Тёмный соблазн Орин

      На балкончике второго этажа «Последнего Света» Изобель воздавала вечерние почести Лунной Деве. Жрица, смиренно преклонив колени, молилась. Она была молода, но тонкая кожа без капли румянца скрадывала впечатление юности. Небесно-голубой цвет глаз, слегка заострённые уши и белые волосы выдавали каплю эльфийской крови в её роду. Носила она одеяние, подобающе своему сану — изящную светлую робу с четырёхконечной звездой на груди и полумесяцами на плечах. Её молитва на языке лунных эльфов лилась, словно печальная тихая песня. И, подобно музыке, слова Изобель сопровождал мелодичный хрустальный звон. От поднятых рук жрицы медлительно отрывались и возносились вверх бледные искры магии. Они вливались в небесный щит «Последнего Света». В последние недели она творила этот ритуал каждый вечер, а всё равно поутру щит испещряли чёрные трещины. Сколько ещё он продержится?       Последнее слово молитвы слетело с губ Изобель. Она, помедлив, выдохнула и поднялась на ноги. Её голова, как всегда после ритуала, гудела от боли, а колени дрожали, словно она вливала в барьер не магию, а собственную кровь. Но её дела на сегодня пока не закончились. Ещё ей надо было освятить немного молока для пациентов в лечебнице. Вчера в таверну возвратилась экспедиция разведчиков, ходивших к Лунным Башням. Хоть Изобель перед походом их защищала словом Селунэ, проклятие возле Башен было настолько сильно, что всё равно их коснулось. Теперь несчастные Арфисты бредили ужасами, которые видели в Рейтвине. Они метались в постелях, охваченные горячкой, и срывали глотки жалобными криками о гниющих чудовищах…       Чудовищах, которые когда-то были семьёй Изобель.       Между многими заботами она позволила себе присесть на минуту в кресло. Изобель прикрыла глаза — под ними залегали глубокие, глубокие тени. Рейтвин. Лунные Башни. Сколько же боли в этом названии. Боль тысяч и тысяч людей, когда-то здесь живших, и её собственная боль. Вся эта земля — развёрстая рана, а она, Изобель — в самой её середине. Неужели она не найдёт исцеления? Неужели нет способа прекратить это мучение? Сколько бы Изобель ни вопрошала небо, светлые силы не откликались, не посылали ответ, и от этой безучастной тишины ей хотелось кричать.       От печальных мыслей Изобель отвлёк короткий стук в дверь. Она нахмурилась — просила ведь не тревожить её, если дело не срочное. Если всё-таки срочное, значит, стряслось дурное. Иного здесь не случается.       — Да?       В покои, украшенные полотнищами со знаками звёзд и луны, заглянул один из охранников, Брантос. Он был совсем ещё юным солнечным эльфом с охристой кожей и рыжевато-коричневыми волосами, зачёсанными назад. Как и у всех Арфистов, на застёжке его синего плаща поблёскивала серебристая брошка-арфа. Изобель, невзирая на тяжесть тоски и усталости, улыбнулась парню. Её беды не должны омрачать жизнь другим, тем более, что в «Последнем Свете» каждый несёт свой груз за плечами.       — Леди Изобель, — Брантос слегка поклонился, — Джахейра велела мне передать, что ждёт вашей помощи в неотложном вопросе. Она только что поймала в таверне шарранку.       — О, Лунная Дева! Ещё и приспешники Шар? — Изобель возвела глаза к потолку. — Все злые силы Фаэруна просто не могут спокойно спать, пока я дышу. Хоть бы они подрались друг с другом, решая, кому я достанусь.       — Никому вы не достанетесь, кроме нас, — ободрительно улыбнулся Брантос. — Вам нечего бояться под нашей защитой. Так вы идёте? Джахейра сейчас в подвале, допрашивает шарранку. Она хочет, чтобы вы приняли участие.       — Странно как-то, — нахмурилась Изобель. — Зачем я ей понадобилась? Не то, чтобы я искусна в допросах… Но если просит — конечно, я подойду.       Они спустились со второго этажа таверны в главный зал, ночью почти безлюдный, зашли за стойку, затем за шкафы. Там в неприметном тёмном углу в пол был врезан квадратный люк. Брантос отворил его ключом, с усилием поднял, учтиво помог Изобель одолеть крутые ступени. Подвал «Последнего Света» освещался яркими факелами в железных держателях. Он был разделён на две секции. Часть, обитая деревом, использовалась для хранения всяческой снеди и вин. Дальняя же комната представляла собой голую камеру, выдолбленную в скале, с туннелем-ответвлением к естественным пещерам. Вход в неё со стороны таверны закрывала массивная дверь, окованная железом. Брантос снова отворил её для Изобель ключом. Жрицу до самых костей пробрала стужа: когда-то здесь располагался холодильник для продуктов, но Джахейра освободила его под иные нужды.       Сейчас Высшая Арфистка допрашивала пойманную Шэдоухарт. Толстые ядовито-зелёные лозы притягивали шарранку к стене, удерживая за руки и за ноги. Джахейра расхаживала перед ней. От света факелов в углах её тени крестом ложились на серые камни.       — …Природа, может, и терпелива, но я — нет. Отвечай, кто ты.       — Я уже сказала! Я — Шэдоухарт.       — Это не тот ответ, который мне нужен, — Джахейра нахмурилась, и побеги скрутились туже, сдирая кожу с запястий Шэдоухарт. Девушка сцепила зубы от боли. Арфистка же подошла к ней чуть ближе, вгляделась в её лицо острыми кошачьими глазами.       — Кому ты служишь? Кто подослал тебя в «Последний Свет»?       — Я явилась сюда по собственной воле.       — Что-то не верится. Ты не думай, шарранка, что только ваша братия искусна в пытках. Знаешь, какую боль вызывают побеги, прорастающие сквозь плоть? Если будешь отмалчиваться, уже скоро узнаешь.       Дверь отворилась, и в камеру вошла Изобель в сопровождении Брантоса. Джахейра оглянулась с недоумением:       — Изобель? Ты что здесь делаешь?       Та ответила с не меньшим недоумением:       — Ты хотела, чтобы я спустилась?       — Я?..       За спиной Изобель раздался язвительный голос:       — Нет. Это я так захотела.       Девичий голос ядовито переливался. В первое мгновение никто не понял, что слова прозвучали изо рта Брантоса. Эльф странно дёрнулся, откинул голову назад, как если бы невидимая сила резко потянула его за волосы. Его лицо болезненно искривилось, затем поплыло, точно сырое тесто, затем и вовсе осыпалось серым прахом. Пугающее, омерзительное зрелище, но, хоть убей, не получалось отвести от него глаза. Это было, как наблюдать за ядовитой змеёй, меняющей шкуру, или за гадким насекомым, выползающим из кокона. Под взглядами, полными страха и отвращения, из облачка праха явилась бледная, очень бледная девушка в алых обрезках кожи.       Движением стремительней, чем взмах плети, Орин приставила к шее Изобель два кинжала. Та тонко вскрикнула и застыла в ужасе. Джахейра тоже вскрикнула:       — Перевёртыш!.. Изобель, берегись!       Она шагнула к Орин, вокруг её рук полыхнули кристаллы синего колдовского льда. А та ухмыльнулась:       — Стоять! Дёрнешься — я её прирежу.       Джахейра замерла, удержав лёд в руках. От частого дыхания её грудь вздымалась и опускалась. Только это и выдавало её эмоции — внешне Высшая Арфистка уже возвратила спокойствие.       — Ты вообще соображаешь, что творишь, чудовище? — проронила она хладнокровно. — Защита Изобель — единственное, что сейчас спасает нас от смерти! Щит падёт, и каждый под этой крышей погибнет тотчас!       Орин весело захихикала:       — Здорово я придумала, правда?       Она прижала кинжал к шее жертвы тесней. Изобель вздрогнула — красная капля сбежала по её горлу. Глаза Джахейры широко раскрылись от ужаса. Убийца же, как ни в чём ни бывало, продолжила:       — Ты сделаешь всё, что я тебе прикажу… если не хочешь, чтобы я прирезала твою милую пташку. Не хочешь ведь? Правда?       Тонкие губы Джахейры дрогнули. Положение арфистки было отчаянно — ей нечего было использовать против Орин. Она не могла позволить себе рисковать жизнью Изобель. А Орин от понимания, что сила на её стороне, оскалилась шире.       — На колени, старушка. Подними руки вверх, чтобы я видела.       Та, не отрывая от Орин глаз, встала на колени и подняла руки.       — Теперь распутай мою подружку.       И снова Джахейре пришлось подчиниться. Зелёные побеги с шелестом втянулись в трещины между камней. Шэдоухарт тотчас вскочила на ноги. Она плавно повела руками, и из её шрама вырвалась чёрная дымка. Теперь уже Джахейру спутали цепи, подобные очень густым теням настоящих цепей. Они охватили её лодыжки, запястья, туловище, притягивая к земле.       — Мы ещё не в расчёте, старая ведьма, — Шэдоухарт, смерив Джахейру холодным взглядом, легко шагнула к Орин. — Значит, всё-таки мы подруги.       Та хмыкнула:       — Не слышу радостного удивления в твоём голосе. Где моё «Ты спасла меня, дорогая, я тебя так заждалась»? Я пытаюсь для тебя сделать что-то хорошее. Вытащить из беды. Не то, чтоб мне это свойственно.       — Спасибо — я так тебя заждалась, дорогая. Я верила, что ты за мной придёшь, иначе не устроила бы тот спектакль для всеобщего отвлечения. Но вот чего я точно не ожидала, так это увидеть лунную девку в твоих руках, — Шэдоухарт вцепилась в Изобель глазами, полными чистейшего презрения. — Люблю такие сюрпризы. За её голову, Орин, я у тебя в огромном долгу.       Джахейра в теневых цепях яро вскинулась, точно львица, углядевшая браконьера на своей территории:       — Орин?!.. Орин Красная! После стольких лет?!.. Хотела б я, чтоб эта встреча случилась иначе. Проклятье! — последнее она выплюнула сквозь зубы.       Орин с интересом прищурилась на арфистку, затем перевела глаза на Шэдоухарт:       — Иди ко мне, Шэд. Сюда, поближе — тебя я не укушу. Вот, возьми, — она, не отнимая от шеи добычи «Мечту Гадюки», вручила «Маленькую Глупость» Шэдоухарт. — Надеюсь, тебе не надо показывать, где артерии? Держи нож у шеи этой голубушки, как держала я. Подмени меня.       — С удовольствием, — та с ухмылкой перехватила кинжал. — Фи — от неё несёт молоком! Слышишь, Изобель? От тебя воняет.       — Следи, чтоб лунная голубушка не дёргалась. А я пока немного поболтаю со старушкой. Есть у меня к ней пара вопросов.       Орин отошла от Изобель, предоставив Шэдоухарт сторожить добычу, и приблизилась к арфистке. Та встретила её взглядом зверя из-за решётки — затравленным, злым.       — Чего ты хочешь, убийца? А впрочем, я знаю — крови, как и всегда. Ну что же, сегодня ты выиграла — наслаждайся призом. Пролей мою кровь… но только не трогай Изобель. Тебе нужна я, не она.       — Джахейра!.. — выдохнула Изобель. — Не надо!       — Заткнись, корова! — прошипела Шэдоухарт.       — Заткнитесь все! — завизжала Орин. Она порывисто обошла скованную Джахейру, точно акула, кружащая возле добычи. — Ты! Откуда знаешь моё имя?       — Это какое-то хитрое издевательство? — желчно усмехнулась та. — Разве не очевидно?       — Спроси ещё что-нибудь, и моя подружка выколет у твоей подружки глаза. Я задаю вопросы, а ты отвечаешь. Ну же?       Джахейра, опустив глаза, процедила сквозь сжатые зубы:       — Многие Арфисты знают имя Орин Красной. Ты наша цель для уничтожения во Вратах Балдура. Мы долго выслеживали тебя по кровавым следам, по отвратительным зверствам, но ты всегда ускользала от правосудия. К моему стыду, мы не сумели выяснить, как ты выглядишь, что теперь вполне объяснимо, — её губы горько дрогнули. — Но мне всегда было известно, кто ты, даже слишком хорошо.       — И кто же я, по-твоему? — Орин с усмешкой скрестила руки, глядя на Джахейру сверху вниз. А та вновь вскинула глаза и ясно произнесла:       — Ты отродье Баала.       От этих кратких слов мир у Орин в глазах поплыл. Нет, она не вспомнила подробностей — у неё не было ничего, кроме имени. Но одного лишь имени оказалось достаточно, чтобы каждый предмет вокруг раздвоился и оторочился красной тенью. Имя Баала что-то в ней пробудило, словно первый вдох, проникший в ледяные лёгкие спасённого утопленника. Оно обожгло Орин пламенем всех Девяти Преисподен. Вот он, её демон, сидящий внутри, её тёмный соблазн. Он смотрит на этот мир её взглядом, в её изменчивой плоти кипит Его сила, её руки — орудие Его жатвы. Баал — её жестокосердный бог. Тёмный Соблазн — не проклятие, не болезнь, но Его наследие. Осознание сорвалось с губ Орин коротким пронзительным восклицанием.       — Баал!.. Как я могла забыть?! Как я могла позабыть… Его?! Моего Отца?!       Она схватилась за голову, силясь унять кровавое пламя внутри. Ей хотелось и засмеяться безумным смехом, и зарыдать, и закружиться в стремительном танце с клинками. На мгновение ей показалось, что её руки обращаются в когтистые лапы, столь же отвратительные, сколь изысканно смертельные.       Но пожар унял голос Изобель — прохладный, плавный, словно течение реки в лунном свете.       — Ты путешествуешь с прислужницей Шар и ещё удивляешься, что позабыла?       Шэдоухарт раздражённо толкнула Изобель в бок:       — Замолчи сейчас же!       Красная дымка в глазах у Орин плавно рассеялась. Она уставилась на двух жриц очень внимательно. Внимание привлекли не столько слова девки в белом, сколько тон Шэдоухарт. Она… занервничала. Интересно, почему?       — Нет-нет, — Орин махнула руками, — пусть продолжает. Мне любопытно.       А Изобель, несмотря на приставленный к горлу кинжал, заговорила спокойно и мягко:       — Из твоей беседы с Джахейрой я поняла, что ты не помнишь себя. Богиню Шар называют многими именами: Леди Потерь, Владычица Горя, Ночная Певунья. Одно из имён — Госпожа Забвения. Что, не слышала? Почему же твоя «подружка» не просветила тебя? Она-то уж точно знает.       Джахейра язвительно фыркнула:       — Ха! «Подружка» — какая нелепица. Глупое молодое отродье не ведает, что путь зла всегда одинокий. Не найдёшь ты на этой дороге друзей, любви, счастья. Только бесславную смерть, в лучшем случае — раннюю.       — Тебе… — Орин гневно обернулась на Джахейру, -… не давали слова!       Она схватила из-под ног булыжник и с силой его опустила на голову старой арфистки. Камень сухо стукнул о темя. Джахейра охнула и обвисла на теневых цепях — они удержали её на коленях, не позволяя упасть. По её виску из-под толстых кос побежала кровавая струйка, вильнула по шее за ворот кожаного нагрудника. Проще, конечно, было её убить, а не оглушить. Но Орин ещё хотела вернуться к допросу… Вот только выяснит, что там с Шэдоухарт.       — А ты почему умолкла, голубушка Изобель? — она окликнула испуганную жрицу почти что ласково. — Продолжай. Что ещё ты расскажешь мне о шарранах?       — Она селунитка, Орин! — кончик кинжала в руках Шэдоухарт дёрнулся. — Не слушай её! А ты, тварь — придержи свой поганый язык!       Но Изобель продолжила с каким-то монотонным, обречённым упрямством:       — Правда — оружие столь же надёжное против шаррана, как солнце против вампира. В который раз я убеждаюсь в верности этих слов. А истина очень проста. Шарраны — мастера забвения. В своих теневых анклавах они оттачивают заклятия стирания памяти. Они прекрасно владеют этим искусством. А также искусствами лгать в глаза и входить в доверие, чтобы затем предавать…       — ЗАТКНИСЬ! — заорала Шэдоухарт и полоснула кинжалом по горлу Изобель.       Дева в белом не успела даже вскрикнуть. Она, широко распахнув голубые глаза, пала к ногам шарранки. Изобель конвульсивно дёрнулась на земле, её голова откинулась, открывая горло с широкой кровавой раной. Кровь забила из неё столь сильно, что в тишине разлетелся шелест струи. Алое полилось на снежную робу, промочило серебряную звезду на груди, обагрило холодные камни. Невыносимая яркость красного на белизне чужеродно резала взгляд.       Но Орин в этот миг было ничтожно мало дела до судьбы Изобель, до Джахейры, и даже до собственной вновь обретённой божественности. Равнодушно вступив в ручей тёплой крови, она шагнула к Шэдоухарт.       — Ты мне лгала, — голос Орин задрожал. — А я ведь почти поверила, что ты… что мы…       Глаза жрицы, два изумрудно-зелёных озера, наполнились смертельным испугом. Под взглядом Орин она медленно попятилась. С кинжала в её руке ещё капала кровь селунитки. Орин тоже сжимала кинжал, продолжая плавно идти на Шэдоухарт. За её бесшумными шагами тянулся кровавый след.       — Орин, послушай… У меня не было выбора.       Губы Орин скривились в усмешке. Усмешку эту можно было принять за знак больного веселья, но из её белых глаз почему-то сбежали две маленькие слезы.       — У тебя мой кинжал, Шэдоухарт, — срывающимся голосом выдавила она. — Мне его отобрать? Или же ты сама его всадишь в себя? Так мне было бы проще.       — Да погоди же! Я всё тебе объясню!       Сполох яркого сине-зелёного света заставил их замолчать. Свет исходил от бездыханного тела Изобель. Орин и Шэдоухарт разом отпрянули от него. Потоки магии неудержимо забили из мёртвых глаз жрицы, из приоткрытого рта, из раны на её шее. Сияние разошлось круговыми волнами по полу, окрасив пещеру тонами потустороннего мира. Оно несло с собой неразличимый шёпот сотен душ, молящих о спасении столь же отчаянно, сколь безнадёжно. Некротическая энергия, магия смерти. Орин видела её явление и раньше, и Шэдоухарт тоже узнала её. Но как, в каком сумасшедшем мире могут быть связаны проклятые умертвия и благочестивая селунитка?       — Некромантия?.. — оторопело прошептала Шэдоухарт. — Какого дьявола?       — С тобой я после договорю, — прошипела Орин. — Я чую, надо уносить ноги.       Они поспешно отступили к туннелю в дальнем конце помещения. Тёмный лаз закрывали толстые доски. Оказалось, что он был не просто закрыт, а забит наглухо.       А мертвенный свет, меж тем, разросся до ослепительной вспышки. В его кипении Изобель оторвалась от пола и поднялась вертикально. Её слегка покачивало на потоках, и бессильно висящая голова тоже покачивалась. Но вдруг эта голова осмысленно приподнялась. Глаза, полные ледяного огня, пристально уставились на Орин и Шэдоухарт. Белые волосы Изобель развевал невидимый ветер, и этот же мистический ветер разнёс под сводами её голос. Слова убитой полнились тихой, живой печалью.       — Как странно. Лунная Дева всегда учила меня смирению и терпению. Она повторяла, что если сносить испытания стойко, боль непременно отступит. Но я умираю в который раз, а боли всё не становится меньше.       Кровь с пола и с робы Изобель живыми капельками поползла к её шее и красной змейкой втянулась в рану. Безобразный разрез на горле закрылся, кожа соединилась гладко, без шрама. Одеяние жрицы вновь воссияло девственной белизной. А затем её глаза мягко угасли, и зелёный свет некромантии плавно рассеялся. Шёпот мёртвых в последний раз пролетел по пещере, вызвав на коже Орин мурашки, и растворился в подземном эхе. Через несколько секунд сапоги живой и невредимой Изобель коснулись земли. В воцарившейся тишине она подняла перед грудью руки, разглядывая свои пальцы с ясным выражением гадливости.       — Вы открыли ещё одну безобразную истину. Я, Изобель Торм… не могу умереть.       Её пальцы сжались в кулаки. Изобель рухнула на колени и закричала — пронзительный, страшный, истошный вопль. Она кричала, словно хотела выплеснуть с этим криком нутро, вывернуть наизнанку. Кричала, захлёбываясь страданием, срываясь на мучительный вой.       — Когда?! Когда же это закончится?! Отпусти меня! Отпусти меня, слышишь?! Что ты со мной сотворил?! Я хочу умереть! Я ХОЧУ СМЕРТИ!       Проклятая доска, наконец, поддалась совместным усилиям Орин и Шэдоухарт. Они пустились прочь по узкому туннелю со всех ног. Вопли несчастной жрицы летели им вслед.