Тёмный соблазн Орин

      Два бандита вывернули руки Карлах за спину и крепко связали грубой верёвкой.       — Потуже! — пробасил верзила, чей говор выдавал орочью кровь. — Тяни-тяни, не жалей! Ух, и здоровая баба! Рога, что у твоего быка.       — Усыпление не возьмёт такую надолго, — предупредил второй, эльф худощавого сложения с усталыми глазами.       Третий, эльфик-подросток, склонился над лежанкой Орин:       — А с этой что делать будем, пап? Она белая, как мертвяк. И не шевелится… Фу! Да от неё несёт!       — Оставь её, — велел эльф. — Девица тяжело ранена — я слышал из их разговора. Скоро сама дух испустит.       — А я б убил, чтоб не мучалась, — гоготнул полукровка-орк. — Всё же для нашей работы ты трусоват, дружище. Тебе лишь бы руки не замарать.       — Уговор был — брать вещи, Берк, а не жизни. Кстати, о вещах — ну-ка, сын, подсоби мне. Обыщи карманы рогатой. А я пока проверю сумки.       Эльф приметил походный рюкзак Карлах, лежащий у костра, и принялся в нём рыться. Его товарищ Берк, тем временем, неуклюже поднял топор воинши. Он даже закряхтел от усилия, выписывая выпад.       — Сталь недурная. Работа приличного кузнеца. Найти б и мне такого, а не махать мусором. Эх, будут ещё времена! Вот только вылезем из этой дыры…       Связанная Карлах шевельнулась на земле. Она дёрнула руками за спиной, попробовала приподняться на одном локте, но завалилась набок. Верёвки спутывали её крепко.       — Не трожь топор, мать твою! — она плюнула под ноги бандита. — Это подарок друга!       — Ого — уже очнулась! — удивился Берк. — Твой яд и правда слабоват, дружище. На такую кобылу взял бы побольше.       Эльф проигнорировал его замечание. Он был занят: вытаскивал содержимое рюкзака Карлах на землю. Вещей в нём было негусто. Комплект обычной сменной одежды, походный нож, точильный камень с парой инструментов, связка сухих колбасок, да ещё почему-то потрёпанный плюшевый медвесыч. Эльф с усилием встряхнул пустой рюкзак, проверяя, не пропустил ли ценность, и оглядел пожитки ещё раз.       — Здесь ничего. Мусор один. Сын, ты нашёл что-нибудь?       — Три медяка, — отозвался мальчишка, — да один серебряный.       — Один серебряный? И всё? Да уж, невелика добыча.       Полукровка-орк смачно выругался. Эльф с досадой пнул рюкзак прочь, схватился за голову, нервно прошёлся вперёд и назад.       — Если не соберём всю сумму за завтрашний день, караван уедет без нас. Не думаю, что зенты скинут цену. Чтоб их дьяволы жрали… Хоть иди и сдавайся в рабство, только бы увезли от Проклятия!       — Ха! — Берк, наблюдавший за ним, вдруг довольно оскалился. — А у меня идея!       — У тебя? Ты вообще знаешь, что это такое?       — Помалкивай лучше! Я знаю, как вытащить наши задницы. Мы продадим Зентарим вот эту бабищу.       — Катитесь к дьяволам! — Карлах на земле брыкнулась, пытаясь достать сапогом до эльфа. Не достала — тот ловко отпрянул.       — И как мы, по-твоему, это сделаем? Она же сопротивляться будет.       — А у тебя, дружище, не найдётся яда, чтоб удержать кобылу в узде? Главное — довести до места. А там Зентарим её точно купят. Молодая здоровая баба уйдёт задорого. Как они будут с ней разбираться дальше — не наши проблемы.       Полуорк был явно в восторге от собственной изобретательности. Эльф его радости не разделял. Он выслушал подельника, хмуро сдвинув брови.       — О таком речи не шло. Наш уговор был — не забирать жизни.       — Так это же значит — не убивать! И мы никого не убьём, зато спасём свои шкуры. Иначе — прощай наш последний шанс отсюда свалить! Подумай о сыне — ты ж для него это всё затеял. А ты не дёргайся, ну, — полуорк вдавил брыкающейся Карлах сапог в спину. — Веди себя смирно. Глядишь, свезёт, и попадёшь к хорошему хозяину, который редко бьёт рабов.       Карлах приподняла голову, посмотрела на полуорка через плечо. Её взгляд полыхнул чистой яростью, из оскаленного рта вырвался рык, подобный звериному:       — Я НЕ РАБА! НЕ СТАНУ! РАБОЙ! НИКОГДА БОЛЬШЕ!       Орин не видела, что происходит — она лежала неподвижно, сомкнув веки, и убедительно притворялась мёртвой. Она только слышала голоса и шаги, и по ним угадывала картину. Карлах взревела страшнее, чем бешеный медвесыч. Раздался треск несчастных разрываемых верёвок. С криком Карлах слился вопль полуорка. Этот вопль изумления, отчаяния и боли разнёсся коротко и тотчас угас. Сочно хрустнули позвонки — Карлах голыми руками сломала бандиту шею. Орин поймала звук, как ноту знакомой приятной мелодии. По её собственному позвоночнику прошли мурашки, сладкая слюна смочила пересохшую глотку, даже лихорадка словно отсупила на миг. Как нестерпимо хотелось не просто слушать… а чувстовать это самой. Чувствовать, как угасает в руках чья-то жизнь.       А Карлах, меж тем, развернулась к эльфу. Судя по его хрипу — схватила за шею и подняла над землёй.       — Я ТЕБЕ ПОКАЖУ РАБУ!       — Не-ет… — еле слышно просипел эльф. — Не… надо…       В этот миг горла Орин коснулся железный холод. Высокий голос выкрикнул над ухом:       — Не тронь моего отца! Не то я прикончу твою подружку!       Ах, вот оно что. Младший эльфик полез угрожать. Его кинжал прижался к шее так тесно, что Орин ощутила под ним ток своей крови в артериях.       Голос Карлах дрогнул — её ярость ослабела. Судорожный кашель подсказал Орин, что она отпустила эльфа.       — Полегче, пацан! Я не трону его, но ты тоже брось нож.       — Нет! Отойди от отца! Встань на колени и подними руки!       — Сперва брось нож! Ты никого не хочешь убивать, ведь правда?       Карлах была права — лезвие прыгало в руках мальчика. Так неуверенно, нервно… Его пальцы тряслись, словно он замерзал на морозе. Должно быть, несчастный сопляк в своей жизни ещё никого не убил. А Орин, как ни была слаба, убивать умела. Маленький бандит смотрел на Карлах, не на неё, и это здорово облегчило задачу. Орин извернулась, выхватила из дрожащих пальцев кинжал и вогнала в шею мальчика по рукоятку. Он жалобно охнул, захлёбываясь железом и собственной кровью, и замертво рухнул наземь. Алый ключ забил из его шеи, окрасил траву и край ложа Орин, остекленевшие глаза уставились в чёрное небо.       — Не-е-ет!.. — закричал эльф-отец. — Нет… Нет, нет, нет…       Он скрючился, зашёлся в вопле, словно его резали заживо. Карлах, совершенно оторопевшая, уже не держала эльфа. «Почему она не прикончит его? На что тебе топор, рогатая дура? Снеси ему голову!» — раздражённо подумала Орин. Если бы только она могла встать…       Эльф в ужасе попятился, всхлипывая и закрываясь руками, а затем побежал от них прочь со всех ног. Его шаги прошелестели, удаляясь, по траве. Но Карлах даже не взглянула ему вслед. Она смотрела на Орин.       — Чтоб меня… дьяволы… Ты убила этого пацана. Но как…       Голос воинши подрагивал. Непонимание, изумление… Горечь? Орин чуть приподнялась на локтях, стараясь не потревожить рану.       — Разумеется, убила. Если кто-то угрожает мне, он умирает. Очень просто.       — Но… я не думаю, что он и правда мог… — растерянно пробормотала Карлах. — Они были всего лишь людьми в отчаянии.       — Верно, и отчаяние сделало их опасными. Они собирались продать тебя в рабство, Карлах.       Лицо Карлах стало жёстче, словно тень первобытной злости, что освободила её, промелькнула на нём. Она тряхнула головой, отгоняя какие-то лишние мысли, и выпрямилась в полный рост.       — Поделом. Я оттащу тела подальше. Не хватало ещё, чтоб гноллы учуяли.       Она схватила подростка за ногу одной рукой, полуорка со свёрнутой шеей — другой рукой, и поволокла их прочь, за кусты. Возвратилась Карлах минут через пять. В свете костра у неё в ладони блеснула округлая розовая бутылка.       — Нашла в заплечной сумке у здоровяка. Лечебное зелье. Держи.       Орин выпила крепкое травяное варево. Очень кстати получилось, что невезучий бандит носил его при себе. Ему уже не пригодится, а вот ей — самое то. Она прикрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям в теле. Только бы чёртово зелье сработало… Как же мерзко быть немощной. Минут через пять тепло разлилось от желудка по венам, озноб отпустил, и огонь, терзающий бок, стал понемногу утихать. Орин села на лежанке. Она отметила с облегчением, что мир вокруг возвращает чёткость, как и её мысли.       Карлах, тем временем, сидела на земле, молча уставившись в пламя костра. Но, услышав движение, обернулась и как-то по-новому посмотрела на Орин. Прямой взгляд широко распахнутых глаз, жёсткая тень-морщинка между бровей.       — Ты не та, за кого я тебя принимала. Ответь мне, Орин — кто ты по-настоящему? Только честно. Обмана я не стерплю.       Прозвучало это неожиданно грозно. Орин поняла, что не сумеет сочинить достаточно добротную легенду, чтобы сошло за «честно». Вдобавок, очевидного вреда от правды не было. Потому она, поколебавшись, призналась:       — Я не помню.       — Не помнишь? — брови Карлах сдвинулись ближе. — Объясни.       Орин общими штрихами обрисовала, что с ней случилось. Иглы недоверия во взгляде воинши притупились, хмурый лоб разгладился. Похоже, что история больше её успокоила, чем насторожила. Для Карлах было главное, что Орин не лгала ей из злых намерений.       — Обычно беспамятство приключается с теми, кто крепко башкой приложился. Ну, или перебрал баалорского эля. Очевидно, твой случай другой. Не знаю, что и сказать, — Карлах развела руками. — Тяжело, наверно, вот так лишиться всех близких. Я даже не представляю.       — Я не помню их, и поэтому мне всё равно, — просто ответила Орин.       — Ты спроси про память у Нетти, когда доберёмся. Сильные друиды могут исцелять не только тело, но и ум. Она тебе поможет. — И, помолчав секунду, Карлах со вздохом прибавила: — А я вот, знаешь, иногда хочу, чтоб не вся моя память была со мной. Да только куда её, сволочь, денешь.       Орин прищурилась с любопытством:       — Когда бандиты пытались схватить тебя, ты кричала, что никогда больше не станешь рабой. Выходит, ты ею была однажды?       Карлах кивнула. Жёлтые глаза, отражающие огонь, стали туманны — её мысли унеслись куда-то далеко.       — Я была беженкой из Элтуреля. Ты знаешь про Элтурель?       — Да, — Орин, на удивление, неплохо помнила события, происходившие на Побережье Мечей в последние годы. Не помнила только то, что касалось её самой.       — Тогда ты знаешь, — продолжила Карлах, — какое у тифлингов было житьё после Нисхождения. Нас проклинали, плевали вслед, чаще в рожу. Найти себе ночлег, работу — какое там! Достать кусок хлеба, чтобы не сдохнуть, было за счастье. Но однажды мы собрались и решили, что хватит с нас. Десятка два наших, друзья и семьи, ушли в земли Амна искать лучшей жизни, и я в их числе. Если б мы только знали, какая жизнь ждёт нас…       Губы Карлах искривились, голос задрожал от горечи. Прошлое ело её до сих пор. Так, словно ни один из её шрамов по-настоящему не зажил, и сейчас они все закровили разом.       — Под Берегостом до нас дошёл слух, что поблизости есть ночлежка, где жрецы Илматера кормят нуждающихся бесплатно. Это был большой деревянный дом на отшибе. Там нас и правда встретили, как дорогих гостей. Стол накрыли — лучший наш ужин за многие-многие дни… А потом мы проснулись в подвале, в цепях.       — Работорговцы, — проговорила Орин. «У этих тифлингов было мозгов на всех, как у мышки? Мышей обычно ловят на бесплатное угощение». Она придержала язык. Что-то подсказывало, что доброта Карлах после таких слов закончится.       — К нам спустились трое работорговцев. Два приспешника и главный. Приспешники раздели нас донага и стали осматривать, как скотину — щупали, мерили, проверяли зубы. Главный надзирал за ними и указывал, кого куда отправить. Этого — к Зентарим, этого — на золотые копи, эту — торговцу шлюхами, этого — в Андердарк… Очередь дошла до меня. Я помню его взгляд на себе — он жжёт и сейчас, как клеймо. С омерзительной улыбочкой он сказал: «А эту я забираю себе. Она крепкая, мне такие нужны». Вскоре он увёз меня обратно на север… во Врата Балдура.       Карлах тяжело перевела дыхание. Воинша несла груз, неприподъёмный даже для неё.       — Он жил в поместье недалеко от Ривингтона, как я позже узнала. Чёртов урод разводил там собак особой породы. Он специально их натаскивал выслеживать беглых рабов. Я стала живой игрушкой для своры, приманкой для тренировок. Надсмотрщики устраивали травлю в окрестных лесах. Они выпускали меня без цепей, без оков. Вот только свобода оставалась для меня такой же далёкой, как если бы я сидела в клетке. Я убегала прочь со всех ног, но чёрные псы всегда настигали. Раз за разом они загоняли меня и валили на землю. Раз за разом, днём и ночью, в жару и в холод. Чуть заживали раны от их клыков — надсмотрщики снова выгоняли меня на охоту. Я держалась, не умирала. Держалась дольше других бедолаг. Три зимы прошло — я считала.       — Теперь понятно, кто оставил на тебе все эти шрамы. Как же ты оттуда бежала?       — «Бежала». Слово не то. Я поняла, что бежать от псов бесполезно. Они быстрее, ловчее, выносливее меня. Надо придумать что-то другое. И я начала готовиться. Я тайком упражнялась — таскала тяжёлые камни. Я воровала у собак сырое мясо, чтобы лучше есть — урод кормил свою свору куда сытнее рабов. И вот однажды, на очередной охоте, я не стала убегать. Вместо этого я развернулась к своим мучителям. Я удушила трёх собак и их надсмотрщика голыми руками. Когда хозяин поместья хватился их, я уже была далеко.       — Ах, вот как. Конец у твоей истории не столь скверный, как начало и середина.       — Только это не конец. Много всякого было после, хорошего и плохого. Я добралась до Ривингтона, нашла помощь, встретила новых друзей, потом и врагов. С того дня прошло пять лет. Но ничего не кончено, пока жив урод, который сделал это со мной! — Карлах сжала могучие кулаки, её лицо исказилось гневом.       — Он что, до сих пор живой?       — К сожалению, его сложно достать. Все эти годы я дралась за правду, как могла, спасала, кого могла. Но он — человек во власти. Во Вратах Балдура его уважают, боготворят, боятся… печатают его мерзкую рожу в газетах. Люди ослеплены его грязным золотом, его лживые россказни их чаруют, как песня гарпий. Я недавно услышала, что подонок вошёл в Парламент, да ещё метит в Совет Четырёх. Если он станет герцогом, целый город окажется в его жадных когтях! — Карлах вскинула на Орин горящий взгляд. — Продолжаться так больше не может. Узнав это, я решила — пора мне вернуться во Врата Балдура. Я убью урода любой ценой. Лишь выясню сперва, как справиться с Проклятием Тени. Ведь если я сгину в пути до города, сволочь останется безнаказанной.       Орин кивнула, обдумывая историю Карлах. Она впервые разглядела в случайной знакомой нечто, близкое ей самой. То, что вызывало искреннее уважение.       — Я понимаю твою жажду мести, Карлах. Отомстить за себя — это достойная цель.       — Дело не в жажде мести! — Карлах вспыхнула, точно слова Орин её неприятно задели. — Этот тип — настоящее зло! Если б ты только видела, что он творил! Как издевался над беззащитными, мучал слабых и убивал невинных! Сколько жизней он поломал! Слуги шептались, что он и есть настоящий дьявол, или же дьявольский ублюдок. Потому что не мог такой изверг родиться от человеческих женщины и мужчины!       «Довольно примечательная личность, этот работорговец. Таких надо знать и держать в поле зрения».       — Я пропустила что-то, или ты ни единого раза не назвала его имени? Как зовут этого «дьявола»?       ***       Год 1467 Л. Д       Врата Балдура, Нижний Город       — Энвер! Энвер, поди сюда!       Изможденная женщина с чёрными волосами, стянутыми в пучок, окликнула сына. Её истеричный возглас разнёсся по лавке так, что стёкла в пыльном оконце задребезжали. Но невнятная возня на чердаке, источником которой и был сын, не утихла. Маленький ублюдок развлекался. Плевать он хотел на мать — так удобно прикидываться глухим, когда лень работать.       Миссис Салли Флимм, полная гнева, подобрала юбки и поспешила наверх по лестнице. Чердак, как обычно, чуть не трещал по швам от всякого хлама. Сколько ни выкидывай, бесполезно — ублюдок натащит ещё. На полу в середине были разложены шестерёнки, прутья, гнутые гвозди. Часть из них собиралась в неведомую конструкцию — что-то на четырёх ножках. В конструкции самозабвенно ковырялся черноволосый щуплый мальчишка. Он старательно приделывал к ней сверкающий синий камешек. Камень блестел, как что-то волшебное — паршивец, видать, опять ошивался у Башни Рамазита и приволок мусор оттуда.       Энвер был настолько увлечён своим занятием, что не сразу увидел гневную мать. Заметив её, он испуганно вскинулся. Взъёрошенный, лицо чумазое от ржавчины и машинного масла — вылитый бес.       — Мам, пожалуйста! — взмолился он. — Мне нужно закончить. У меня почти получилось!       — Да чтоб твои игрушки провалились в Девять Преисподен, как ты сам! — миссис Флимм безжалостно пнула конструкцию, и железки со звоном рассыпались по полу. — Марш помогать отцу! У него клиент!       Энвер вскрикнул с досадой и оглушённо застыл над обломками своего труда.       — Ты не понимаешь! Нельзя бросать его вот так. Энергетический элемент нестабилен. Если я не заземлю его сейчас…       — Да, да, ты любую глупость выдумаешь, лишь бы не работать! Хорош зубы заговаривать! Вниз, бегом! Да рожу свою уродскую не забудь умыть. Вот ведь беда на мою несчастную голову…       Покупатели в «Обувщик Флимм» в последнее время захаживали нечасто — видать, кризис торговли на Побережье сказывался, и спрос на роскошную обувь падал. Хозяин лавки Драво Флимм, усатый мужчина в зёлёной рубахе, рассыпался в любезностях перед клиентом. Тот, лысый тонкогубый господин лет сорока на вид, милостиво выслушивал. Его тело, смуглое и худое, точно скелет, утопало в кровавых одеждах иноземного кроя.       — …на правом поверху отходит ваша прекрасная оторочка. Ну, это ничего — подошьём в два счёта прямо на вас! Энвер, ленивый негодник — тебя где носило? А ну-ка сбегай на склад да найди там моток бордовой сафьяновой ленты!       Энвер исполнил указ отца и вскоре вернулся с лентой. Но не успел он её отдать, как вверху громыхнуло. Магазин озарила синяя вспышка — в этом сиянии на мгновение всё стало синим. Стены затряслись, с полок со стуком попадали пары обуви. Клиент так и подпрыгнул, уворачиваясь от случайного сапога. Окошко над дверью, жалобно зазвенев, разлетелось вдребезги. Вслед за звоном разнёсся яростный рёв отца:       — ЭНВЕР! УБЬЮ! СВОИМИ РУКАМИ УБЬЮ!       Энвер съёжился, зажмурился и застыл в ожидании крепкой затрещины или пинка. Но прямо сейчас отец лишь прикрикнул. Он всё ещё надеялся не упустить клиента.       — …прошу прощения, добрейший господин, — залебезил он. — Мой паршивец вечно устраивает бардак. Порем, порем, а всё без толку! Я прошу, не обращайте на него внимания. Так на чём мы остановились? Подшить оторочку на сапоге — три серебряных.       — Обратить на него внимание как раз следует, — незнакомец надменно тянул слова с сильным акцентом. — Ребёнок, очевидно, играет с арканой. Не ожидал я встретить такое здесь, в Нижнем Городе. Ты, мальчик. Подойди ко мне.       Энвер под взбешённым взглядом отца неохотно приблизился. От незнакомца странно пахло — смесью тяжёлых духов и чего-то ещё, неприятного, резкого. Так, будто сладкие духи служили для маскировки вони, но не справлялись. Жёлтые глаза пронзительно уставились на Энвера сверху вниз.       — Сколько тебе лет?       — Семь.       — «Семь, добрый господин», — зло прошипел отец.       Незнакомец обернулся на мистера Флимма:       — Вы не желаете проверить, что случилось наверху? Неровен час, у вас что-нибудь загорелось. А оторочку на сапоге ваш сын подошьёт мне сам.       — Не думаю, господин, что разумно ему доверять…       — Уверен, он прекрасно справится. Работа пустяковая. Прошу, — тон незнакомца изменился. Очевидно, он не просил.       Отец, пожав плечами, удалился наверх. Энвер достал из ящика за прилавком напёрсток и шило, и опустился перед незнакомцем на колени. Отец порой говаривал: «Хочешь понять, с кем имеешь дело — взгляни на обувь». Сапогов такого фасона Энвер не видел ещё ни на ком, лишь на картинках в книжках.       — Грамоту знаешь? — осведомился надменный голос.       — Знаю.       — Неужели? — недоверчивый смешок. — Откуда? Твои родители не похожи на тех, кто платит за школу.       — Я выучил сам. Они этого не хотели.       — А почему? Пошёл бы учиться — и может, из тебя получился бы толк.       — Они считают, мне это не нужно. Хотят, чтобы я стал сапожником, как отец.       — А чего хочешь ты сам?       Шило тяжело протыкало красный сафьян и кожу, пальцы с него срывались. Энвер весь взмок, пытаясь выстроить стежки ровно.       — Уйти отсюда, — выпалил он без раздумий. — Куда-нибудь далеко.       — Даже так? Интересно. А по друзьям не будешь скучать?       — У меня нет друзей.       — Почему?       — Я не знаю. Со мной не хотят играть. Дразнятся. Говорят, я странный.       Последний стежок встал в ровную строчку, и Энвер обрезал остаток ленты. Незнакомец бегло оглядел результат и довольно кивнул. Энвер, поколебавшись, робко спросил:       — А вы сами — волшебник? Из Тэя?       — Хм? — удивился незнакомец. — Как ты это понял?       — Я видел картинки в книге. У них похожие одежды и сапоги.       — Сообразительный малый. Я не волшебник, но действительно прибыл из Тэя. Да только туда уже не вернусь — скажем так, разошёлся во взглядах с некоторыми коллегами. Решил, что спокойнее будет зажить в новом месте. Впрочем, это уже не твоего ума дело… Позови-ка родителей. Я сейчас с ними поговорю, а ты пока подождёшь наверху.       Минут через пятнадцать в комнату, где сидел Энвер, заглянула мать. На удивление, она уже не казалась злой. Наоборот — у неё на лице промелькнуло что-то, похожее на улыбку. Энвер не был уверен, поскольку видел это выражение очень редко.       — Собирай вещи, сынок. Добрый господин купил тебя.       — «Купил»? — растерялся Энвер. — Что это значит?       — То и значит! Будешь ему прислуживать.       — Но… — Энвер, осознав её слова, запнулся. — Я не хочу быть рабом!       — Мало ли, чего хочешь! А ну, собирай своё барахло, живо! Или отправишься только с тем, что сейчас на тебе!       Уже на шумной улице, под вывеской «Обувщик Флимма», человек в красном с усмешкой заметил:       — Ты что-то не весел, мальчик. Разве ты не хотел уйти от родителей?       — Да, но не так! Я ведь теперь ваш раб.       — Рабом моим быть не так уж и скверно. Тебе, считай, повезло. В отличии от многих, я верю в эффективность не только кнута, но и поощрения. Будешь служить хорошо — освобожу тебя через десять лет. А сейчас зажмурься. Телепортация обжигает глаза с непривычки.       В белой вспышке магии Энвер и его новый хозяин исчезли. Хозяина звали Заиф Хамада, и он не соврал, когда заявил, что не волшебник. Он был чернокнижником, искушённым в кровавых обрядах и дьявольских пактах. В его мрачной башне, залы которой извечно звенели от криков мучимых жертв, а воздух горел зловонием всех Девяти Преисподен, началась долгая служба Энвера.