Теперь мы это точно знаем. — Почему раньше мы наблюдали за отрезком из воспоминаний, а с Берком мы разговаривали будто напрямую? — Понимаешь, Гарри, не все так великодушны, как Огден, например, и не желают добровольно делиться воспоминаниями. В такой ситуации единственным вариантом остается попытаться разговорить собеседника, а затем слить уже свои воспоминания о разговоре и пытаться анализировать их. Другими словами, сейчас мы смотрели мои воспоминания разговора с Карактаком. Мне повезло, что в диалоге он достаточно словоохотлив, — Дамблдор подмигнул Гарри правым глазом, и тому стало немного не по себе. — Так-с, на сегодня мы еще не закончили, есть ещё одно воспоминание. И это уже не просто диалог о событиях. Сейчас мы пройдемся по моей памяти, Гарри, а если быть точным — по моей самой первой встрече с Томом Марволо Реддлом. Гарри почувствовал, что от нетерпения у него немного вспотели руки, испарина прошла по лбу, а пальцы задрожали. Он был в предвкушении.