Тёмный соблазн Орин

      Проклятие Тени изначально пошло из семени порчи вокруг Лунных Башен, но за пять лет это семя выросло в катастрофу размахом в сотни квадратных миль. В Землях Тени царило кровавое, чёрное, серое и лиловое. Когда солнце здесь поднималось над горизонтом, оно всегда выглядело кровавым пятном, тускло светящим сквозь серую мглу. Чёрные деревья, впитавшие яд из почвы, простирали над ржавыми тропами голые заскорузлые ветви. Они походили на обугленные скелеты мучеников, долго истязаемых и оттого таких кривых, скрученных, искажённых. Ночами провалы меж их корней изливали лиловый призрачный свет — единственный свет в этих землях. Иногда и прямо в почве открывались такие же трещины-раны. Самая большая, которую видели Орин и Шэдоухарт, была шириной шагов в пятьдесят, и её пришлось пару часов огибать крюком.       Первые сутки пути в Землях Тени минули в тишине. Никто обычно не замечает, насколько привычно ему жужжание насекомых и пение птиц. Но среди мёртвых холмов, где царило истинное безмолвие, оно вскоре стало давить на уши. Оттого ещё более явно звучали шипящие голоса, стенания, завывания, доносимые редким дыханием ветра. И Шэдоухарт, и Орин их слышали. Первой ночью, в свете бледного, еле тлеющего костра, ни одна из них не могла глубоко уснуть. Недалеко от границы проклятия пламя ещё горело. Но обе знали, что завтра дорога их заведёт прямо в нутро разлагающейся долины.       С первыми лучами тусклого кровавого рассвета они погасили костёр и продолжили путешествие. Босые ноги Орин отмеряли по колючей пустоши шаг за шагом. Сколько же смерти на этой земле. Всюду, куда ни кинь взгляд, мёртвые леса и поля, скелеты зверей, птиц, людей. Нет, не тягаться ей, прирождённой убийце, с жестокой богиней Тени. Размах божественного гнева впечатлял. Это заронило в Орин каплю уважения к Шар, и, как следствие, к её жрице Шэдоухарт. Тем более, что жрица держала слово, призывала пищу и воду и осеняла Орин благословлением, оберегающим от порчи.       Для третьего ночлега Орин и Шэдоухарт остановились в заброшенной часовне Селунэ. Когда-то Земли Тени процветали, потому гниющие останки посёлков, ферм, церквей и поместий встречались здесь часто. Наверное, и эта крошечная деревня с часовенкой на холме была образцом мирной жизни. Но дыхание жизни, как и милость лунной богини, давно отсюда ушли. Шэдоухарт против выбора не возражала, лишь покривилась с презрением на расколотую фигуру Селунэ у алтаря. Орин же оценила, что уцелевшие стены часовни спасают от ледяного ветра. Они закрыли выбитое окно доской, чтобы дуло поменьше, и принялись устраиваться на ночлег.       — Хоть какая-то польза от Лунной Суки, — буркнула Шэдоухарт, снимая чёрную кольчугу.       — Мне вот любопытно, — хмыкнула Орин, усевшись на спальник, — почему ты так ненавидишь эту богиню?       Шэдоухарт с готовностью вскинулась:       — Тебе известен миф о вражде Лунных Сестёр?       — Да к дьяволам мифы, — махнула Орин небрежно. — Я не про то спросила. Мне любопытно, откуда взялась твоя ненависть.       Шэдоухарт нахмурилась, подбирая ответ. Долго, однако, она не думала.       — Селуниты часто обвиняют шарранов в коварстве и лицемерии. Но ложь — наше оружие против врагов, не против самих себя. Селуниты же врут себе постоянно. Нет фальшивее зрелища, чем их глупые пляски под полной луной. Они только и делают, что убегают от собственной боли, гнева, отчаяния, ведь их вера зовёт эти чувства дурными. Мы, шарраны, видим их, как такую же важную часть пути. Я лучше приму себя и мир с Тенью, с изъянами, чем ослепну от света. И кто из нас лицемерней?       — Хм… В твоих словах есть смысл, жрица. Я могу согласиться с этим.       — У непосвящённых часто возникают заблуждения об учении Тёмной Леди. Но я убеждена, что если их отбросить, оно найдёт отклик в душах у многих. Хочешь, я расскажу тебе больше?       — Нет-нет-нет! — Орин замотала головой, отчего её тяжёлая коса всколыхнулась. — Давай-ка без проповедей. Того, что ты уже сказала, мне вполне достаточно.       Шэдоухарт вздохнула с оттенком разочарования.       — Жаль. Я уверена, с твоей способностью к притворству ты могла бы обрести благосклонность Ночной Певуньи. А ты, Орин, вообще молишься какому-нибудь богу?       Орин серьёзно задумалась. Вопрос о вере, вполне безобидный, вызвал острое волнение внутри. Такое, как если бы спросили об очень личном.       — Я… не помню. Мой бог был мне важен, — Орин растерянно тряхнула головой. — Но если он был столь важен, как я могла позабыть его имя?       — Совсем не помнишь? — Шэдоухарт прилегла, изучающе глядя на спутницу. — Это, наверное, нелегко. Не знаю, что бы со мной стало, если бы я забыла Тёмную Леди. Хочешь, я попытаюсь помочь тебе вспомнить?       — Помочь? Как?       — Будем перебирать богов по порядку. При слове «бог» — о чём ты думаешь? Назови первое, что приходит в голову.       Орин прикрыла глаза. «Бог». Нож в сердце, нож у горла, снятая кожа, отрезанная рука. Картины самых невероятных зверств поднялись перед ней в алом свете, надулись соком тысячи мерзких подробностей. Её собственные руки неустанно ваяли шедевр за шедевром из крови, костей и плоти. Жестокость — её молитва. Убивать и расчленять — её ритуал, её месса, её священный экстаз. Видно, недаром Скелеритас называл её дар к убийству «божественным».       — Ты не захочешь знать, что в моей голове. Тебя наизнанку вывернет, Шэд.       — Неужели? — Шэдоухарт с сомнением фыркнула. — Я служу Госпоже Горестей. Уж поверь, я многое повидала.       Прежде, чем Орин успела ответить, их разговор прервала зелёная вспышка снаружи. Таинственное сияние брызнуло сквозь все щели доски на окне. Они разом приподнялись в изумлении. Яркий свет в Землях Тени — явление слишком редкое, чтобы оставить его без внимания.       В ночи над улицей заброшенной деревни сиял силуэт, объятый сине-зелёным огнём. Очертаниями он напоминал человека. Его голову скрывала бесстрастная маска с венцом из острых шипов, грудную клетку охватывал чёрный доспех с гравировкой лунного диска в тени. Остатки чёрного плаща плескались на потоках магии за наплечниками. Существо медлительно парило футах в трёх над кирпично-красной землёй. Сияние, исходящее от него, отрывалось лучами и проникало в двери и окна печальных развалин. На этот свет, как мотыльки, влекомые к пламени, выходили истлевшие мертвецы. Когда-то каждого из них унесло Проклятие Тени. Одни умерли у себя в домах, другие — в рабочий день за уборкой в саду или колкой дров, третьи — в попытке сбежать, запоздалой, бессмысленной. Жатва Шар не пощадила никого, всех обрекла на вечный покой. Теперь зловещее существо явилось, чтобы нарушить этот покой. Глаза, давно угасшие, вновь зажигались нечистым огнём.       Шэдоухарт и Орин наблюдали за существом, притаившись за каменным заграждением на крыльце часовни. С каждой минутой всё больше и больше мёртвых стягивались к сиянию. Запах тлена от них разросся настолько, что и в безветрии доносился явно.       — Это лич, — прошептала Шэдоухарт и поёжилась, не то от холода, не то от своего осознания. — Настоящий лич, храни меня тени Шар. Откуда он взялся здесь? Я думала, нежить бродит только у Лунных Башен…       — Да наплевать, откуда, — отозвалась шёпотом Орин. — Нужно уходить. Сейчас же.       — Полностью поддерживаю. Сражаться с ним нам ни к чему уж точ…       Земля затряслась у них под ногами. Здание часовни задрожало, на крыльцо посыпались мелкие камешки. А затем в ночи разнёсся утробный гул, подобный голосу разъярённого божества. Почва поехала в стороны, раскрываясь огромной трещиной. Снопы фиолетового сияния вырвались из её глубин.       — А-а-а-а! — завизжала Шэдоухарт.       — НАЗАД! — заорала Орин и бросилась прочь. Она была очень, очень прыгучей и ловкой. Но даже она не успела сбежать с осыпающегося склона. Отвесная пропасть разверзлась прямо под ней. Вместе с градом падающих камней, комьев земли и обломков деревьев она и Шэдоухарт полетели вниз.       И всё стихло.       Шэдоухарт с усилием разомкнула веки. Она не знала, сколько времени прошло с момента падения — должно быть, не так уж много. Её голова раскалывалась от острой боли, в ушах звенело, красное бежало со лба на глаза и противно склеивало ресницы. Что случилось? Где она? И где Орин?       Вокруг поднимались футов на пятьдесят отвесные стены ущелья, залитые лиловым сиянием. Шэдоухарт лежала на дне ущелья навзничь. Здесь царил могильный холод, от которого изо рта вырывался пар. Она успела применить заклятие Пёрышка и потому пережила падение, но явно сломала больше, чем одну кость. При попытке шевельнуться боль пронзила её ногу, словно под коленку с размаху всадили нож. От слишком глубокого вдоха какой-то осколок кольнул правое лёгкое… Не осколок — собственное ребро. Боль напирала на каждую часть её тела, грозя раздавить, разорвать.       И словно мало было одной беды, в уши Шэдоухарт влетел мерзкий утробный хрип. Это хрипели мёртвые глотки. Вокруг неё на камнях тут и там распростёрлись гнилые тела. Умертвия тоже попали в ловушку обвала и оказались в пропасти вместе с ней. Часть мертвецов не выдержала падения и обратилась в бесформенную мясную массу, у других оторвало конечности и головы. Но с полдесятка туловищ ещё шевелились, извивались на земле в попытках подняться, как придавленные, но не убитые насекомые.       «Леди Шар, осени меня своей милостью, унеси мою боль…»       Шэдоухарт сжала руку с чёрной отметиной. Глубокий шрам на её кисти отозвался таким знакомым, таким упоительным холодом. Тёмная Леди здесь, она её не оставила. Отметина — знак скупой милости Шар, напоминание, что она всегда с Шэдоухарт. Откликнувшись на молитву, жестокая, ледяная, но всё же хранящая длань богини её коснулась. Вихрь тьмы с лиловым ореолом вырвался из шрама и охватил Шэдоухарт. Холод соединил разбитые кости, вытянул из разорванной плоти болезненный жар, возвратил зрению ясность, а мыслям чёткость. Тьма рассеялась, и Шэдоухарт вскочила на ноги, готовая принять бой. Её копьё, на удачу, недалеко улетело — она подобрала его и вскинула, словно древко со знаменем. Фиолетовое пламя поднялось от её руки к наконечнику.       Первый мертвец, неуклюже качнувшись, рванулся на Шэдоухарт. Она встретила его ударом пылающего копья в грудь. Остриё проломило гнилые рёбра, оставило в мясе смердящую чёрным дымом дыру. От дыры разошлись трещины, и мертвец посыпался наземь кусками трухлявой плоти. А Шэдоухарт уже развернулась к другому врагу. Он наступал на неё, вытянув руки перед собой, его глаза горели бледно-зелёным, глотка надсадно сипела. Шэдоухарт отвела копьё за плечо и резко выбросила вперёд. Пламя с шипением сорвалось с наконечника и ужалило мёртвого. Охваченный лиловыми языками, он рухнул и скорчился, как червяк. Шэдоухарт продолжила движение копья и ударом наискосок снесла третьего с ног. На четвёртого и пятого она жестом руки перекинула пламя. Через полминуты от обоих остались лишь кучки смрадного праха. Шэдоухарт застыла в боевой стойке, сжимая копьё в ожидании новых врагов. Но в фиолетовых сумерках всё утихло и замерло… по крайней мере, пока.       Пользуясь затишьем, Шэдоухарт перевела дыхание и огляделась. Где же всё-таки Орин? Её владение клинками сейчас очень пригодилось бы. Они ведь стояли рядом, плечом к плечу, когда пропасть разверзлась. Не могло такого случиться, чтобы её отбросило далеко.       И тут в глаза Шэдоухарт бросился отпечаток босой стопы на мягкой осыпавшейся земле. Ещё один след, смазанный, чуть поодаль, уводил прочь. Дальше насыпь кончалась и начинались твёрдые серые камни, на которых не отпечатывались шаги. Шэдоухарт замерла, стиснув зубы и кулаки. Сбежала. Проклятая девка сбежала, бросив её умирать среди нежити.       «Дура я!.. Знала ведь, знала, что надо идти через Земли Тени одной. Уж кто-нибудь бы разобрался с этой больной кровопийцей и без меня. Провались она в ад! Пожалеет ещё, когда гнев Тёмной Леди её пожрёт».       Что ж, сбежала — скатертью дорога. Орин не будет больше трепать ей нервы. Сейчас у Шэдоухарт и без того было полно забот, первая из которых — выбраться на поверхность. Всюду, куда ни взгляни, её окружали серые скалы, отвесные, как стены неприступной крепости. Шэдоухарт подняла глаза от подножия скал до острых вершин, ища ступень, разлом, хоть какую-нибудь зацепку, чтобы полезть наверх… и её взгляд поймал уже знакомое зелёное свечение.       На уступ, нависающий над ущельем, медлительно выплыл лич. Поздно было прятаться, поздно бежать. Глазницы его маски, горящие пламенем скверны, уже вцепились в Шэдоухарт. Она почувствовала этот полный ненависти взгляд. Вечная злоба, вечная пытка в посмертии. Но куда больший ужас, чем взгляд существа, вызвала оглушительная догадка… Шэдоухарт поняла, кому эта маска принадлежит. Такое церемониальное облачение носят лишь Тёмные Юстициары, верные Шар. Её собственный брат по оружию заточён в оболочке нежити. Чем он прогневал богиню? Прогневал настолько, что получил наказание хуже, чем смерть…       Проклятый зарычал и поднял когтистые руки, словно приветствуя Шэдоухарт. Повинуясь жесту, столп пронзительного сине-зелёного света пролился в пропасть. Умертвия, упокоившиеся, было, на дне, снова восстали по его зову. Гнилое мясо зашевелилось в струях энергии, подобно чёрной морской траве. Течение повлекло руки и головы к туловищам, а туловища поставило на ноги. Но лич сотворил из частей этих тел не мёртвых людей, а монстра куда ужасней. Они собрались в мясную громаду величиной с колесницу, многоголовую, многорукую. Ущелье заклокотало от крика десятков глоток. Лица монстра воплощали бесконечную агонию, их оскаленные рты надрывно стонали и извергали чёрную слизь. Новорождённый кадавр двинулся на Шэдоухарт — медленно из-за тяжести своего громадного тела, но всё же неотвратимо, как сама смерть. За ним волочились мотки потрохов, покрывая камни блестящей вонючей кровью.       Это зрелище, невыносимо отвратительное, поколебало дух Шэдоухарт. Она отступила на шаг, охваченная растерянностью и страхом. Неужели её Тёмной Леди угодна такая мерзость? Непростительная ересь — усомниться в решении госпожи. Но сейчас Шэдоухарт не могла не задаться вопросом… И вопрос терзал столь мучительно, что молитва к богине застыла на языке.       Ответ открылся Шэдоухарт, когда от монстра её отделял лишь десяток шагов. Словно видение от самой богини, правда явилась в глазах чудовища, излучающих гнилостный сине-зелёный огонь. Нет, этот мерзкий кадавр — не дело рук госпожи. Тёмная Леди, жестокая и прекрасная, никогда бы не сотворила подобную тварь. Иная сила стоит за нежитью. Сила, равно враждебная свету жизни и сумеркам Шар. Кадавр брызнул ядовитой слизью, замолотил по земле ногами и с неожиданной быстротой рванулся на Шэдоухарт. Она перехватила копьё и стремительным росчерком очертила кольцо на земле. Копьё и линия за ним полыхнули лиловым пламенем. Не щит, но настоящая стена огня закрыла Шэдоухарт от погибели. Едва рука кадавра прошла сквозь огонь, как тотчас обратилась в пепел. Едкая гниль вскипела с шипением, чёрный смрад зазмеился по дну ущелья. Монстр отшатнулся, завизжал уцелевшими глотками. Праведный гнев божества причинял боль даже ему.       Лич на утёсе над Шэдоухарт встрепенулся в холодной злобе. Он вновь возвёл руки, словно тянул из мёртвой земли незримую силу, а затем сомкнул их перед собой. Слепящая сфера выросла на его ладонях, и между пальцев брызнули острые, как осколки стекла, лучи света. По ущелью пронёсся порыв морозного ветра, и пламя вокруг Шэдоухарт замерло. Как языки изгибались в танце, так и застыли, точно вмороженные в невидимый лёд. Шэдоухарт знала, что можно рассеять огонь, погасить — но заставить его замереть?.. Что за сила сидит в груди у проклятой твари?       А кадавр уже изготовился к новой атаке. Он вздыбился над Шэдоухарт — вал мёртвой плоти, ощетинившийся копьями-костями. Она отпрянула, пытаясь разорвать дистанцию, но наткнулась спиной на стену. Загнана в угол. Тогда она подняла копьё. Хоть пламя застыло — она не сдастся. Она будет колоть, рубить, разрывать, она забёрет у чудовища столько голов и рук, сколько сможет.       За миг до того, как гнилая волна захлестнула Шэдоухарт, над ущельем разнёсся долгий свистящий хрип. Орин вырвала этот хрип из пасти у лича. Она, словно из ниоткуда, прыгнула на уступ скалы и ударила монстра. В стремительном броске её клинки вошли в его шею слева и справа, в поток сияния между доспехом и маской. Лезвия завизжали, заскрежетали, упёршись в столб позвоночника. Орин зарычала звериным рыком, надавила на кость металлом. Скелет сухо хрустнул, и голова лича отделилась от шеи. Из обезглавленного тела вырвался сноп зелёной энергии — словно фонтан пылающей крови, он потянулся к чёрному небу. В кипении магии броня монстра треснула и разлетелась осколками. Затем и скелет с нелепо раскинутыми руками истаял в холодном пламени. Шэдоухарт могла поклясться, что в последних его лучах промелькнула тень человека. Лучи померкли, и тень испарилась со вздохом скорби, но вместе с тем и великого облегчения.       Чудовищный кадавр, вслед за своим хозяином, рухнул на камни и обратился в прах. Распались руки и ноги, более не питаемые нечистой магией, разлетелось по ветру зелёное пламя глазниц. С последней угасшей искрой безмолвие мёртвых земель возвратилось в свои права.       Орин присела на край скалы, безбоязненно свесив вниз ноги. Шэдоухарт смотрела на неё со дна ущелья, всё ещё не веря глазам. А та нетерпеливо помахала жрице:       — Тебе там понравилось, что ли? Чего застряла? Давай, поднимайся!       — Тут муравью зацепиться не за что! — возмутилась Шэдоухарт. — Я без помощи точно не выберусь!       — Ты же не ждёшь, что я тебе сброшу косу, как в сказке? — Орин выгнулась, насмешливо спустив косу с края. Но затем она всё же вскочила на ноги: — Нет, не достанет. Так и быть, поищу какую-нибудь верёвку.       Через полчаса они стояли на уступе над расселиной уже вдвоём. В лиловом сиянии ледяной ветер чуть развевал их волосы. Шэдоухарт была вся в пепле, грязи и кровавых следах, на её чёрной кольчуге осталось несколько вмятин. Она всё ещё тяжело дышала после подъёма. Невероятно, но на Орин она не заметила ни царапинки, ни пылинки. Воля какого бога, или же дьявола, хранила эту увёртливую девицу?       — Сегодня я обязана спасением не только Леди Шар, — проговорила Шэдоухарт, — но и тебе. Спасибо, Орин. А то я уж было подумала там, внизу, что ты от меня сбежала.       — Сбежала? — презрительно фыркнула Орин. — Нет, Шэд, я не хочу сдохнуть от Проклятия Тени. Я же не полная дура.       — Такое у меня сложилось впечатление, — пожала плечами Шэдоухарт. Глаза Орин мрачно сверкнули, и она сразу же исправилась: — То есть нет, я не хотела называть тебя дурой! Прости, я совсем не это имела ввиду! Я просто рада, что мы отбились от нежити.       — Нежить, — скривилась Орин. — Я не люблю драться с нежитью. Ни крови, ни боли, ни настоящей смерти — скука одна! Трата времени.       Орин хотела небрежно пнуть шлем лича, но Шэдоухарт подхватила его, не позволив.       — Не надо! Он заслуживает капельку уважения.       Жрица сдула пыль с маски, повертела её и так, и сяк, разглядывая со всех сторон. Орин с умеренным любопытством за ней наблюдала.       — Я не понимаю, — пробормотала Шэдоухарт. — В Рейтвине много столетий правили селуниты. Так почему здесь был Тёмный Юстициар?       Эта странная железка явно волновала жрицу. Причин её волнения Орин не понимала, а потому уточнила:       — Юстициар? Это кто?       — Элита шарранов, лучшие воины. Нет, они выше, чем элита, больше, воины. Помнишь, я говорила — скрытность и тайна священны для нашего ордена? Мы стараемся не показывать чужакам, что молимся Шар. Только Юстициары открыто носят знак чёрной луны на груди. Потому что если в отряде один из них, прятаться незачем — за шарранами непременно будет победа. Я и сама мечтаю однажды назваться Тёмным Юстициаром. Правда, Мать-Исповедница говорит, что мне нечего о таком и думать… — голос Шэдоухарт задрожал. — Но я верю, на всё воля Ночной Певуньи. Я ещё докажу, что достойна.       — А ты забавная, жрица, — Орин заглянула в пустые глазницы маски, словно пыталась что-нибудь там найти. — Всё надеешься угодить своей госпоже. Только, как я гляжу, не очень-то щедро она награждает за службу. Служи ей, служи, потом сдохни, потом ещё послужи мертвяком…       — Покой мертвецов нарушает вовсе не Леди Шар! — вскинулась Шэдоухарт. — Я теперь знаю — другие силы стоят за созданием нежити. И я готова поспорить, дело не обошлось без рук некромантов.       — Некроманты? — повторила Орин с долей интереса. Она живо припомнила слова Нетти, что её сердце создано с помощью некромантии. — С чего ты взяла?       — Я знаю свою госпожу. В минуту сражения я ощутила в себе отголосок её отвращения, её гнева. Она желает, чтобы мёртвые упокоились в вечном забвении, а не бродили по этой земле.       Шэдоухарт вгляделась в железный лик с сожалением.       — Надо похоронить его. Конечно, я не смогу воздать ему почести, достойные Тёмного Юстициара… Но, надеюсь, его душа всё равно отыщет дорогу в Царство Теней.       — Вперёд. Закапывай в землю свою железку, если так хочется. Главное, до утра управься. Я жду, что завтра ты поднимешься на рассвете и будешь шагать до заката, не отставая.       Орин, по большему счёту, было плевать и на нежить, и на шарранов, и на Проклятие Тени. Вот некроманты — это весьма любопытно. Если бы одного из них удалось найти, он, может, рассказал бы что-нибудь полезное о кристалле в её груди. Но след, всё же, выглядел слишком размытым и бледным, чтобы Орин пошла по нему. Пока её цель была неизменна: добраться до Врат Балдура, и как можно скорее.