Легенда Карельского перешейка

Ранним, приятно-прохладным после прошедшей грозы утром, перекусив на кухне свежеиспеченным хлебом и теплым молоком, Оксана вышла на улицу. Мысли о Коле, об их вчерашнем разговоре, и связанных с ним тревогах отступили, а дорога среди огромных гвардейских сосен сама легла под ноги. Перед ней вставал рассвет, а где-то впереди, еще очень и очень далеко, словно пело море… и все время только о любви, навевая какие-то странные, дурманящие грезы… «А он все продолжает смотреть на меня как на святую», — напомнила себе Оксана, вздыхая от глупых и пустых мечтаний. Постепенно воспоминания о вредном и слишком правильном Бинхе развеялись вместе с первыми рассветными солнечными лучами. С наслаждением вдохнув насыщенный хвоей и морем воздух, Оксана свернула с основной дороги, прошла под качающимися в такт музыке волн, точно подмигивающими ей кронами соснами, и замедлилась лишь у цели — белоснежной полоски берега, омываемого чуть покрытыми рябью водами Финского залива… Бросив на песок свою нехитрую поклажу — пару полотенец, чистую сменную сорочку и мягкую шаль, — Оксана улыбнулась новому дню и стала быстро раздеваться… Оставшись в одной рубашке, она вновь с наслаждением вдохнула свежий, насыщенный солью воздух и ступила в воду. Медленно брести по мелководью, в приятно-прохладной воде, любуясь мелкими, кружащими в воде рыбешками, было истинным наслаждением, которому хотелось предаваться не одной, а вместе с кем-то… да вот хотя бы с тем, кто и подойти-то к ней боится, не то что заговорить. «Глупая ты глупая», — вздохнув, Оксана ускорила шаги, и вскоре, оказавшись на глубине, склонилась вперед, соединив ладони и, разведя руки, поплыла… Чье-то ловкое мускулистое тело неожиданно мелькнуло рядом, когда, наплававшись до приятной тяжести в теле, Оксана легла на спину, вглядываясь в далекие, почти прозрачные облака в чистом голубом небе. — Вы?.. — Простите, что напугал вас, Оксана Леопольдовна, — ответил невесть откуда взявшийся хозяин её невеселых дум — Бинх, замирая напротив удивленной, снова перевернувшейся в воде Оксаны. И добавил задушено: — Вы похожи на морскую деву. — Скорее уж на мавку. — Оксана улыбнулась, понимая, что нет ничего более нелепого и странного, чем два мокрых, почти голых человека, которые сейчас, в медовом зареве рассвета, не отрываясь, смотрят друг на друга во все глаза. — Поплыли к берегу? — Наконец нашлась Оксана. — Поплыли. — Ну вот, опять от меня шарахается. — Пробурчала себе под нос Оксана, когда Бинх, который мгновением раньше был совсем рядом, теперь отплыл на приличествующее двум мало знакомым людям расстояние, но постоянно оглядывался, как будто страховал, стараясь не отрывать от нее напряженного взгляда. Оксана обиженно фыркнула. За кого он ее держит, за хрупкую принцессу, что утонет в первой луже? Уже выбравшись на берег она, разозленная сильнее обычного, не бросилась стыдливо к своей одежде, а медленно и грациозно развернулась и с удовольствием потянулась, прекрасно понимая как именно сейчас выглядит — в одной тонкой мокрой сорочке на соблазнительно-обнаженном теле. А в следующее мгновение едва не расхохоталась, заметив как мужчина её мечты с голым торсом и в одних кальсонах, выбравшись из воды, неловко споткнулся и лишь благодаря хорошей координации не упал на ровном месте к ее ногам. — Ну что же вы такой неуклюжий… Неужели засмотрелись на рассвет? — громко, с ощутимой насмешкой проговорила Оксана, чтобы замаскировать неприличный смешок. И тут же пожалела об этом, потому что от вида сконфуженного Бинха ей вдруг стало мерзко от себя самой и отчаянно холодно, потому она поспешила исправиться: — Простите, Александр Христофорович… Вот, возьмите полотенце. У меня их несколько. — Спасибо. — Подхватив свои вещи, Бинх неловко принял полотенце, стараясь не смотреть в её сторону — А вы… Вы отлично плаваете, Оксана Леопольдовна. — Да, неплохо и очень люблю это делать, — проговорила Оксана, спешно выжимая тяжелую мокрую косу. — У меня было много времени для практики, когда я оказалась в имении моей дальней московской родни. В то время папа был долгое время на раскопках, а этот проходимец Данишевский отослал меня из Сувенира. — Как вы верно заметили, что он проходимец. — Бинх, накидывая рубаху, теперь смотрел на нее с немалым уважением. — Но не волнуйтесь, Оксана Леопольдовна, и на него найдем управу. Не на таких находили. Думаю, что в Ярославле… — Вы собираетесь в Ярославль? — переодевшаяся в сухое, Оксана быстро развернулась, отчего-то досадуя на себя и весь мир вокруг, потому что чувствовала — прямо сейчас что-то хрупкое, нежное, едва народившееся между ними вдруг оборвалось… оборвалось, так и не начавшись. — Возьмите меня с собой. — Скорее бездумно, чем осмысленно произнесла Оксана, и замерла в ужасе от того, что только что сказала. — Я мог бы взять с собой только свою невесту, — проговорил словно вечность спустя Бинх. А затем ее слова… ее тихий отчаянный шепот, почти на грани слышимости: — А почему вы думаете, что я откажусь? — толкнули их друг к другу с такой силой, что земля и небо накренились и поменялись местами, губы наконец встретились, а души и сердца полностью отринули сомнения, купаясь во взаимной нежной страсти.... И невозможное свершилось.

***

Почти в тот момент, когда насмешница судьба наконец толкнула Бинха и Оксану в объятия друг друга, Яков Гуро оторвал глаза от рунической надписи, которую разбирал с самого рассвета… Прошлой ночью откровенное Колино признание тоже толкнуло их друг к другу, но судьба посмеялась над ними, явив глубокой ночью на порог комнаты озабоченного Степана и насквозь мокрого, уставшего курьера из столицы, что грубо нарушили их с Колей нежное уединение… — Из Академии, Яков Петрович, — доложил ему тогда Степан, виновато отводя глаза от застывшего у камина Николая. Кивнув Степану и отпустив курьера, Яков быстро пробежал глазами послание, и вернул свой взор к озадаченному и растерянному юноше: — Ничего плохого не случилось, Коля. Не волнуйтесь, — предвосхищая его порыв, сказал ему Яков. — Ложитесь спать. Завтра поговорим. В официальной депеше значилось, что для продолжения финансирования экспедиции ему, Якову, придется срочно явиться пред светлые очи всего Петербургского Академического Совета. Но ехать в Петербург в одиночестве Яков, который сейчас не сводил глаз со спящего на его кровати юноши, не собирался… — Коля… — Тихо позвал его Яков, когда юноша вдруг завозился спросонья и открыл небесно-синие глаза… — О… уже утро. — Коля мило сощурился на солнце, заглядывающее в окно. — Я -Яков Петрович, простите, я совсем разоспался… Прав был Яким… — Полно, Коленька… — Яков присел рядом с ним на кровать, завороженно любуясь теплым, заспанным, чуть помятым, похожим на встревоженного воробышка юношей. — Мне необходимо уехать в Петербург… Как можно скорее. — Но… а как-же… — Коля распахнул небесно-голубые глаза, окончательно просыпаясь и Яков уловил в них разочарование и страх… — Как же я… — А вы, Николай Васильевич, поедете со мной… Ведь поедете? — Конечно… Конечно поеду!