о барах, лимонадах и вреде пива

      Проект у Серёжи не клеился (собственно, как и вся жизнь по его скромному мнению; она держалась на соплях простуды от постоянных сквозняков в убитой общаге, энергетиках из пивнухи, которые там были чуть дешевле, чем везде, и на сочувствующих похлопываниях Олега по плечу), и под конец очередной недели, между заламыванием пальцев перед вахтершей, чтоб пустила обратно, «я на пятнадцать минуточек, у меня курсовая, и зачёты скоро, готовиться всю ночь надо, а кофе кончился, давайте я и вам что-нибудь куплю» и божьими молитвами, только бы эта мерзкая бабка не прознала, что он пиздит как дышит, и не кофе он хочет, он его вообще не переносит, а планирует нажраться, как скотина с парочки литров пиваса, Серёжа вылетает из главной двери общаги в сторону любимой пивнухи, клятвенно положив руку на сердце, что он не секундой дольше вне стен этого убого пристанища для студентов не проведёт.       Колени Разумовского подгибаются, дыхание сбивается, и полупустой рюкзак с плеча приходится постоянно поправлять, потому что мерзкая бабка его точно не пропустит с пакетом в руках, через который можно разглядеть даже девственность, не то что бутылки пива. Серёжа молится на отсутствие очереди, а клокочущее раздражение в горле и мерзко-депрессивные клешни, обнимающие голову, заставляют затолкнуть природную скромность поглубже в задницу, где ей самое место, потому что Серёжа сейчас готов расталкивать острыми локтями каждого, кто попадется ему на пути. Даже машины на парковке, через которые он протискивается бочком и на носочках.       «Понаставят свои корыта, веб-камеры подключат, а ты потом докажи, что это не твоя задница пыль собой собрала».       Разумовский по ощущения сплевывает полупрокуренные лёгкие у забитой пластиком мусорки около пивнухи.       «Правильно Олег говорил, в спортзал записаться надо».       Но Серёжа это себе говорит в каждый ежемесячный забег, а на следующее утро как-то всегда не до этого: там, в комнате, его ждёт сатанинский круг из лекций, пару книжек по программированию и недописанная прога. Сплошное дерьмо, за которое было не жалко отдать последние часы сна.       Серёжа распахивает дверь из стеклопакета, на ходу поправляет рыжую чёлку и споро-приветливо улыбается, заслышав Юлькин смех. У них на пару пять минут на всё-про-всё, в том числе на покурить, но ради бесплатной сижки Разумовский согласен пожертвовать куском лёгкого, которое он выплюнет вахтёрше в лицо, а Юлька добрая, она в сигаретах никогда не отказывает. По крайней мере, Серёже.       – Ты от кого убегал, Серёж? Всё в порядке? – интересуется Пчёлкина, она навеселе, и Разумовского мажет от мысли, что скоро он будет тоже, только побыстрее, пожалуйста, иначе спать ему на скамейке в компании местных слив-мэнов.       Серёжа взгляд поднимает, хочет ответить, что все «зер гуд, мадам» и лучше не бывает, но цепляется взглядом за мужика на посадке и чертыхается на месте.       – Блять.       Игорь в усмешке кривит губы, прикладывается к бутылке и отводит глаза в сторону, бросая между глотками.       – Кто бы говорил.       Разумовский нелицеприятно закатывает глаза, смотреть в ту сторону сил нет. В горле зудит от желания либо прокашляться, либо рявкнуть на мента, что сутулым псам здесь права голоса не давали.       Юлька косится на них обоих, глядит осторожно и в пару щелчков по «мышке» обращает все внимание Серёжи на себя.       – Что тебе поставить, Серёж?       – Давай как обычно. Литра два, – недолго думает, поправляет лямку рюкзака и добавляет. – По два.       – А в тебя влезет столько? – Игорь прыскает довольно, кулаком голову подпирает и этого Серёжу дотошным ментовским взглядом следака обводит. – В тебе ж ну самом максимум полторашка. Веса. Или курсовую написал, и всё, дамбу прорвало? А родители вообще в курсе, где ты? Ты учти, место это неприличное.       – Игорь, – предупреждающе цокает Юля, из-под красных прядей взгляд недовольный бросает. Нажрался он что ли? Когда успел?       Игорь плечами поводит, мол, что я такого сказал? Я диалог веду.       Серёжа крепко сжимает кулаки в карманах пальто, отсчитывая до десяти. Если не обращать внимания на долбоёбов, эти долбоёбы не будут доёбывать. Этому Серёжу ещё в пять лет научили, хоть что-то в жизни пригождается в любые времена.       Но Игорь, видно, особый сорт откровенного долбоебизма.       – Молчать будешь? Так ты учти, я в допросной и не таких раскалывал.       А у Серёжи злость на вот таких вот отбитых ещё со времен юношества под кожей теплится. И похуй, что мент.       – Может, тогда по профессии пойдешь поработаешь? Для разнообразия. Негоже ведь ментам постоянно в пивнухах ошиваться. За местного косишь? Так ты учти, что местные перед тобой прыгать не станут, узнают, какая собака к ним на район забралась, в подворотне быстро отпиздят и место покажут.       Юля пеногасителем шумит, газ в бутылку пускает, и, если бы не пиво, она бы обоих за шкирки по углам растаскала. Но блядское пиво так медленно льется. И Юля в ахуе. Она подкручивает кран, решая, что ебаться с пеной быстрее, чем потом оттаскивать двух мужиков друг от друга.       Гром смурнеет, губы в презрительной ухмылке выгибает.       – За языком следи, пацан.       – А ты за своим хорошо следишь?       – Блять, ребят, стоп, – на повышенном тоне окликает их Пчёлкина, с силой, такой хрупкой девушке не присущей, излишки пива выдавливает, закручивает крышку и ставит на барную стойку перед Серёжей две двушки.       Разумовский вздрагивает, на Юльку виновато озирается и протягивает карточку к терминалу.       – Спасибо, – под нос шёпотом выпаливает, голову стыдливо склоняет. – Извини.       Юля шевелюрой трясёт, мол, да всё окей, слышит, как Гром за её спиной фыркает, и что раскаивания в его фырке с гулькин хрен. Юлька ему за это ещё выпотрошит мозг, достанет последнюю прямую извилину и собственноручно согнёт, чтоб думать было чем. Не за скандал на пустом месте, конечно нет, а что доебался Гром до Серёжи, которого обижать кощунство. Пчёлкина человека добрее, чем Серёжа, прежде не видела.       – Покурим? – укладывая бутылки в рюкзак, заискивающе и на выдохе спрашивает Разумовский. Уже не верит, что Юлька с ним сижкой поделится, да за цирк этот стыдно. Юля же быстро кивает, подхватывая со стула кожанку.       – А как же я? – вдогонку окликает Игорь, и Юлька на ходу оборачивается.       – А тебя не приглашали.       На улице Серёже дышится легче, проще, свободнее, и пока он подкуривает рабочей зажигалкой протянутую сигарету, слова Грома в голову бьют наотмашь. Усиливают желание налакаться в слюни и позорно проплакать полночи.       – Ты как? – Юля заботливо треплет Серёжу по плечу, смачно затягивается и плакать хочет, какое грустно-печально-одинокое выражение видит на лице Разумовского.       – Жив буду. Не впервой, – кивает Серёжа на её заботу, принимает, не отторгает, а тошнота к глотке все равно подступает. Он вытягивает телефон из кармана пальто, проводит по дисплею и стонет. Хочет удавиться на лямке собственного рюкзака от осознания, что просрал. Все дедлайны пустил под задницу одного заносчивого мента. Юлька участливо мычит под боком:       – Что случилось?       Серёжа расплакаться готов; блокирует и снимает с блокировки смартфон раз за разом, тычет на панель с часами и надеется, что это все глюки его заебавшегося сознания.       Но реальность бьет наотмашь по щеке с не меньшей прытью, чем Игорь пару минут назад бросался едкими словами.       – Я время просрал. Меня в общагу не пустят, – на грани подступающей истерики сипит срывающемся голосом и паникует-паникует-паникует. В рюкзаке две сотки наличными на всякий, а на карте почти ноль, и даже если Юлька согласится на возврат товара, Серёжа на такой вариант сам не согласится. Да и что там, четыре сотки, на них даже койку-место в приличном хостеле не снять, а в неприличном ночевать будет также опасно, как оставаться на улице.       – Отставить панику, – Юлька за плечо его трясет, пока Серёжа губы кусает. Можно пойти к Олегу, да, думает он. К утру дойдет.       Юля в телефоне что-то, сбивчиво перебирая ноготками по экрану, пишет, задумчиво теребит зубами нижнюю губу. Выкидывает окурок в мусорку и подкуривает вторую, протягивая пачку Серёже. Серёжа хочет отказаться, ему уже ни пиво, ни воздух в горло не лезет, но Юлька настойчивей и вид у неё жизнеутверждающий. Разумовский, глядя на её уверенность в каждом движении пальца по экрану, по грошу возвращает себе своё спокойствие, глубоко закуривает и выдыхает. Своего рода та ещё дыхательная гимнастика.       «Так вот в чём прикол был».       – Бля, Олеж, ты лучший шуга фрэнд, – со смешком в каждой ноте записывает голосовое Пчёлкина, блокирует смартфон и убирает в карман кожанки, разворачиваясь к Серёже лицом. А у Серёжи на его лице сложный мыслительный процесс и парочку частиц-античастиц взрывается. – Я вызвала тебе такси, Волков уже ждёт тебя.       – Юль, я… – «бомж; у меня в кармане двести рублей, давай я хотя бы так компенсирую тебе затраты; такой идиот, и сейчас напряг тебя своими проблемами, хотя Волков мой друг, и я знаю, что он не отказал бы мне в приюте на ночь»       – Да-да, ты гордый и самостоятельный. А по деньгам потом сочтёмся.       Серёжа в порыве прижимает Юльку к себе и шепчет, какая она самая лучшая.       Игорь, вышедший на улицу, когда машина такси уже заворачивает за угол, мельком поглядывает мигающим фарам вслед, а Юля записывает голосовое, что товар отправлен, скоро прибудет на место, не забудьте оставить отзыв.       – Не стой, замёрзнешь.       Но как будто Пчёлкину это когда-либо пугало.