***
— Нужно было поспорить с вами на бочонок вина из Железных Холмов. Бофур изогнул губы в кривой улыбке, пользуясь тем, что стоит к говорившему спиной, и, выпустив из лёгких дым, который быстро поднялся вверх, исчезая среди звёзд, мерцающих на ночном небе, ответил: — Поспорить насчёт чего? Что гобелены, повешенные вашей рукой, не сорвутся, прибив парочку гостей? — Ну, не сорвались ведь. Теперь голос прозвучал куда ближе, а через мгновение показался и его обладатель: высокий, на голову выше Бофура, мужчина, с тёмными кудрявыми волосами и карими глазами. Их обладатель на мгновение мазнул пристальным взглядом по гному, курящему трубку, прежде чем опереться ладонями о парапет, отделяющий балкон от обрыва внизу. — Вы гномы, не перестаёте меня удивлять, — произнёс мужчина, прикрывая глаза и делая несколько глубоких вздохов, непонятно чем наслаждаясь больше: табаком, что курил Бофур, или тёплым весенним воздухом. — И чем же мы удивили вас сегодня? — с усмешкой ответил гном, выпуская из лёгких дым. — Сорванным переворотом, который все приняли как данность? Невестой, которая публично отказалась от своего мужа? Или хоббитом, которого теперь опекает Личная Стража Короля-под-Горой? — с усмешкой предположил мужчина, окидывая гнома пристальным взглядом карих глаз, задержавшись на губах на несколько мгновений. Бофур слегка нахмурился, чувствуя что-то липкое и неприятное в груди. Он был главой одной из двенадцати гильдий, членом Компании и другом Короля-под-Горой. Это знали все. Большинство просто пытались наладить с ним контакты, чтобы, в случае чего, иметь свою ниточку, ведущую к королю, другие же… пытались заполучить расположение Бофура более простым способом. Иногда он позволял себе дать слабину. Но его слабости заканчивались на одной ночи и молчании, так как он, хоть и был идиотом, но всё же не до такой степени, чтобы раскрывать рот в присутствии тех, кого он трахает. — Если вы пришли обсудить моего короля, то вы явно не по адресу, — слегка холодно отозвался Бофур, ясно давая понять, что эту тему лучше не трогать. Мужчина в ответ лишь весело фыркнул, вызывая недоумение на лице Бофура своими последующими словами. — Чхать я хотел на вашего короля. И я пришёл к вам для того, чтобы выклянчить хорошего табака, а не разговоры разговаривать. Мужчина протянул руку, перехватывая трубку в руках у Бофура, соприкасаясь с ним пальцами на одно-единственное мгновение, прежде чем сделать несколько быстрых затяжек и так же быстро вернуть вещицу обратно владельцу. — Вот это я понимаю, — произнёс мужчина, выпуская из лёгких дым и не отрывая взгляда от мерцающих над их головами звёзд. — Что ещё меня удивляет, так это небо. Мы все пережили столь многое, некоторые из нас потеряли всё, что им было дорого, а небо всё такое же. Как будто ничего и не случилось. Бофур задумчиво хмыкнул в ответ на столь философскую цитату, выбивая из трубки остатки табака и пепла о парапет, прежде чем произнести, не давая себе время на то, чтобы передумать: — Трахнемся? Мужчина выгибает тёмную бровь, вновь сосредотачивая своё внимание на Бофуре, а не на небе. В его взгляде что-то… да, там есть желание, но вместе с тем там нет привычной всем, кто подкатывает к Бофуру, жадности и лести, а лишь лёгкий налёт насмешки и какой-то… жалости? — Вы даже не знаете моего имени, мастер Бофур. Я ведь прав? — мужчина изгибает губы в усмешке, в которой желание намертво забивает густое, дерущее горло разочарование, отдающее горькой полынью, идущей от человека. — Я уже сказал, зачем пришёл. Чтобы покурить хорошего табака. Я это сделал, а сейчас прошу меня простить, — мужчина преувеличенно низко кланяется слегка удивлённому Бофуру и молча разворачивается, явно намереваясь оставить гнома в одиночестве. — Как вас зовут? — непонятно зачем, даже для самого себя спрашивает Бофур. Человек уже ему отказал, явно дав понять, что если он в чём и заинтересован, то точно не в разовом перепихе, так какого варга? Бофуру не нужно всё это. Он и так прекрасно живёт, перебиваясь мелькающими в его постели лицами, работой, ссорами с Бифуром и вином, распитым на троих с Нори и Двалином. Вся эта хрень с привязанностями — не его конёк. Так какого варга ему нужно имя этого человека? У темноволосого, похоже, такие же мысли. Он замирает на полпути между Бофуром и стеклянными дверьми, ведущими в зал, искрящийся в свете факелов, подсвечников и ярких улыбок. — Зачем вам моё имя? — спрашивает мужчина, лишь слегка повернув голову вбок. — Просто, — отвечает Бофур, передёргивая плечами и непонятно почему ощущая раздражение. — Ну, раз «просто», то и отвечать на ваш вопрос я не вижу смысла, — фыркает мужчина, снова продолжая свой путь. — А если я бы спросил, что хочу пригласить вас на ужин? Чтобы вы ответили тогда? — спрашивает Бофур, полной грудью вдыхая запах табака, накрепко переплётшегося с горькой полынью. Между ними на несколько мгновений наступает тишина, прерываемая лишь тихим шумом ветра и приглушенными нотами быстрых мотивов гномьих песен. — Я бы ответил, что меня зовут Лалайт. Если бы вы спросили. — Лалайт? — выгибает бровь Бифур. Что за глупое имя. — Можно просто Лай. И… я свободен каждый день после семи. Можете спросить у любого рабочего на нижних уровнях, где меня найти, — мужчина резко открыл стеклянные двери, пропуская громкую музыку, яркий смех и сотни запахов, которые, впрочем, не смогли затмить собой горькой полыни и, бросив через плечо напоследок: — До встречи, мастер Бофур, — исчез среди веселящейся толпы, празднующей «неудачный переворот» или как там сказала их доблестная принцесса. — Лалайт, — тихо пробормотал Бофур себе под нос, растягивая на языке чудное имя, которое уже и не казалось ему столь глупым, когда он снова остался в тишине и одиночестве. Гном снова раскурил трубку, пытаясь заглушить запахом табака горькую полынь. Ему это не удалось. Ни в тот вечер, ни в следующий, когда Бофур, перехватив одного из рабочих, спросил, где можно найти Лалайта, и узнал о том, что никто в Эреборе не называет мужчину этим именем. Ни через несколько месяцев, когда впервые ощутил под руками теплоту чужого (родного) тела, изуродованного шрамами, разделяя одно дыхание на двоих и пытаясь унять застарелую боль своими прикосновениями. Ни через десятилетие, впервые за всю жизнь молясь на коленях, то ли Махалу, единственному, кто мог вернуть горькую полынь обратно в Эребор, то ли Оину, единственному, кто мог остановить кровь, нескончаемым потоком льющуюся из бледной груди. Ни через долгое (короткое) столетие, прислушиваясь к медленно бьющемуся сердцу под ладонью и с жадностью вдыхая запах угасающей полыни, последние нотки которой запутались в седых прядях. Ему это не удалось, да и, по правде говоря, Бофур не хотел этого.***