Пулю в лоб, или омегу в дом: я использую запрещённый приём

-Я не могу больше, пусти меня к нему, - Юнги хнычет, выпрашивая у Хосока на коленях, но тот непреклонен. Лишь качает головой, хмыкая: -Ты не сможешь контролировать себя рядом с лакомкой сейчас, Юн, посмотри на себя. Ты же не в себе. -У него первая течка, конечно, я не в себе! Мне нельзя обнять собственного истинного! -Юнги, послушай меня, - Чон вздыхает устало, в десятый раз повторяя одно и то же, - Я не против, чтобы у вас с ним наладились отношения. Но Намджун сказал, что у нашей кнопки может случиться сбой в организме, если он перенервничает, ему нужен только покой. -Я дам ему покой, обещаю! - Юнги хватает его за руку, целуя ладонь и умоляя, и практически ползёт за ним на коленях по пушистому ковру гостиной: за своего киттика не стыдно и на коленях постоять, знаете ли. - Хосок, я...а хочешь, ты просто свяжи меня, и впусти к нему так, а? Я в уголочке посижу, рядом с торшером, я...я сам торшером стану, если надо, я...просто увидеть его х... -Юн. Когда у тебя последний раз был секс? - Легче уже просто в лоб спросить, чем ходить вокруг да около, верно? Хосок, по крайней мере, так и думает, когда садится на диван, притянув альфу к себе за руку и заставив сесть. Юнги хмурит брови, отводя взгляд и краснея ушами, - Ты слышал мой вопрос. -Это не имеет значения. -Когда? -Хо. -Юнги, не помню, чтобы у нас с тобой были секреты друг от друга. Тем более - такие, - Мягко настаивая, Хосок заправляет его длинную прядь за ухо, склонив голову на бок и заискивающе поглядывая на лучшего друга, который зарделся, что редко бывает. Юнги знает свою репутацию, и, получая вопрос в лоб, не знает, как ответить, потому что... -Ну, был... -Когда-то? - Чон хихикает, разбавляя обстановку, и толкает его в бок, после чего встаёт с дивана, чтобы заварить обоим кофе. Тихий писк Чимина из глубины спальни вынуждает Юнги жалобно выпятить нижнюю губу, уставившись на ненавистную дверь, но ключ покоится в спальне Хосока, которая тоже заперта, между прочим. Так что в этой матрёшке, Юнги, никогда не смеющий ступать на территорию лучшего друга, видит логичным только совершенно не присущее себе выклянчивание. -Я не помню, ладно? -Месяц? -Ну... -Месяц, Юн. Просто месяц назови. -Июнь. -Ию...Юнги, ты... -Да. Мин смотрит на него, робея, и тут же переводит взгляд обратно, в сторону спальни: смысл лгать Хосоку? От Юнги омегами-однодневками уже сто лет в обед не несёт, как раньше. -Ты ни разу... -С тех пор как встретил киттика- один раз. Не смог, и... -В каком смысле "не смог"? - Хосок с интересом присаживается рядом, передавая ему кофе, и Юнги пожимает плечами, поджав губы: -Хо, просто не встал, ясно? Я...Я вот его увидел, и всё. Переклинило меня. Не вижу я никого больше. Я нормальный, Хосок, понимаешь, нормальный, я семью хочу, я пирожочка этого хочу, я киндеров хочу, блять! Хочу, хочу! -Тише, фига себе разогнался от импотента до киндеров, - Чон прыснул, отпив кофе, и отставил чашку в сторону, толкнувшись языком за щеку задумчиво, - Но подожди, а как ты тогда...а Чимин... -Нет, что ты, ты что, с ума сошёл,я же... Я с Чимини никогда, м-м! - Защищая свою правду, Юнги чуть было кофе не пролил, зашипев и отставив его на подлокотник дивана. Он опустил голову на плечо Хосока, вздыхая устало и опустошённо, - Да мы с ним поцеловались всего пару раз, Хо, какой там... -Юнги, я не знаю, чем тебе помочь. -Странно это всё. Я воспитал истинного его отца, а его отец воспитал моего истинного, м? -Круговорот воспитателей в природе, - Омега рассмеялся заразно, забавляя Юнги, и оба опустились на диван спиной, рассматривая дизайнерскую люстру из дерева, - Знаешь, о чём я думаю? -М? -Мне кажется, если бы у Намджуна было двое детей, он бы не сходил так сильно с ума. -В смысле? - Юнги развернулся, опираясь о локоть, и нахмурился, - Что, думаешь, если у тебя два киндера, то тебе на первого плевать станет, что ли? -Вовсе нет. Просто...ты только представь, если бы у него сейчас был малыш. -Ага, у этого цербера, - Кошачий улыбнулся сахарно, шлёпнув его по боку диванной подушкой, - Хо, удачи тебе с этим минотавром, что могу сказать. -Я, знаешь ли, тоже многое о тебе знаю, но Чимину так не говорю. -Ещё обидься тут на меня за то, что я твоего альфу обозвал. -А вот и обижусь, что тогда делать будешь? -Что тогда? Буду молить тебя впустить меня к пирожочку, Хосок, молить-молить-молить буду!- Юнги прилип к нему, крепко обняв до писка, и Хосок фыркнул откуда-то из объятия, подмечая: -Так ты ж атеист. -А я уверовал! Уверовал, правда! -Во что это ты уверовал, поганец? -В день святого Ванилина, когда изобрели первую булочку на свете уверовал, правда! Пусти к киттику, имей совесть, а то в тапки нагажу! -Да ты умом тронулся, Юнги, отвали от меня, - Чон отцепил от себя пиявку, отряхиваясь и сев на диване, - Нельзя, значит, нельзя. Намджун даже меня попросил не входить к нему по возможности, только если с едой, ты сам знаешь. -Просто заебись, а не планета. Мне стоило увезти его на Марс, чтобы этот крокодил не достал его хоть там. -Юнги! -Уже и сказать нельзя, - Буркнув себе под нос, Юнги прикусил губу обиженно, понимая, что Хосок прав. Только вот легче от этого не становится. Мин Юнги устал, честно говоря, от всего этого. От обиды своего пирожочка, от того, что к нему нельзя входить, и вообще... - Занеси ему ужин. Я оставил на столе. Киттик курицу в кисло-сладком любит. -Ты серьёзно приготовил курицу в кисло-сладком? - Выпучив глаза, Хосок уставился на контейнер, а затем - на Юнги, который пошёл своей фирменной дедовской походкой в сторону своей абсолютно чёрной спальни, чтобы похныкать на несправедливость мира там. -Мм. -Очешуеть, - Чон подскочил с места, добежав до стола, и открыл контейнер, проверяя содержимое: Юнги действительно приготовил ужин. Это последняя стадия кошачьего. Мин Юнги окончательно погряз в мире истинности, и, судя по обиженно захлопнувшейся двери в спальную комнату, даже не планирует от этого отказываться. Чимин промучился со своей течкой около трёх дней. Резкая и тянущая боль сделали своё, выбивая из него последние писки, и Чимин, совершенно выбившись из сил, не знающий, как договориться с собственным телом, чтобы оно не болело, стал просто наглаживать его, постепенно понимая, что оно начинает откликаться более приятными спазмами внизу живота. Тянущими, но уже не режущими. Скорее, тягучими и немного...интригующими? Стеснительно отталкивая от себя ногами одеяло, Чимин изучал собственное тело, словно впервые его видит: со всех сторон, нахмурившись, и сосредоточившись, как никогда. Разговор с отцом о том, что всё действительно в порядке, и Намджун, как он сказал, "даже рад, что так случилось, потому что иначе неизвестно, когда бы у него началась итак опоздавшая на пять лет течка", его успокоил. Чимин вдохнул немного поглубже в лёгкие, осознавая, что отец говорит искренне, и от этого на душе стало намного легче, чем было ранее. Всего несколько дней перевернули их жизнь с ног на голову, а тот факт, что Чимин осмелился назвать Хосока папой чуть ли не с порога- вообще феномен. Но так работает лечебный феромон Чона, и это тоже сыграло им всем на руку. Юнги, похоже, просчитал практически всё, когда выкрадывал его. Всё, да не всё. Он не просчитал, что Чимин будет, округлив комично глазки, наблюдать в зеркало за тем, как из него вытекает полупрозрачная субстанция, которую он уже порядком задолбался подтирать. Не просчитал, что Чимину придётся проходить через это в полном одиночестве, и совершенно точно не просчитал, что сам будет скрестись о дверь в комнату, как нашкодивший кот, которого наказали и оставили без любимого бубенчика на тапках. Что тут сказать, главное- хотя бы при своих бубенчиках оставили, уже плюс, какой-никакой. За последние три дня, Чимин понял,что его крошечное достоинство, к примеру, остаётся таким же крошечным даже в возбуждённом состоянии. Единственное отличие лишь в том, что оно хоть немного, но становится видным среди...кустистых местностей, можно это так назвать? Страх Чимина перед тем, чтобы притрагиваться к своей интимной зоне чем-либо, даже тем же каким-то кремом, который ему советовали и Тэхён и Чонгук когда-то, омега не может контролировать от слова совсем. Боится, и всё. Поэтому, свыкнувшись кое-как с мыслью о том, что ему теперь с этим пушистым лесом шагать по дорожке, Чимин обнаружил, что, если просто наглаживать кудрявые волоски на лобке, это может даже вызвать лёгкое возбуждение, и тихий, сдавленный стон в подушку. Дальше этого Чимин зайти не смог. Дикая боль ниже стала главным камнем преткновения, под которым не смогла протечь никакая водичка его самоубеждений. Походы в душ оказались довольно приятными. Первый, правда, был до ужаса неловким и страшным. А всё потому, что Хосок помогал. Совершенно спокойно, решительно и ненавязчиво, Хосок уговорил омегу под утро принять ванну, обнимая покрепче тактильного подростка, хлюпнувшего носиком ему в грудь. Чимин бы ни за что перед ним не разделся, ни за какие деньги на свете, но Хосок и сам это понимал. Поэтому, набрав ванну и залив в неё гель для душа Юнги, вместо пенки, он поводил в воде рукой, наполняя её пузырьками, и тактично отвернулся, помогая младшему омеге влезть в ванну. Чимина ещё в первую ночь повергли в шок условия проживания: это тебе не кафель с карасиками, честно говоря. Гостевая оказалась намного более приятной, выполненной в светлых и тёплых тонах, а ванна- та вообще...зелёный мрамор. Чимин ещё тогда, в первый раз, с опаской ступил в ванну, словно от его веса мрамор бы раскололся на части. Принятие ванны принесло ему только удовольствие, тут лгать нет смысла. Разнеженный запахом, который привык вдыхать по ночам в своей спальне- запахом его геля для душа, омега краснел безбожно, ёрзая на дне ванны, пока Хосок любовно поливал его плечи водой, разогревая их и наглаживая, чтобы расслабить младшего. Целебный феромон выполнял своё действие, а вкупе с руками Чона - творил чудеса, и Чимин, уже спустя десять минут, засыпал там же, в ванне, пошмыгивая носиком трогательно. Пользоваться помощью Хосока и хотелось, и не хотелось одновременно: пусть он и снижал градус боли, Чимин всё ещё чувствовал...новые чувства. Болезненные спазмы превратились в одно большое "хочу Юнги к себе, но так боюсь и так стыдно", а озвучить это - стыдно. Не папе. Не тому, кто точно знает, что это означало бы. Стыдно, позорно. Чимин не смог бы справиться с тем, что чувствовал бы себя грязным, озвучь он подобное, потому и молчал. Мяукая себе в подушку, и понимая, что хотел бы уснуть в объятии Юнги, прижавшись к его широкой груди, Чимин попискивал себе от боли и волнения, чувствуя, что альфа ощущает такую же потребность в нём. Но, опять же... У Юнги, наверняка, их уже столько было, что...Стыдно. Он же даже не красивый, Чимин-то. Вот, как Чимин думал. Смотрел на свои полные ляжки, которые неизменно соприкасались плотно, практически до натирания, при ходьбе, и понимал, что не красивый. Выпятив губу раздосадованно, корил свою генетику за растяжки, широкие и явно заметные издалека, умостившиеся на округлых бёдрах. Небритые золотистые волоски на ногах, и их градиентный переход к тёмно-коричневому ближе к паху- не красиво. Пухлая складочка на животе - некрасиво. Упитанные руки, которые не удалось массажами вытянуть и заставить ещё хоть немножко развиться- не красиво. Немного темноватый участок кожи на пояснице, оттого, что покрыт волосками от гормонального сбоя- не красиво. Полные ягодицы с ореолом пушочка золотистых волос- не красиво. Чимин, в общем и в целом, считал себя кругом некрасивым. Причём, как в прямом, так и в переносном смысле этой фразы. Куда ему до Юнги?! Однако, течка диктует свои правила, и, когда грудь омеги немного налилась, он ощутил укол вины где-то в сердце от того, что в любом случае, природа решила, что именно он принадлежит этому альфе. И, рано или поздно, ему всё равно придётся показать ему всё это. Всё то, что не красиво. Глядя на Хосока с благоговением, он под себя отмечал, что хотел бы быть таким же изящным и худым. Хотел бы, чтобы даже ремешок- на последнюю дырочку. Только Хосок, к его удивлению, лишь ткнул пальцем в его мокрый носик, качая головой: "я бы хотел быть, как ты". Как он? Что, с ума сошёл, что ли? Чимин, фыркая и чертыхаясь, когда оставался наедине с собой, заедал свой стресс шоколадом, который Юнги ему добыл, и жаловался в потолок беззвучным шёпотом о том, как жизнь несправедлива, как вес - катастрофичен, а шоколадки- до нечестного вкусные. Три дня прошли с болью и хныканьем,и, абсолютно разморенный течкой, Чимин, уже ничего не соображающий, хотел всего одного, когда температура, наконец, спала: прижаться к истинному, простив ему всё на свете, и свернуться под его боком клубочком. Больше - точно ничего. А учитывая то, что Хосок, застенчиво улыбнувшись и покраснев очаровательно, поделился с сынишкой истинного о том, что Намджун ему звонил вчера вечером, если Чимин не против, омега точно убедился в одном: простить Юнги. Простить, и даже не спрашивать, как именно он сказал о них отцу. Всё в прошлом, там и должно остаться. Хватит. Просунув на четвёртое утро растрепанную голову в щель двери, которую приоткрыл, Чимин прикусил распухшую ото сна губу, и огляделся: в гостиной тихо и спокойно. Только Мин, отказавшись далеко от истинного спать, не выдержал в итоге, переместившись из собственной спальни на диван, и спит, уставший от концерта и звонков с приглашениями и просьбами об интервью. Сонно протирая глаза, Чимин вышел из своего убежища, осторожно ступая по ковру и бесшумно пробираясь ближе к истинному, чтобы лечь рядом. Сердце омеги затрепетало с волнением, когда он увидел морщинку, образовавшуюся на переносице у альфы, который во сне пробормотал еле внятное "киттик, ну пожалмтсют..." Пожалуйста, так пожалуйста. Чимин расплылся в улыбке, влезая безмолвно под одеяло, и, с выдохом облегчения, приник полной щёчкой к истинному, трогательно свернувшись клубком рядом с ним, как и хотел раньше. Обида ушла. Чимин уверен в этом. Ушла, и даже не собирается возвращаться. Зачем,если отец обрёл Хосока, который стеснительно краснеет каждый раз, когда слышит уведомление о входящем сообщении? Зачем, если поступок Юнги всё же вызвал всплеск адреналина у омеги, который привёл к работе гормонов в нужном направлении? Безусловно, он сделал больно каждому своим импульсивным поступком, но все мы - люди. Нам свойственно совершать ошибки. И мы- никто, чтобы заявлять смело о том, что никогда не простим ошибку человеку. Чимин свои ошибки знает: нельзя было тянуть своего кота за хвост так долго. Доигрался, и получил то, чего боялся. Получил заслуженно. Но сейчас, когда течка отступила, наконец, выжав из него все силы, омега в пушистой пижамке хочет только доспать своё утро в объятиях альфы, который инстинктивно его прижимает к себе, развернувшись лицом в его сторону и прижав вплотную к груди. Запах булочек бьёт прямо в нос Юнги, который открывает глаза спустя пару минут, и замирает, стараясь не дышать. Чимин сопит ему в грудь носиком, устроившись удобно рядом, и досыпает свой сон, сладко причмокивая губами. Слишком реалистично, чтобы поверить. Альфа расплывается в сахарной улыбке, тесней его к себе прижав, и зарывается носом в его макушку, вдыхая родной феромон, совершенно не горчащий. Течка Чимина, судя по всему, прошла, и омега, соскучившись по своему мужчине, котёнком к нему подкрался, чтобы получить свою порцию любви. -Спи, мой киттик, спи, сладкий... -Мм... Чимин завозился в тесном объятии, причмокнув сладко, и поднял голову, тяжело открывая заспанные глазки, чтобы увидеть полные любви кошачьи прямо перед собой. Солнечно улыбнувшись истинному, он виновато уткнулся в его шею носом, пропыхтев: -Извини меня... -Это я должен просить прощения. Можно ли умереть от счастья? Юнги кажется, что очень даже можно, когда полные губы Чимина целуют метку на шее, обласкивая её, словно напоминая, кто тут хозяин. Чимин урчит по кошачьи, довольно сжимая пальцами его бок, и Юнги на это может только довольно улыбнуться, давая больше доступа к шее. -Как ты себя чувствуешь? -С тобой- хорошо... - Губы омеги остановились лишь на секунду, после чего вернулись к поцелуям- бабочкам, и Мин, окончательно разнеженный заботой, прижал его к себе, переворачиваясь на спину и укладывая его поверх себя, - Юнги... -И слышать не хочу. Просто поспим вот так. Хочу чувствовать твой мурчашничек своим. Чимин согласно закивал, пропыхтев что-то в ответ робко, из чего Юнги разобрать смог только "Хосок". Хмыкнув, альфа переложил свою руку с его спины на поясницу, наглаживая её и расслабляя: -Хоби спит до двенадцати, не бойся. -Который час? -Только пять утра, котёнок. Давай спать, твой альфа немного устал. -Я скучал... -Я тоже, сладкий. -Юнги? - Чимин мурлыкнул нежно, оплетая его шею руками и подтягиваясь повыше для поцелуя в щёчку, который тут же получил, - Юнги-и? -Ммм? Дразнится. Знает, что омега скучал, что омега не захочет теперь спать, когда видит, что он тоже не спит, и специально прикрывает глаза, будто хочет доспать. Поганый кот. Ничего не выйдет у него. Это они оба знают. -Юни, а я...а я тебя л-люблю. -Я тебя тоже люблю, котёнок. Ты похудел, Чимини. Не ел ничего? - Мин переводит руку с поясницы на его талию, сжимая крепкими пальцами мягкий и чувствительный участок тела, -Где моя любимая складочка? -Шутишь? Это же ужасно, - Омега стушевался, пытаясь заёрзать на его теле, когда его остановили чужие руки и строгий взгляд: -Киттик, не ёрзай. Опасно для попки. Захлопнув рот, Чимин покраснел вмиг, сглатывая тяжело, и спрятал голову в сгибе его шеи, стесняясь даже думать о том, что могло бы быть дальше. Юнги хрипло усмехнулся, мурлыкнув довольно, и развёл его ноги пошире: так, чтобы Чимин лягушкой на нём лежал, касаясь ягодицами лишь живота, никак не ниже. Это кое-как усмирило его стремительно возрастающее чувство потребности в более близком физическом контакте, и альфа, глухо заурчав, закрыл глаза. -Как к-концерт? -Отлично, кнопка. Хочу взять тебя на следующий, если ты не против, - Юнги шутливо открыл один глаз, улыбаясь широко, - Ты будешь сидеть отдельно, если что. Бояться нечего. К тебе никто не притронется. Ну, кроме меня. -М-м, - Омега лизнул его шею, вырывая тихий стон с любимых уст, и прижался губами к метке, посасывая кожу со вкусом сахарной пудры. Слишком вкусно. - А к-когда следующий? -На этой неделе. -М-может...может, следующий? - Чимин нахмурил брови, дрогнув губами: да за неделю он никогда не сможет столько сбросить! -Это ещё по... -ЭТО ЕЩЁ ЧТО ТАКОЕ, МИН ЮНГИ?! - Хосок, вошедший на кухню, проснувшись от жажды, уже успел стащить с себя тапок, замахнувшись, и навис над парой грозовой тучей, выбивая из несчастного омежки весь дух. Юнги рефлекторно прижал истинного к себе вплотную, не давая вылезти из объятия, и вскинул бровь с вызовом, улыбаясь: -И тебе доброго, Хо. -А ну сейчас же отпусти лакомку! -И не подумаю. Течка прошла, и киттик сам ко мне пришёл, - Юнги горделиво повёл плечами, чуть не язык показывая. Хвастается, словно в детском саду. А Чимин краснеет от стыда, не смея повернуться в сторону Хосока, и пищит что-то невразумительное и несвязное. Так всегда: это вам не кино, где омега- весь такой уверенный в себе, и в горящую избу войдёт, и змею на скаку остановит. Это - реальность Чимина, обычного подростка, с диагнозами и речевыми проблемами, которые тут же защищает Мин, - Кыш отсюда, Хо, котёнка мне напугал! -Чимини...Это...Ты сам? Правда? А течка??? Чимин кивнул коротко, понимая, что слов от него всё равно не добьётся сегодня никто, и Хосок, выдохнув с облегчением, опустил тапок, прокашливаясь и поправляя неловко волосы: -Я только...водички попить. -Вот и пей свою водичку, а нам не мешай. - Юнги бурчит себе под нос, обороняя задрожавшего от стеснения омегу, и воркует с Чимином, как только Хосок выходит из комнаты, - Ну и чего ты испугался, киттик? Это же Хоби, он даже букашку не обидит. -Я...Я-я-я...п-п-па...п-папа...с-сты-ыдно, Ю-юн...ги! -Мы же с тобой не тр...киттик, мы же с тобой даже не целовались, когда он вошёл, чего ты? -Он п-папе р-рас...рас-ск...ажет. -И что он ему расскажет? Что ты меня простил? Какая трагедия, надо же, твой отец не переживёт, - Мин закатил глаза, хрипло посмеиваясь,и легонько шлёпнул омегу по пухлой ягодице, вызывая задушенный писк и утробно мурлыкнув ему в ухо, - Киттик, я - твой альфа. Нам с тобой, если что, положено друг с другом быть. -Д-давай с-спать? -Вот ещё. Я теперь не могу, - Поиграв бровями, Юнги притянул его за бёдра повыше, чувствуя, как младший промежностью проехался по животу, и почувствовал лёгкий холодок от...влаги. Чимин. - Ты тоже. И не думай мне врать, пирожок. Краснея, Чимин замотал головой, к своему позору осознавая, что его возбудила эта ситуация, и хныкнул, дрожа полными губами и чувствуя себя самым дурацким на свете сыном. Бесстыдство то какое. А самое лучшее худшее- Юнги сейчас наминает его ягодицу правую ладонью, утопая в мягкости плюшевой пижамы и мясистости кожи под одеялом. Хосок больше не войдёт, это они оба знают. -Не-ет уж, даже не думай уползать от меня, моя гусеничка, - Юнги строго шепчет ему на ухо, рыкнув вдобавок, и Чимин не может не повиноваться ему, немного оттопырив свою попку и застенчиво уткнувшись носом в его щеку, шепча: -Ст-страшно... -Просто глажу тебя, малыш. Твой альфа просто ласкает твоё тело. Дай ему поласкать себя. Поласкать. Чимину кажется, что это слово обрело вдруг совершенно новый смысл. Пошлый. Раньше, он мог поласкать котёночка за углом своего прежнего дома, наглаживая прогибающуюся спинку с пушистой шёрсткой, а теперь...а теперь, его спина сама под руками альфы прогибается, как у того котёнка, пока истинный ласкает его. Чимин краснеет, стараясь думать о бездомных котятах и яичнице на завтрак, и Юнги посмеивается хрипло, игриво прикусив его округлое плечо сквозь плюшевый материал пижамы: -Ты не даёшь себе расслабиться. -Я...Я бо-оюсь. -Тшш, ладно, ладно, я не трогаю, киттик, смотри, всё, - Мин мяукать мартовским котом готов от голода, но сдаётся этим жалостливым глазкам, которые наполняются стремительно влагой: так у них ничего не выйдет. Совсем ничего не выйдет. Чимин весь напряжён, как оголённый провод, и сложно было бы уговорить его продолжить. Собственное возбуждение бьёт в голову разрядами, и Юнги закрывает глаза, цыкнув, когда Чимин с облегчением, расслабившись, опускается обратно на его живот ягодицами, и оплетает шею руками, чтобы благодарно поцеловать в линию подбородка. -А может, я...Ну...поцелую? Без ответа, Юнги подтыкает одеялом тело истинного, бережно укладывая ладонь на его затылок, и притягивает к себе, целуя его неторопливо и ласково. Хосок был прав, Чимин пока совсем крохотулька. В свои семнадцать, Юнги уже не был девственником. Он, по правде говоря, девственность оставил в прошлом ещё в кабинке школьного туалета в четырнадцать лет. А Чимин- совершенно иное дело. Нежный, податливый и ласковый, этот омега целует так мягко, так просяще, что отказать ему невозможно, даже если знаешь, что тебе придётся позорно кончить от одних только прикосновений его губ к твоим. Влажные и сочные, в которые соблазн вгрызться так, чтобы Чимин выронил случайно хотя бы один протяжный стон в рот альфе, который обязательно будет приглушен глубоким поцелуем, вот чего не хватает Юнги. На кой хрен ему нужны омеги- однодневки? Одинаковые, заезженные развратные фразы, одинаково тяжёлый макияж, одинаковые наряды, не скрывающие совершенно ничего, и одинаковые колготки в сетку в паре с высокими каблуками. Длинные ногти, и яркая помада, двухметровые ресницы, и...да ну, ему это больше не интересно. Мин Юнги наигрался. Ему он нужен. Чимин. Вот этот вот пухленький подросток, который неуверенным жестом оправляет пижаму, оголившую кусочек мягкого животика. Подросток, бёдра которого настолько идеально смотрятся по сторонам от его тела, даже в этих смешных пижамах с солнышками и медвежатами. Юнги нужен он настоящий: стеснительный, робкий и не пытающийся воспользоваться своим положением омега, ради которого он и пулю в лоб готов получить, и запрещённый приём использовать не против. -Ю...юнги? - Чимин хлопает ресничками, отстранившись от альфы, когда Мин сдавленно мычит в поцелуй, укрепив хватку на его затылке и спине. Юнги старается быть как можно тише, когда кончает от тягучих и нежных поцелуев неуверенного парнишки, который решил рискнуть, и впустить в свой рот его язык, приоткрыв с тихим, еле слышным стоном губы. Совсем беззвучно не выходит. Юнги прижимает омегу к себе, вдавливая его голову в свою шею, и Чимин инстинктивно понимает, что от него требуется, старательно принимаясь выцеловывать метку, а после - на пробу вылизывая её, что посылает Юнги, кажется, в космос. Без пути обратно. Мин толкается рефлекторно в воздух бёдрами, всё ещё удерживая младшего на своём животе, и Чимин вопросительно мычит, не совсем понимая, зачем его подбросили. -Тшш, тише, тише, киттик, - Альфа старается перевести дыхание, начиная наглаживать его тело поверх пижам, и стонет разбито в потолок, когда омега прекращает целовать метку, пальчиками осторожно оглаживая его плечи и поднимая то ли испуганный, то ли заинтересованный взгляд на своего мужчину. Облизнув распухшие губы, Чимин пищит сладко: -Тебе хорошо? -Очень. Мне очень хорошо, киттик, - Юнги облизнулся, как кот, объевшийся сметаны, и мурлыкнул сыто, ощущая неприятное чувство липкости в паху. Вставать с тёплого места нет желания совсем, а когда обнимает так доверчиво, маленькой божьей коровкой, истинный- ни за что. Но кошачья сущность, не терпящая нечистот, орёт благим матом внутри груди, вынуждая его повержено откинуть голову на подушку и захныкать в потолок. -Ч-что такое? Я...Я т-тяжёлый, да? - Ну конечно. Этому только дай возможность надумать себе комплексов, даже уговаривать не придётся. Юнги переводит на него резко свой кошачий взор, и под одеялом отвешивает лёгкий шлепок по ягодице, дотянувшись до неё: -Не смей так думать. Просто мне...На минутку надо. Я скоро вернусь, хорошо? - Альфа чмокает закивавшего с волнением Чимина, и перетаскивает его с себя на своё место, которое в разы теплей пустого. Встав с кряхтением с дивана, он направляется, без оглядки, в свою спальню, и, как только закрывает за собой дверь, хватается за сердце, переводя дыхание, - Вот же блядство... Кончил. От неумелых поцелуев кончил. Мин Юнги уже никогда не станет прежним. Что это он, стареет?! Или это Чимин на него так действует? А может, звенящие от недотраха колокольчики дозвенелись до крайней станции? Втянув щёки и прикусив их изнутри, альфа горделиво поводит плечами, чувствуя, как по сердцу расползается тепло: метка передаёт ощущения сладкого омеги, который остался в гостиной, на диване. Один. Точно. Один. Юнги цыкает, на ходу выползая из своих домашних спортивок- оверсайз чёрного цвета, и присвистывает, когда стягивает с себя боксеры, пропитавшиеся спермой и смазкой. Отправив их в стиральную машину в своей ванной комнате, он встаёт под душ, усмехаясь: нет, не стареет. Член стоит колом, а всё почему? А потому, что один послушный омежка в зале, похоже, возбуждён,и не знает, что с собой делать. Метка начинает покалывать, а после- гореть адским пламенем, и Юнги, включив душ на ледяной режим, встаёт под воду, хаотично водя вниз и вверх пальцами, сомкнувшимися плотно в кулак вокруг члена, пока не запрокидывает голову, с глухим "уфф" кончая вновь, и не опустошается окончается, изливаясь на дно ванны. Вода смоет. А что делать с омегой в гостиной? Чимин боится, Чимину рано, и Чимин возбуждён. Одевшись наскоро, Юнги полотенцем подсушивает мокрые волосы, и одевается в идентичные спортивки, будто не он кончал десять минут назад. Альфа возвращается в гостиную бесшумно, и слышит тихое хныканье истинного, который зарылся под одеяло с головой. Присев рядом, он приоткрывает одеяло, опускаясь рядом с ним, и прижимает омегу к себе, смазано целуя его в плечо и поглаживая по низу живота. -Больно? -Мм... -Помочь?- Чимин поворачивает голову к нему, выпятив губу, и кивает тихо, взвизгнув, как только тёплая ладонь проскользнула под пижамную кофту,и нашла себе место на животе. - Тшш, просто поглажу твой мурчашничек, киттик. Ничего больше, расслабься, это должно помочь. Юнги целует его в шею, немного прикусывая её, но не оставляя пока ещё свою метку: один местный цербер уничтожит его, если узнает об этом. Надо дождаться, чтобы течка Чимина сначала пришла в норму, чтобы организм не сошёл с ума от стольких изменений за раз. Понемногу, Чимин начинается тесней придвигаться к нему спиной, пока не вздыхает с облегчением от мягких, невесомых поглаживаний. Омега чувствует, как пальцы Юнги, шершавые немного от гитарных струн после концерта, проходятся по полоске волос, тянущейся к паху от пупка, и с робостью накрывает его ладонь своей, прикусив губу: -Ю-Юнги? -Да, родной? -Я...Н-не надо больше, ладно? -Тебе не нравится? - Юнги мычит ему в шею, остановившись, и целует её коротко, вызывая тихий стон, - Что такое, киттик? -Я...П-просто н-не надо. -Чимин? -Я спать х-хочу. Усмехнувшись отговорке, Юнги цыкнул, отчётливо понимая, что происходит: омега стесняется тонких волосков, по которым прошлась его ладонь. Ну что за маленькая прелесть? Альфа мурлычет, вылизывая его шею, но даже не пытается подчинить себе истинного, давая ему время, чтобы привыкнуть к себе так, как задумано природой. -Если ты стесняешься пушочка на животике, мне нравится. Мурчашник должен быть в тепле. Чимин сглотнул так громко, что это было слышно, похоже, во всём доме. Робея, он кивнул согласно, разворачиваясь к нему лицом и утыкаясь раскрасневшейся мордашкой в грудь: -Д-давай спать? -Давай спать, киттик. Иди поближе, я так скучал по твоему теплу. И Чимин придвигается ближе, мяукнув что-то невнятное, когда рука альфы перекидывается через его талию, даже не планируя выпускать из своего захвата. Юнги по домашнему, расслабленно чмокает его в макушку, подстраиваясь под его желания, и умиленно воркует, пока не слышит равномерное пыхтение омеги, сжавшего кулачки и прижавшего их к своей груди. -Маленький котёночек, - Юнги не может больше уснуть, продолжая ворковать ещё несколько часов и целовать невесомо его пушистые волосы, щекочущие подбородок. Обнимает его за спину, скользит по талии, которая становится более чётко выраженной в положении на боку, и улыбается довольно: это потому, что животик омеги совершенно соблазнительно торчит из-под пижамной кофты, мягким шлейфом опускаясь между их телами. Дождавшись, пока омега уснёт, Юнги приподнял одеяло, выпятив умиленно губу, и облизнулся голодно, увидев, как пухленький животик невинного истинного перекатился в сторону дивана от позы, и теперь вздымается равномерно от его дыхания. Это вам не омеги, втягивающие живот до прилипания кишок к позвоночнику. Вот она, настоящая красота. В естественности и мягкости. В растяжках, которые поднимаются, словно языки пламени, от бёдер, вероятно, к животу. В растрёпанных редких волосках под пупком, которые загадочно прячутся под резинкой плюшевых штанов. Да, да, и ещё раз ДА. Юнги это всё НАДО. Не в силах отказать себе в затее, Мин опустился немного, сползая на диване змейкой, и зарылся носом в тёплый мурчашник омежки, который что-то промямлил во сне. Потираясь щекой о его животик, Юнги прикрыл глаза в наслаждении, преодолевая желание подкусить нежную кожу около пупка. Всего хорошего понемногу. Вздохнув с грустью, альфа прикрыл сладкий животик кофтой, и вернулся в обратное положение, нежно целуя своего спящего истинного в губы, и шепча в них: -Мой единственный. Мой идеальный.