Коэффициент (со)зависимости

Если бы кто-нибудь спросил, из чего состоит его жизнь, Чуя бы ответил: из предательств. У него предателей на самом деле на целый список, и Чуя не знает, как бороться со своим проклятием и кто станет следующим – наверное, этот пацан, Накаджима Ацуши, которого Сивилла присылает прямо из Штаба на очередную облаву. У малого никакого понятия жизни: наивно распахнутые глаза, дрожащие руки, сжимающе-обнимающие доминатор, и коэффициент психопаспорта, не доходящий до отметки в тридцать баллов. Да, наверное он станет следующей псиной, которую Сивилла посадит на цепь и вручит ему поводок. Это так привычно. Чуя смирился. Почти. Смирился. Первой предательницей была его мать. Кажется, её звали Коё, у неё волосы были похожи на зарево рассвета и она улыбалась, словно хранила опасную тайну, за разглашение которой её могли убить, вот только умерла она не от своей болтливости, а из-за психориска. Её панацеей стал доминатор. Говорят, когда её коснулся смертельный луч – она улыбалась. Потом был старик Хироцу. Хироцу, который ему заменил отца и наставника. Хироцу, которого ценили как лучшего сотрудника следственного департамента. Когда кто-то начинает думать как преступник, рано или поздно он сам становится преступником – крысу может вычислить только крыса; старик как-то рассказывал, что на охотах по лисьему следу всегда пускали гончих, и самое забавное в этом, что лисы – те же псы, а раз так – ничего удивительного, что следователь, думающий как преступник, влезающий в шкуру преступника, выходит на след настоящего преступника. И всё-таки Чуя не может простить, что человек, которым он восхищался, которого уважал, которого действительно мог назвать отцом, станет всего лишь цепной псиной, воющей под дудку Сивиллы. Третьим стал Рембо. Этот идиот Рембо, связавшийся не с той компанией, решивший, что Сивилла его не достанет, что он окажется безнаказанным, но Чуя не успел объяснить дураку, что все, находящиеся под чутким взором Системы, будут ей судимы и наказаны. Сивилла не прощает предателей. Особенно предателей, которые не думали как преступники – но которые сами стали преступниками. Старик Хироцу говорил, что гончие его накрыли вместе с каким-то французишкой – Верленом, кажется – на самой границе Йокогамы в каком-то занюханном мотеле. Чуе, в общем-то, было всё равно. Если Рембо действительно хотел быть псиной – псиной он и сдох. Это его выбор. За это Чуя его судить не может. Затем жертвой системы стал Ода Сакуноске. Когда-то давно он тоже был инспектором, когда-то опекал сирот, занимался благотворительностью – Чуя не помнит, что ещё было в его послужном списке, но достаточно того, за что им можно было восхищаться. Его уважали и сотрудники, и Глава, к нему можно было обратиться за помощью в чем бы то ни было – будь это работа или какая-то личная просьба, и не было ничего, с чем бы он не мог помочь. А потом Ода остался ни с чем. А потом – погиб как собака, так и не ставшая настоящей гончей на службе Сивиллы. Конфликт назвали «Делом серых призраков» – Дазай как-то сказал, что именно так называлась группировка, с которой пришлось столкнуться Оде, но это всё, что Чуя смог узнать. Наверное, если бы он знал больше, он бы верил Дазаю. Или мог бы ему помочь. Или хотя бы не препятствовал. Потому что следующим, кто предал Чую, оказался сам Дазай, у которого показатели психопаспорта после смерти Оды подскочили в три раза. Дазай давно балансировал на той допустимой грани, когда ещё можно назвать себя идеальным гражданином, но один неверный шаг – и можно записывать в ряды латентных преступников. Смерть Оды стала не шагом – скачком. Сделала из него гончую. Сделала очередного предателя, который пошёл на поводу у Системы, хотя Дазай, этот чёртов ублюдок, который постоянно издевается над всем и вся, вполне бы мог обмануть даже киматические сканеры, Чуя уверен, и потому за скептический настрой и фаталистичность он его ненавидит. Когда-нибудь список предателей пополнится Накаджимой Ацуши. С его убеждениями и слепой верой в идеальный мир, Система которого беспристрастна и справедлива, просто невозможно вечно оставаться на светлой стороне, невозможно сохранять цвет психопаспорта стабильно чистым, невозможно не трястись над своим коэффициентом, трусливо осознавая, что рано или поздно работа в бюро сделает из следователя латентного преступника. Но пока Чуя намерен уберечь пацана от необдуманных поступков. Пока намерен нажимать на спусковой крючок вместо него. Намерен держать всеми силами, пока клеймо предателя не запятнает малого. Но если однажды случится так, что предателем станет не он… Что ж, в этом случае Чуя уверен в одном: он будет самым преданным псом для этого пацана.