႐ႄဒ ___⟨͜⟨͜⟩͜⟩___ ႐ႄဒ
Оно ничем не отличалось от миллионов, что она вскормила своими соками. Белый комок, гладкий и бугристый на ощупь, как её корни, едва пульсирующий под его рукой. Но вот, пустота заструилась по трубкам, словно тёмная кровь. Яйцо заколебалось в бешеном, рваном ритме, когда чернильная тьма проникала в его жилы. Теперь оно походило на опухоль, прорезанную сетью пульсирующих чёрных вен. И оно все наполнялось, и наполнялось. Внутри пустота забиралась под ещё мягкую, словно желе, оболочку личинки и замещала собой её крошечное, недоразвитое тельце.
Это зрелище завораживало. Когда-то давно, когда они делали свои первые неловкие попытки, Король лично наблюдал за превращением каждого яйца. Очень много яиц погибало в процессе, поэтому, каждый шаг приходилось отслеживать. Тогда ему помогала Мономона. Удивительно полезное, даже, можно сказать, почти незаменимое создание! Но вскоре, процесс был настолько выверен и отлажен, что процент потерянных сосудов на данном этапе опустился практически до нуля. И больше не было причин спускаться в Бездну. Но всё же он наблюдал с интересом, словно в первый раз. И этот раз был особый. Панцирь существа был надёжно защищён печатями. Пустота не проникнет туда. Не заберёт его волю.
Яйцо перестало биться и замерло. Теперь оно было неподвижно, словно камень. Чёрная ровная поверхность. В её зеркальной глади Король отчётливо видел своё отражение.
Что ж, самый опасный этап позади. Пустота теперь объединена волей этого маленького, хрупкого создания. Они сделали свою часть работы, пусть время теперь позаботится обо всём остальном. Оставалось лишь надеяться, что оно у них ещё осталось. И он ушёл, не оглядываясь, оставив своё дитя в Бездне среди пустоты, где нет ни холода, ни тепла. Отныне двое каролингов будут нести дозор — неусыпно сторожить его покой до самого вылупления.
Время летело стремительной стрелой. Личинка исправно росла и развивалась внутри своей стеклянной колыбели, что не могло не радовать. Корень постепенно поправлялась. От сосудов, что ещё зрели в её корнях, решено было избавиться. И, хоть вся её природа противилась подобному решению, оно явно пошло ей на пользу. Ей незачем было больше оставаться в Садах, и она снова перебралась в Белый Дворец, где могла больше времени проводить с Королем. Свобода от тяжкой ноши и близость супруга снова наполнили её жизнью. Её корни пополнели, свет стал ярче, лицо не казался больше ликом призрака. И, когда час настал, она впервые за всё время существования сосудов захотела проследовала на Скрытый вокзал вместе с супругом. Изначально Король планировал самолично спуститься в Бездну, но, когда услышал пожелание супруги, сразу же поменял свои планы.
Они молча стояли на мосту вдвоём. Он позаботился о том, чтобы каролинги избавились от остатков сосудов до прихода Белой Леди, и ленты, ныне порожние, убегали за горизонт бесконечной механической рекой.
Король внимательно отслеживал весь процесс глазами каролинга начиная с самого вылупления. На этом этапе дитя ничем не отличалось от сосудов — чёрное тело, тёмные глаза и бледный панцирь, блекло светящийся в темноте.
Каролинги обернули его в накидку и повели к выходу из бездны. Дитя медленно, но уверенно шло за королевскими слугами.
Но тут, случилось непредвиденное: за ними увязался сосуд. Некоторые из них, отвергнутые сразу после вылупления, до сих пор бродили в глубинах Бездны. Они были безобидны и хорошо прятались в тоннелях, поэтому Король счёл эту проблему недостаточно существенной, чтобы отвлекать каролингов от важных дел. Было полно и более первостепенных задач, чем вылавливание сосудов в тёмных переходах и их последующее уничтожение. Но теперь, видимо, всё-таки придётся запустить туда каролингов, чтобы они обследовали всю Бездну и уничтожили оставшиеся сосуды.
Уцелевший сосуд плелся на некотором расстоянии от них — слишком маленьком, чтобы каролинги могли незаметно избавиться от него. Король не хотел, чтобы дитя видело такое в свой первый же день на свете. И решил не придавать этой мелочи значения. Когда они дойдут до платформы, сосуд отстанет. Так и случилось: платформа медленно поплыла ввысь, а существо осталось на дне. Но вдруг... бледное пятно мелькнуло в пропасти. Оно карабкалось! Наверно, остатки его мёртвой воли пробудились, и приказали телу найти выход из Бездны. Оно шло, пошатываясь, спотыкаясь, падало, вновь поднималось. Казалось, что платформа едет мучительно медленно. И вот, когда дитя и двое каролингов сошли на гладкие плиты уступа, оно прыгнуло в отчаянной попытке и повисло на краю. Дитя, не отрываясь, смотрело на сосуд. Ну что за представление! Король хотел было приказать слугам отправить его туда, где ему и место, но тут маленькие лапки ослабели, и существо сорвалось в пропасть. Дитя, как прикованное, продолжало смотреть в одну точку, туда, где только что исчез сосуд, пока каролинги не вывели его за врата.
— Ты о чём-то задумался, милый? — голос супруги отвлек Короля от наблюдений, и он снова увидел металлический блеск моста в тусклом свете светомуших фонарей, слышал мерный стрекот подвижной ленты и чувствовал рядом тепло супруги.
— Нет, просто присматриваю за ним, — ответил он.
Три фигуры показались вдалеке, на краю моста. Они медленно приближались. Каролинги шли ровно, чеканя шаг, и вели за руки дитя, которое семенило своими маленькими ножками, еле поспевая за ними. Ребенок плакал. Наверное, от страха. Или просто так, как плачут все маленькие дети. Слёзы сосудов Королю были привычны. Они были в порядке вещей. Кроме того, сразу же позволяли выявить сосуд с изъяном. Те слёзы были неслышны. Тёмные струи пустоты бесшумно изливались из глаз. Но это дитя... Оно растирало слёзы по лицу и всхлипывало тоненьким голоском.
— Он не пустой... — внезапно прошептала Корень каким-то странным голосом. Он никогда ещё не видел её такой. — Не пустой! Наше дитя!.. Мой сын!
На её лице проступила мягкая, кроткая улыбка. Улыбка не богини, а обычной матери. Она сделала шаг вперед и обняла его. Сначала робко, но потом всё смелее и смелее прижимала маленькое существо к груди. Маленькое тельце продолжало вздрагивать от рыданий, но постепенно, дыхание его успокаивалось. Он расслаблялся на её широкой груди. Плач прекратился, и теперь ребенок дышал ровно, бесшумно...
— Дитя моё, — шептала Корень и гладила сына меж белых рожек. Так нежно и мягко, словно боялась, что от единственного неосторожного прикосновение он разобьётся, как фарфоровая статуэтка. — Пусть ты состоишь из тьмы, но ты не сосуд. Ты живой... Мой маленький мальчик...
Король смотрел на них и в этот миг чувствовал себя почти счастливым. Она признала в этом существе своё дитя, пусть сердце в его груди недвижимо. Оно не бьётся. Оно лежит, словно холодный мёртвый камень.
Ибо оно — Сердце Пустоты.
