Иное важнее нашей любви..

Ледяной ветер обдувает худые плечи златовласой девушки, чей взгляд устремлён на заснеженные равнины, укрытые вечерними сумерками. Злосчастная пьеса начнется с минуты на минуту, но садиться в машину не хотелось. Даже издалека театр выглядел величественно, но так же внушал страх. Роскошная накидка с белым мехом на воротнике колыхалась в такт порывам ветра, подбирая небольшие снежинки. Люмин готова была плакать, убегать, лезть через забор, бороться на ножах, но только лишь не ехать туда... Не совершать того, чего она сама панически боится. Люмин знает, что убьет человека именно она, ведь марать руки брата она не позволит. Пусть Итер и захочет взять всю тягость преступления на себя, девушка вырвет нож из его крепких рук. Ее лучик должен сиять, она так решила. Ей остается только довериться судьбе и сделать шаг в неизвестность, в мир интриг и опасности, где каждое решение может стать последним. Но Люмин готова пройти через все испытания, лишь бы защитить тех, кого она любит. Время на подготовку к заданию пролетело стремительно, дни мелькали один за другим совсем не отпечатывается в памяти. Может, это потому, что головы близнецов были по края заняты мыслями о предстоящем? Наверное так. Никаких воспоминаний. Словно кто-то выключил свет в самый важный и нужный момент. Ты слепо идёшь ориентируясь по звуку, а затем оказываешься где-то, совершенно не понимая где и задаешь себе такие банальные вопросы: — Зачем я здесь?... Почему именно я? Но ответа от ледяной стужи и мрачного пейзажа ты не получишь. Пугающая неопределенность окутывает сознание, и ты понимаешь, что только от тебя зависит, как будет развиваться ситуация. Сделать шаг вперед и идти в неизвестность, или остаться на месте и ждать, что произойдёт дальше? Но время не ждёт, оно бежит вперёд, тянущее за собой последствия каждого решения. А ты, оставаясь один на один со своими мыслями, понимаешь, что нельзя убегать от своего судьбоносного выбора. Люмин ощущала себя одной из миллиарда падающих снежинок. Они были такими разными, такими красивыми и изящными, но исход у всех был один — смерть. Они растают, так же как и в предыдущие годы, а на замену им прилетят новые, не подозревающие, что их ждёт. Люмин растает, превратится в ничто, станет ничем, если она ещё такой не стала. В последнее время в голову не лезут те привычные мечты о светлом будущем, не появляются желания, не мелькают светлые мысли. Голову охватила вязкая, тёмная жидкость, что сползала, пачкала волосы и одежду. В последний раз смахнув с густых ресниц прилипшие хлопья снега, блондинка нехотя села в мрачную машину, вытаскивая из кармана фигурный нож и белые, сшитые идеально для ее рук перчатки. Рукоять оружия была серебряной, утонченная фигура неведомой богини красовалась на самом видном месте, а вокруг неё свисали утончённые ветви винограда. Каждая деталь была продумана, каждый завиток был чётко отработан. Этот нож — произведение искусства, не меньше. Она с нежностью прикоснулась к серебряной рукояти, ощущая её холод. На её перчатках красовалось кружево из приятного материала. Итеру выдали темные, черные перчатки. Странно, что им нужно было устраивать такой маскарад ради всего лишь пяти минут работы. И хотя девушке очень нравилось своё белоснежное, украшенное кружевами и бриллиантами платье в пол, а Итеру его черный костюм, переливающийся на ярком свету всеми оттенками серебра, им хотелось бы все это носить для других целей. Хотелось красоваться у зеркала, шутить друг над другом, идти в кино или в ресторан. Хотелось даже случайно испачкать белоснежную ткань дорогим вином, прочувствовав момент в полной мере. Таковы были их желания, но никого из них не спрашивали. Сейчас они просто пара преступников, исполняющих приказы ради грязных купюр. Она отвела утомлённый взгляд посеревших глаз в сторону мелькающей картинки за окном, Люмин вновь громко выдохнула, поглаживая мягкий мех на воротнике. Блондин неизменно разглядывал вечерние виды города, с большой тяжестью вспоминая, что им недоступна прогулка по знакомым улочкам. Сердце тосковало и ныло, когда в голове проскакивали забытые картинки счастливого детства, где солнце сияло ярче, а трава была зеленее. В какой-то момент шипение колес машины утихло, а за окном послышался шум шествующей к театру толпы. Водитель молча протянул близнецам два билета в первом ряду и слегка кивнул в сторону входа. Сведя брови и ничего не ответив, близнецы выскочили из автомобиля, дружно шагая к театру. Впервые они настолько четко вписывались в атмосферу. И хотя они выглядели очень вычурно, сейчас, кажется, идеально сливались с остальной толпой. Высокие дамы бродили по просторному холлу, не стесняясь разговаривать о личном. Их роскошные платья и драгоценные побрекушки привлекали слишком много внимания. Украшения из самых дорогих камней свисали на их изящных шеях и кистях, изредка позвякивая. Здесь пахло роскошью и деньгами. Повсюду были развешены картины знаменитых художников, в каждом углу символично стояли статуи давно забытых богов, а в середине располагалась огромная афиша с расписанием премьер. Близнецы, пользуясь моментом, проскакивают прямо в зал, где через несколько минут потухнет свет и начнется самая важная часть сегодняшнего события. Позади, в самом верху, с миниатюрным лорнетом в руках расположилась никто иной как Её Величество. Ледяные зрачки исследовали зал, презрительно осматривая посетителей, которые теперь уже на Её фоне были одеты дешево. Глаза Её заблестели, когда среди серых незнакомцев она заметила своих излюбленных исполнителей, которые нервно метались в первом ряду, ища свое место. — Они такие маленькие и смешные, — женщина притворно хихикнула и бросила взгляд на юношу, который горделиво стоял рядом с Её местом. Тарталья ухмыльнулся, но это совсем не означало, что он оценил шутку о близнецах, в которую был вложен смысл их безнадёжности и бессмысленности. Царица практически всегда разбрасывалась двусмысленными выражениями, которые означали совсем не то, что кажется сходу. В принципе, предвестник был совершенно не в восторге от посещения театра и выслушивания очередных песен Коломбины, что она исполняла для них и без театра. Все эти бесконечные арии, навороченные постановки и запоминающиеся выступления, наверное, даже осточертели. В печёнках стоят едкие, лицемерные улыбки и благодарности певицы. В другой раз юноша нашел бы отмазку, что бы не следовать за Царицей в подобные места, но сегодня... Что-то кроме Её Величества заставило его приехать. И только сейчас Чайльд встряхнул головой, осознав, что все это время пристально наблюдал за фигурой вдалеке, разодетой в блестящее белоснежное платье в пол. Её невысокий рост и излишняя суетливость заставляли уголки губ противно дёргаться, расползаясь в кроткой улыбке. Люмин казалась просто жутко неуклюжей и взволнованной. Она постоянно оглядывалась, проверяла микрофон в ухе, или задевала Итера, что и без того выглядел неважно. Предвестник чуть шире раскрыл веки, что бы в приглушённом свете зала не потерять из виду светловолосую фигуру. Странно, что Царица вновь поручила именно ему продиктовать девушке в наушник номер места в ряду, где будет сидеть сегодняшняя жертва, но, впрочем, он даже не против. Когда шум гостей утих, в зале символически потух свет, заставив публику полностью замолчать. В помещении была звенящая тишина, а на сцене, в свету ярких голубых софитов, началось долгожданное представление. Для кого-то, оно станет последним. И хотя Люмин отчаянно выискивала хоть кого-то, кто похож на потенциальную жертву, только по внешнему виду ей это сделать не удалось. Абсолютно каждый из сидящих здесь мог быть той самой «целью», на которую они должны охотиться. Сердце то учащалось, то возвращалось в привычный ритм, не позволяя телу хотя бы немного расслабиться в мягком кресле. Итер же молчал. На самом деле, он молчит весь день, что уж тут... Всю неделю. Кожа его побледнела, а глаза стали будто сонными. Он практически перестал появляться в коридорах штаба Фатуи, старательно избегая встречи с сестрой. Девушка была уверена, что брат держал на нее обиду за то, что она пошла на это преступление, но выхода у них не было. Все её попытки поинтересоваться его самочувствием заканчивались провалом. Каждую ночь, Итер откашливался, порой, кашлял так, словно его кто-то душит. Самым страшным было то, что даже Сяо он ничего не говорил, практически полностью оборвав их общение. Это было так странно, что Люмин не понимала, по какому поводу ей можно начать волноваться, но успела пообещать себе, что когда их «миссия» будет выполнена, она сразу же займется вопросами по поводу здоровья блондина. Её сердце постоянно билось быстрее в его присутствии, а душа была неспокойной. Девушка чувствовала, что что-то точно не так, но никаких доказательств не получала. Сейчас, сидя рядом с юношей, она изредка оборачивается к нему, каждый раз наблюдая его безразличный, уставший взгляд, направленный далеко за сцену. — Вы пришли посмотреть на звезду? Из встревоженных раздумий блондинку вытягивает приглушённый шепот человека рядом, направленный к ней. Округлив глаза, она быстро оборачивается, сталкиваясь лицом к лицу с приятным, пожилым человеком. Мужчина невольно улыбается и протягивает ей руку. Девушка настороженно подает ему ладонь, и он, совсем не касаясь её кожи, вежливо "целует" прохладную кисть. — Меня зовут Дерил, а как вас зовут, милая леди? Слегка озадаченная внезапным знакомством, девушка уводит глаза в пол, неприветливо убирая с лица удивление. — Люмин Каслана, — коротко отвечает блондинка, вновь рассматривая незнакомца. Мужчина чуть помедлил, а затем снова задал вопрос: — Рядом с вами молодой человек, он... — Её брат. Позади девушки послышался грубый и отчётливый комментарий от молчаливого на первый взгляд юноши, который был недоволен, что странный старик вдруг осмелился заговорить с его дорогой сестрёнкой. Итер ухватился за край платья Люмин, и на его руках проступили вены. Глаза, даже в холодном свете ярких ламп, полыхали янтарным цветом. Блондин, как хищная птица, старался защитить того, кто был ему дорог. И хотя новый знакомый не спросил ничего странного, в груди что-то закололо, а горячий импульс ударил в голову. Люмин вежливо погладила его по плечу и спокойно ухмыльнувшись, показала брату, что волноваться не о чем. Мужчина одобрительно посмеялся, а затем устремил взгляд на сцену, где выступающие кружились в легком танце, а на фоне разворачивалась новая картина. События в представлении мелькали стремительно быстро, но в это время к горлу подступал горький ком, когда вдруг приходило осознание того, зачем они здесь. Сунув руку в миниатюрный невидимый карман платья, девушка убедилась, что её верный помощник — нож, все еще рядом с ней. Глаза сильно сожмурились и незаметно для себя Люмин провела по лезвию оружия пальцем, измеряя насколько оно острое. Странно, но порезаться ей не удалось, и это было к лучшему. Протяжно выдохнув, блондинка погрузилась в тягучее ожидание, ожидание того самого момента, когда ей придется использовать свой нож. Ее сердце билось быстрее, а мысли бежали вперед, строя планы и возможные сценарии. Она знала, что её задача не будет легкой, но она была решительна и готова к любым испытаниям. Девушка была уверена в своих силах и в своей способности защитить себя и своих близких. Пока внешне она казалась спокойной и невозмутимой, внутри горели пламенем решимость и уверенность. И вот, всего лишь через полчаса настал кульминационный момент, когда уже знакомая предвестница, словно "выплыла" на сцену, очаровывая всех своим нежным голосом, издав всего пару звуков. Зал вспыхнул бурными овациями, отовсюду послышался противный свист, крик и громкие аплодисменты. Было даже как-то обидно, что остальные артисты не получали столько восхищения от публики, хотя трудились в разы больше Коломбины. Царица в восхищении захлопала в ладоши, словно боясь отстать от остальных. Она была довольна своей любимой и ответственной артисткой, рада тому, что одно лишь её присутствие на сцене вызывало нездоровую истерию, заставляя зрителей извиваться в судорогах перед сценой. Царица была безмерно счастлива, наблюдая, как серые мыши чуть ли не ходят под себя получая знак внимания со стороны певицы, а затем вручают несколько истерзанных цветов, купленных на последние гроши. Для Величества все это было лишь развлечением, что-то вроде цирка уродов, где она могла посмеяться над маленькими, ничтожными людьми. Чайльд напряжённо сжимал в руке рацию, ожидая мгновения, когда свет в зале потухнет. Коломбина добавляет несколько протяжных нот, трагически становясь на колени и разбрасывая свое пышное платье по сцене. Глаза её томно открылись и глубокие зрачки устремились в зал. Кажется, она смотрит на Люмин, но... Нет же, она смотрит куда-то рядом, совсем рядом, всего лишь на несколько сантиметров левее. Блондинка встревоженно оборачивается к Дерилу и достает из кармана миниатюрный нож. Свет гаснет. В зале настает полнейшая тишина, а по плечам бежит мороз. Опоздали? Не поняли? Что-то не сработало? Голову мгновенно охватывает паника, ровно до того момента, пока в ушах не слышится знакомый голос, что диктует всего несколько слов. — Человек рядом с тобой, закрой рот ладонью и бей в сердце. А затем вновь звенящяя тишина. Слышится громкий выдох. Рука прилипает к чьему-то лицу, сразу оказываясь на чем-то мягком...губы...все верно. Лишь интуитивно, блондинка делает взмах. Ладонь промокает, практически изо всех сил вжимаясь в чужое лицо. Лезвие касается плотной ткани, издавая характерный звук, а затем неприятная теплая жидкость капает из места удара. Жертва дёргается. Кажется, пытается укусить, но не получается. Люмин не попала. Практически со скоростью света девушка вытаскивает нож из неизвестного места на теле мужчины и делая ещё один взмах протыкает кожу. — У тебя всего три секунды, — голос в наушнике звучит сурово и напряжённо. Точно, Тарталья тоже волнуется, ведь если ей не удастся, скорее всего начнется неимоверная паника. Скоро свет в зале зажжётся. Нет времени больше размышлять. Три... Два... Снова доставая из тела лезвие, девушка замахивается в последний раз и попадая точно в яблочко, принимает ту позу, в которой была до того, как погас свет. Один... Она не слышит того, что происходит. Лишь отыгрывает давно запланированную роль. Срываясь с места, девушка делает несколько шагов в сторону сцены, изображая на лице неподдельный ужас и отчаяние. Пока в ушах слышится лишь гул, что составляли сотни голосов возмущенных зрителей из зала, она падает на колени, начиная кричать и умолять о спасении. — Боже, что происходит?! Помогите! А потом голос срывается, скрипит, переходит на высокие частоты, вместе с ней теперь отступает и Итер, чуть ли не срываясь на рыдания. Она убила человека. Убила того, кто сразу же нашел в ней что-то прекрасное, пожелав познакомиться именно с ней, выбрав её среди сотни других зрителей. Того, кто, возможно, смог бы стать неплохим другом, или приятным мимолётным знакомым. Этот старик попытался найти тему для разговора, сопровождая всё не лицемерным смехом и шутками. А теперь на её руках его кровь, но никто этого не узнает, ведь она прячет их в мягких белых перчатках с кружевами, что никогда не промокнут и не раскроют тайну злосчастного убийства. До чего же это отвратительно, до чего же мерзко. Сейчас она плачет не по сценарию, а потому, что ей страшно и стыдно. Отыгрывая роль, она переходит на искренность, переживая все эмоции полностью, а не для того, что бы заинтересовать голодную публику. В наушнике слышится голос, такой знакомый, теплый. Единственный, который мог бы её сейчас успокоить. — Ты молодец, уходим. Но тело не двигалось. Люмин продолжала сидеть на полу, заливая все вокруг слезами, боясь даже пошевелиться. Было страшно, что все узнают правду, осудят и она останется одна. Всё её тело, каждый миллиметр, каждая часть окаменела, лишь лицо непроизвольно кривилось, пока на нём расплывался искусный макияж. — Люмин, уходим. Звучит так сурово, но... Пошевелиться невозможно. Ей казалось, что она срастается с полом, становясь одной из тысячи деревянных балок. — Люмин! Она чувствует, как Итер безнадежно тянет её за руку, пытаясь увести. Она знает, что сейчас её поведение может изменить ход событий, ход идеального плана, что был осуществлён без единой ошибки всего мгновение назад. Чайльду нельзя показываться среди толпы в одиночку, но, кажется, другого выхода нет. Юноша чуть ли не подбрасывает блондинку в воздух, усаживая на руки и быстро удаляется с места происшествия, пока остальные без остановки шумят и кричат. «Я в его руках..так странно. Но... теперь мне не страшно, даже наоборот, я спокойна...» Мысли мчатся, и Люмин укладывает отяжелевшую голову предвестнику на плечо. Слезы больше не текут, только тяжесть в груди и дрожь по всему телу, заставляют иногда поджимать губы. Холодные руки без спроса ползут к чему-то теплому — к алой рубашке тяжело дышащего юноши. Девушка поднимает сонный взгляд, встречаясь глазами с Тартальей. Его зрачки светятся так же, как и тогда, в столовой, он хочет накричать на неё за вольности, но, почему-то молчит, только показательно громко дышит. Может быть, он понимает её состояние? Вряд-ли, но, пожалуйста, пусть сейчас помолчит... Слышать упрёки хочется в последнюю очередь. — Езжай с водителем, я повезу её с собой, — скомандовал предвестник напуганному до чёртиков Итеру, который определенно не был согласен, но не успел ответить, потому что юноша уже удалился к другой машине. Раздражённо цокнув, блондин поплелся к водителю, мучая себя навязчивыми мыслями о резком ухудшении состояния сестры. От волнения даже кашель усиливался, и парень громко откашлялся в ладонь. В руке остался алый сгусток, и Итер быстро смыл его снегом, бросая куда подальше. Этого ещё не хватало. В соседней машине, которая шествовала за водителем Итера, на сидении раскинулась Люмин, умываясь холодной водой. Температура неимоверно быстро подскочила и девушка тяжело дышала, расстегивая теперь уже тесное и неудобное платье в нескольких местах. Чайльд сидел напротив, с искренним волнением наблюдая за картиной. Она ещё полностью не пришла в себя, но старалась вести себя так, словно понимает где и зачем находится. О её невменяемости сейчас говорят помутневшие, еле открывающиеся глаза, и несуразные движения рук, что не могут с пятой попытки найти ещё одну несуществующую пуговицу. Мозг сыграл с ней злую шутку. — Где Итер? — несвязно мямлит блондинка, чуть ли не падая на предвестника. Тарталья усаживает её обратно, проводя ладонью по лбу и измеряя температуру. — В соседней машине. Получив положительный ответ, девушка скатывается на сиденье, и занимает наиболее неудобную позу впадая в крепкий сон. Вряд-ли она проснётся к тому времени, когда они приедут, потому, Чайльд морально готовился нести блондинку в её комнату. И хотя её сон был крепким, лицо Люмин постоянно кривилось, а руки не находили удобного положения. Стянув с её ладоней кожаные перчатки, юноша достал из отсека в сидении влажные салфетки, что бы смыть остатки чужой крови с бледной кожи. Люмин отчаянно упрямилась, неестественно мыча и пряча руки, тем самым пачкая белоснежные ткани платья и сидений. Предвестник подкатывал глаза, возмущённо хмыкая на её безобразное поведение, но в глубине души он совсем не злился на нее, сейчас даже.. старался помочь? Царица ехала позади, с несколькими охранниками, потому, оставшись наедине с Люмин, Тарталья чувствовал себя спокойно и раскрепощенно, вытирая её руки и укладывая поудобнее. В голове была лишь одна мысль: « Это моя работа » Наверное...