Колыбельная

      Этот мир не управляется законами, написанными на бумаге. Он управляется людьми. Одними в соответствии с законом, другими — нет. От каждого человека зависит, каким будет его мир, каким он его сделает. А еще человеку нужна уйма везения, чтобы кто-нибудь другой не превратил вашу жизнь в ад. И все не так просто, как нас учили в начальной школе. Но все-же хорошо иметь твердые убеждения и придерживаться их. В браке, преступлении, войне. Везде и всегда.       Они хотели жить лучше, но в конце концов попали гораздо хуже, чем остальные. Люди всегда тянутся дальше, извечно пробуют новое. Человеку всегда мало того, что он имеет, и это желание лучшего, вызванное добрыми, чистыми мотивами, или же греховной алчностью, заставляет человека двигаться дальше и требовать от жизни большего.       Так, в порыве получить еще большее наслаждение от жизни, не мог заставить себя бросить принимать таблетки. Он думал, что стоит захотеть, и он бросит, но это как сон. А сон нельзя остановить. Он продолжается вопреки твоей воле. И вдруг ты понимаешь, что ты бессилен. Как говорилось в каком-то старом фильме, диск которого он как-то нашел у Арсения, чтобы убрать зависимость, нужно убить наркомана.       Антон продолжал скрывать от Арсения то, что он, после смены, стараясь выбить и выветрить из себя тошнотворное чувство того, как чужие руки трогали, чужие губы касались, чужие тела имели, он вновь смешивал отвращение, насыпал её в ложку, и растворял в капле гнева. Затем впрыскивал её в взбухшую сиреневую вену, и продолжал по новой. Он жил так несколько месяцев. Приходил к Арсению он не слишком часто, чтобы тот случайно не заметил, как его ломает. Он чаще всего лежал на своей кровати, выключая свет, потому что он сильнее всего бил по зрачкам; он чувствовал, как его тело напрягается, и на руках и ногах выступает гусиная кожа. Его знобило так, что появлялось желание взять кухонный нож и без анестезии вырезать себе весь скальп, содрать ее, чтобы ничего не чувствовать. Бывало он не ел несколько дней, а затем накидывался на свежую еду, и под удивленную улыбку Арсения с вопросом «Почему ты так много ешь, но остаешься худым? Ты что, ведьма?» оставлял тарелку до блеска чистой, что порой ее даже не надо было мыть. Он продолжал лежать в кровати, чувствуя муравьев под своей кожей, словно отсидел не ногу, а большую часть своего тела. Порой он сдавался, и все начиналось по новой. Таблетки или шприц, укол, нега и счастливая улыбка освобождения.       Арсений старался не замечать это. На занятиях он видел немного уставшего и агрессивного Антона, который продолжал заламывать свои пальцы до боли в суставах, видел, как он растирал свои мышцы и неспокойным взглядом озирался по сторонам. Он думал, что давал ему достаточно любви, чтобы парень прекратил это, однако знал, что мальчику трудно вести такую двойную жизнь: днем — обычный подросток, что извиняется за несделанное домашнее задание, вечером — «сладкий мальчик, что скачет на чужих членах». Это максимум, на что рассчитывали они оба. Неверный шаг, попытка бунта, и Стас вовсе запретит им видеться, упечет молодого учителя по статье 135 УК Рф, и спрячет самого мальчика от всего мира. — Но человеку всегда мало, — продолжил Арсений. — Во многих произведениях, таких как «12 стульев» А.И. Ильфа, Бальзаковского «Гобсека» или культового «Финансиста» Теодора Драйзера, описывается, как в погоне за деньгами и чем-то большим в жизни, человек терял все.       Антон внимательно слушал своего учителя. Он сидел, придерживая тяжелую руку кулаком, старался состредоточиться на его словах. Остальные в классе сидели с приоткрытым ртом. Это был первый день после весенних каникул, и многие действительно соскучились по странному, но такому притягательному говору учителя.       Парень держался уже шестой день, помимо подарка Арсению на день рождение, он также заставил себя рассказать ему про зависимость, и при нем же дал обещание больше не принимать ничего. Первые дни он держался бодрячком, но с каждым днем скрывать, что ему становилось хуже, было сложно. Сам Антон желал вспороть свои запястья острым лезвием «бабочки», которое получил от Арсения на Новый год. — Так, к примеру, в США, во времена правления в здешних кругах сицилийской мафии, оружием кары господа служила Лупара, нарушением Коза Ностры, неписанных законов итальянской преступности, считалось также и проявление такой беспечности и алчности, как и в упомянутых выше произведениях. Лупара, — сказал Арсений, улыбнувшись, — это неполный охотничий обрез, сейчас считается реликвией, но это очень интересное оружие. Звонок огласил об окончании занятий. Антон выбежал из класса первым.       Он забежал в туалет, закрылся в кабинке, упал на стульчак, взвыл от боли. Парень несколько раз стукнул стенку, чувствуя, как немеет кожа в местах ударов. Он встал и вышел из кабинки, думая, что если он будет двигаться, мышцы перестанут ныть, однако этого не случилось. Живот свело окончательно, и он согнулся пополам, пиная раковину. Он зажмурился, схватился за живот и упал на колени, чувствуя, как по венам течет не то кровь — раскаленная сталь. «Всего один укол и все пройдет, Антон». Парень тихо завыл и опустил голову на пол. «В последний раз, ничего не будет». Он поднялся на ноги, схватил сумку и, выкидывая из нее учебники и принадлежности, полез в тайник. Он жалобно улыбнулся, нащупав холодный пластик, и дрожь унялась. «Я тебе верю, и я очень рад, что ты делаешь это для меня. Но я хочу, чтобы ты делал это для себя, » — прозвучал голос Арсения в у него в голове.       Антон откинул рюкзак, резко поднялся на ноги, что закружилась голова. Он подошел к раковине и включил воду. Посмотрел в зеркало. Его лицо осунулось, былой румянец исчез, и на его месте появились впалые скулы, подбородок стал острым, глаза потеряли свой изумрудный блеск. Он только заметил, что волосы стали сухими и ломкими; со стороны он больше походил на мертвеца — весь согнувшийся, ссутулившийся в три колена, руки стали жилистые, обросли волосами и иссохли. Как Арсений этого не замечал? Или он специально это игнорировал? Как он может любить такого человека как Антон, или он не любит его, поэтому и не замечает? Парень плеснул в лицо водой и наспех вытерся. Антон накинул рюкзак и вышел из школы. Возле ворот стоял Арсений и, вальяжно облокотившись о калитку, ждал парня. — Ты все это время меня ждал? — спросил Антон, положив руку на плечо мужчины. — Да, я просто… — Арсений не успел договорить фразу, он схватил парня за руку. — Что с тобой? Ты заболел? — Да просто живот скрутило, не беспокойся, — ответил парень, натянув улыбку.       Домой они пришли уже к вечеру. Мужчину так и тянуло заглянуть в новый оружейный магазин возле Пассажа, поэтому Антон пошел вместе с ним. Арсений долго рассматривал раритетные двухстволки, охотничьи помповые ружья и малокалиберные экземпляры, словно маленький ребенок в магазине игрушек. Парень ходил рядом. В голове кипели мысли. «Выхвати этот пистолет и выпусти себе промеж глаз — полегчает». — Смотри, «Лупара», я как раз про нее сегодня рассказывал, — счастливо улыбнувшись, пролепетал Арсений. Парень глянул на витрину. Это был довольно странный гладкоствольный мушкетон с плотно прилегающей рукояткой из темного дерева, со стальным крючком и коротким, гладким стволом. Выглядело действительно завораживающе. — Хорош, — сухо ответил Антон. Антон сходил с ума. Он сам ввязал себя в эту авантюру, и на кону стояло все: его жизнь и его любовь. — Можно я возьму пиво из холодильника? — спросил Арсений, сняв очки. Антон не помнил, как они оказались дома. Он обхватил свои колени и мотнул головой. — Да, зачем ты спрашиваешь? — сказал парень, дернувшись. — И мне захвати одну. — Вот, держи, — гулом отозвался голос сверху. Парень поднял голову и увидел лучезарную улыбку Арсения. — Ты быстро, — проморгавшись, ответил Антон и открыл банку. Арсений присел рядом, перекинул руку через плечо Антона и, включив телевизор, отпил из банки. Парень опустил голову на грудь мужчины и судорожно вздохнул. — Вчера ночью интересная вещь произошла, — вещала говорящая голова из телевизора. — Я собирался ложиться спать, как вдруг у меня сделались боли в области желудка. Но какие! — седовласый мужчина в потрепанном сюртуке вскинул руками. — Холодный пот выступил у меня на лбу… Со стоном добрался до кухни, где ночует кухарка с мужем своим, Власом. Власа отправил к Анне Кирилловне. Та ночью пришла ко мне и вынуждена была впрыснуть мне морфий. «Одна последняя доза». Антон переключил канал. — Не люблю классику. «В последний раз». — Обидно, — хмыкнул Арсений и чмокнул Антона в щеку. «Один укольчик — и тебе станет легче». Антон резко отшатнулся от мужчины, схватил рюкзак и забежал в туалет с криками «Ой, что-то опять скрутило». Он закрылся на замок, вытащил учебники и достал живительный шприц, вытащил ремень из петель и пережал себе руку. Нагрел лекарство в старом стакане из-под щеток. Вздохнул, несколько раз ударив себя по руке, поднес иголку к выступающей синюшней от проколов вене. — Антон? — мужчина несколько раз постучал в дверь. — Все в порядке? Парень до хруста сжал шприц и он хрустнул. Вся жидкость вылилась на пол. — Блять, — прошептал Антон. — Все в порядке, что-то не то съел наверное, — крикнул он. Он смыл остатки в унитаз, вытер пол и вымыл руки. Когда он вышел из туалета, Арсений уже стоял одетый у двери. Он повертел ключами и улыбнулся, смотря на встрепенувшегося Антона. — Ты куда? — Да у нас пиво кончилось, сейчас быстро сбегаю в «Пятерочку», — сказал он, зашнуровав ботинки. Дверь захлопнулась, и Антон побежал в ванную. Рюкзак. Кошелек. 8 рублей. — Даже на шприц нормальный не хватит, — сказал он сам себе. Он вышел в гостиную. «Тебе нужна эта доза». Взгляд зацепился за учительский портфель. «Ты потом вернешь все на место, он и не заметит». Замочек. «Ничего страшного». Портмоне. 3 тысячи и мелочь. — Должно хватить. — На что? — послышался сзади голос Арсения. Мужчина снял обувь и подошел к Антону, тот уже спрятал портфель себе за спину. — Знаешь, — сказал мужчина, подняв подбородок, словно хотел осмотреть потолок. — Я бы ничего не сказал, если бы ты принял что-то. Я понимаю, с этого невозможно так легко слезть, — он выхватил свой портфель из его рук. — Но это слишком низко. Антон сел на диван, закрыв лицо руками. Он зажмурился, сморщил нос. Отвращение к себе полностью выбило из него воздух. Его лицо покраснело, и парень всхлипнул. Он глянул на Арсения — тот стоял рядом, смотрел сквозь него. — Я не могу так жить, — прошептал Антон. Он закусил губу изнутри и обхватил колени руками. Он видел, что Арсений не собирался его утешать. — А что было бы, если бы я не забыл кошелек дома? — спросил Арсений, вздохнув. — Ты бы перерыл тут все и нашел заначку. И это бы продолжалось снова и снова, — мужчина свел брови и сморщил нос. — Я бы отдал, вернул все до последней копейки! — внезапно вскрикнул Антон. Он поднялся на ноги, нависнув над Арсением. Тот сжал кулаки и несильно толкнул его и Антон потеряв равновесие рухнул обратно. — Ты же обещал, — сказал Арсений, качая головой. — Ты знаешь, как тошно мне так жить? — парень ударил диван, и пыль поднялась в воздух. — Бордель, героин, школа, и все заново. Каждый день! — крикнул он, щурясь от яркого комнатного света. — Это из-за тебя! Ты не смог мне помочь, только хуже сделал. Он поджал губы и обхватил себя руками. Арсений стоял, разглядывая лицо парня. Как он мог не заметить, что тот изменился? Или он никогда не менялся, и что Стас, что Паша были правы. В голове крутилась фраза «Я уже говорил, что я Вас люблю?». Как этот парень, сидящий перед ним на пыльном диване, может быть тем человеком, который каждый день признавался ему в любви? — Я… не могу больше тебе доверять, — проронил Арсений, закрыв глаза руками. — Если бы ты хотел, ты бы давно ушел оттуда, давно бросил и зажил нормальной жизнью. Он глубоко вздохнул и выпрямился. — Но, Арсений… — Боюсь, что разозлюсь, ударю, а потом никогда себя не прощу, — продолжил он и посмотрел на Антона. Маленький худенький мальчик лет тринадцати сидел перед ним с провинившимся лицом. Арсению хотелось присесть перед ним на корточки, взять его руки в свои и сказать, что все будет хорошо. Мужчина провел рукой по лицу, стараясь сдержать гнев. Мальчика больше не было, вместо него сидел уже взрослый парень с двухдневной щетиной и блеклыми глазами цвета осенней травы. — Это конец? — спросил Антон дрожащим голосом. Арсений отвел взгляд и несколько раз неуверенно кивнул. — Можно последнее желание? — тихо спросил парень, грубыми движениями вытирая выступившие слезы. Мужчина посмотрел на него, ожидая ответа. — Если ты меня действительно любил, проведи эту ночь со мной, будто ничего не было, — проронил Антон, постукивая пальцем по колену. — Хочу запомнить этот момент, — он дернул головой. — А потом я уйду из твоей жизни. — Хорошо, — на выдохе ответил Арсений. Антон поднялся на ноги и обнял мужчину, опустив голову ему на плечо. Мужчина неуверенно обхватил его талию руками. Парень провел носом по шее мужчины и прошептал: — Я все еще тебя люблю, и всегда буду, — уголки рта парня опустились и он задрожал, прикрыв глаза. Он не мог поверить, что это последний раз, когда Арсений позволяет ему себя обнимать. Впервые Арсений не хотел слышать этих слов. Он схватил парня за подбородок, впиваясь в его губы поцелуем. Антон поддался. Сразу же. Расценивая это как ответ «Я тоже». Мужчина подхватил его за бедра, и, целуя в шею, понес к кровати. Он грубо скинул его на постель, устроившись между его ног. Парень запрокинул голову, чувствуя, как такие сладкие, любимые губы целуют его в шею. Дурная мысль, что «его любовь лучше любой дури» засела глубоко в его сознании. Он стянул с себя футболку, блаженно закатил глаза, когда мокрый язык прошелся по его ключицам, спускаясь ниже, к взбухшим горошинкам сосков. Тяжелая рука мужчины легла на его пах, и Антон не мог сдержать стон. — Арс… — проскулил парень, ерзая на кровати. «Будто ничего не произошло». Мужчина стянул с него штаны с боксерами, продолжая целовать. Он отодвинул от себя все отвращение и вспыхнувшую ненависть, наслаждался запахом, вкусом, нежностью парня, ощущая собственный трепет где-то далеко под ребрами. Антон снял с него всю одежду и, приподняв ноги, привлек его в поцелуй. Это был их последний поцелуй, и он не хотел, чтобы он кончался. «Будто он только что не предал его». Арсений вошел в него медленно, переплетая пальцы, вдыхая запах его шеи, запоминая какой он. Парень прикрыл глаза, приоткрыл рот, медленно шевелил бедрами. Он ощущал тяжелое дыхание на своей шее, ощущал, как движения становились грубее и рванее. Он зажмурился. В стоне выкрикивал его имя. Арсений обхватил его член рукой, размазывая выступившую смазку по взбухшей голове. Слишком много и мало нежности. Слишком неправильно. Антон резко дрогнул, хватая ртом воздух, излился ему в руку в тихом скулеже с широко раскрытыми глазами. Мужчина сжал его худое тело и, опустив голову на грудь, излился в него следом. Задыхаясь в собственном стоне. Они лежали друг на друге несколько минут. Арсений поднял взгляд на Антона. Тот все еще не двигался, его ресницы дрожали, а губы были приоткрыты. Мужчина вышел из него, привстал, целуя в висок, лег рядом. Он прикрыл обоих одеялом. Отвернулся. Антон медленно переместился ближе. Он обнял его со спины, уткнулся носом в шею. Мужчина осмотрел комнату. Его квартира в сумеречном свете умирающего солнца отдавала сыростью. Вещи Антона были везде: его школьные тетради и учебники на рабочем столе, брюки, аккуратно отглаженные Арсением, что висели на стуле, рамка с семейной фотографией. Арсений будет ненавидеть эту квартиру. Он прикрыл глаза. Он слышал тихие всхлипы. Он не знал, отчего плачет его мальчик: от ломки, от печали или сожаления. Он взял его руку в свою, переплел пальцы, и Антон тихо заскулил, содрогаясь в мучительном плаче, рвавшим его внутренности на части. Часть него только что оторвали с мясом.