Инструкция по взаимопомощи для сильнейших

Сатору стоял на улице. Сначала он ковырялся в телефоне, потом, задрав голову, фотографировал что-то, чего Сугуру не видел из окна. Страдал фигнёй, короче говоря, вместо того, чтобы заняться делом. — Ты собираешься помогать? — спросил его Сугуру, как только Сатору ответил на звонок. — Можно я буду телепортироваться с коробками туда-сюда? — Нельзя. Тащи свою задницу наверх. По лестнице! В трубке раздался недовольных вздох, за которым последовала возня и разрыв связи. Сугуру до сих пор не мог поверить, что Яга-сенсей согласился с его доводами и относительно легко отпустил Нанами в свободное плавание. Не зная, кого сильнее убеждает — себя или сенсея, Сугуру упорствовал, что если сейчас додавить, то будет больнее и в скором времени Нанами сбежит с концами, а так — пострадает и вернётся обратно. Сам Сугуру не был уверен в том, что это именно так и работало, но говорил убедительно. Он вообще открыл в себе удивительный талант красиво лгать. Пожалуй, он бы предпочёл закрыть этот талант обратно, но интуиция подсказывала, что сейчас далеко не последний случай, когда потребуется им воспользоваться. Так что было принято решение помочь Нанами переехать как можно скорее. Квартира оставляла желать лучшего — теснота, плесень, проблемы с отоплением и водой. Но Нанами, казалось, этого не замечал. Ему срочно хотелось начать новую жизнь, пусть и с такой стартовой точки. Сугуру знал, что у Нанами довольно обеспеченная семья, но отчасти понимал, почему они не помогали. Или, что вероятнее, Нанами не просил помощи. Вряд ли родители хорошо восприняли, что сын выбрал не перспективное учебное заведение, а сомнительный техникум, о котором никто не слышал. Даже мать и отец Сугуру, люди куда более простые, не одобрили до конца его путь. А получив пару раз значительные суммы денег, заволновались, не связался ли их сын с криминалом. Сатору всё же поднялся, даже коробку с собой прихватил. Сугуру, конечно, не мог проверить, что Сатору не телепортировался прямо перед дверью. Оставалось только поверить. Поставив коробку на пол, Сатору пошёл исследовать квартиру, не стесняясь комментировать всё, что видит. И в выражениях тоже не стесняясь. Нанами его просто игнорировал, Сёко вяло посмеивалась, Идзити напряжённо молчал, но внимал каждому слову, словно Сатору нёс что-то хоть сколько-нибудь осмысленное. В санузле он уселся в глубокую, но очень короткую ванну. Удивительно нелепая конструкция на самом деле, абсолютно непригодная для использования. — А как в ней мыться? — задался тем же вопросом Сатору, не зная, как разместить свои длиннющие конечности. — Не всё в этом мире сделано для двухметровых шпал, привыкших к джакузи, инкрустированным бриллиантами, — сказал Сугуру, не сдерживая раздражения. — Сёко! — заверещал Сатору. — Меня обижают! Сугуру почувствовал прилив необъяснимо сильной злости. То есть так это теперь будет? Они будут делать вид, что ничего не изменилось? Да, он сам ушёл вчера, сказав, что они должны будут поговорить, когда Сатору придёт в себя. Но он явно дал понять, что хочет этого разговора и, более того, ждёт от Сатору первого шага. Когда тот окончательно прочистит голову и будет готов. Это, может быть, был не лучший момент, чтобы устраивать разборки, но сил терпеть больше не нашлось. Сатору, казалось, вполне себе пришёл в себя, раз смеялся над дурацкой планировкой квартиры и паясничал. — Ты ни о чем не хочешь поговорить? — О чем например? В тот момент Сугуру всем своим существом ненавидел очки, которые не давали увидеть настоящие эмоции Сатору. Не давали понять, неужели ему действительно не стыдно, не больно, не страшно. Сатору неловко дёрнулся и, соскользнув, ещё глубже погрузился в ванну. — Ты меня поцеловал, — сказал Сугуру прямо, потому что для хождения вокруг да около время уже вышло. Он захлопнул дверь и снова внимательно посмотрел на Сатору, пытаясь угадать хоть что-нибудь сквозь проклятые чёрные стёкла. — Было дело, — ответил Сатору после продолжительного тяжёлого вздоха. Очки он посадил себе на нос таким образом, чтобы плотно держались и не съезжали с переносицы, и откинул голову на бортик, как будто собирался плескаться в пенной воде с уточками. — И? — Что? — Почему ты это сделал? — Я должен объяснять? — Голос Сатору изменился, приобретая угрожающие нотки. — Серьёзно? Как-то жестоко с твоей стороны, Сугуру. Сатору неловко выбрался из ванны и встал. Теперь Сугуру смотрел на него чуть снизу, и это немного поколебало его уверенность. Потому что теперь стало ясно, что Сатору всё-таки что-то чувствовал по поводу поцелуя, но вряд ли что-то хорошее. — С моей стороны? — Он даже не знал, что ответить. — Ты засосал меня, как в последний раз в жизни, и решил играть в молчанку. Сделав шаг вперёд, Сатору оттеснил его к выходу и почти прижал лопатками к двери. Это явно не было похоже на желание продолжить сеанс поцелуев. — Ну Сугуру, ты столько времени делал вид, что ничего не замечаешь. Мог бы сжалиться и молчать дальше. Чего нового я могу тебе сказать? Или тебе хочется дать мне по морде лишь после красивого признания? Я, в принципе, могу и красивое признание, даже позволю себя коснуться, только давай не по лицу. Не люблю это. — Сатору, о чем ты вообще говоришь? Чего не замечаю? С чего я должен бить тебя? На этом Сатору не выдержал, сморщил нос и отвернулся, отступая. — Я столько раз прямо говорил, что хотел бы быть с тобой. Ну, знаешь? Не как братаны на век, а как братаны, которые ходят на свидания и трахаются после них. — Прямо говорил? — чуть не закричал Сугуру, в последний момент вспоминая, что в квартире есть другие люди, которым совершенно точно не нужно слушать эту сцену. — Ты миллион раз тупо шутил, как тупо шутишь обо всём на свете! Или мне теперь серьёзно воспринимать всё, что покидает твой трепливый рот? Услышав эту тираду, Сатору резко развернулся и сорвал очки с лица. Сугуру наотмашь ударило выражением ужасной боли в голубых глазах. Меньше всего на свете он бы хотел стать причиной таких эмоций Сатору. Меньше всего он бы хотел быть причиной этой боли. И вот они здесь. — С какой стати я бы стал шутить на эту тему? — С такой, что ты шутишь надо всем, — слабо ответил Сугуру, прислоняясь спиной к двери. — Потому что это всё неважное. — Ты хочешь сказать, что всё, что не касается нас двоих, неважное? — Вроде того, да. Именно это я и хочу сказать. Точнее, я не хотел, но ты меня вынудил. — Но я всё равно не понимаю, чего ты решил отморозиться. Мне кажется, я дал понять, что поцелуй был очень даже желанный с моей стороны. — И потом сбежал! — Ты был не в себе. Я хотел поговорить, когда у тебя прочистится голова. И я сказал об этом. Я чуть с ума не сошёл оттого, что не смог тебя остановить и поддался, потому что хотел этого больше всего на свете. — Я думал, поговорить для того, чтобы сказать, что бросаться на людей с поцелуями — хреновая история… Ладно, я понял, что ты не воспринимал мои слова всерьёз, хотя это и обидно. Но проклятие! Оно посчитало, что моя… мои чувства неразделённые! Сугуру чуть с ног не сбило волной концентрированной, удушающей нежности. Вот ведь идиот нашёлся на его голову! Проклятию верил больше, чем Сугуру. — Потому что ты так думал, бестолочь. Они настолько разделённые, насколько вообще могут быть разделёнными. И всегда были. — А… — Лицо Сатору выражало очень сложную мыслительную деятельность. — То есть, если я правильно понял, мы можем повторить то, что случилось вчера? И делать это время от времени? Сугуру не смог сдержать смешка. — Боже, какая тупая формулировка! Ты примерно десять тысяч раз шутил про то, что хочешь меня трахнуть или чтобы я трахнул тебя, а сейчас не можешь предложить ещё раз поцеловаться? — Сугуру, какой ты строгий! Меня это даже немного возбуждает. Сугуру снова фыркнул, хотя теперь он знал, что это было, по всей видимости, серьёзно, и сграбастал Сатору в объятия. Глаза совершенно позорно защипало. В этот момент дверь открылась, и послышался недовольный голос Нанами. — Если бы я знал, что вы будете себя так вести, я бы заказал грузчиков… Хотя кому я вру, я знал, что вы будете себя так вести. — Нанами-кун, какой ты жестокий! — принялся ныть Сатору. — Мы просто переживаем, что любимый кохай оставляет нас. Никакого сочувствия к своим заботливым семпаям. Спасаемся, как можем, вон, горе толкнуло нас в объятия друг к другу. Сугуру ничего не смог с собой поделать и сжал Сатору в объятиях крепче, утыкаясь носом ему в шею. — Ну теперь-то вы можете перестать? — Неа, — ответил Сатору. — Наше горе слишком велико. Но голос звучал довольно-довольно. Кое-как расцепившись, они прошли на кухню, где Идзити разливал всем чай из термоса. Сёко сказала, что лучше потом сходит за кофе, Сатору отказался пить без сахара, и в итоге на чай согласились только Нанами и Сугуру. И то из вежливости. Нанами явно хотел быстрее избавиться от помощников, а Сугуру — остаться наедине с Сатору и зацеловать до такого невменяемого состояния, чтобы он без прочих переменных впал в транс и увидел своими шестью глазами зарождение вселенной или что-то в этом роде. Потом Сёко раздавила трёх тараканов, а Сугуру с Идзити забаррикадировали пропахший плесенью шкаф для футонов. Нанами протирал подоконники, но чище они не становились, только росла гора влажных салфеток. Сатору в какой-то момент попытался руководить, но ему это быстро наскучило. Он выглядел перевозбуждённым, как ребёнок, который объелся сладким: не мог усидеть на одном месте, дёргал ногой, быстро нажимал кнопки в телефоне, с громким хлопком складывал раскладушку, потом снова раскрывал. Около часа ещё происходила возня, после чего Сугуру решительно скомандовал всем ехать обратно в Техникум. Это вызвало всеобщую волну облегчения. Остальные уже ушли усаживаться в машину, а Сугуру остался наедине с Нанами. Он чувствовал острую необходимость сказать, что всё будет хорошо. Хотя хорошо уже точно ничего и никогда не будет, но Нанами заслуживал эту ложь. — Нанами-кун, мы примем любое твоё решение и всегда будем счастливы снова поработать с тобой. Или не поработать, а отдохнуть. Пиши и звони в любое время. По любой проблеме, с любым вопросом. Лицо Нанами болезненно искривилось, но, как Сугуру понял, на этот раз не в брезгливости, а от благодарности, за которую ему отчего-то стало стыдно. — Вы меня простите, Гето-семпай, но я в ближайшее время не позвоню и не напишу. И вы мне, пожалуйста, не пишите. Он коротко поклонился и торопливо прикрыл дверь. Сугуру чем-то животным, чем-то стайным, защищающим своих, чувствовал, что в отношении Нанами сделал всё правильно. И от этого стало чуть легче дышать.

***

Когда Сугуру вернулся из учительской, где сдавал проекты, которые задолжал из-за навалившихся в последнее время миссий, Сатору уже ждал в его комнате. Миссий действительно стало много, ведь они с Сатору больше не разлучались, и задания почти полностью вытеснили учёбу. Не то чтобы кто-то особенно переживал по этому поводу. Солнце светило в окно, делая всё каким-то особенно настоящим. Словно до этого Сугуру бродил по мутной и нечёткой симуляции, а сейчас наконец-то попал в реальность. Сатору застыл посреди комнаты, как будто ходил по ней кругам, пока Сугуру не зашёл. — Ну что? — спросил он сразу же, подходя ближе. — А что? — Мы можем теперь целоваться? — Смотрю, тебе прям не терпится, — усмехнулся Сугуру. Ему это так льстило, что даже стыдно становилось от своего самодовольства. — А тебе терпится? — обиженно спросил Сатору. Сугуру подошёл ближе. Он смотрел на губы Сатору, и было в этом что-то будоражащее — он знал, что можно, но медлил, оттягивая, наслаждаясь ожиданием. Сатору, однако, ждать не привык, он обхватил Сугуру пониже лопаток и резко притянул к себе, сталкивая их грудью. — Теперь, когда я знаю, что ты всё-таки попал под мои чары, ты уже не обманешь меня своей холодностью. Холодностью? Для Сугуру это казалось невозможной нелепостью. Он-то себя видел жалким и размазанным любовью неудачником, а Сатору — неприступным божеством. — Мне иногда кажется, что у тебя просто нет критического мышления, — сказал Сугуру, не слишком-то почтительный по отношению к своему божеству. — А вот знаешь что, я больше не позволю себя оскорблять! Даже тебе. Ты точно так же вёл себя как слепой идиот. — В моё оправдание, у меня только два глаза, и они не видят чужие души. Сатору взял его большим и указательным пальцами за подбородок и сказал, глядя в глаза: — Я просто был слишком ослеплён красотой твоей души, чтобы обращать внимание на остальное. Сугуру смутился и отвёл взгляд. Сатору сказал это просто и буднично, совсем не обольстительно, но Сугуру всё равно обожгло непонятным стыдом. — Не надо использовать на мне своё очарование. Я не текущая по тебе школьница. — По-прежнему только правда, — сказал Сатору, и Сугуру заметил, что на бледных щеках расцвёл румянец смущающей искренности. — Целуй уже давай, соблазнитель. Второй поцелуй получился непохожим на первый. И хотя Сатору, несмотря на показную уверенность, нервничал ещё сильнее, в этом поцелуе разлилось столько нежности, что в ней можно было лежать как в тёплом море, покачиваясь на ласковых волнах. Сугуру поцеловал Сатору в уголок рта, потом ещё нежнее в щёку и чуть ниже, по линии челюсти. Сатору немного запрокинул голову, издав дурацкий, беззащитный звук, и прильнул всем телом. Сугуру почему-то так потрясло, что он видит каждую белую ресничку Сатору и может их коснуться, может поймать улыбку губами. Вот так просто. Ему теперь столько всего можно, что непонятно, с чего начать. Они переплели пальцы и коснулись лбами, зависнув в таком положении, как будто действительно не знали, что делают друг с другом люди, которые влюблены. Хотелось улыбаться и больше ничего. Ещё целоваться, конечно. Потом Сатору подмигнул, солнечно и заразительно улыбаясь, и вовлёк его в следующий поцелуй, не расцепляя рук. У Сугуру заходилось сердце от того, как правильно и хорошо всё это было. Теперь уже точно, теперь уже без недомолвок и притворства. — Хотя знаешь, один раз я всё же пошутил, — шепнул Сатору, когда они плавно перетекли на кровать, не прекращая друг друга касаться. — Да? О чём же? — Когда сказал, что предпочитаю твою задницу твоей душе. Глаза снова предательски защипало. Ну это уже вообще запрещённый приём. Кто бы мог подумать, что Сатору такой романтик? Такой ласковый, нетерпеливый, инициативный? Эти новые знания кружили голову и заставляли на время забыть про то, какой мир их окружал. Голова Сатору лежала у него на коленях, и Сугуру потянулся вниз, чтобы снова сомкнуть их губы. Сатору положил руку ему на шею и раскрыл рот, углубляя поцелуй, с готовностью подставляясь под ласки. В таком положении у Сугуру затекла шея, и он, схватив Сатору в охапку, перевернулся и уложил их обоих на кровать, устраиваясь сбоку, чтобы было удобнее целоваться, а планы на это дело были эпохальные. Всё это казалось таким новым и воодушевляющим, но при этом Сугуру знал, что запомнил вкус губ Сатору на всю жизнь. Если они больше никогда в жизни не поцелуются, он не забудет, не сможет. Довольно быстро помимо бесконечного удовольствия Сугуру закономерно почувствовал дискомфорт. Невыносимо хотелось запустить руку в штаны или хотя бы более бесстыдно потереться о Сатору, но это вроде как был их первый день вместе и они не дошли до того момента в отношениях, когда это было бы нормально. Сугуру даже не знал — такие вещи следовало обговорить или оно происходит само собой? Но пока он боялся даже прислониться слишком крепко, чтобы Сатору не подумал ничего лишнего. Хотя он, наверное, был в таком же положении. Или нет? Может, Сатору не хотел его так сильно. Нет-нет, это были дурные мысли, они это уже проходили. Сатору всё сказал чистейшим японским языком прямо через свой болтливый рот. Словно заметив его тяжкие думы, Сатору выбрался из-под Сугуру и забрался сверху. Лёг, закинув на него ногу, и Сугуру почувствовал боком, что да, у Сатору так же стоит. От этой информации на секунду потемнело в глазах. Он едва сдержался, чтобы не вжать Сатору в стену и не стащить штаны. Вместо этого он легко и невесомо поцеловал Сатору в шею, и тот по-кошачьи потянулся, откидывая голову на подушку и выставляя горло ещё сильнее. Комната постепенно темнела, окрашиваясь закатом, но Сугуру не мог щёлкнуть включателем, потому что для этого пришлось бы оторваться от Сатору. Они уже с тысячу раз переплелись ногами и запутались в покрывале. Причёска Сатору давно превратилась в белое, беспорядочное гнездо. Футболки, должно быть, измялись в хлам под порывистыми руками. Но какое это имело значение? А ещё Сугуру никогда не думал, что в этом деле ему будут так мешаться волосы. Как бы он ни пытался их усмирить, стягивая резинкой, они всё равно рано или поздно рассыпались и падали Сатору на лицо, щекоча и мешая целоваться. Сатору смеялся, выплёвывал их изо рта, заправлял Сугуру за ухо и тянулся за новым поцелуем, вопреки всем преградам. Ему всегда казалось, что поцелуи — это дело серьёзное, в какой-то степени ответственное даже. Нужно заботиться о том, чтобы партнёру было хорошо, чтобы не давить и не увлекаться. Но Сатору так радостно захлёбывался смехом и лез обниматься, в очередной раз наевшись его волос, что стало понятно — когда любишь, оно само как-то правильно получается, без лишних мыслей и математических рассчётов. В кровати — точнее, на кровати — они провели несколько часов. Сугуру одновременно показалось, что прошла одна горячечная, безумная секунда и что он сходил с ума от каменного стояка вечность. При этом он был готов провести таким образом остаток своей жизни. В итоге Сатору сдался первым, пожаловавшись на голод. И Сугуру был ему благодарен, потому что сам чувствовал, что если не выпьет стакан воды, то сойдёт с ума от сухости во рту, а губы его треснут до крови. Они пришли на кухню, где сидела Сёко, слушая плеер и гипнотизируя рисоварку. — Сёко, давай делись, — тут же сказал Сатору, шумно присаживаясь рядом. Она даже не вынула наушники и не повернулась. Но когда рисоварка мигнула, разложила рис на всех и кинула сверху каждой миски несколько маринованных слив из банки. Сатору съел всё за минуту, но имел наглость заявить: — Мда, шеф-поваром тебе не стать. Сёко метнула в него убийственный взгляд. — Ну, может, если бы вы три часа подряд не раскачивали кровать, то Сугуру приготовил бы тебе ужин из четырех блюд, как послушная хозяюшка. В голосе Сёко не слышалось ни одобрения, ни обычного пофигизма. Сугуру нахмурился. В его фантазиях, на тот момент казавшихся безумными и абсолютно несбыточными, Сёко их всячески поддерживала. Это даже как-то не оспаривалось в его голове. Очевидно, что возникнут вопросы — у родителей, у знакомых, у других шаманов, у обычных прохожих — но только не у неё. Поддержка Сёко казалась чем-то незыблемым. Сатору выпад, естественно, не воспринял всерьёз. — Ох, это, конечно, тяжкий труд быть таким охренительным. Всегда оказываешься окружён завистниками и недоброжелателями. Но от тебя, Сёко, не ожидал, признаюсь. Как говорится, и ты, Брут? — Обещаю, что приготовлю завтра ужин и позову тебя, — сказал Сугуру, чтобы сгладить неловкость. Сёко безразлично пожала плечами. Да что с ней такое? Неужели ей противно? Сугуру сделал себе отметку в памяти, что нужно напрямую спросить. По опыту этого и предыдущего дня он понял, что разговором может решиться даже самая, казалось бы, неразрешимая проблема. Доев свою порцию, Сёко молча встала и ушла, даже не переложив миску в раковину. — Мы снова пойдём целоваться? — спросил Сатору, как только они остались вдвоём. — Сатору, дай мне пять минут побыть в одиночестве. Уже челюсть болит. И член подскакивает при любой неосторожной мысли или любом неосторожном движении. Он так скоро с ума сойдёт. — Не-не. Ты останешься один и снова надумаешь какой-нибудь фигни. Ещё передумаешь. — Клянусь, ничто не заставит меня передумать. Сугуру несмело взял руку Сатору, но тут же резко отдёрнул, потому что на кухню снова зашли. На этот раз Яга-сенсей. — Эй, вы двое, жду вас для брифинга по завтрашнему заданию. Вы должны были прийти сорок минут назад. Я уже даже не удивляюсь. Точно, задание. Сугуру уже посмотрел на карте, куда придётся переться в этот раз. Деревня оказалась совсем отдалённой — на синкансене не доедешь, придётся пересаживаться на автобус, который ходит раз в день. Ну что же, путешествие с Сатору в новом качестве вызвало у него исключительно кипучий энтузиазм и предвкушение, которого он не чувствовал уже очень давно. Они смогут обжиматься на гостиничной кровати, незаметно держаться за руки в поезде, обмениваться раздевающими взглядами у всех на виду, возможно, даже удастся поцеловаться где-нибудь в глуши, где никого не будет. А потом отметить избавление от проклятия плотным ужином, спором до хрипоты на самую неважную тему, какую только найдут, и, возможно, даже зайти чуть-чуть дальше поцелуев. Сугуру понял, что глупо улыбается, только думая об этом. Глухая деревенька виделась ему каким-то сказочным курортом.