***
Чонвон держал в себе рассказ о событии этой ночи целые выходные. Поделиться с лучшим другим, Ким Сону, не было возможности, потому что он уехал в столицу, чтобы посмотреть, как его старшая сестра обосновалась на новом месте. Она поступила в один из лучших университетов Японии. Весь понедельник, до самого вечера, друг делился своими эмоциями от поездки, и Ян слушал его, не перебивая. Он сам из Окаямы никогда не выезжал. Помнил только Корею, но совсем слабо, ведь семья уехала оттуда, когда мальчику было всего пять лет. Рассказать о том, что случилось с ним самим, удалось лишь после занятий, когда они вдвоём стояли в школьном холле, перебуваясь в уличную обувь. Из окон падали яркие закатные лучи солнца, с улицы лилось звонкое птичье пение. Весна вступила в свои права с самых первых дней. Несмотря на прекрасную погоду, настроение Чонвона нельзя было назвать хорошим. Все выходные он провел за странными мыслями «обо всем и ни о чем», совершенно непродуктивными и бессмысленными размышлениями: насчёт задания учителя, кая по тхэквондо, Босодзоку и Чонсона. Необходимость выговориться другу была срочной. В воскресенье Чонвон написал небольшую записку, содержание которой было крайне примитивно: «У меня есть к тебе важный разговор. Сможем встретиться в среду в 18:00 в спортивном зале школы? От: староста 1-А класса, Ян Чонвон». Ян решил не искать подходящего момента, а создать его самому. Вот только он колебался, кому именно из ребят её стоит подбросить. Шим Джеюн уже знал о том, что у Чонвона есть идея, и Сону был уверен, что Шим — самый дипломатичный из всех пятерых парней. Ян был согласен, но… После недавнего события его интерес к Чонсону только возрос. Парень появился неожиданно и оставил много вопросов. К тому же, тот сам бросил красноречивое «ещё увидимся» — значит, он не откажет ему во встрече. Сону слушал внимательно, но совершенно апатично, словно уже слышал эту историю не раз, и она ему ужасно надоела. Когда Ян закончил, он лишь кивнул и бросил: — Что я и говорил. Обычные хулиганы, нарушители правопорядка, грабители. Хорошо, что ты в порядке. Будь осторожен. Чонвон немного скомкал диалог с Паком, пересказывая, не вдавался в детальные описания своих эмоций и мыслей; кратко, сухо, по делу, передавая лишь факты. Но он все равно ожидал, что поступок Джея вызовет у Сону, как минимум, лёгкое удивление, как у него самого. Ян даже не успел сказать ещё одно слово, как дверь в школу резко открылась, впуская в помещение еще больше света. Староста и его друг перевели взгляд в дверной проем: тёмным силуэтом показалась фигура парня, школьника, неестественно сгорбившегося, и мужчины, придерживающего его за плечо. Когда они сделали шаг вперёд, Чонвон ахнул от ужаса. Нос школьника, их ровесника, был разбит, и густая темно-красная кровь запачкала всю белую кожу лица, руки и форму парня. На его лице застыло выражение пугающего безразличия, отрешенности, словно ему ни капли не было больно. Глаза же мужчины, вероятно, его отца, пылали огнём. — Медсестра! Где школьная медсестра?! Вызовите скорую! — истошно завопил мужчина. На его крики тут же прибежали несколько учеников и учитель, обступившие пострадавшего. — Суки! Они у меня ещё за всё ответят… Ответят за то, что причинили вред моему сыну! — Чонвон впервые в жизни видел человека настолько злого, кровь буквально кипела в его жилах, лицо было насыщенно-алым. — Кто это сделал, Шотару? — обеспокоенно спросила молодая учительница английского, нервно оглядываясь, пока на крики не пришли другие учителя или администрация школы. — Не знаю, — просипел Шотару, — двое парней из 2-Б класса. Ударили, и… — …И? — Убежали. Подоспевшая медсестра не позволила продолжать опрос и увела парня в медкабинет. Отец его, к тому моменту с полными от слез глазами, с полными ругательств устами, отправился к директору. Любопытствующих разогнали. Сону с Чонвоном безмолвно переглянулись. У Кима глаза были неестественно блестящими, а губы плотно сжатыми. Яну тоже было жаль Шотаро, получившему, судя по всему, ни за что, да ещё, вполне вероятно, что не в первый раз. Ян почему-то надеялся (и в глубине души это чувство было совсем добрым, наивным, почти детским), что Чонсон и его друзья в этом никак не замешаны.***
Утром во вторник староста успешно подкинул письмо в шкафчик к Паку. Сону стоял за углом и прожигал презрительным взглядом, осуждая. Чонвон не обращал внимание. Несмотря на то, что с другом они почти всегда расходились во мнениях, дружили уже десять лет. Чонсона приходилось избегать весь день, потому что Ян не был готов вновь робеть перед его невыносимым взглядом. Для беседы нужно было запастись энергией, а также придумать аргументы, способные заставить его захотеть пойти его в первый раз жизни на кай. Чонвон составил план тренировок, план безопасности, примерное расписание. Он сидел в пустующем спортивном зале, тёмном и холодном, с двух часов, настраиваясь на разговор и проговаривая про себя определенные реплики, приготовленные заранее. В его представлении, все должно было пройти хорошо, и Джей, спустя некоторое время, поговорив с друзьями, обязательно дал бы согласие. Парни бы стали ходить на тренировки, Чонвон научил бы их базовым, но интересным вещам, учитель гордился бы им, и, возможно, ему удалось бы немного наладить контакт, и хотя бы в стенах школы их поведение не было бы девиантным. Но по какой-то непонятной Яну причине в тот день все пошло под откос… И если бы у него была машина времени и возможность отмотать время лишь один раз, он вернулся бы именно в этот момент. Чонсон заявил о себе гулкими шагами массивной обуви, явно не школьной — уличной, что невольно напомнило Яну об их встрече в магазине. Он показался в дверном проёме. Его черные волосы отдавали серебром в свете луны, пробивающемся через сетку, висящую на окнах спортивного зала. Юноша был одет в разодранные на коленях чёрные джинсы (писк моды или особенности образа жизни хозяина — староста не знал), черную футболку и бело-черный бомбер, который делал его фигуру ещё более угольной и угрожающей. Чонвон боялся даже представить, сколько стоит такая вещь, если она настоящая. А в этом сомнений не было. — Эм… Привет, — неловко поздоровался Ян, поднимаясь с места и небрежно сдвигая ногой рукописи, над которыми так усердно работал предыдущие четыре часа. Чонсон вальяжно огляделся, а затем все же сделал несколько ленивых шагов навстречу к Чонвону, но остался на довольно приличном от него расстоянии. Он кивнул, а затем, наклонив голову слегка набок, вновь уставился на старосту пронзительным взглядом: — Что за предложение? Ян нервно кивнул, но уверенно начал, задрав подбородок, чтобы смотреть прямо в глаза Паку. — Я хочу создать кай по тхэквондо. Я подумал… Может быть… Ты и твои друзья захотят ходить на этот кай? — Чонвон сам услышал, каким неубедительным и дрожащим был его голос. Таким он не был даже на экзаменах по японскому или соревнованиях по литературе, где он читал свои собственные хокку перед сотней незнакомых людей. Староста не страдал неуверенностью. Но почему-то рядом с Чонсоном было сложно связать хотя бы пару слов и произнести их твёрдо, уверенно. Сначала Джей выслушал его с широко раскрытыми глазами, а затем рассмеялся. Вот прямо так, в лицо Чонвону. Смех его был низким и спокойным, но у Яна мурашки пошли по коже и в груди поднялась волна недовольства — цунами, которого он так боялся. — Я почему-то думал, что твоё предложение будет более… захватывающим, — чуть погодя объяснил свою реакцию старший, — Тхэквондо… И ты хочешь, чтобы я вступил в твой клуб? — спросил он, все ещё глядя на парня с полу-улыбкой. Ян бы мог назвать её ухмылкой, если бы не едва заметный блеск в глазах ухмыляющегося и явный интерес. Чонвон все же был сконфужен его странной реакцией. Поведение Пака — непонятное. И что «захватывающего» он от него ожидал? — Да, — однако он невозмутимо кивнул, — пожалуйста. И, может быть, твои друзья тоже захотят… Улыбка, или же усмешка, моментально слетела с лица Пака. Он тяжело выдохнул, складывая руки на груди и испепеляя Чонвона взглядом подозрительно сощуренных глаз. — И почему же ты предлагаешь это мне и моим друзьям? Есть какая-то особая причина? У Чонвона в горле появился ком, как только он услышал этот вопрос. Появились назойливые мысли, что Джей знает о плане учителя или уже догадывается. Ян занервничал. Он понимал, что от успеха придуманной им сейчас причины зависит весь дальнейший успех плана. — Я думал… Вам это будет интересно, — пробормотал он, теряя фокус на Джее. Тот снова приподнял брови и шагнул на встречу Чонвону, возвышаясь так, что теперь, чтобы тому поддерживать с ним зрительный контакт, пришлось слегка задирать голову. Гордый Ян, даже несмотря на то, что был не в лучшей позиции, упорно поднял подбородок и встретил взгляд собеседника. — Не понимаю, почему кто-то вроде тебя, хочет кого-то вроде нас в своём клубе, — практически прошептал Пак. — Я-я…занимался тхэквондо двенадцать лет. Я хотел…поделиться с кем-то своим опытом, — заявил он, чувствуя себя уверенно, увидев, что Чонсон ободряюще кивает, — с кем-то, кто оценил бы это и счёл полезным. — Какой у тебя пояс? — Чёрный, конечно. Четвёртый дан, — не без гордости сообщил Чонвон, видя хотя бы маленькую возможность показать Паку, что он не так уж и прост. Тот уважительно кивнул, вновь ухмыляясь. Кажется, те две реплики изменили что-то в его мнении. Он сделал ещё один шаг, приближаясь к Чонвону на слишком опасную дистанцию. Его рука поднялась к лицу парня, и Ян непроизвольно напрягся, ожидая что-то неприятное, например, пощёчину, но ладонь замерла в нескольких миллиметрах от кожи. Глаза вглядывались в кошачьи напротив, словно вчитываясь в них и выуживая правду. Он ждал реакции, и Ян это знал. Чонвон застыл, не смея и вздохнуть. Таким людям нельзя давать никакой реакции — так мама всегда учила. Но Чонвону казалось, что запах его одеколона или кожи бомбера проникнет и распространится по всему организму, подчиняя себе. Ян словно вспомнил детство, когда он замирал рядом с мимо проходящими собаками, считая их непременно злыми и опасными, кто чуял страх человека, его страх, издалека. Ни за что нельзя бояться их — и ты это знаешь, но ничего поделать с бешено бьющимся сердцем и тревожными мыслями не можешь. Пак мазнул взглядом по чужому лицу и перевел на шею, цепляясь за серебристую цепочку. Ян не понимал, почему не может остановить его, сделать шаг назад, спросить, что он вообще, черт возьми, делает. Чонсон вытащил из ворота его спортивной кофты медальон в форме голубя, маленькую серебристую фигурку с белым камнем на месте, где должен быть глаз. — Голубь? — тихо поинтересовался он. — Да. Символ добра и любви, согласия и мира, — едва слышно ответил Чонвон, кося глаза на подвеску. На самый дорогой подарок, который у него был. На вещь, подаренную лучшим другом, Ким Сону. — Красивый, — шепчет Пак практически в лицо, и Чонвон поднимает свой взгляд, сталкиваясь с его. В серебристом освещении атмосфера спортивного зала ощущалась совсем иначе. Ян уставился на парня, не понимая, почему подвеска — она, «красивый». Или птица. Может, Чонсон говорил про голубя…? Или… что, если он говорил про него? — Я поговорю с парнями, — ответил Пак и наконец позволил Чонвону дышать вновь. Он сделал несколько шагов назад и снова улыбнулся, — в пятницу, в шесть часов вечера, возле магазина манги. Я скажу тебе наш окончательный ответ. — Буду ждать, — рассеяно ответил Ян, провожая взглядом фигуру Чонсона. Тот оставил его в совершенном недоумении.