Глава 2. Шу
4 февраля 2024 г. в 19:49
В следующий раз, когда ты пришла на работу, на полу кухни не было лужи крови: только мука и кусочки яичной скорлупы. Ты задаешься вопросом, не придумала ли ты все это. Но готовый рулет говорит об обратном. Трещин на выпечке нет.
Ты молчишь до конца смены, и это беспокоит коллег. Ты не знаешь, что им сказать, поэтому лжешь сквозь зубы и говоришь, что просто устала.
Ну, это не совсем ложь.
Ты не знаешь, как им объяснить, что вчера ты видела труп. Даже если бы ты это сказала, нет доказательств, вплоть до того, что даже ты начинаешь сомневаться в том, что видела. Насколько тебе известно, сумасшествие не присуще твоей семье, но черт возьми.
Может, и хорошо, что ты не позвонила в полицию, ты не можешь позволить себе пребывание в стационаре.
— Дэн заказал слишком много клубники, — говорит Кейт, отвлекая от мыслей. — Хочешь взять немного домой?
Ты даришь ей натянутую улыбку.
— Конечно, — рассеянно отвечаешь.
Она смотрит на тебя на мгновение дольше, чем хотелось бы, затем спрашивает.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Ты думаешь, что если еще один из коллег спросит, в порядке ли ты, ты взорвешься. — Со мной все в порядке, честно.
Она не отводит взгляд.
— Если ты так говоришь.
— Я просто устала и у меня болят ноги.
Кейт, кажется, купилась на это. — Я все время говорю, что нужно купить новые туфли, эти уже совсем износились.
Ты улыбаешься и киваешь, потому что у вас уже был этот разговор раньше, и именно такого ответа она ожидает от тебя. (К тому же, она права.) Ты положила в сумку три коробки клубники.
К тому времени, как рабочий день закончился, ты уже едва стоишь на ногах.
— Увидимся завтра, ребята, — кричишь ты на кухню и бросаешь фартук в корзину. Меган и Кейт прощаются, когда ты проходишь через двойные двери, ведущие в основной зал ресторана.
Дверь распахивается, и ты замираешь, как вкопанная.
Он там. Или, по крайней мере, тебе так кажется. Слишком темно, чтобы сказать точно. Светлые волосы лежат ореолом, тусклый свет отражается от высоких скул. Он сидит в угловой кабинке с мужчиной, сидящим к тебе спиной. Жидкость в его бокал вина настолько темна, что кажется, что он пьет кровь.
На мгновение ты подумываешь о том, чтобы повернуть обратно. Но ты двигаешься недостаточно быстро.
Он словно чувствует тебя, взгляд убийцы смотрит на тебя. Это он. Глаза такие же холодные, как были в ту ночь, освещенные лишь искрой опасного любопытства. Холод пробежал по спине. Ты заставляешь свои замерзшие конечности двигаться, спеша через ресторан. Ты чувствуешь, как его глаза жгут твою спину.
Ты возвращаешься к машине, ключи дрожат в руке и начинаешь думать, что тебе это сошло с рук, что, возможно, он тебя не узнал.
Конечно, не повезло.
Ключи наполовину в замке, когда тебя прижимают к двери, ты упираешься спиной в стекло.
Это он.
Ты вдыхаешь и смотришь на него расширенными от страха зрачками.
Его голова наклоняется, когда он наблюдает за тобой. Он напоминает лису, преследующую свою добычу.
Но тебе не нравится чувствовать себя кроликом.
— Ты не последовала моим инструкциям, не так ли? — говорит он категорически. Он говорит это так, будто это не вопрос, но то, как его пальцы впиваются в твою плоть, убеждает тебя в обратном.
— Я все сделала… я сделала, как ты просил, клянусь! Я никому не рассказала, что произошло.
Его губы кривятся. Он так близко, что кажется видит свое отражение в твоих испуганных глазах. Он должно быть что-то там увидел, потому что отступает.
— Ты точно именно это имеешь в виду, не врешь?
Ты лихорадочно киваешь.
— Ну, — задумчиво говорит он, — проверить можно только одним способом.
Он снова наклоняется, так близко, как будто собирается тебя поцеловать. От ужаса начинает болеть живот, и ты чувствуешь, что тебя вот-вот вырвет.
С твоих губ слетает едва слышимое «нет», но он заставляет тебя замолчать. Ощущение, что он не впервые делает подобное. Ты почти чувствуешь облегчение, когда он откидывает твои волосы в сторону и наклоняется к шее.
Ты окаменела от страха, гадая, что он собирается делать. Ждать пришлось не долго.
Мучительная боль возникает в плече. Ты бы закричала, если бы его рука не зажала тебе рот. Меньше чем через секунду после начала он с шипением отстраняется, и у тебя остается жгучая рана на шее. Никогда раньше ты не чувствовала ничего подобного: ни когда сломала руку в девять лет, ни когда целый месяц болела желудочным гриппом. Это словно головокружительный огонь, прожигающий твои вены.
— Вербена, — говорит он хриплым голосом. Он смотрит на тебя так, будто ему тоже больно.
— О чем ты вообще говоришь? — Твой голос постепенно становится выше. Рука скользкая от крови, и ты отчаянно пытаешься остановить кровотечение.
— Ты понятия не имеешь, да? — он комментирует. Его глаза пронзают тебя почти так же глубоко, как и зубы. — Интересно, кто тебя защищает.
Ты чувствуешь, как паника сжимает горло, а в голове становится легко. Единственная причина, по которой ты все еще стоишь на ногах, это то, что ты прислоняешься к машине.
—Я не знаю, — уже рыдаешь ты. Ты задаешься вопросом, а переживешь ли ты вообще этот день?
Он приближается к тебе слишком быстро, слишком резко, и с твоих губ срывается испуганный вскрик. Он смотрит на тебя нетерпеливо.
— Расслабься, я не причиню тебе вреда.
Ты настороженно смотришь на него. — Ты уже причинил.
—Едва ли, оно заживет само. Смерть тебе не грозит, — загадочно говорит он. — А теперь скажи мне, кто знает о том, что ты видела?
У тебя в горле застревает рыдание. — Никто, я тебе уже говорила!
Ты боишься, что он тебе не поверит и убьет здесь, на этой тускло освещенной парковке. До вчерашнего дня ты не особо задумывались о своей смерти, но надвигающаяся опасность пугает. Ты заставляешь себя ровно дышать, втягивая холодный воздух через нос. Мужчина просто смотрит на тебя пустыми глазами. Он не пытается приблизиться; просто молчит, глядя на тебя своими голубыми глазами.
— Почему ты никому не рассказала о том, что произошло той ночью? — в конце концов он спрашивает, — На тебе не было принуждения.
— Я… я не знаю. — По выражению его лица можно сказать, что ему не нравится этот ответ. Он делает шаг к тебе, и ты судорожно вздыхаешь, но он не подходит ближе.
— Ты переступила через мертвеца, спасаясь от убийцы, разве это не сподвигло сообщить об этом кому-нибудь? — он насмехается над твоим молчанием. — Я не могу сказать, трусиха ли ты или тебе просто не хватает инстинкта самосохранения.
— Ты злишься, поражаясь внезапной смелости, явно тебе не свойственной. — Разве ты не убил бы меня сегодня вечером, если бы я кому-нибудь рассказала? Я бы назвала это инстинктом самосохранения.
— Он смеется, низко и коротко. От этого волосы на затылке встают дыбом.
—Иди домой.
Ты как можно быстрее вставляешь ключи в замок автомобиля. Он стоит на том же месте и наблюдает за тобой. Кровь размазана по водительскому стеклу. Следует пойти в больницу, но ты этого не делаешь. Тебе не хочется сталкиваться с прилагающимися затратами в тысячу долларов. У тебя дома есть бинты, и мазь. И еще немного обезболивающего. (Конечно, это не так, но ты надеешься, что найдешь его).
Да, ты серьезно думаешь, проезжая очередной дорожный знак, с тобой все будет в порядке.
Ты чудесным образом добираешься домой целой и невредимой. Единственное, что заставляет идти вверх по ступенькам, — это, непонятно откуда взявшаяся, сила воли. Ты возишься с ключами от дома, забывая запереть машину. Боль в твоей шее сменилась тупой пульсацией. Ты глупо надеешься, что потеряла не слишком много крови. Не хочется ничего, кроме как пойти спать.
Ты подозреваешь, что если поддашься своему желанию, то уже не проснешься.
Ты, спотыкаясь, заходишь в ванную и открываешь шкаф. Видно плохо, слезы все еще застилают глаза. Единственный параметр, по которому ты можешь определить обезболивающее, — это форма бутылки. Ты берешь один, очищаешь рану на шее, насколько получается, и заматываешь ее бинтами. Слёзы жгут глаза. Это больно. Кровотечение не остановилось.
Ты с трудом находишь дорогу к кровати. Перед глазами все плывут, от этого тошнит ещё сильнее. Ты закрываешь глаза и очень надеешься, что проснешься завтра.
Если ты умрешь, твоя душа будет вечно преследовать этого ублюдка.
Как ни странно, эта мысль помогает уснуть.