Жёлтая пыль въедалась в плоть, кожа бурлила, набухшие волдыри сочились прозрачной лимфой.
Нечего сказать, отличное начало! Спасибо Дрие за очередной урок боли! Впрочем, сам дурак. Мог бы и догадаться, что споры нельзя держать в руках, коль скоро их используют как оружие. Да и Квиррелл предупреждал!
Затолкав споры обратно в мешочек, Принц выскочил из комнаты. Платформа наверх, затем длинная галерея, еще одна платформа. Наконец, крыша.
Плиты звякали под ногами, слева и справа проносились зеленые полосы зарослей.
А вот и мать! Гуляет в своём любимом комнатном садике под крышей мансарды. Принц ногой распахнул створы решетчатой двери и, тяжело дыша, ворвался внутрь.
— Мама, помоги! — Он стоял, запыхавшись, сгорбившись от боли, вытянув руки вперед. — Можешь меня вылечить?
Строгий взгляд окинул его с ног до головы, задержался на опухших лапках.
— И где ты умудрился так повредить свои ладони?
— Я?.. Нигде... — Принц растерянно убрал руки за спину. Ещё не хватало, чтобы мать прознала про споры. Скорее всего, она их заберёт и уничтожит.
— Ну, раз нигде, то тогда и говорить не о чем, так ведь?
— Ну ма-ам! — Принц состроил жалостливую гримасу и робко взглянул ей в глаза. Она остановилась, наклонив голову. Глаза — холодные застывшие льдинки. Он редко встречал этот взгляд, но знал наверняка, что он означал лишь одно: мать непреклонна в своем решении. В своей неподвижности она сейчас казалась одеревеневшей. И спорить с ней — всё равно, что с деревом.
— Либо ты рассказываешь, что случилось, либо сам залечиваешь свои раны.
Дела плохи, очень-очень плохи. Если она узнает…
Ладони горели огнём. От боли хотелось расплакаться. Но было не только больно, но и обидно. Ну почему обычно добрая мать иногда бывает такой безжалостной? От этой мысли обида усиливалась. Но он не имел права плакать. Больше не имел. Даже если бы точно знал, что она разжалобится.
— Я вижу, что тебе больно, — словно угадав его мысли, сказала Белая Леди. — Но раз ты не хочешь доверить матери свою тайну, значит, считаешь себя достаточно взрослым. Так ли это? — Принц кивнул с обреченным видом. Она не оставила ему выбора. — А значит, должен быть готов позаботиться о себе сам. Давай-ка ты сфокусируешься на своих повреждениях и залечишь их самостоятельно.
Фокус. То, чему мать его столько раз пыталась обучить и где у него не было никаких подвижек.
— У меня не получится! — жалобно запротестовал Принц.
— Ты — дитя двух богов, а значит, рано или поздно этому придётся научиться. Так зачем же тянуть?
Принц тяжело вздохнул и закрыл глаза, сконцентрировавшись на своих ощущениях. В точности, как его учили. Даже согнулся от натуги.
— Заживайте, заживайте, заживайте... — бормотал он про себя. Но не выходило ровным счётом ничего.
— Дыши глубже. Прислушивайся к своим ощущениям и пропускай их сквозь себя, словно воду. А главное, не думай ни о чём.
— Ладно, — пробормотал Принц. Мать приложила палец к устам, призывая его замолчать.
Не терпелось убежать и продолжить подготавливать свой великий замысел. Но руки нестерпимо болели. Принц так глубоко дышал, что у него даже закружилась голова и перед глазами потемнело. И упрямо продолжал пытаться “не думать”.
Ни о чём не думать, ни о чём не думать… голова пустая, как чертоги башни Короля. Интересно, что там наверху, за запертыми дверями? Нет, не интересно! Нужно справиться, нужно справиться… Нельзя отвлекаться, иначе, руки не исцелятся, и всё пойдет прахом. И Дрия… О, Свет! Как же болят ладони! Нет, не обращать внимания и ни о чём не думать. Ни о чём не думать? А знаешь, мам, легко сказать.
— Довольно, — сказала мать. Принц вздрогнул и, скривившись, прижал лапки к груди. — Ещё чуть-чуть, и я бы услышала, как твой разум скрипнет от усилий. — Она вздохнула и приблизилась к нему, положа руку на панцирь. — А всему виной то, что сокрыто в этой маленькой черепушке. Это твоя сила, но она же твоя великая слабость. Ведь то, что сидит в твоей груди, оно не проникнет… Оно не достанет…
Внезапно, слова начали отдаляться. Они звучали всё тише и тише, пока их эхо не замерло вдали. Всё вокруг окутала чернота.
И тут, хлынул жар. Тело — поток пульсирующего света, вспыхнуло ярче тысячи огней. И неведомое чувство затопило его. Лучшее чувство на свете.
Но блаженство длилось лишь один миг. Он очнулся лежащим на спине, на мягкой земле. Лапки крепко сжимали стебли травы.
Мать склонилась над ним с лёгкой улыбкой. Тени лиан, вьющихся по стенам и потолку, и пышных кустов, топорщащихся из высоких белых горшков, ложились на нее пёстрыми пятнами, словно заплаты на белом сияющем костюме. Свет хлестал из ровных рядов квадратных окон, проделанных в полукруглом своде мансарды. Частички пыли и цветочной пыльцы сверкали и переливались в лучах этого света. Принц не смог сдержать улыбку от красоты вокруг и спокойствия, затопившего душу.
Он не сразу заметил, что кожа абсолютно чиста.
— У меня получилось? — медленно проговорил он, всё ещё отказываясь верить в произошедшее.
— У тебя получилась, — ответила мать.
— У меня получилось! — вскричал он, вскакивая на ноги.
— Отныне, пустой стеклянный сосуд, один из тех, что не раз встречались тебе во время твоих прогулок по дворцу, будет рядом всегда, и всегда полон.
— Сосуд?.. — запоздало переспросил Принц.
— Да, сейчас ты израсходовал свои силы. И твой внутренний сосуд опустошён. Нужно его восполнить, чтоб ты мог вновь обратиться к источнику той силы.
— Но я… Но я ведь даже не знаю, как это у меня получилось, — радость прошла, и Принца охватили сомнения. Неужели, он сумел обратиться к божественной силе? Но как? Он же даже не сделал ничего!
— В том-то и смысл, — улыбнулась мать. — Значит, ты всё сделал правильно.
— То есть, ты больше не будешь мне помогать? — испугался Принц.
— Ну почему же. Способности твоей ещё предстоит развиться. Я буду поддерживать тебя, как и прежде. Но знай, что ещё я очень тобой горжусь.
— Мама?
— Да, милый.
— А ты тоже используешь эти сосуды для восполнения силы?
Белая леди мягко усмехнулась.
— Нет, мне они ни к чему. Я черпаю силы из земли. Из деревьев и трав. Мне даёт силы моё счастье, моя любовь. Существо, чья душа безгранична, навечно разделило её со мной.
— Круть! — воскликнул Принц. — А я, когда-нибудь, найду свой источник безграничной силы?
Голова Белой Леди слегка дёрнулась, и, в миг, она посуровела. Глаза похолодели опять.
— Никто не знает. — Сказала она. — Теперь, иди. Мономона тебя уже ждёт.
Принц был только рад, что мать, наконец, его отпустила. Он тихонько прошмыгнул мимо неё на открытый балкон, где растения широко раскинули зелёные листья размером с одеяло, и круглые серые плоды колыхались на тонких стеблях, торчащих из огромных зелёных кувшинов.
Принц подпрыгнул и, ухватившись за один из таких плодов, повис на нём. Тот на ощупь был мягкий, пористый и упругий. Принц тянул его вниз, пока он не оторвался. И сдавил в руках. Поры, едва заметные тёмные точки, расширились, изнутри вырвался мягкий пух и разлетелся во все стороны, приятно пощекотав лицо.
Когда Принц вернулся в свою комнату, в одной из ниш уже стоял большой сосуд, до краёв наполненный белой, светящейся жидкостью?.. Или, всё же… Чем-то слишком лёгким для того, чтобы быть жидкостью. Может даже невесомым. Свет, обретший форму, как бы выразилась Мономона. Принц осторожно приблизился к сосуду и надавил на маленький серебристый рычаг. Тут же стекло откинулось, и поток сияющих частичек потянулся к нему, впитался в грудь. Принц не почувствовал их тяжести. Лишь тепло разливалось по телу.
Принц замер, привыкая к новому чувству. Но у него не было времени ломать голову над тем, что только что с ним произошло. Он достал узелок со спорами, надёжно спрятанный под кроватью, затолкал их внутрь оболочки плода и повесил самодельный амулет на шею.
Весь остаток дня Принц провёл как на иголках. А день, будто из вредности, всё не желал заканчиваться. Обычно увлекательные лекции Мономоны казались нестерпимо нудными, бессмысленными и бесполезными. Принц постоянно отвлекался, ёрзал на стуле, от невнимательности по несколько раз записывал одно и то же предложение.
Наставница должно быть заметила, что с ним что-то не так. Она остановила лекцию и бросила на него один из тех взглядов, пронизывающих насквозь.
— Что с вами сегодня? — спросила она. — Сначала вы опаздываете на добрую треть часа, а теперь, я полагаю, в своих мыслях вы и вовсе уже покинули эти стены.
— Простите Наставница, — сказал Принц, виновато потупив взгляд. Но Мономона продолжала смотреть на него в ожидании объяснений.
— Со мной ничего не случилось, просто сегодня у меня впервые получилось самостоятельно исцелиться, — брякнул Принц первое, что пришло в голову. Едва ли Мономона бы поверила, что он с таким нетерпением ждал урока с Дрией.
— Выходит, вы наконец-то овладели фокусом души?
— Ну… Не то, чтобы полностью овладел… Просто это было так странно и так… потрясающе, — Принц с трудом подбирал слова, но как бы он ни хотел, у него не получалось даже близко описать то, что он испытал. Вдруг слова Мономоны, словно замедленное эхо, снова прозвучали в голове. — Постойте! Вы назвали это фокусом души? Почему вы так сказали?
— А как называет сию концентрацию силы Её Величество?
— Мама всегда говорит просто «фокус».
— Вот как значит. Знайте же, те силы, что черпаете вы для заживления своих ран, может дать только душа.
— А тот сосуд в моей комнате? Откуда в нём эта светящаяся штука, которая восполняет мои запасы силы? — спросил Принц. Почему-то после объяснения Мономоны внутри зарождалась смутная тревога, но он не мог понять, в чём её причина.
— Чтобы использовать ту силу, вам не нужно в деталях знать процесс. Как не требуется понимать, как изготавливают паучий шёлк для того, чтобы писать на нём. Если бы вы и могли вникнуть во все его технические детали и тонкости, едва ли они бы вас заинтересовали. Это такой же специализированный предмет, как изготовление раздвижных мостов и трамваев. Увы! Время у нас ограничено.
— Понятно, — ответил Принц. Поле такого ответа интерес сразу пропал. Но и тревога внутри улеглась.
— А теперь, с вашего позволения, вернёмся к лекции. И так, соглашения между Глубинным Гнездом и Ульем впервые были достигнуты уже во время правления Херры Зверя…
Тьма ушла, положив конец ночным страхам и тревогам. Утром, ярким и светлым, как и всегда, Принц первые не плёлся на тренировку повесив голову, а почти бежал, с трудом сдерживая улыбку. Тяжелая дверь захлопнулась за ним с привычным лязгом, гнетущим эхом откликнувшимся в панцире. И снова Дрия шагнула из тёмной ниши в круг света, падающего из огромного окна в потолке.
Тренировка началась как обычно. Сначала он повторял за Дрией выпады и удары по набитому соломой чучелу, ловя на себе её критические взгляды. Затем, пришло время тренировать равновесие. Как же Принц ненавидел эту часть тренировки! Глубоко вздохнув, он влез на «брусья» — четыре круглых стебля, связанных верёвками между собой, образующих квадрат примерно на высоте его панциря. Он должен был ходить по стеблям и прыгать с одного на другой, пока Дрия, время от времени, методично награждала его ударами — на высоте головы, ног, и, самое худшее — на уровне пояса. Если нижние удары можно было перепрыгнуть, от верхних — пригнуться, то от этих, «средних», спастись было почти невозможно. Всё, что он мог — лишь перебегать в панике на другой конец стебля или совершать отчаянный прыжок на брус напротив. Сколько раз он поскальзывался, падал, не рассчитав расстояние, отлетал в стену от мощного удара в живот… И так всегда. Даже останавливаться было нельзя. За каждую остановку он получал выговор и штрафной удар. Бесконечные муки.
Принц уже проклинал своё утреннее веселье, когда Дрия, в конце концов, приказала ему спуститься вниз.
— Возьми гвоздь с нижней стойки, и перейдём к практике, — сказала она.
Принц послушно взял в руки маленький игрушечный гвоздик.
«Скоро ты будешь моей», — мысленно пообещал он, оглядывая стойку, когда «Непостижимая Кара» задержала его взгляд на себе. Так он про себя окрестил гвоздь, который так давно хотел заполучить. Почему он выбрал такое название, он и сам не знал. Но звучало круто.
Дрия встала напротив него и скомандовала: «Нападай!» Принц занес гвоздь для удара, но тут же был отброшен назад и чуть не упал. Он уже нащупал амулет, спрятанный под накидкой, но получил ещё один молниеносный удар прямо в бок и согнулся пополам от боли. Рука разжалась, гвоздь со звоном упал на пол.
— Это что ещё такое! Руки держать на рукояти гвоздя! — прикрикнула Дрия. Теперь пришла её очередь нападать.
Ему удалось заблокировать серию из трех ударов, но четвертый, короткий, боковой, больно прошёлся по виску.
— Ты что, совсем ничего не видишь! Почему не защитился! — рявкнула Дрия.
Челюсти сжались, левая рука потянулась к амулету на шее, и он сжал её в кулак чтоб сдержаться. Нет, ещё не время!
Его очередь. Дрия согнула колени и опустила гвоздь, готовая защищаться. Удар! Она легко отразила его, и их оружия скрестились с глухим лязгом. Рука снова рванулась под накидку. И тут, гвоздь Дрии скользнул вниз, по лезвию его гвоздя. Удар пришелся прямо по руке. Не сильный, но болезненный. Принц едва не разжал рукоять, но стерпел, сжав челюсти от боли.
— Ты будто не на гвоздях сражаешься, а маскокрылов палкой гоняешь! Я не буду засчитывать тебе эту попытку, настолько она была убогой. Давай по новой!
Принц почувствовал, как челюсти повело в злобной ухмылке. Пусть издевается, сколько хочет, пока ещё может! Он ударил ещё раз, встав боком, закрываясь гвоздём от возможной контратаки. Их лезвия снова скрестились. И он отшатнулся назад под тяжестью её тела, с трудом удерживая равновесие. Она могла легко откинуть его назад, так что он бы улетел в другой конец зала. Но она этого не делала. Тёмные холодные глаза смотрели прямо на него. Наверняка, она сейчас наслаждалась его беспомощностью, прежде чем нанести ещё один удар, от которого зазвенит в голове.
И он не стал дожидаться, пока это произойдёт. Левая рука метнулась под накидку и крепко сжалась на амулете. Облако спор высвободилось наружу. В миг воздух стал жёлтым, едким. Принц сам едва успел зажмуриться, но глаз успел уловить тёмный скрюченный силуэт Дрии, согнувшейся, прикрывшей глаза руками. И он ударил. Вслепую, туда, где предположительно было её тело. Прямой выпад, колющий удар, укус жальня. Гвоздь его не встретил каменную твердь чужого оружия. Это было что-то упругое, живое. Он открыл глаза. Кончик гвоздя упирался Дрии прямо в грудь. Он сделал это! Он победил! Из груди вырвался смех, но Принц тут же закашлялся. Руку обожгло нестерпимой болью. Он вскрикнул и выронил гвоздь. Сильные руки оторвали его от земли, и Дрия метнулась к выходу, больно сдавив ему бока в своих твёрдых ладонях.
— Болван! — рявкнула она, захлопывая за ними дверь.
Принц не видел её лица, но, наверняка, её перекосило от ярости. И Принц был невероятно доволен собой. Неужели, ему удалось вывести каменного истукана из себя! Даже если она прикончит его на месте, это того стоило! Радость от победы была столь велика, что он даже забыл про боль.
Но тут, металлические тиски разжались, и он оказался на земле. Дрия сделала пару глубоких вдохов, и на её белом гладком лице появилось странное выражение. Её взгляд был нацелен куда-то поверх него, словно она избегала смотреть ему в глаза. Принц не знал, что этот взгляд означает, но гнева в нём точно не было.
— Как ты посмел опорочить чистоту поединка своей ребячливой выходкой! — воскликнула она.
— Но я дотронулся до вас! Дотронулся своим гвоздём. Если бы мы дрались по-настоящему, вы бы сейчас истекали кровью в той самой комнате!
— Да в настоящем бою ты бы уже сотню, нет, тысячу раз был бы мёртв! Каждый мой удар для тебя был бы смертелен! — вскричала Дрия.
Но Принц видел, что злость была притворной. Наконец, ему удалось расколоть эту холодную маску! Ну, или отколоть от неё хотя бы краешек!
— Из-за твоей глупой шалости нам придётся прервать занятие до тех пор, пока слуги всё не вычистят. Я тебе не нянька, чтоб возиться с неразумными личинками! Теперь иди. Тренировка окончена. Ты добился своего.
От её слов стало больно. Больней, чем от едких спор, пусть руку и жгло нестерпимо до самого плеча. Даже радость победы в миг потускнела. Раз эта победа ничего не стоила для Дрии, для него она тоже перестала что-то значить. Несправедливо. Всё это так несправедливо! Она считает его за ребёнка, а избивает как взрослого! Скопившаяся обида прорвалась наружу неудержимым потоком.
— Шалость? Детская выходка? Вы говорите, я хотел убежать от вас?! Но почему я тогда не рассказал ни отцу, ни матери, как вы меня избиваете! Король бы точно не обрадовался! Но я никому не сказал! Мне предстоит сразиться со Старым Светом! Древним богом, которому раньше все поклонялись! Этот враг — не ровня вам! И вы должны мне помочь, а не оскорблять меня! Потому, что я хочу победить его! Именно поэтому я каждое утро терплю ваши побои! А не то, он придёт и убьёт... убьёт... моих родителей... всех нас... Потому я и притащил эти споры, просто, просто… хотел доказать, что чего-то стою...
Горло словно сдавило металлическим обручем. И он замолк, с трудом сдерживая слезы. Дрия долго молчала, повернувшись к нему в пол-оборота, потом сложила руки на груди и зашагала по коридору. Принц слушал её мерные шаги и пытался успокоиться. Но Дрия остановилась и вновь развернулась к нему.
— Почему ты не используешь фокус чтобы залечить раны? — спросила она спокойным, отстранённым голосом, всё так же не глядя на него.
— Фокус? — невольно переспросил Принц. Удивившись внезапному вопросу, он даже немного успокоился. Но в таком состоянии он бы всё равно ни за что не смог бы сфокусироваться. — Как будто это так просто! Вообще-то, у меня вчера первый раз получилось это сделать!
— Странно... — пробормотала Дрия. — Другие с первых дней обладали этой способностью. Выходит, и здесь ты отстаёшь...
От удивления глаза у Принца расширились.
— Кто эти другие? Что значит, отстаю? У вас были ещё ученики?
Дрия замерла на месте.
— Конечно, — сказала она. Обучать новое поколение рыцарей — мой долг.
Это же очевидно! И чему он так удивился? Наверняка, так же избивала и унижала тех бедняг. От мысли о том, что он не первый, на душе чуть полегчало. Дрия подошла к нему, взяла его руки в свои и наклонилась, разглядывая.
— Иди, залечи свои повреждения, — сказала она.
Только сейчас Принц заметил, что белое лицо утратило свою гладкость. Теперь на нем появились круглые вздутия, словно маленькие бугорки.
— А почему не пользуетесь фокусом вы? — спросил он.
Дрия покачала головой.
— Иди уже. Завтра продолжим.
Измотанный и опустошенный, Принц побрёл по коридору, завернув в накидку больную руку.
— Принц! — внезапно окликнула его Дрия. Он остановился и обречённо повернулся к ней. Если она скажет ещё какую-нибудь гадость, ему будет уже всё равно. — Молодец, что дотронулся до меня. Но с этой минуты — никаких грибных спор! Всё понял?
Принц запоздало кивнул, и медленно повернулся назад. Нет, слух его не обманывает. Она похвалила его. Свирепая Дрия его похвалила.
***
Белая Леди обнимала сына. Он пришёл к ней от Дрии усталый, но довольный. Начал рассказывать о новых изученных стойках и ударах, но где-то на полуслове задремал у матери на груди. Она мягко оплела его ветвями, и восстанавливала его усталое тело, снимала боль.
Он не вырос ни на дюйм с тех пор, как поднялся из Бездны, и всё же внутри него произошли сильные перемены. Он больше не жаловался на Дрию, и похоже, та тоже слегка потеплела к нему. По крайней мере, из его рассказов Корень сделала вывод, что у них сложились чисто деловые отношения. Дрия больше его не унижала, а Принц выкладывался на полную силу. Он так старался ей угодить!
Уже довольно давно, ещë до памятного происшествия со спорами, Корень украдкой заметила, как Принц упражняется в своей комнате. Движения этого маленького существа были забавными: он делал выпад, потом смешно отпрыгивал в сторону, словно кто-то дёргал за ниточки марионетки. Самодельный гвоздь в его лапке с грозным свистом рассекал воздух. Она улыбнулась: так вот куда пропала белая роза у неё из сада! Но как только Принц её заметил, он бросил палку на землю и пнул её ногой под кровать.
— Ма-а-ам, ну зачем так подкрадываться! — недовольно воскликнул он, смущённо потупив взгляд.
Но с тех пор прошло много времени. Дрия разрешила ему забирать ракушечный гвоздь с собой. И он упражнялся с ним. Его движения стали стремительными и уверенными, они больше не вызывали улыбку умиления. Корень искренне хотела радоваться успехам сына, но в груди оставался горький осадок. Пока что он ещё лежал здесь, на её груди. Но он становился сильнее, и эти тренировки словно отрывали его от неё. Ей казалось, что она стоит на берегу реки, где он плещется, пока спокойная вода ласково утаскивает его в пучину водоворота. Он улыбается и машет ей, он пока ещë не чувствует...
Она покрепче обняла его, прогоняя тревожное видение. Его тело не источало ни холода, ни тепла. Маленький чёрный призрак, он был здесь, но как будто бы уже и не был. Печально! Но её единственный сын тоже не принадлежит этому миру. Пусть он пока ещё даже не догадывается об этом. Но как долго продлится его неведение?
Она услышала тихие шаги, и присутствие родной души тёплым светом окутало сердце. Она обернулась.
— Мой Черв?
Длинная мантия тихо шуршала по траве. Он остановился подле неё.
— Дитя крепко спит, — сказал он.
— Да, он очень утомился. Сегодня опять тренировался с Дрией.
— Мне нужно кое-что рассказать тебе, — лицо Черва как всегда было бесстрастно, но от его души повеяло грустью, в миг сковавшей её сердце, словно коркой льда.
— Что-то
случится?
— То, чего мы боялись.
— И... насколько страшна наша беда?
— Увы, из всех существующих жребьев горший выпал на нашу долю.
Корень замерла. Казалось, её тело окоченело. Наступила такая жуткая тишина, что был слышен шелест цветов в саду и мерное дыхание сына.
— Хочешь сказать, что это дитя способно на...
Она нашла в глазах Черва подтверждение своих невысказанных слов. Предвидение не может ошибаться! Но она не верила, всё равно не верила, что это крохотное хрупкое создание способно сотворить такое!
— Пусть он и дитя, но не забывай. Этот ребёнок принадлежит двум мирам. — Черв был спокоен, так спокоен! И, конечно, прав. Как всегда. Но в груди ещё теплилась надежда, что произошла ошибка.
— Но он добр! — Корень сама чувствовала, как жалко прозвучали её слова. Но если есть хоть малейший шанс... — Он великодушен! Он любит нас и предан Халлоунесту. Как можно?..
— Такова его суть. Но мы не отступим от плана. Время на исходе. Сосуд с минуты на минуту может дать трещину.
— И что же ты предлагаешь?
— Я знаю, как предотвратить то, что мне открыло видение, — ответил Черв.
— И ты это сделаешь. — Корень уже знала ответ.
— У нас нет выбора.
— Да. И мы должны пойти на этот шаг чтобы спасти королевство, — тихо, но твёрдо сказала она.
Принц заворочался, пробормотал «Дрия» в полудрëме. Кажется, он даже во сне сражается с ней на гвоздях.
— Он просыпается, — сказала Корень.
— Пусть поспит. Ему нужно набраться сил.
В глазах защипало, и Корень зажмурилась. Длинная мантия Черва вновь зашуршала по земле, и было слышно, как тихие шаги замирают вдали. Как только присутствие его души угасло, она почувствовала, как отчаяние обволакивает её, словно вязкая слизь. Она была не в силах смотреть на сына, но, как только он снова забормотал во сне, не удержалась, взглянула на него украдкой. И тут же слезы, с таким старанием сдерживаемые, прорвались из глаз, покатились по щекам, словно капли дождя спадая на бледный панцирь. Взгляд помутнел, и она не заметила, как чëрные глаза-провалы распахнулись, и Принц посмотрел на неë.
— Почему ты плачешь, мама? — спросил он.
Он сейчас так сильно напоминал своего отца этим спокойным, неподвижным взглядом!
— Просто я так горжусь тобой, сынок, — прошептала она.
Принц пробормотал что-то и заснул с улыбкой на лице. Ложь, очередная ложь. Сколько ещë лжи извергнут из себя твои уста, Корень? Она грустно усмехнулась сквозь слëзы.
Сколько дóлжно.
***
Ровный, бледный свет фонарей завис в воздухе, окутав собой всё, словно прозрачное, ровное, без единой складочки, полотно. Тень была в немилости. Она стыдливо пряталась под кроватью, в пропасти под мостами, в нишах залов, за портьерами… Свет безраздельно властвовал над ней. И лишь, повинуясь неуловимому сигналу, черные призраки полезли из своих потаенных углов. Сначала застенчиво, словно незваные гости. Но все смелей, наглей, упорней, они теснили свет, занимая свои законные ночные посты.
Тысяченогая гарпида-мостовая, с ровными рядами лапок-фонарей медленно соскользала во тьму. Её плиты — пластинки на брюхе, ярко сверкнув напоследок, утрачивали свой металлический блеск. Вслед за ними растворялись гладкие стволы исполинских деревьев в парках, маленькие кустики на балконах и в садах, арки и переходы, балкончики и балюстрады, миниатюрные башенки и остроконечные сверкающие белым металлом громады на окраинах Дворца, гладкие и изогнутые, словно панцири жуков-великанов… Тьма поднималась. Она сочилась из пропасти, разверзшейся под Дворцом, и растворяла всё на своем пути, оставаясь наедине с собой.
Принц тысячи раз наблюдал за закатом дня. С любопытством и легкой тревогой, прижавшись панцирем к стеклу. Всё шло по неизменному сценарию. Сначала гасли большие огни на дорогах и мостах, всегда в едином порядке: начиная от окраин и заканчивая его сердцевиной, башней Короля. Вокруг этой ослепительной громады, сияющей тысячами огней, разрастался Дворец. Он закручивался вокруг неё, как вокруг стержня, расширяясь, словно раковина, тускнея, темнея на краях. Пустоты и пропасти становились шире.
Когда уличные фонари погасали, начинали беспорядочно засыпать более тусклые светомушьи светильники в окнах башен и галерей. Корпус слуг — гигантский муравейник, бесформенный массив, этажи и выступы которого громоздились и нависали друг над другом, исчезал во тьме последним, знаменуя временную победу тьмы.
Но в этот раз что-то было не так.
Принцу понадобилось время, чтобы осознать, что именно. Сначала внутри зародилась невнятное тянущее чувство. Где-то алгоритм, неизменный годами, дал сбой. Но где именно? Тянущее чувство внутри нарастало. И вдруг, он понял. Сам усмехнулся очевидности причины своей тревоги. Но лучше не стало. Тугой комок в груди лопнул, и холод расползся по телу.
Так не должно быть. Это неправильно.
Почему они не погасли? Он ещё сильней вжался в стекло и сжал карманный фонарик под накидкой. Две маленькие белые точки вдалеке, казалось, смотрели на него с насмешкой. Два соседних фонарика, словно два одиноких брата-близнеца. Две белых точки ярко светились, и свет вокруг них умирал. Они походили на двух рыцарей, окруженных полчищами врагов. Почему они всё ещё горят?
Так не должно быть. Сначала гаснут фонари на больших дорогах, потом, в окнах и башнях, последние — в корпусе слуг. Но почему?..
А что, если это не уличные светильники? Вдруг, какая-то парочка слуг милуются в парке и не даёт спать светомушкам в своих карманных фонариках, как он сам, когда читает в темноте под одеялом? Он тут же отринул идею, казавшуюся утешительной. Нарушителей комендантского часа немедленно бы поймали каролинги. Кроме них никому из слуг не позволялось покидать стены дворца по ночам. Тревога усиливалась.
Такого ни разу не было. Наверно, ещё недавно он бы лишь смотрел на них со жгучим интересом — принял бы их за благословение добрых духов. Но сейчас он видел всё совершенно в другом свете. Свет… Старый Свет… Забытый Свет… Чума… Страх, задремавший было в груди, утомившись от множества забот, медленно зашевелился, сжимая внутренности своими маленькими липкими лапками.
Вдруг это предзнаменование? Вдруг, это значит, что Старый Свет уже в пути?
Сколько раз засыпал он в тишине. Невеселые мысли придавливали, словно шар, словно камень. Он к ним привык, как ко второму одеялу. Когда же, наконец, он будет раздавлен под его тяжестью? Сколько ещё бороться? Сколько ещё терпеть?
Слова родились сами собой где-то в глубине. Чужие слова. Холодные, страшные слова.
Сколько дóлжно.
