Простые числа

      Мукуро знал, что Кёя водил мотоцикл, и даже отличал его старый мотоцикл от нового — новый, купленный пару лет назад, выглядел гораздо страшнее. Он будто бы состоял из огромных перекачанных мышц, металлически блестевших от масла, — весь такой обтекаемый, размером с быка, глянцевый; в общем, по нему сразу становилось понятно: для большинства людей он послужил бы не столько транспортом, сколько инструментом отсроченного самоубийства. Если бы Мукуро чуть ниже оценивал способности Кёи, новый мотоцикл превратился бы для него в источник постоянного стресса.       Поскольку внимательность и скорость реакции Кёи были выше любых похвал, у Мукуро получалось не зацикливаться на плохом. Он почти не вспоминал о других, менее способных к вождению участниках движения, — к тому же Кёя обычно не ездил по загруженным дорогам — и считал аксиомой то, что сам по себе мотоцикл не мог выйти из строя. Такой подход берёг его душевное равновесие; изредка Мукуро отпускал ядовитые шутки, но большую часть времени он, во-первых, просто верил в Кёю, а во-вторых — как можно сильнее дистанцировался от его привязанности к небезопасному транспорту. Когда он думал о ней, он невольно прокручивал в голове уродливые сценарии.       Предложение, помешавшее ему и дальше не сосредотачиваться на плохом, сразу ему не понравилось.       Они пересеклись на улице процентов на семьдесят случайно. Мукуро предполагал, что Кёя находился неподалёку, — о его поездке он на днях что-то слышал, — но созваниваться с ним и договариваться о встрече не стал: для их неопределённых, запутанных отношений это было бы слишком прямолинейным поступком.       Мукуро просто выходил из отеля чаще обычного, тем самым повышая шансы Кёи уловить знакомый Туман неподалёку. Кёя отличался внимательностью не только за рулём мотоцикла — и он отреагировал быстро даже при том, что ради этого ему пришлось пройти сквозь толпу.       Мукуро позволил оттеснить себя к стене и применил иллюзию, чтобы спешившие по делам люди начали видеть вместо них двоих клумбу, — совершенно непримечательную; даже те, кто точно знал, что цветника совсем недавно здесь не было, пожали ли бы плечами, списали странность на свою невнимательность и тут же забыли об инциденте.       Даже когда Мукуро оказался прижат к стене, Кёя не отпустил его запястье, и это задавало тон разговору. Кёя не злился, не называл встречу явно подстроенной, улыбался и вообще держал руку Мукуро как будто из желания физического контакта — но сжимал пальцы он всё равно крепко; собственническим и страстным жестом. Это раздражало, возбуждало и немного мешало думать — как и то, что они в принципе стояли очень близко друг к другу.       Переговоры продлились недолго. Мукуро легко согласился на то, чтобы заглянуть в номер к Кёе, и там они неплохо провели время.       А потом Кёя спросил, собирался ли Мукуро сегодня вернуться в Кокуё-ленд, — и, услышав утвердительный ответ, сказал, что раз так, то им было по дороге. Значит — они могли поехать обратно вдвоём. На мотоцикле.       — У меня с собой вещи, — рассеянно напомнил Мукуро, переведя взгляд на потолок. Он сидел в кресле и всё ещё чувствовал себя распаренным после душа, хотя за прошедшее время Кёя уже успел и помыться сам, и, в одном белье и носках, коротко поговорить по телефону.       — Сколько вещей?       — Рюкзак.       Мукуро очертил его размеры руками.       — Влезет, — спокойно заверил Кёя.       — И до Намимори отсюда ехать пару часов, — с сомнением напомнил Мукуро.       — На мотоцикле — полтора максимум, — поправил Кёя, застёгивая рубашку. — Почему тебя это волнует?       Мукуро улыбнулся.       — Мне кажется, это слишком далеко для первой поездки.       Кёя странно на него посмотрел и уточнил:       — Вести буду я.       — Я понимаю, но всё-таки я не очень люблю мотоциклы.       — Ты на них ни разу не ездил.       Мукуро вздохнул и подался вперёд, опершись на колени предплечьями.       — Ненавижу этот аргумент. Разве то, что я ни разу на них не ездил, меняет то, что это самый опасный вид транспорта?       Слегка развеселившись, Кёя спросил:       — Ты боишься?       — Всего лишь осознаю, что это опасно.       — Поединки — тоже опасное хобби, но от него ты не отказываешься.       — Ты про поединки с тобой или с другими?       — С другими.       — Неужели ты правда думаешь, что кто-то из этих людей может быть опаснее поездки на мотоцикле?       — Практически кто угодно, — неожиданно серьёзно ответил Кёя. — Обычно при аварии у тебя будет не меньше двух секунд, чтобы создать барьер.       О кольцах в контексте вождения Мукуро как-то не думал. Эта мысль неожиданно его успокоила.       — Так ты поедешь? — предложил Кёя ещё раз.       — Не знаю. Ты ездил когда-нибудь с пассажиром?       — Нет. Но даже в худшем случае мы просто потратим полдня на последствия.       Мукуро задумчиво посмотрел в сторону. Кёя звучал убедительно, и, раз ему нравилось ездить на мотоцикле, это занятие наверняка имело свои преимущества — видимо, даже не привязанные к выбросам адреналина. С другой стороны, Мукуро понимал, что в нормальном транспорте сидения были гораздо удобнее, и полчаса выигранного времени того не стоили. В сущности, он выбирал между гарантированным комфортом — и новым впечатлением; вероятно, не самым приятным.       Практически все плюсы варианта с мотоциклом сводились к Кёе: к возможности прижаться к нему со спины, хотя обычно Кёе это не очень нравилось, и заехать к нему ненадолго после.       Взвесив за и против, Мукуро легко бросил:       — Давай попробуем.       — Тогда я съезжу за твоими вещами, а ты пока купишь себе шлем.       Мукуро не ожидал, что его согласие мгновенно приведёт к необходимости действовать.       — Зачем шлем, когда есть Туман?       Потянувшись, он встал на ноги и размял шею.       — Он нужен не для безопасности, а чтобы ветер не бил в лицо.       — Да ладно. Я же буду сидеть сзади — если придётся, просто прижмусь к тебе лицом.       — Можем попробовать доехать до твоего отеля без шлема. Если тебе будет удобно, поедем так.       Подойдя к Кёе со спины, Мукуро переплёл с ним пальцы и коротко поцеловал его в скулу.       Поездка по городу прошла спокойно. В принципе, мотоцикл не так уж и сильно отличался от велосипеда — просто был мощнее и немного быстрее. И ехал очень ровно. Не то чтобы Мукуро имел опыт с велосипедами — просто примерно так он себе их и представлял.       Кёя предупредил, что между вездесущими светофорами он толком не мог разогнаться и что это была очень условная пробная версия, но Мукуро всё равно только укрепился в решении отказаться от шлема. Шлем точно был хуже, чем шапки.       Мукуро наивно верил, будто Кёя собирался выиграть полчаса за счёт того, что на мотоцикле он мог лавировать между машинами и не терять время в пробках. Стоило догадаться, что, вообще-то, Намимори популярным городом не был. Вообще-то, направляясь в него, нужно было постараться, чтобы попасть в затор.       Мотоцикл нёсся на такой скорости, будто собирался вот-вот направиться в космос. Мукуро сжимал рёбра Кёи так крепко, что боялся им навредить, — но даже осознанным усилием не мог ослабить хватку. Его ладони неприятно высохли и заледенели от ветра; волосы, которые, казалось, летели параллельно земле, каким-то образом постоянно хлестали его по лицу. Уши замёрзли.       Мукуро изо всех сил вжимался лбом в плечо Кёи: это частично спасало его лицо от жёсткого, болезненно-холодного воздуха и помогало не смотреть на дорогу. Их разница в росте неожиданно превратилась в проблему: Мукуро вынужденно изгибался, чтобы одновременно и удерживать голову в нужном положении, и как можно крепче прижиматься животом к спине Кёи.       Виском Мукуро то и дело бился о его шлем.       Где-то за пределами физического дискомфорта Мукуро всё-таки получал удовольствие. Ему всегда больше нравилось смотреть на дома из панорамного окна на последнем этаже небоскрёба, чем из игрушечной кабинки колеса обозрения; езда на мотоцикле напоминала аналогичный подъём на уровень выше для закрученных американских горок. Та же скорость, тот же шум, та же центробежная сила — больше смысла, больше реальности, больше свободы.       Этим, наверное, просто нужно было заниматься в одиночку — не теснясь вдвоём на сидении. Мукуро для этого слишком не любил садиться за руль — но теперь он лучше понимал, в чём находил удовольствие Кёя.       А потом он почувствовал, что его затошнило.       Разговаривать на такой скорости было бессмысленно — Мукуро бы не перекричал шум, даже если бы чудом вдохнул достаточно воздуха.       Несколько раз он стукнул ладонью по куртке Кёи — это не возымело эффекта, и тогда ему пришлось ударить сильнее. Отрывать ради этого руку от торса было и сложно, и страшно.       Проявив чудеса понимания, Кёя сбавил обороты — хотя окончательно останавливаться, вопреки ожиданиям Мукуро, не стал. Когда тошнота отступила, Мукуро подумал, что это было разумно: если бы в этом осталась необходимость, он бы легко привлёк внимание Кёи ещё раз — теперь уже без затруднений.       Через какое-то время Мукуро снова почувствовал ускорение — мотоцикл, оказывается, хорошо объяснял основы физики. Они ехали быстро всю дорогу, и если бы Мукуро хватило безумия переключиться на медиума, когда Кёя разгонялся, он бы смог разве что угадать, на каком участке пути скорость была выше, — но само её изменение ощущалось отчётливо.       Больше Мукуро не тошнило, поэтому возражать он не стал.       Если в начале Мукуро казалось, что привыкнуть к такой езде было невозможно, то ближе к концу дороги он не только относительно расслабился, но и, почувствовав себя экспертом, задумался о том, что шлем — пассажиру — всё-таки был не нужен.       Для чистоты эксперимента стоило как-нибудь повторить опыт уже с ним. Кажется, Мукуро готов был согласиться на ещё одну поездку даже без серьёзной причины. Не сейчас, только после длительного отдыха, но — вполне возможно.       Если, конечно, устроить её захотел бы и Кёя.       — Тебя отвезти в Кокуё-ленд? — спросил Кёя, остановив мотоцикл около своего дома.       — Не надо, — отмахнулся Мукуро, разомкнув кольцо рук вокруг его рёбер. — Доберусь сам, попозже.       — Как знаешь.       Он не сослался на дела — кажется, они могли уделить друг другу какое-то время.       Мышцы местами занемели, и Мукуро пришлось приложить усилия, чтобы перешагнуть через сидение и встать на землю. Та мелко подрагивала и качалась. Между бёдрами Мукуро как будто до сих пор ощущал изогнутое сидение.       Он остановился в паре шагов от мотоцикла. Немного хотелось сесть обратно — но не так же, как раньше, а словно на высокий стул: свесив ноги с одной стороны.       Кёя раскрыл кофр. И сам рюкзак, и его содержимое действительно в него поместилось — правда, по отдельности: у набитого рюкзака для этого не подходила форма. Кёя, любезно вытащивший из него часть вещей перед поездкой, теперь складывал их обратно.       Мукуро всё-таки сел на туго обтянутое сидение и предложил:       — У тебя есть настроение для ролевых игр?       Он закинул ногу на ногу и расслабленно опёрся ладонью на какую-то широкую, гладкую и не горячую часть мотоцикла. Ему казалось, он выглядел соблазнительно, но Кёя всё равно на него не смотрел.       — Каких?       — Ты будешь превысившим скорость мотоциклистом, а я — человеком, который их штрафует. Укусы, шлепки, фингеринг и раскаяние.       — Ты хочешь, чтобы я наказал тебя за попытку меня оштрафовать?       — Ты прекрасно понял, что я имел в виду.       — Ты прекрасно понял, что я отказался.       — Тогда, может, без игр?       Кёя наконец-то поднял на него взгляд — и подвесил рюкзак на одну из длинных ручек, заменявших мотоциклу руль.       Уже после оргазма Мукуро расслабленно опёрся лопаткой на… что-то. Кёя не сделал ему замечание, значит всё было нормально.       — Ты к нему привыкаешь, — отметил Кёя, кончиками пальцев тихо постучав по задней части мотоцикла.       Он сидел прямо и за счёт этого — смотрел сверху вниз.       — Это было приятнее, чем на нём ездить, — согласился Мукуро и потянулся, разминая плечи.       Это оказалось ошибкой: то, на что он опирался, пришло в движение, и он потерял равновесие. Кёя дёрнул его за руку, но это только замедлило падение — неудобно прогнувшись, Мукуро ударился ладонью о землю.       Если бы они сегодня не обсуждали аварии, он бы, наверное, разбил кожу до мелких царапин и синяка на пясти — но удар ушёл в барьер из Тумана. Мукуро осмотрел ладонь, когда Кёя подтянул его обратно, и не увидел на ней ни следа.       — Я же говорил, — скучающе и самодовольно заявил Кёя.       Он так и не застегнул ни молнию на брюках, ни нижние пуговицы на рубашке.       — Как-нибудь повторим? — предложил Мукуро.       На губах Кёи, пока ещё ярких от недавних поцелуев, появилась лёгкая улыбка.       — Почему бы и нет.       Мукуро подался в его сторону и снова прижался губами к губам; Кёя не глядя опёрся прямыми руками на какую-то часть мотоцикла за спиной и приоткрыл рот. Мукуро поставил свою ладонь рядом с его и почувствовал под металлом тепло ещё не остывшего двигателя.       Кёя, конечно, был горячее.