***
К вечеру ближе Элеонора встретилась с дочерью. Непринуждённого разговора и не планировалось, но первые десять минут натянутого разговора казались женщине убийственными. Дочь не порицала, не высказывала своего мнения насчёт странного поведения матери. Нет, она просто всем видом показывала своё негодование. Тот самый момент, когда можно щелкнуть пальцами и с горделивым видом заявить: «Моя доча». Так бы и сделала, если бы не очевидно виновное положение. — Ну и что, ты хочешь сказать, что ты в очередной раз будешь сейчас затирать мне о том, что с мальчиками покончено? — практически безразлично произнесла Катя, делая глоток шампанского. — Катя, я просто хотела вот таким странным образом избавиться от мыслей об одном человеке. Глупо? Однозначно. Помогло? Ни черта подобного. Но попытка не пытка, — оправдывалась Галанова. Ни к еде, ни к бокалу шампанского она и не притронулась. Поглядывала на дочь и не знала, куда деться от её осуждающего взгляда. — Я, надеюсь, ты это не о Нагиеве? — ухмыльнулась Баринова и покачала головой. — Нагиев — это ошибка, сбой в системе. Нет. Этот человек немного… весомее. И я не должна разбивать его семью. Не хочу не быть последней тварью. Ни в этот раз. — Мам, а можно один до жути неприятный вопрос? Только ты не обижайся сразу, хорошо? — неуверенно, но хозяйка отеля кивнула головой, настороженно смотря в глаза дочери. — А когда ты изменила папе, ты чувствовала себя последней тварью или тебе было всё равно? Непроизвольно Элеонора ухмыльнулась. В тот момент, когда Виктор ворвался в квартиру и одарил её своей тирадой: «Да как ты могла?! С этим идиотом официантом», — ей было всё равно. Уже всё равно. Потому что терпеть его повадки, его манеру отрицать проблемы и бежать от них сломя голову да подальше — было уже невозможно. Пьянки и постоянное проигрывание денег. Отсутствие его тепла. Элеонора однозначно любила его, но не могла позволить себе такой ярой самоотверженности. У неё были амбиции, желания, с которыми в тот момент Виктор считаться не хотел. Да и проводить время с дочерью было не в топе его любимых дел. Но спустя время, когда уже полжизни пройдено, и за спиной ни один брак, оба стали за года менее горделивыми, — почему нет? И Галанова бы кинулась в омут с головой ради гармонии и попытки исправить ошибки прошлого. Но было обстоятельство — женщина, Елена, которая не должна была оказаться у разбитого корыта из-за их мимолётной искры. «Всё пройдёт», — для себя решила Галанова, не посчитавшись с мнением Баринова. — Чувствовала… потом. Когда ты подросла и я через одного-другого козла переступила, — без скрытых подтекстов. — А поначалу я даже свободу почувствовала. Как будто груз с плеч! Катюш, я хотела, чтобы меня любили. Любили мою маленькую дочь, а не шлялись по кабакам! Я хотела лучшей жизни, а твой отец! — Всё, я не хочу этого слушать! — чуть повысила голос Катя, привстав с места. — Хватит! Я поняла! Отец мудак, а ты хотела, чтобы всё и сразу! — Это не так, Катя! Выслушай, — но дочь фыркнула и собралась уже вставать из-за стола. Но позволить уйти и оставить Катю в таком настроении было не в планах Элеоноры. Она сама привстала с места и схватила дочь за руку. — Я любила твоего отца. И… — И что?! — прошипела Баринова. Они смотрели друг на друга — взгляд обиженный на взгляд запутавшийся. И понимать, кто прав, а кто виноват — уже нет необходимости. — И то, — тяжело вздохнув, ответила Элеонора. Невыносимая нелёгкость бытия да боль в груди. Конечно, понять дочь она на сто процентов она не могла, но отдалённо — да, ведь Катя пыталась раньше подтолкнуть родителей к возобновлению хоть каких-то хороших отношений; она не скрывала своего желания и ни раз матери говорила об этом: «Ну, мам, папа не такой безнадёжный, как ты себе его рисуешь. Он изменился. И поверь, в хорошую сторону», — но Галанова тогда не слушала. Упивалась ненавистью и гордостью. И к странному стечению обстоятельств, ах курьёзность случая, когда дочь совсем разуверовалась в том, что её родители начнут хоть издалека общаться, как люди, а ни как две разъяренные собаки, — и закрутилась круговесть. — Отпусти. Я пойду домой, — обречённо произнесла Катя, выудив из рук матери свою руку. — Извини, опять у нас с тобой не получилось нормально поговорить. Года идут, а пропасть между нами так и не никуда не делась. Мне жаль, мам, но… Но она не может простить мать за неполную семью и за то, что всё время приходится просить о ласке и любви. В погоне за лучшей жизнью иллюзорной, Галанова теряла родных людей. — Катя, этот человек, о котором я бы хотела забыть — твой отец, — Элеонора и сама не поняла, как это признание вышло из неё. Но произнеся эти простые слова, она перестала чувствовать себя скованно. Потерянным взглядом смотрела на дочь. — Мой отец? — максимально удивлённо переспросила Катя, хотя прекрасно услышала произнесённые слова. Просто не могла поверить. — Ты хочешь сказать, что ты… — Да, дочь, я поступила неправильно и… ворвалась в размеренную жизнь твоего отца. И не могу ничего с собой поделать! Выкинуть его из головы! — долгие месяцы молчания подошли к концу; ей надо было выговориться. — Катя, я не хочу портить его отношения. Пусть лучше всё вернётся на круги своя, чем происходящее сейчас! — голос едва ли переходил на крик. Сказать, что Баринова была удивлена — ничего не сказать. Она заметила возникшую между ними теплоту, но списывала всё на их общие цели — деньги, отель, её воспитания. Списывала на то, что прошло столько времени, пора бы и смириться с прошлым. А они помимо того, что смирились, так и вошли в новую стадию развития отношений: принятие — повторное обдумывание — подлинный интерес. И уже сформировавшиеся отношения отца и его супруги не казались такими уж и идеальными. Единственное, чего хотелось бы Кати — счастья для своих родителей, — не больше — не меньше. — Хочешь сказать, — очень нерешительно произнесла Катя, смотря на свою мать совершенно другими глазами, — ты и папа… Вы… что-то типа того… Подожди! Вы вместе? — всеми силами девушка старалась сдерживать безумную улыбку; вкладывала максимум усилий, но уголок губ так и норовил приподняться. В голове не складывался пазл. —Так, мы не вместе и вместе не будем! Просто так получилось, что я с твоим отцом… Боже, как же всё сложно! — Элеонора вернулась на своё место и тяжело вздохнула, отведя взгляд в сторону. — Мне захотелось поговорить с кем-то после предательства Нагиева и моим собеседником оказался Витя. Я сама к нему пришла. Дура, — и вновь окинула взглядом дочь, которая в свою очередь тоже села за стол и изумлением смотрела на встревоженную мать. — Я думала, что этот мальчик поможет мне забыться. И на мгновение, мне показалось, что так и произошло. Но в очередной раз меня использовали, и я побежала к твоему отцу! Одна дорога видите ли у меня! — Мам, так может это неспроста? — осторожно поинтересовалась Баринова, протянув руку. — Какой «неспроста»? Катюш, ты понимаешь, что говоришь? — Галанова взялась за руку дочери и покачала головой. — У него своя жизнь, а у меня своя. Я, кажется, опять влюбилась в этому простофилю, но это пройдёт, а у него всё будет хорошо с Еленой… — Это ты решила за вас двоих? — уж здесь Катя не удивилась. — А ты у папы интересовалась, что он думает на этот счёт? Он, знаешь ли, в последнее время сам не свой. Да и сегодня ближе к обеду к нему приходила Елена Павловна… Они сидели в зале, не знаю, о чём беседовали, но на кухню папа вернулся темнее тучи. Делай выводы. — Никаких выводов. Я не буду в это лезть, — минута обдумывания. — Постараюсь в это не лезть. Лёгкая ухмылка озарила Катино лицо. Ведь наверняка знала, что не смотря на отрицания и отговорки по типу: «Я не должна никому портить жизнь» — для её матери не вечны. Если она захочет — она этого получит, дело времени. — Мам, следуй своему сердцу, — искренне произнесла Катя, с улыбкой смотря на Элеонору. В ответ Галанова улыбнулась. Слов не нашлось. Уж и без того много наговорила за вечер. Попрощавшись, Катя ушла домой, а Элеонора решила остаться в отеле, — окунуться в горячую ванну и предаться мыслям о будущем, в котором всё не ясно, — всё туманно.***
Для Виктора день оказался решающим — с самого утра он слонялся по кухне, делал свою работу и думал лишь об одном: «Как заставить себя жить дальше? Куда ступить — назад вернуться к жизни с Леной или окончательно броситься вперёд к новым, жутко пугающим отношениям с женщиной, которая может вновь растоптать его сердце?». Но у него была необъяснимая уверенность в том, что она этого не сделает, — ни в этот раз. Слишком много искренности было в её отношении к нему; слишком много ненаигранных эмоций. Он увидел в ней молодую девушку, жгучую брюнетку, влюблённую до жути и так же до ужаса напуганную. Она стояла на распутье и не делала намеренно никаких шагов, чтобы не сбить его с пути. Не зная того, что его путь благодаря её присутствию — поменял направление. Виктор чётко шёл по жизни и был уверен, что ничто неспособно его сбить; но нет, и в жизни бывают огорчения, — приятные, до дрожи пугающие. И никто не знает точно, что это может случиться. — Вить, мы должны поговорить, хочешь ты этого или нет, — а Баринов знал, что этот момент наступит. И был совершенно к нему готов. Появившись у него в кабинете, Елена не застала его врасплох; даже наоборот — в глубине души он был сказочно рад, что она явилась. — Вить, ты… — Лен, присядь, — она тут же повиновалась и села на диван. Его кабинет окинул страх за будущее. Некое уже определённое. — Я думаю, не стоит ломать комедию с моей стороны. Я поступлю низко, если продолжу делать вид, что ничего не происходит. — Ты любишь другую, да? — Елена Павловна снисходительно улыбнулась; так, для приличия. — Хотя ты можешь не отвечать. Я и так всё прекрасно понимаю. — Ты не виновата… — Виктор не знал, куда себя деть. Но и смотреть на супругу он не мог. Бросал взгляд то на стоящие на стеллаже кубки, то на фотографию с дочерью. — Никто, Вить, не виноват, — тяжело вздохнув, Елена резко встала с места. — Я не заставляю тебя меня любить. И не хочу, чтобы ты мучился от избытка совести. Так получилось и… мы должны отпустить друг друга. Я понимаю. Я всё прекрасно понимаю. Их взгляды встретились — виноватый и прощающий. И безмолвно было решено разойтись, как в море корабли. Любовь здесь больше не живёт.***
Вечер. В любимом номере Элеоноры включен лишь ночной светильник, а сама хозяйка отеля погружена в тёплую ванну. Мысли в голове спутались, одна за одну. То ли небольшое количество шампанского сделало своё дело, то ли мысли об одном тревожащем её сознание мужчине. Да, впервые за всё время она не соврала ни дочери, ни себе — она вновь окунулась в омут любви, и выбраться не в силах. «Я, кажется, опять влюбилась в этому простофилю», — было произнесено настолько просто и без задней мысли, что самой стало страшно. Её внутренний голос без промедление отдавал отчёт всему происходящему, как бы она не старалась отнекиваться. Глупо и неправильно, но до безумия желанно. Смотреть с ним иногда этот несносный футбол; порою готовить для него завтраки, хоть он и не переносит её стряпню; периодически ругаться на повышенных тонах, чтобы потом сладко мириться. Всего хотелось по жизни и вновь с ним. «Я не одобряю твой выбор, Элечка, но если ты уж донельзя влюблена в этого поварёнка — надеюсь, он сделает тебя счастливой», — за десять минут до бракосочетания вторила ей мать. И до последних дней жизни продолжала приговаривать, что несмотря на то, что Виктор оказался первым блином, слегка пригорелым и неровным, — он был для неё лучшим вариантом, если уж вглядываться с последующих её мужей. «Пусть и каша у твоего повара была в голове, но была ты за ним, как за каменной стеной», — а Элеонора всё возмущалась: «Он не мой!». И в эту ночь Галанова заснула без долгих часов ворочания из стороны в сторону. Как только её голова коснулась подушки — Морфей сгрёб её в объятия и не отпускал до самого утра.***