***
После короткой встречи с помятой и мрачной Сёко Сугуру почувствовал себя гораздо лучше. И это как будто не пошло ему на пользу, вопреки ожиданиям. Не мог же он теперь вернуться в свою комнату и почитать книжку после всех событий последних дней. Возможно, шаманы и не создавали проклятых духов, но шаманы всё ещё могли накапливать негативные эмоции и страдать из-за этого. Особенно шаманы в семнадцать лет, когда тело буквально звенело от напряжения. Разумеется, Сугуру предпочёл бы выплеснуть энергию иначе. Например, вжаться в Сатору всем телом, схватить за бёдра и притиснуться до боли, почувствовать руки на горле и двигаться в унисон, стонать так, как будто в Техникуме не картонные стены. Любить друг друга так, чтобы трагедия растаяла в пространстве и времени, чтобы всё растаяло в пространстве и времени. Но такой вариант в списке возможных не стоял, и Сугуру пошёл в тренировочный зал. В его планах было лупить мячом в стену, пока не отсохнет рука, а потом поменять руку и повторить. В зале оказалось светло до рези в глазах. Пылинки висели в воздухе и боялись качнуться, чтобы не спугнуть оглушительную тишину, которая продолжала блуждать по Техникуму, как неизлечимая зараза. Под баскетбольным кольцом на расстеленном коврике сидел Сатору в поперечном шпагате и, по всей видимости, медитировал. — Впечатляющий шпагат. Чем занимаешься? — Тебя жду. — Меня можно ждать, не расставляя ноги так широко. Сатору рассмеялся и подмигнул. — Как знать, как знать. Он не думал, что Сатору имеет привычку заниматься чем-то настолько медитативным. Раньше Сатору предпочитал состязательные виды активности, скучая как с железками, так и на йоге. Впрочем, откуда Сугуру мог это узнать, если избегал и друга, и спортивного зала? Сатору открыл глаза, и их выражение сразу же не понравилось Сугуру. Ничего хорошего они не обещали — только опасные идеи, на которые Сугуру непременно согласится. — Спарринг? — предложил Сатору и тут же среагировал, увидев недовольное лицо в ответ: — Что за физиономия, Сугуру? Я же вижу, что тебе жизненно необходим спарринг. Сатору кривлялся, но очевидно, спарринг был необходим именно ему. Он поэтому и ждал, сидя в этом идиотском шпагате. Непонятно, то ли ему хотелось кого-то избить, то ли он так отчаянно жаждал человеческого контакта, что был готов получить пару синяков. Опять же, со вторым Сугуру наверняка проецировал свои эмоции. Почему Сугуру согласился? Возможно, ему и правда это было нужно. Возможно, хотел, чтобы ему надрали задницу и оставили валяться задыхающимся и униженным, носом в пол. Или вдруг разучился отказывать Сатору в капризах. Спарринг, значит. Никакой Бесконечности, никаких духов, никакой левитации, никакой телепортации, никакой обратной техники. Только то, на что способно тело. Или не способно. Они взяли по тренировочному посоху и набросились друг на друга сразу же, как только ступили на татами. Сугуру и не заметил, что в нём накопилось столько ярости. Деревяшки ударились, и Сатору чуть отступил, проехавшись босыми ногами по тростнику. Радуясь каждому будущему синяку, который заставит почувствовать что-то, кроме онемения, Сугуру атаковал и защищался, танцевал по коврику. Ему достался лучший партнёр, в конце концов. Можно было и насладиться моментом. Сатору ухмыльнулся, словно поймал его мысль, и кинулся вперёд с безумной улыбкой. Висящая в воздухе пыль взметнулась. Отбивая удар, Сугуру неудачно вскинул оружие и рассёк Сатору губу, которая тут же налилась вишнёвым. Неадекватная часть говорила: слижи кровь, подуй на ранку, попроси прощения. Остатки адекватности заставляли продолжать бой, не остужая пыла. Сатору попытался сбить его с ног подсечкой, и у Сугуру на секунду потемнело в глазах от боли в коленях, но он успел перепрыгнуть через чужой посох и оказаться вплотную к разгорячённому телу. Глаза Сатору казались безумными и расфокусированными, дыхание — сбитым. В ушах Сугуру шумело, во рту был привкус крови, хотя он не успел пораниться и не прикусил язык. Как будто он всё же лизнул губы Сатору. Ужасные, вредные мысли. Они стояли одурительно близко, и оба, казалось, забыли, чем в данный момент заняты. Сугуру очнулся от наваждения первым. Банальной подножкой он повалил Сатору на спину и вскинул посох. Сатору упал и дёрнулся, но успел удержать посох в руках, выставляя его вперёд — навстречу удару. Сугуру крепче сжал его брыкающееся тело коленям. Одна деревяшка соскользнула с другой, ударившись об пол. Сатору тряхнул волосами, с которых слетела пара капель пота, и вскинул бёдра, пытаясь высвободиться и одновременно блокировать удар. Он попробовал схватить посох Сугуру, но у Сугуру как у сидящего сверху было преимущество, он закинул руки Сатору ему за голову и обхватил оба посоха ладонью. Для этого пришлось низко-низко наклониться, упираясь грудью в грудь. Сатору дышал ему в губы, а слепящие яркостью глаза были в опасной, ненормальной близости. Бледная губа кровила и словно пульсировала под жадным взглядом Сугуру. Раз. Два. Три. Яркая капля сорвалась и потекла по подобородку. Окончательно обезумев от реакции тела, от взрыва эмоций, Сугуру едва не сделал то, о чем потом жалел бы всю жизнь, но ему хватило рассудка вовремя остановиться. Он перестал сжимать бока Сатору коленями, но пока не мог очнуться окончательно, чтобы убрать руки и подняться. Эту заминку можно было списать на жару, на стресс, на что угодно. Ничего страшного, но… Лицо Сатору прострелило паникой, ранее неведомой и оттого пугающей. Он со смехом выходил к проклятиям особого уровня. Что его могло напугать в спарринге с другом? — Слезь с меня! — выкрикнул он и отчаянно дёрнулся, выставляя Бесконечность. — Что? — оторопел Сугуру, мгновенно ослабляя хватку с оружия. — Да что с тобой такое? — Ничего. Слезь. Сугуру в шоке поднялся и отошёл на пару метров, как будто в самом деле совершил нечто ужасное. Это даже в десятку их самых жестких спаррингов не входило — так, детские игры. Однажды они развлекались, и Сугуру не смог сам дойти до Сёко, пришлось её вызывать в зал. Сатору порывался отнести его, но в итоге они побоялись, что сломано ребро, и оно может проткнуть лёгкое или ещё что. Пока ждали, спокойно обсуждали, куда пойдут ужинать, смеясь и подкалывая друг друга. Сатору тоже поднялся, утирая кровь с лица, и отвернулся. — Ты в порядке? Он молчал, и молчание это поднимало к горлу Сугуру тошнотворную панику. — Тебе бы этого хотелось, да? — спросил Сатору язвительно после долгой, пыточной тишины. — Я прям почувствовал, как ты проникся идеей. Хочется, признайся? Сугуру потерял голос. Так вот в чём дело? Сатору почувствовал не страх, как показалось. Это было отвращение. Он понял, что Сугуру чуть не поцеловал его, и теперь предъявлял за это. Пожалуйста, не поворачивайся, мысленно взмолился Сугуру. — Чего хочется? — спросил он мёртвым голосом. Пусть это и глупо, он будет изображать невинность до последнего. Он не признается. — Ну как же? Видел бы ты своё лицо, когда Юки-сан сказала, что собирается лишить всех проклятой энергии. Что? О чём он вообще говорил? Сугуру одновременно испытал и облегчение, и приступ тревожного непонимания. — О чём ты? — Ты не подумал, как это скажется на нас? — Мы станем обычными людьми, наверное. В ту конкретную секунду Сугуру было вообще наплевать на всех шаманов, на проклятую энергию, вообще на всё на свете, кроме этого разговора. — И тебя это устраивает? — Не знаю. Я даже не успел об этом подумать. Да что ты такое пытаешься сказать? Услышав вопрос, Сатору повернулся, и лучше бы, конечно, он этого не делал. Его лицо снова выглядело испуганным, что казалось как-то по-особенному неправильным. Сатору Годжо ничего не боялся. Так ведь? — Недавно мне приснилось, как ты спросил у меня, есть ли во мне что-то, помимо силы. — Я бы так никогда не сказал. Это бред какой-то. — Сказал бы, если бы захотел сделать мне больно. — Сатору изменил голос и крайне неудачно спародировал Сугуру: — Ты Сатору Годжо, потому что сильнейший? Или ты сильнейший, потому что Сатору Годжо? Сугуру поморщился — да, Сатору хорошо его знал. — Звучит как что-то, что я мог сказать по форме, но не по содержанию. — И почему же? — не унимался Сатору. Фирменного упрямства он по-прежнему не растерял. — Потому что я так не думаю. Никогда не думал. И никогда не подумаю… Считаешь, что не стоит принимать предложение Цукумо-сан? — Сложный вопрос. Но вообще, думаю, что нам с тобой никто не нужен. Сугуру в тот момент согласился бы с чем угодно, особенно с таким. — Договорились. Конечно. Никто не нужен. Немного неловко Сатору подошёл, чтобы обняться, но Сугуру отстранился. Хватит на сегодня прикосновений. Если кто-то не умеет себя контролировать, то этого кого-то стоит изолировать от общества. Или хотя бы окатить с ног до головы холодной водой.***
Сугуру трясло. От того, что он не совладал с эмоциями и желаниями во время спарринга. От реакции Сатору. От его слов после. Он простоял в душе под прохладной струей воды, пока не начал стучать зубами, но как будто бы не стряхнул ни капли лихорадочного состояния. Каждая секунда проклятого спарринга намертво впилась ему в мозг, подпитывая безумие. Оставшись наедине с собой в своей комнате, Сугуру не только не почувствовал облегчения, но вспыхнул ещё сильнее. Бордовая капля крови на раскрытых бледных губах. Гибкое тело со вскинутыми бёдрами. «Нам с тобой никто не нужен». Последнее, конечно, самое сладкое. Как бы ни было сильно физическое желание, оно меркло перед жаждой слиться в этом совершенно платоническом, но одержимом единении, когда никого больше вокруг не существует. Он потом возненавидит себя за то, что сдался так быстро. Но это будет потом, а сейчас он хотел представить всё, чего в реальности быть не могло, забыться в этом на время и сбросить хотя бы часть звенящего напряжения. Морщась от отвращения к себе, Сугуру приспустил шорты с трусами. Он не дрочил уже давно, напрочь утратив интерес к этой части жизни. И снова проснулся интерес, мягко говоря, не вовремя. В фантазии Сатору хватал его за руки и сжимал лицо ладонями в исступлении, яростно рассыпал поцелуи по телу. И всё это было полной противоположностью того, как Сугуру хотел бы, чтобы произошёл их первый раз. Секс в этом мираже был наполовину дракой, потому что тело всё ещё помнило горячечные, будоражащие прикосновения, в которых нежности не было ни капли. Кончив, Сугуру неаккуратно вытерся, натянул одежду и лежал на кровати, закрыв лицо руками, пока не стемнело. К вечеру ничего не изменилось. Никто не сообщил о дате похорон, не интересовался, в порядке ли они. Сугуру стал думать о том, что нужно погладить костюм или отправить кого-нибудь из помощников Техникума в прачечную, лишь бы не вспоминать, что произошло сегодня днём. Что он дрочил на лучшего друга, пока тело их кохая ещё лежало в морге в двух зданиях от них. Ненависть к себе Сугуру решил побороть добрым делом и наведаться к Нанами с едой. Забрав из холодильника чей-то онигири (ничего, хозяин украденного прогуляется до магазина) и свой пакетик апельсинового сока, он снова заглянул в зашторенную и погружённую в тишину комнату. Нанами не спал, но и бодрствованием его состояние было сложно назвать. — Принёс тебе перекусить. Знаю, что не хочешь, но может, получится запихнуть в себя хоть пару кусочков. — Я больше не пойду на миссии, — сказал Нанами, как будто не слыша. — Хорошо. Не пойдешь. — Я серьёзно. Если бы у меня были силы, я бы прямо сейчас ушёл и не вернулся… Но меня ведь так просто не пустят, да? Сугуру мгновенно подумал о Цукумо. Её каким-то образом отпустили. Да, она на тот момент была сильнейшим шаманом современности и бывшим Сосудом Звёздной Плазмы. — Не думай сейчас об этом. Я в любом случае буду на твоей стороне. Нанами не поблагодарил его, даже не поднял взгляда, но это и не имело значения. Сугуру делал это не для Нанами, он делал это для самого себя. — Жара закончилась. — А? — не понял Сугуру. — Он заберёт с собой это ужасное лето.