сборник haikyuu/tokyo revengers

      Переполненный клуб братьев Хайтани кипит ночной жизнью. Разогретые тела двигаются под ритм популярной английской песни, раскачивая танцпол своими энергичные движениями. А жадные взгляды взрослых мужчин, проходятся по каждой из них, едва сдерживая возбуждение, пока кто-то толкает наркотики в жалких попытках скрыть это. Хайтани не терпят нарушения правил. А употребление незаконных веществ в их клубе строго запрещено. Одного всё же связывают, и пока тот кричит от возмущения, выводят наружу и швыряют словно какую-то игрушку. Выбрасывают без всяких колебаний, предварительно нашептав пару слов на ухо.       Больше не сунется сюда — мелькает мысль в голове, а рука тянется к неприлично дорогому вину, подносит к ярко накрашенным губам и блаженно опустошает бокал.       Ироничная усмешка красит невинное девичье лицо, выражает все её грязные мысли и насмешку. Каждый второй здесь — наркоторговец в лучшем случае, притаившийся убийца, выслеживающий свою жертву в худшем. Не умеешь скрываться — выметайся, Хайтани, проблемы не нужны.       Следующий напиток кажется крепче и дороже, разливается по всему телу, опьяняет мысли и кружит голову. Принуждает забыться, упустить свою жертву из вида, но спокойно сделать очередной глоток. Не заботит какой это по счёту бокал, не заботит важность задания, которое ей поручили. Алкоголь действует удивительно быстро; она даже не успевает полностью расслабиться, как чувствует вонючий запах спирта и обмякшие конечности.       Будет тяжело.       Тяжело направиться к нему, не шатаясь всем телом. Тяжело сесть ему на уши и контролировать свою речь, пропитанную наглой ложью. Тяжело выдавить из себя искреннюю улыбку, словно она действительно видит в его самодовольной морде нечто удивительное для себя. Тяжело завести его в одну из приватных комнат и терпеть грязные прикосновение отвратительно липких рук на каждом открытом участке своей кожи. Но совсем не тяжело достать прекрасный нож, сверкнувший в свете луны, единственным источником света в темной комнате, и всадить его в глотку отвратительного ублюдка предателя.       Этому телу было предназначено умереть, и она не имеет к этому отношения. В тот миг, когда осмелился пойти на предательство, наивно полагая, что никто не узнает, своими же руками передав лишнюю информацию их врагам. Когда после этого вернулся к Майки, словно ничего не произошло и осмелился посмотреть ему в глаза. Посмотреть в глаза жутко улыбающегося Харучиё, целой стеной стоящего за Сано и в полной готовности уничтожить его на месте, стереть в порошок. Она сделала лишь то, что неизбежно должно было случился. Стала его конечной станцией, к которой он так стремительно приблизился. Бонтен не терпит предателей.       Чужая кровь окрашивает её пальцы, а тело замертво валиться на кровать. На его лице застыл немой ужас, но глаза больше не выражают никаких эмоций. Жизнь оборвалась из-за его собственной глупости и она наивно полагает, что не имеет к этому никакого отношения. Словно это не она собственноручно убила его, а лишь оказалась втянута в очередное мясо. Оттирает остатки его крови с острия об его белоснежную рубашку, моментально окрасившейся в алый.       Работа выполнена.       Она снова справляется, и на полных порах готова покинуть столь отвратительную комнату для грязного уединения, но руки снова тянутся к телу. К пустым карманам темных брюк, испачканной рубашки и дорогого пиджака. Догадка подтверждается лишь когда её руки стягивают с него брюки, тянуться к паху и наконец находят нужный предмет.       И как он собирался развлекаться со мной — с этим в белье?       Плевать. Сейчас она думает лишь об очередном бокале с крепким напитком, способным заглушить её скуку и окрасить этот вечер яркими красками. Единственное развлечение, способ расслабиться, ничего другого она себе не позволит. Ни наркотики, что так часто сопровождали её в этом прогнившем мире, ни никотин, от которого уже воротит. Каждый второй с проклятой сигаретой во рту, приелось. Приходиться глубоко душить в себе желание и направиться к выходу.       Дверь открывается с характерным, но приглушенным громкой музыкой на первом этаже, скрипом. Народ продолжает веселье, вовсе не подозревая о трупе на втором этаже. Хотелось бы ей взглянуть на выражение лица того, кто обнаружит тело. Смех так и лезет наружу от представленной картины перед глазами, но она лишь молча направляется к одной единственной двери на третьем этаже.       — Быстро ты справилась, Мариа. Совсем не меняешься даже спустя столько лет.       Его голос совсем не меняется, столь знакомые нотки иронии, насмешки и пренебрежения не являются для неё чем-то новым. Старший Хайтани, имеющий наглость смотреть на неё вот так надменно и сидеть на своём кресле пока она стоит, невероятно раздражает. До хруста костей, до желания воткнуть спрятанное лезвие в это наглое лицо. Она злиться, беситься и хочет поскорее убраться отсюда, но единственное что она сделает — выдавит из себя невинную улыбку и продолжит играть роль.       — Не могу же я оплошать, когда сам Бонтен нуждается во мне. — врёт она нагло, умело и бессовестно. Бонтен не имеет для неё значения, ей плевать на всё кроме условий, которые они могут ей предоставить.       — Предатели всегда будут красить наши ряды, но пока есть такие, как ты — прекрасные убийцы, нам не о чём переживать. Жизнь действительно приводит нас к тебе — нотки наигранного сочувствия звучат в его отвратительном голосе, но фиолетовые глаза сразу выдают его истинные эмоции.             Животное.       — Но я не убийца, господин Ран — она не смеет опускать уголки губ, скрывая сжатые руки в кармане своей шикарной чёрной накидки. Смотрит прямо, скользит по его глазам, излучающим немую угрозу — Вы, кажется, забываете кто стоит перед вами.       — Забываю, кто стоит передо мной? — медленно поднимается со своего насиженного места и приближается к ней, словно зверь. Она знает, чувствует его жалкие попытки запугать её, словно беспомощную жертву. — Я прекрасно помню, что передо мной стоит очень опытный шпион. Интересно, чем тебя снабжает Коконой, раз ты до сих пор не числишься в рядах предателей, м?       Голос теряет былую вежливость, приобретая грубые нотки, разбирается словарно стекло, которое крепко вонзиться в её мягкую кожу и оставит за собой множество ран. Хлынет кровь, которую он так жаждет увидеть на её теле.       — Вы раните меня своими словами, господин Ран. Разве могу я пойти против главы самого Бонтена? — его глаза внимательно взирают на неё, приближаясь вплотную. На лице больше нет и намёка на прежнюю улыбку. Между ними жалкие несколько сантиметров, и она уже могла бы проткнуть ему сердце даже глазом не моргнув.       Не можешь, беспощадно шепчет внутренний голос, будто мало ей Хайтани, стоящий над душой. Он смотрит долго, внимательно, будто ждёт когда она облажается и он наконец сможет спокойно пристрелить её за предательство, за наглость да за что угодно. Но вместо этого она лишь продолжает давить улыбку и строить невинное лицо. Словно действительно не понимает о чём он говорит.       — Я прекрасно помню, как ты бессовестно предала «Поднебесье» в своё время — с явным упрёком в глазах, хмыкает Ран. Его голос кажется слишком грубым, а глаза излучает ярость, скрытой в лукавой улыбке.       — Надо же, ты до сих пор обижен на меня?       — Не могу забыть столь громкий уход.       И Ран не лжёт. Он действительно никогда не забывал, как она покинула их. Нашла рыбу покрупнее и плюнула на верность, не сдержала обещание.       И пусть, кому она нужна была?       Нужна была. Он нуждался в ней. Наивно полагал, что его чувства значат для неё больше, чем какой-то мешок денег. Ошибся, прогадал. А теперь, смотря в её наглые глаза, руки чешутся стереть эту улыбку в порошок. Задушить, а после спокойно вернуться к делам, попросив вынести труп с его кабинета. Однако руки предательски тянутся к её лицу, проводят по её покрасневшим щекам и приближают к себе. Ощущать её спокойное дыхание на своём лице, подобно выстрелу в самое сердце.       — Клянусь, я с огромным удовольствием убил бы тебя. Своим любимым оружием, проделал бы несколько прекрасных отверстий на твоём теле — тихо шепчет он в самые губы, грубо сжимая её лицо в своих руках.       — Так убей же, чего ты ждёшь — смело шепчет в ответ, глядя прямо в некогда родные глаза.        Его губы схватили ее с такой силой, будто требуя отплаты и извинений одновременно. По прежнему сухие и обветренные, впиваются требовательно, без возможности дать отпор. Руки, прежде сжимающие её щёки, опускаются вниз, вдоль спины и силой прижимают к себе. Пусть Мариа спустит всё на выпитый алкоголь, но руки тянутся к его плечам, а губы с той же страстью отвечают на поцелуй. Словно столкновение не поддающихся контролю сил, но объединяющихся в безумном порыве страсти. Она чувствует каждый его вздох, как он сливается с её собственным. Чувствует его язык, который переплетается с её собственным.       Шаги за дверью становятся красным звоночком, принуждая Марию быстро отстранится с тяжелым вздохом. Ран оставляет последний короткий поцелуй, сопровождающийся громким чмоком. Это был один из тех порывов, который не забудет ни один из них.