Patisserie | Кондитерская

      В конечном итоге ты просыпаешься на следующее утро, хотя лучше бы этого и не произошло. Ты стонешь, садясь, голова кружится.       Едва ты доходишь до туалета, ты понимаешь, что сейчас тебя вырвет. Судороги сотрясают тело. Тебя рвет до тех пор, пока желудок окончательно не опустел, и ты давишься со слезами на глазах.       Ага. Это определенно хуже похмелья.       Утром ты звонишь на работу и сообщаешь, что заболела гриппом. Начальник желает скорейшего выздоровления, и предупреждает, чтобы ты не болела слишком долго, иначе придется вернуться к 12-часовым сменам. Ты медленно пьешь стакан воды и молишься, чтобы снова не вырвало. Ты не знаешь, сколько времени пройдет, прежде чем сможешь вернуться к работе. Но уверенна, что 12-часовые смены точно светят.       Ты ложишься на кровать, стакан воды поставила рядом и решаешься на целый день в постели.       Один день растягивается на несколько. Рана на шее кажется горячей и липкой, хотя ты только что ее промыла. Рвота все не останавливается. К вечеру ты даже не успела принять лекарство. Ты близка к слезам от усталости и боли. Едва способная пошевелиться, ты лежишь в своей постели, дрожащая и больная.       — Надо было идти в больницу, — предательски думаешь ты.       Хотя было бы дешевле просто умереть.       Ты закрываешь глаза и ждешь сна, который так и не приходит. Хотелось бы чтобы мама была здесь и позаботилась о тебе. Но ты подавляешь это чувство.       Ты судорожно ворочаешься в постели, когда в дверь стучат. Ты думаешь, что тебе показалось в приступе лихорадки, пока не слышишь стук снова. Глубокая усталость приковала тебя к постели.       Ты не можешь вечно игнорировать это, подумываешь ты.       Тук-тук-тук-тук       Со стоном ты поднимаешься с кровати и медленно ковыляешь к двери, держась за стены. Ты останавливаешься у ванной и подавляешь очередные позывы к рвоте. Дверь распахивается.       — Что ты…       Там тот, кого ты точно не ожидала увидеть — мужчина, который появляется в твоих кошмарах с вашей первой встречи.       Ты пытаешься захлопнуть перед ним дверь, но его рука останавливает. Странно, но он не пытается войти.       — Не бойся, — говорит он, — я только пришел проведать тебя.       — Проведать меня? — Истерически смеешься ты.       — Кажется, я опоздал. — Его глаза смотрят на тебя так, будто ему действительно не все равно.       — Это ты сделал это со мной, — шипишь ты, слишком уставшая, чтобы испугаться.       Кажется, он оскорблен. — Я виноват только в ране на твоей шее. Если бы ты сразу пошла в больницу, с тобой было бы все в порядке.       Твои глаза горят.       — Что ты хочешь?       Он так долго молчит, что ты думаешь, что он ушел. Ты убираешь руки с лица и видишь, что, к сожалению, это не так.       — Выйди.       Ты хочешь отказаться, скорее из принципа. Но боль в шее убеждает в другом. Ты готова на все, чтобы это закончилось.       Ты просто устала.       Если бы он хотел тебя убить, то уже это сделал бы, рассуждаешь ты.       Ты выходишь за порог и спотыкаешься. Мужчина ловит тебя и кладет на ступеньки крыльца. Угол ступеньки упирается в затылок, и становится холодно. Зубы стучат.       Что ж, думаешь ты про себя, глядя на ночное небо, ты лучше умрешь здесь, чем в лихорадочном жаре в своей спальни. Звезды красивые. Кажется, виден Орион. Ты моргаешь, и звезды расплываются, как расфокусированная картина маслом.       — Шшш, — говорит мужчина, наклоняя голову, — с тобой все будет в порядке. — Он гладит твое лицо. Ты дрожишь.       Ты слишком слаба, чтобы отвернуться.       Он подносит свое запястье ко рту и кусает его. Звук, разрывающейся кожи, бьет в барабанные перепонки. Он подносит запястье к тебе, и ты чувствуешь запах крови. Ты пытаешься закрыть рот, но он настойчиво прижимает запястье к губам, пока ты не заставляет тебя открыть его. Прерывистый крик вырвается из твоего рта. Ты задыхаешься и мечтаешь, чтобы у тебя хватило сил оттолкнуть этого психопата от себя.       Ты допустила ошибку.       (Последнюю, которую ты когда-либо сделаешь).       Не так ты хотела умереть. Тебе следовало остаться в своей спальне, спрятавшись от мира, пока он не ушел.       Он убирает от тебя запястье и подхватывает тебя на руки.       — Если ты не собираешься сегодня ночевать на веранде, я предлагаю пригласить меня войти, — сухо говорит он.       Холодный воздух проникает в тебя, как ледяная вода. — Ты самый странный серийный убийца, которого я когда-либо встречала.       Он смеется.       — Я серьезно, — продолжает он, — тебе нужно пригласить меня войти.       — Я даже не знаю твоего имени.       Он колеблется, покачивая тебя на руках. — Клаус, — говорит он наконец, — Клаус Майклсон.       Черт возьми. — Ты хочешь войти, Клаус?       Ты не можешь видеть его лица, но чувствуешь, как он улыбается. — Конечно.       Он переступает порог твоего дома и несет тебя в спальню. Странный факт, что он знает, где она, проходит мимо. Он укладывает тебя на кровать и накрывает твоё дрожащее тело пуховым одеялом. Кровь окрашивает его в красный.       Если бы ты не собиралась умереть сегодня вечером, ты бы больше расстроилась из-за этого.       — Спи, — приказывает он.       Ты смотришь на него вяло, слишком уставшая, чтобы отвернуться.       — Я проснусь?       Он смотрит на тебя своим жутким, пустым взглядом.       — Да, — говорит он, — конечно.       — Хорошо.       Ты закрываешь глаза и погружаешься в мир сновидений, уверенная, что не доживешь до утра.       Ты просыпаешься от запаха бекона. Уже одно это вызывает беспокойство, учитывая, что твой последний сосед по комнате переехал три месяца назад. Еще больше беспокоит тот факт, что ты чувствуешь себя прекрасно. Шея не болит. Никакого истощения. Никакой боли в желудке. Странная и неестественная энергия пульсирует в венах.       Грохот на кухне напоминает тебе, что в доме кто-то есть. Ты тихо выходишь из спальни и замечаешь светлый затылок у плиты.       — Ах, ты проснулась, — говорит Клаус, — мне было интересно, когда ты встанешь.       Желудок опускается.       При молчании в ответ мужчина оборачивается.       — Ой, перестань, я не причиню тебе вреда.— Ты молчишь, а он вздыхает. Он снимает кастрюлю с огня.       — Стал бы я готовить для кого-то завтрак, если бы планировал убить?       — Почему бы и нет? — ехидничаешь ты. Его губы дергаются, как будто он хочет улыбнуться. Глаза проходились по твоему телу. — Ты выглядишь ужасно, — прямо говорит он. — Завтрак еще не готов. Иди прими душ. Я накормлю тебя, когда ты закончишь.       Ты сдержанно киваешь. В ванной ты обнаруживаешь, что он был прав. На твоей шее запекшаяся кровь, а лицо бледное и изможденное. Ты выглядишь дерьмово. Ты протираешь шею сбоку, чтобы проверить наличие боли, и запекшаяся кровь отходит большими кусками.       Подавившись, ты включаешь душ.       Пока ожидаешь, когда вода нагреется, ты чистишь зубы, радуясь избавиться от привкуса желчи во рту. Когда ты заходишь в душ, вспоминая, что не мылась уже четыре дня. Вода становится красно-коричневой от засохшей крови. Тебе удивляет, как ты все ещё жива. Ты трешь кожу до тех пор, пока она не становится розовой, а вода — прозрачной. Ты вытираешься полотенцем и понимаешь, что зияющая рана на шее исчезла. На её месте остался только беловатый шрам.       Ты задаешься вопросом: если бы не Клаус, как долго бы ты продержалась? Тебе не нравится, что теперь ты должна ему. Пар рассеивается, и по спине пробегает холодок.       С опозданием ты понимаешь, что не взяла с собой никакой одежды. Стеснение сжимает горло, когда ты заворачиваешься в два полотенца и выскальзываешь из ванной в спальню. К счастью, Клаус не оборачивается.       Ты не знаешь, что бы сделала, если он повернулся.       Как только дверь спальни закрывается, ты быстро одеваешься. Ты выбираешь закрытую одежду, не только из-за холода. Когда ты покидаешь безопасную спальню, видишь, что Клаус уже поставил еду на барную стойку. Ты неохотно садишься на один из барных стульев, а Клаус — напротив.       — Спасибо за завтрак, — жуешь ты. Есть не хочется, но желудок напоминает, что уже несколько дней там ничего не задерживалось.       Откусываешь кусок бекона, но вкус так и не ощущается.       Клаус наблюдает за тобой, пока ты ешь, как будто он очарован, несмотря ни на что. Тишина между вами неловкая, но ты первой не готова нарушить ее.       — Ты не собираешься ничего спросить? — говорит он наконец.       Ты откусываешь еще кусок бекона. — Спросить что?       Клаус смотрит, склонив голову. — Я вот не могу сказать точно, ты идиотка или все-таки нет.       — Ты не ответил.       Он молча наблюдает за тобой, пока ты ешь, положив руки на стойку. Сам он ничего не ест. Клаус ждет, пока ты опустошаешь тарелку, а затем загружает ее в посудомоечную машину. Ты уверена, что он собирается убить тебя, как только закончит, но вместо этого Клаус вешает кухонное полотенце, чтобы оно высохло, и откидывает волосы набок, чтобы посмотреть на твою шею. У тебя мурашки по коже от такой непосредственной близости. Ты отводишь взгляд. Он мычит.       — Шрам должен исчезнуть через несколько дней, — говорит он. Ты не знаешь, веришь ли ему.       — Спасибо, — отвечаешь ты наконец.       Его большой палец скользит по твоей сонной артерии. — Учитывая последние события, я уверен, что скоро увидимся снова, — говорит Клаус. Он исчез в одно мгновение, а у тебя осталась чистая кухня и куча мыслей, носящихся в голове.