Легенда Карельского перешейка

После нежданной встречи с Бомгартами и прогулки на раскоп с Яковом Коля был так сильно взбудоражен, что даже не сразу нашел в себе силы возвратиться домой, вместо этого решившись прогуляться по парку… Гвардейские сосны качались под слышную им одним тайную мелодию, подхватываемую шумом северного моря, и Коля с удовольствием стоял на берегу, глядя на средневековые белые башенки Сувенира — причудливого готического замка на насыпном каменном острове, который его покойный отец когда-то преподнес матушке на его, Колино, рождение… и в котором, подобно заколдованному герою древней легенды с тех пор жил он сам в окружении книг и манускриптов, ожидая неизвестно чего. Парк имения, разбитый на берегу Финского залива за пределами острова, огромный и таинственный, с темными аллеями, ротондами, рукотворными руинами, причудливыми дорожками и поросшими белым мхом валунами, был любимым местом прогулок Коли еще с детских времен, когда они играли здесь в прятки с отцом и Якимом, а позже — с барышней Оксаной вдвоем. — Лодка ждет, барин, — послышался настойчивый бас Якима, когда по парку уже поползли длинные вечерние тени, и Коля наконец встрепенулся, опять зачем-то вспомнил теплые темные глаза, что мерещились ему всю обратную дорогу…и ступил в качающуюся на волнах лодку. Наверное, именно из-за этих глаз Коля рассеянно раскланялся с ожидавшим их на причале Гофманом, напомнившим ему о лекарстве, которое доктор заказывал из города специально для него. — Не забудьте выпить его сразу после ужина, Николай Васильевич, — напомнил Гофман, зыркнув на Колю своими колючими глазами. — Я оставил его на тумбочке у вашей кровати. Коля конечно же пообещал выпить порошок, но от ужина отказался, сославшись на привычную дурноту. Кажется, это смягчило Гофмана, который сразу же, забеспокоившись, предложил свои услуги, сетуя, что Алексей Андреевич уже легли, ибо «Им завтра вставать с рассветом», но если молодой барин желает, то можно и разбудить. Будить дядю Коля категорически отказался, да и вообще постарался отделаться от Августа и его навязчивой заботы, потому как никогда в жизни еще не чувствовал себя таким здоровым, счастливым и живым. А с дядей волне можно было проститься на рассвете, перед самим отъездом. Каким-то неведомым образом, скорее всего в этом снова были виноваты все тот же теплый ласковый взгляд и бархатистый баритон, обращенный к нему, но порошок Коля выпить забыл, сразу же повалившись на кровать и уснув сном младенца, едва его голова коснулась подушки… В ту ночь кошмары к нему так и не пришли, а утром, открыв глаза, Коля увидел Августов пузырек, торчавший на тумбочке, как больной зуб. С удовольствием потянувшись, Коля понял, что еще совсем рано, но и засыпать снова ему не хотелось, потому что в голове мысли — вспугнутыми птицами, в груди волнение, во всем теле предвкушение и позабытая легкость, а все потому что в Сувенир сегодня прибудет первый за многие годы гость… и гость этот не дяди, а Его… Колин, такой удивительный, интригующий, а еще отчего-то заставляющий сердце биться чаще. Коля не торопясь встал с постели, поняв, что отъезд дяди на рассвете он непочтительно проспал, но не ощущал от этого ни малейшего угрызения совести. Решительно прошел к шкафу, чтобы одеться, умыться и спуститься к завтраку, предварительно приказав Якиму избавиться от лекарства, выкинув злосчастный пузырек в окно, чтобы доктор не ныл своё любимое «лекарства нужно принимать регулярно, без пропусков». — Как вы себя чувствуете, Николай Васильевич? — поинтересовался доктор Август, когда, одевшись и отдав Якиму последние распоряжения относительно встречи ожидаемого гостя, Коля спустился в столовую к завтраку. — Хорошо, и это не в последнюю очередь благодаря вашей заботе, — улыбнулся находящийся в отличном расположении духа Коля. Гофман посмотрел на него как-то странно и подозрительно, но вскоре уткнулся в газету, хотя Коля был готов поклясться, что тот весь завтрак продолжал следить за ним исподтишка. Впрочем, постепенно Коля отбросил мысли о странном поведении Августа, полностью переключившись на приятное волнением перед предстоящей встречей с Яковом. Время после завтрака тянулось бесконечно долго. Коля постоянно смотрел на часы, пытался отвлечься, садясь за книгу, но сосредоточиться не смог ни на секунду и вскоре вышел в парк, где в беседке слуги уже накрывали скатертью стол и расставляли приборы, потом помчался в библиотеку, чтобы открыть окна, впустить туда свежий воздух с залива и проверить, хорошо ли горничные выполняют свою работу — не собиралась ли пыль на шкафах. Когда время уже подходило к полудню, Коля отправился к себе в комнату, чтобы освежиться и переодеться и впервые за все свои восемнадцать застыл перед зеркалом, задумавшись… Задумавшись над своим нарядом… и понял, что выбирать ему не из чего… Это досадно… Нет, это хуже — это катастрофа! Приемы и званые ужины он никогда не посещал. Значит, придется выбрать просто свежую белую рубашку и темный сюртук, что для лета немного плотноват, зато хорошо сидел на его худощавой фигуре… Одевшись и поняв, что злится непонятно на что или кого, Коля вновь вышел в парк, чтобы размеренно подышать и успокоится — если у него сегодня случится очередной приступ, Яков Петрович точно посчитает его больным и отвернется… Ведь так делают все. Или все же нет?..

***

Яким загодя отправился встречать дорогого гостя, потому к небольшому причалу острова Коля пришел в одиночестве. Уже через пятнадцать минут его персональный гость, как всегда безупречно выглядевший, выходил из маленькой, но крепкой лодки, с огромным интересом оглядывая неописуемой красоты пейзажи вокруг, но едва завидев Колю, полностью сосредоточился на нем. — Ну знаете, любезный Николай Васильевич, — начал Яков Петрович, протягивая руку, чтобы мягко пожать тонкие прохладные пальцы и весело блестя глазами. — Много чего довелось повидать, но средневековый рыцарский замок в качестве резиденции российского помещика — нет, такого я никогда еще не видел. — А? — Коля сначала даже не понял, о чем говорил его гость. Он настолько привык к Сувениру и его необычность ему была совсем не очевидна, но в голосе Гуро было такое явное восхищение что, чуть порозовев, Коля ответил: — Это все мой отец… Он так любил мою матушку, что выстроил это замок для неё. — Вряд ли кто-то осудит его за любовь, — серьезно ответил Яков Петрович, добавив: — Это ваши владения, любезный Николай Васильевич. Сегодня вам направлять меня. — Пойдемте, Яков Петрович. — Коля не спеша шел рядом с гостем. — Я вам все здесь покажу. Хотя имение обширное и даже я не знаю все его уголки. Они шли в приятно-уютном молчании под шум и стон стройных сосен, поднимаясь все выше и выше, встречая кое-где перекликающихся пестрых птиц и юрких рыжих белок, пока не достигли белоснежных башенок Сувенира, переливающегося на солнце драгоценным нефритом. Яков, восхищенно рассматривая чудесное архитектурное сооружение, уже хотел было обречь в слова то, что чувствовал, когда ощутил на себе чужой настороженный взгляд и, обернувшись, увидел неприятного субъекта в неприметном сером костюме и с крысиной мордочкой вместо лица. — Доктор Август Иванович Гофман, — представил ему Коля неприятного субъекта, продолжающего сверлить Якова своими цепкими маленькими глазками. Руки новому знакомому Яков так и не подал, и от души порадовался, когда они с Колей миновав высокие двери, прошли в огромный холл с готическими сводами и мраморной лестницей, а неприятный субъект остался во дворе. — Простите мое любопытство, Коля, — задумчиво начал Яков. — Но у вас в семье кому-то нездоровится? То, что сам того не желая, сказал что-то не то, Яков понял мгновенно, потому что минуту назад мирно щебечущий юноша словно сжался и потух; его личное солнце скрылось за тучами: — Мне, Яков Петрович. Нездоровится мне… И довольно давно. — Бог мой, Коля, простите, я не хотел вас расстраивать, — Яков, желая загладить неясную пока вину, мягко накрыл подрагивающие пальцы юноши, которые тот прижал к своей груди. — Но что с вами? — Дядя считает, что это какое-то наследственное заболевание… Моя матушка тоже была слаба здоровьем… — Давайте сделаем так, Коля, — Яков осторожно, мимолетным движением погладил заледеневшие тонкие пальцы и сразу, чтобы не спугнуть, убирал руку. — Мы сейчас пройдем в библиотеку и вы мне все расскажете. Хорошо? Юноша лишь кивнул, но в залитой солнечным светом библиотеке все же оттаял и разговорился. Яков, опустившись на обитую алым бархатом скамеечку у его ног, слушал все, что ему говорили. О болях и резях в животе, о сводящих с ума головокружениях, и о странных видениях-кошмарах, в которых Колю преследовала незнакомка в белоснежном платье. «Значит, прав был Бомгарт в своих подозрениях», — глядя снизу вверх на тонкое бледное лицо юноши, размышлял Яков, поигрывая золотым амулетом в форме резного топорика на шее, который барышня Оксана нашла в ящике с мелочевкой. Память подбросила момент вчерашнего разговора с Бомгартом, поделившимся с ним своими наблюдениями: «Коля выглядит слишком бледным и изможденным, Яков Петрович, — тревожно говорил ему Леопольд Леопольдович. — Хотя, когда был жив его отец, никогда ничем серьезным не болел. Я даже ненароком подумал, что этот его опекун, этот Данишевский, плохо с ним обращается». На вопрос Якова, рассказал ли ему какие-нибудь подробности Коля, Бомгарт лишь тяжело вдохнул: «Нет. Напротив — поспешил сменить тему. И теперь я еще больше волнуюсь за него» Яков тоже волновался — волновался уже со вчерашнего дня. Но любое заключение, по его мнению, должно было строиться на фактах, а не на подозрениях или досужих домыслах. — Скажите, Коля, — спросил Яков, когда юноша на мгновение замолк. — А ваш доктор пытался собрать медицинский консилиум и получить мнение коллег о ваших странных приступах? — Нет, других врачей дядя отчего-то считает… шарлатанами, что за мои деньги будут готовы лечить меня и от несуществующих болезней… — А сегодня — как вы себя чувствуете сегодня? — с все возрастающей тревогой спросил Яков. — Очень хорошо, — как-то виновато проговорил Коля и запылал щеками. — Давно так хорошо себя не чувствовал. — Вот видите, — констатировал Яков. — А между тем, вчера вы провели время весьма активно. Но все равно вам следует показаться другим специалистам, кроме вашего домашнего доктора. Я подумаю, как это можно будет устроить. Слушая, с каким участием расспрашивал его этот удивительный человек, предлагая свою помощь, Коля вдруг поймал за хвост ускользающую мысль о не выпитом на ночь лекарстве и тут же упустил её, снова начиная тонуть в устремленном на него выразительном взгляде. — Спасибо вам, Яков Петрович. Но… Что же я вас своими болячками заговорил совсем, вы же библиотеку хотели посмотреть… Простите, — снова начал заикаться от неловкости Коля, глядя на мужчину у своих ног. — Я хотел увидеться с вами, Коля, — ответил Яков, легко поднимаясь на ноги, понимая, что пропал окончательно и готов всю оставшуюся жизнь провести на коленях перед этим уникальным юношей. — Но и от книг не откажусь. Показывайте, где они, ваши сокровища. — Вот, идите сюда, Яков Петрович! — Коля прошел к стеклянной витрине и Яков восхищенно распахнул глаза, даже не прикасаясь к манускриптам, он мог сказать, что они древние и имеют немалую ценность. — Это то, чем мой отец особенно дорожил. — Прекрасный выбор! — глаза Якова загорелись явным восторгом. — Вы позволите? Коля кивнул, пряча улыбку и Яков, аккуратно прихватив несколько бесценных инкунабул, уселся с ними на удобную козетку, погружаясь в чтение, а Коля возвратился в кресло и взял в руки начатый томик Шекспира. Надо ли говорить, что следить за злоключениями принца Гамлета Коля даже не пытался, мысли скакали в голове потревоженными птицами, а взгляд скользил вовсе не по стихотворным строкам. Коля, покусывая губы, думал о том, как легко и спокойно ему сейчас наедине с Яковом. Тот впервые был так близко — сидел рядом, аккуратно, как к крылу бабочки, прикасаясь к старинному свитку, а Коле казалось, что знакомы одни не день или два, а несколько долгих лет, а то и столетий… Шекспир был забыт, сердце частило, ладони потели… а эту тишину в библиотеке хотелось сохранить в сердце навсегда. — Вы просто кладезь сюрпризов, любезный Николай Васильевич, — Яков повернулся к нему лицом как раз в тот момент, когда Коля наконец-то смог выровнять собственное сбившееся дыхание. — Вы не только читаете Шекспира, но еще читаете его в подлиннике. Вы знаете английский? — Знаю. Отец всегда говорил, что благородные юноши должны разговаривать на языке Шекспира, — грустно улыбнулся Коля. — Дядя меня в этом поддерживал… Их прервал стук в двери библиотеки. Неизменный Яким пришел доложить своему барину, что обед уже дожидается их в беседке. — Спасибо, Яким, ступай, мы скоро будем. — Коля в один момент из хрупкого юноши превратился в юного барина. — Яков Петрович, окажите любезность, отобедайте со мной в парке. — С удовольствием, — Яков хитро прищурил глаза. — Но при одном условии, Николай Васильевич — вы разрешите мне унести с собой некоторые из ваших сокровищ для дальнейшего ознакомления. — Конечно, я же обещал. Я буду счастлив, если они помогут вам в ваших изысканиях. — Очень помогут, Коля, — улыбнулся Яков, вместе с юношей покидая библиотеку. Обед оказался выше всяких похвал. Консоме с хрустящими гренками сменила запеченная в сметане рыба, рыбу — нежнейшее каре из ягненка, каре — вафельные трубочки с черникой, подаваемые с легким французским вином, которое юноша даже не пригубил. Яков ел и нахваливал, любуясь мягкой красотой сидящего напротив Коли, сейчас похожего на зачарованного принца в зачарованном замке. И этот принц явно не осознавал, насколько он хорош и притягателен, потому что смотрел с тщательно скрываемым смущением и пламенел ушами на многочисленные комплименты Якова, которые тот просто не мог удержать при себе. «Это от чистоты и искренности души, — понял Яков. — Но алмаз, пусть даже не ограненный, все равно останется алмазом, как его не поверни». — Вы наелись, Яков Петрович? — Между тем спросил его Коля, снова краснея от прямого взгляда Якова. — Может быть, теперь мы с вами прогуляемся по парку? — Я пришел сюда только ради вас, Коля, — серьезно повторил Яков. — Поэтому с удовольствием прогуляюсь, если это вас порадует. Коля вновь смущенно улыбнулся, говоря, что очень порадует… На ожидающей их лодке они отбыли на берег, где углубились в одну из парковых аллей между привычными уже Якову соснами и валунами. — Могу я спросить, нашли вы что-то интересное в батюшкиной коллекции? — чтобы начать разговор, спросил Коля, чувствуя, что опять начинает волноваться, но это не страх, скорее недовольство самим собой, таким собой, который при всей своей начитанности не может достойно поддержать беседу. — Манускрипт с историей этих мест, — отозвался Яков, думая, как всего этого ему сейчас мало — общества Коли, его смущенной улыбки, его хрустального взгляда. Но и это малое Яков сохранит в сердце как самые драгоценные моменты. — Вдруг в нем отыщется история нашего кровавого ярла, который так заинтересовал Оксану Леопольдовну. — добавил Яков. Коле очень хотелось бы узнать, можно ли сделать подобные визиты традицией, хоть пару раз в неделю. Но как об этом спросить, он не представлял. Они не родственники, не друзья и даже не близкие знакомые. Да и доктор Август, как сказал ему сегодня утром Яким, уже интересовался откуда появился «этот господин архитектор», а Коле бы не хотелось, чтобы из-за него у Якова Петровича были неприятности. — Как долго вы пробудете на раскопе? — все-таки решился Коля. — Скорее всего, до конца лета, — спокойно ответил ему Яков Петрович, неожиданно сам приходя к нему на помощь: — Надеюсь, завтра вы придете к нам на раскопки с ответным визитом, уважаемый Николай Васильевич? Коля едва не споткнулся от нежданной радости, от которой в груди опять что-то полыхнуло… Но крепкая рука аккуратно подхватила его под локоть, не давая позорно пропахать носом тропинку. — Осторожно, Ко… Николай Васильевич. Коля поднял испуганные глаза и понял, что стоит практически в объятиях ловко перехватившего его Якова, а теплый взгляд мужчины буквально кричит о желании услышать положительный ответ: — Спасибо… Я приду. Я обязательно приду. — Я буду ждать вас… — Яков с огромным сожалением отпустил смущенного юношу из почти объятий, чувствуя, как отчаянно колотится его собственное сердце. — А сейчас, Коля, позвольте мне откланяться. К сожалению, я украл время у работы, и мне пора снова вернуться к ней. Юноша что-то отвечал — из-за шума крови в ушах Яков почти не разобрал слов. Или это был шум сосен и моря, что навевал на него сладкие грезы о любви — как в далекой юности? — До свидания, Коля, — тихо проговорил Яков, когда они возвратились на берег, к хозяйственным постройкам, где господствовало крепкое и просторное здание конюшни, а Якова ждал его экипаж. — Жду вас завтра на раскопках. — Я обязательно приду… Спасибо вам за чудесный день, мне давно не было так… так легко и тепло… — Мне тоже. Яков на один короткий миг сжал протянутую руку и, словно убегая от самого себя, поспешил укрыться в экипаже. Дверь мягко захлопнулась за ним, но Коля отчетливо видел, как Яков смотрит только в его сторону. Или это ему только кажется и он принимает желаемое за действительное?