Папенькин сынок

      В наполненной солнцем приемной, отделанной серым деревом и белым мрамором появился молодой мужчина, сразу начав с обворожительной улыбки, которая заставила сидящую за столом девушку прикрыть глаза рукой, а потом улыбнуться в ответ.       — Госпожа Ани, вы прекрасны как это замечательное солнечное утро.       Девушка явно засмущалась, а затем неожиданно на ее чуть порозовевшем от удовольствия полученного комплимента лице появилась тревога и беспокойство, заставившее ее посмотреть в сторону массивной двустворчатой двери, которая вела в кабинет ее непосредственного начальника.       — Что такое? — Мужчина изобразил удивление, чуть сильнее прижав к себе папку, как будто от услышанного мог ее выронить.       — Босс в отвратительном настроении. И говоря отвратительном… — Девушка придвинулась к столу, потянувшись к нагнувшемуся к ней мужчине. — Я имею ввиду дерьмовом.       — Прямо дерьмовом? — Теперь мужчина был сосредоточен и выглядел вполне заинтригованным.       — Да, господин Чон. — Ани кивнула. — Дорожные пробки, кофе, ступеньки, дверь, которая, оказывается, открывается в другую сторону и запирается на ключ — всё не так. Он чуть не разбил вазу.       — Агрессия? — Господин Чон с подозрением прищурился, одной рукой опираясь на стол помощницы, другую, вместе с папкой, заведя за спину.       — Споткнулся. Агрессия была потом. И… — Она вдохнула и не выдохнула. — Вам стоило предупредить о своем визите.       — Мне? — Мужчина теперь убедительно удивлялся, выпрямившись и забавно ткнув себя в грудь. — С каких это пор мне нужно предупреждать о своем визите, если раньше его нисколько не напрягало прерывать свои гендиректорские совещания ради того, чтобы ответить на мой звонок.       — Как раз потому, что вы не отвечали на его звонки, которых было двадцать три. — Она вздохнула, смотря на господина Чона с очень искренним сочувствием. — Вы совсем ничего не боитесь? Я знаю, вы совершенно незаменимы, но…       — Без но, милая. — Мужчина расправил плечи, и теперь его до этого излучавшее оптимизм и очарование лицо стало острым и жестким, как заточенная и поднесенная к горлу бритва. — Меня так часто пугали, что я просто устал бояться. Знаешь, как говорят? Чему быть — того не миновать, а двум смертям не бывать.       — Не уверена, что в случае с господином Кимом исключение из этого правила не может случиться. — Девушка поднялась, незаметно одернув юбку и поправив туго сидящий жилет. — Пойду доложу?       — Не утруждайся.       Мужчина вновь улыбнулся, сделав повелительный, но не оскорбительный жест, настойчиво предлагая девушке вернуться в свое кресло, и она не стала сопротивляться. Чон Хосок, и об этом знали абсолютно все, кто сталкивался с ним по рабочим вопросам, был не просто управляющим делами Ким Намджуна, как он обычно представлялся — он был его правой рукой, которая у господина Кима была рабочей. Что это значило? Чон Хосока на самом деле можно было заменить, но это обязательно сопровождалось бы фантомными болями как при ампутации (но не в руке, а в заднице), а также полной потерей трудоспособности, до момента, когда Ким Намджун сможет сам вникнуть, или найти того, кто вникнет в то, в чем Чон Хосок чувствовал себя как рыба в воде. Точнее… Он обворожительно дружелюбен, позволял себе громко и много смеяться, обладая чувством юмора и харизмой, которая от этого светила только ярче, слепя его широкой белозубой улыбкой. Однако, стоило только тебе перейти невидимую черту, улыбка превращалась в акулий оскал, с несколькими рядами заточенных как гильотинный нож зубов. Он был не рыбой — акулой бизнеса, и Ким Намджуну повезло однажды, что его сокурсник решился ему помогать, а не конкурировать с ним.       — Говорят, ты сегодня не в духе. — Чон Хосок спокойно и без предупреждения открыл дверь, аккуратно ее закрыв и направившись к столу, за которым, внимательно изучая бумаги, располагался владелец кабинета генерального директора. — Не выспался?       Никакого ответа. Мужчина даже не поднял на вошедшего глаза, вместо этого поменяв руку, которой облокачивался на стол и поддерживал сильно сжатую челюсть. Считалось, что очки мужчине придавали интеллигентности, но в этом случае всё теперь этому мужчине придавало пассивной агрессии, которая под взглядом Хосока сжала свободную от головы руку в кулак.       — Язык проглотил? Или потерял его в чужом рту? В любом случае, соболезную.       Чон Хосок прошел к столу, небрежно бросив перед Намджуном папку, затем скрестив на груди руки.       — Тебе нужно только подписать. Я потратил на это семнадцать часов безотрывного… интеллектуального производства, в надежде тебя порадовать.       — Тебе кажется, что это смешно?       Услышав это, Чон Хосок, картинно поморщившись, стал вглядываться в окно, простирающееся за спиной мужчины, который поднял на него взгляд, угрожающе расправив плечи.       — Разве сегодня обещали грозу? Я слышу раскаты грома. — Мужчина прикрыл глаза, мечтательно улыбнувшись. — Я могу идти? Чтобы ты был спокоен — Гук мне обо всем доложил. В том числе о том, как во имя моей безопасности придушил одного достопочтенного господина по твоему приказу. Он уверил меня, что теперь мне ничего не угрожает, и что моя драгоценная голова еще поболтается на моей длинной шее.       Намджун смотрел на него так, как будто пытался убить, зарядив дробовик и подставив его дуло к лбу Хосока, который спокойно улыбался. Он спокойно выносил этот взгляд, спокойно выносил этот гнев, потому что знал, что ему ничего не угрожало. В отличие от Намджуна.       — Ты не отвечал на мои звонки.       — Я не на танцполе отжигал, господин Ким, а выполнял ту работу, которую ты не можешь доверить никому другому. Это дохуя сложно, если учесть, какой объем информации мне нужно было обработать в одно лицо и два глаза, и ты должен быть счастлив, что мне хватило извилин справиться с этим, не попросив помощи. — Деланное равнодушие в голосе всё-таки срывалось на звон чего-то агрессивного и раздражающего. Раздражающего Хосока. — Я просто не хотел слышать твой голос. Мне хватает его на работе, чтобы я пытался насладиться им дома.       — С каких это пор?       Намджун поднялся, и другой, увидев его выражение лица и то, как медленно он это делал (будто давая фору для того, чтобы сбежать и спрятаться), испугался бы, но Хосок лишь гордо поднял голову, сделав шаг назад.       — Ты можешь меня уволить.       Господин Чон внимательно следил за своим, по сути и документам, начальником, который обошел стол, встав напротив него и нисколько не смутившись тому, как мало расстояния между ними было. И как много было разницы. Намджун был выше, шире, сильнее и массивнее, представляя собой идеального альфу, типичного, фенотип которого до сих пор рисуют в учебниках по естественной биологии. Хосок уступал в росте совсем немного, но при этом был тоньше, легче, походя на типичного, как их рисовали романы, аристократа, красивого и утонченного в своей врожденной благородности. Между ними была большая разница и совсем не было воздуха, который в один момент заменился электрическим напряжением невысказанных претензий. Точнее, высказанных, но не решенных.       — Хоби.       Намджун снял очки, и Хосок закатил глаза, сильнее прижав к груди руки. Он поэтому его и не боялся, потому что знал, что суровый альфа в решающий момент не сможет продолжать на него давить. И устоять в решающий момент тоже не сможет.       — Я волновался за тебя. — Взгляд стал мягче, не теряя в тяжести и убедительности, а низкий голос больше не гремел — пытался уговаривать и неловкой, но все же нежностью донести верный смысл. — Я до сих пор волнуюсь за тебя, и единственное, что меня успокаивает — ты живешь в одной квартире с самым сильным, ловким и беспощадным…       — Кроликом. Да, спасибо, что напомнил. — Хосок теперь смотрел в стену справа от себя, сжимая зубы, отчего его профиль выглядел острее. — Я помню, что слишком ценный кадр — чтобы убедиться в этом, пару раз в неделю хожу в отдел кадров, узнать, не повысили ли мне оклад.       — Я в большей степени переживаю за тебя, как за своего…       — Осторожно, Джуни. Я могу решить, что ты не ценишь меня, как профессионала. — Хосок перевел на Намджуна взгляд, вдруг поняв, что всё-таки не сможет сдержаться. — Скажи, это стоило того? Мы так долго, взявшись за руки, пытались сделать решающий шаг в сторону чего-то… более глубокого; ты так долго пытался справиться с моими сомнениями, чтобы затем… все усилия слизать языком. Это стоило того? Ты на самом деле такой беспомощный, когда дело касается омег?       Намджун прикрыл глаза, вздохнув.       — Мне нечем оправдаться, ты это знаешь.       — Надеюсь, у вас всё-таки случился фееричный секс, после того, как я вышел, — говорят, что достаточно вдохнуть в присутствии омеги, чтобы кончить. Иначе зачем это все?       — Это работа. Он работает на нас, и…       — Гук тоже работает на нас, но с ним ты не сосешься. Или сосешься? Хотя… Он же обычный, как и я. — Хосок опустил глаза, как будто в этот момент совершая над собой усилие. — Эта тема закрыта раз и навсегда.       — Эта тема закроется тогда, когда я решу ее закрыть. — Голос альфа стал холодным и жестким, отдавая металлом. — Один поцелуй. Это был один поцелуй, который случился до того, как я дал тебе какое-либо обещание, поэтому…       — Спрос растет, а значит, нам нужно увеличить предложение. — Хосок сделал шаг в сторону, коснувшись папки, к которой Намджун даже не притронулся, теперь следя за ним лишь взглядом. — Я могу поговорить с ним напрямую, но если для решения рабочих вопросов с ним надо сосаться… мне нужно морально подготовиться, потому что я не целуюсь без любви, но для тебя, кажется, это ничего не значит.       Неожиданный удар, который застал сильного и смелого альфу врасплох, агрессивно болезненно подтянув за волосы к воспоминанию об одном вечере. Об одном поцелуе, который не шел ни в какое сравнение с тем, что случился после одного неосторожного вдоха. Это был удар поддых, а теперь нокаут.       — Мы ничего не решили.       Но зачем быть альфой, если ты не можешь после нокаута подняться?..       — Скажи это ему. — Хосок развернулся к двери. — Я сегодня после обеда отправлюсь в клуб — вечером у нас концерт, и я хочу лично убедиться в том, что всё пойдет как по маслу, а не по пизде. Звони, пиши, не пропадай.       И Чон Хосок покинул кабинет, не оставив после себя ничего, кроме сожаления. У него не могло быть конкурентов только в том, что касалось бизнеса. В делах сексуальных... Он уступал с разгромным счетом и по всем фронтам. Уступил, и не собирался пересматривать результаты этой неравной схватки с естественной природой.

* * *

      Господин Чой сидел в просторном обеденном зале, рассеянным взглядом ловя скользящие из-за стекол и зеркал по стенам солнечные зайчики, которые преломлялись на стенках хрустальных фужеров. Всё прошло гладко. Он честно заявил в полицию, сделал опись того, что у него было украдено, и по лицам полицейских, на которых ленивое сочувствие было сдобрено значительной долей сомнений, генеральный директор сразу смог понять, что расследовать это дело вряд ли кто-то станет. Но если (а это скорее всего было неизбежно) вскроется история с похищением и начнется расследование, сразу проверят все банковские счета подозреваемых. Угрозы и условия освобождения сразу натолкнут на мысли о конкуренции в городской совет, и какими бы хорошими друзьями они с Кимом ни были, он в любом случае будет под подозрением, даже если формальным. Его проверят. Найдут снятую со счетов сумму, а затем, выслушав оправдание господина Чоя, незакрытый и оформленный заранее депозит на покупку дорогой иномарки, который закрыть не удалось, потому что он был ограблен, о чем честно заявил. Даже если к этому можно было подкопаться, доказать что либо будет практически невозможно. Только если они не поймают исполнителей, которые укажут на своего нанимателя пальцем. Но быть пойманными вряд ли входило в планы похитителей. И всё равно внутри господина Чоя было неспокойно.       Стало понятно, почему, когда в дверном проеме он увидел две знакомые фигуры, одна из которых, постарше, любезно пригласила его на обед. Они были с сыном похожи — одинаковая конституция, а именно широченные на фоне узкой талии плечи, пухлые губы и абсолютно идентичная линия подбородка. Разумеется, несмотря на всю схожесть, отец все же проигрывал сыну в привлекательности, успев перешагнуть пятый десяток. Их родство было заметно издалека. Наверное, в этом случае можно было сказать, что увядающая красота старшего лишь подчеркивала буйно цветущее очарование младшего, которому едва успело исполниться двадцать три года. Самый рассвет жизни, который Ким Сокджин встречал в расцвете своей нежной мужественности.       Чой Хе придерживался вполне традиционных взглядов на любовь, успев провести время в двух почти счастливых браках с почти не имеющими недостатков женщинами, однако даже он не мог не отметить особую притягательность, которой обладал Ким Сокджин. Разумеется, он был красив, идеально сложен и всё остальное, что в принципе нельзя было считать чем-то на самом деле отличительным. Красота — вещь субъективная, если не натянута на стандарты, но у Ким Сокджина был козырь. Он стыдливо краснел, капризно дул губы или виновато опускал глаза, и делал это очень естественно, что казалось очаровательным на фоне на самом деле... чувственной мимики. Вся его красота была чувственной, вызывающей обязательный и всегда волнующий эмоциональный отклик, и именно она делала всё остальное в его облике таким же. Он был мил и очарователен, исключительно вежлив и воспитан, и всё это… превращало чувственность и нежность? Эпитеты слишком неподходящие для мужчины, а мужественность младшего Ким также не могла поддаваться сомнению, но они были слишком убедительны в своем стремление навязать о Ким Сокджине определенное впечатление. Сильное.       Светло-розовый двубортный пиджак, простые, того же розового оттенка классические брюки и белая рубашка, застегнутая на все пуговицы. Темные волосы, мягко обрамляющие красивое лицо на маленькой голове, подчеркивая тепло карих глаз. В данный момент он что-то оживленно рассказывал своему отцу, потянувшись к его уху и прикрывая рот тонкой изящной ладонью с длинными, чуть скрученными в суставах пальцами. Отец придерживал его за плечи и в принципе являл собой образец сосредоточенности. Он на самом деле ловил каждое его слово. Как будто… Как будто после долгожданного воссоединения смог сделать нужные выводы, которые смогли бы удовлетворить память его покойной супруги, так долго державшей на него обиду.       — Выглядишь как жених, Хе.       Старший Ким отодвинул для сына стул, отказавшись от помощи суетящегося вокруг стола официанта, а затем сел рядом, и Джин тут же придвинулся к нему, немного, но всё же это было заметное движение.       — В полиции сказали, до твоей свадьбы заживет, друг. — Хе снисходительно улыбнулся, заметив на себе отразившееся в темно сосредоточенном взгляде Джина беспокойство. — Со мной всё в порядке. Только легкое сотрясение. Даже шрамов не останется, хотя я честно надеялся себя украсить.       — Ужасно боюсь боли. — Джин поежился, а затем виновато улыбнулся. — Мне кажется, если бы я попал в такую ситуацию, я бы отдал им всё на свете, лишь бы они меня не били. Выдал бы все секреты и тайны, которые знал. — Он повернулся к отцу. — Имей ввиду, пап. Я ненадежный компаньон в мире жестокого и не брезгующего рекетом бизнеса.       — Можешь быть уверен — любому, кто даже просто задумает сделать тебе больно, я сделаю намного больнее. Намного… — Старший Ким сделал выразительную паузу, положив руку на спинку стула, на котором сидел Джин, при это пристально вглядываясь в его глаза. — Тебе лучше не представлять, насколько.       Чой Хе пытался скрыть напряжение, которое сковало его слишком принужденно расправившиеся плечи, пока Джин лишь широко улыбался, вновь потянувшись к уху своего отца, говоря ему что-то шепотом и по секрету. И сраженный невеселыми и не особо обнадеживающими его размышлениями господин Чой не заметил, как старший Ким взял своего сына за руку, крепко ее сжав. Как будто пытаясь сдержать что-то, что задумчивому генеральному директору было совершенно незаметно.       Джин боялся боли — разумеется, он знал об этом. Мальчик имел незаурядный интеллект, тонкую душевную и хрупкую скелетную организацию, которая заставляла его регулярно заниматься спортом и посещать мануального терапевта, а также… Слишком замечательный характер, чтобы подвергать его даже несмертельным и безболезненным испытаниям. Джин был проницателен, умея читать настроение людей по их лицам, приветлив и при этом в стремлении произвести приятное впечатление совершенно ненавязчив. Если он будет молчать, его присутствие вполне можно не заметить, настолько он умел органично вливаться в общую обстановку. Наверное, своим сверстникам он бы мог показаться скучным, предпочитающий уединение или компанию старших, но вот для старших… Каждый из коллег его отца или просто друзей был им абсолютно очарован, постоянно указывая на то, что иметь такого сына — и честь, и удовольствие. Господин Чой тоже бы не отказался, однако он был другом семьи и поэтому… Наверное, Джин был ему как сын, и организовать похищение собственного как сына… Мужчина двумя руками схватился за запотевший высокий стакан с холодным капучино.       Обижать Джина — всё равно, что обижать ребенка, и это не о беспомощности или наивности, которую в его возрасте можно ставить в упрек. Наверняка, в решающий момент мальчик мог постоять за себя, да и те темы, на которые он рассуждал… Но он, казалось, абсолютно не был приспособлен к жизни, так как все его жизненные впечатления были ограничены отчим домом и обществом слишком сильно опекающей его матери, в котором он рос до ее смерти, полностью лишенный отца. Чой Хе был давно знаком с Кимом старшим, около десяти лет, если не больше, и когда восемь лет назад у него вдруг объявился сын… Это было неожиданностью, но господин Чой заслужил узнать страшный секрет своего друга. Он, оказывается, был в серьезных, пусть и не скрепленных законом отношениях, не смог пережить измену любимой женщины и прекратил их любовную связь, за что женщина запретила ему как либо общаться с сыном, которого он всей душой успел полюбить. Хе знал, что его друг отличался скрытным характером, поэтому не стал размышлять о том, почему ему не довелось узнать об этом раньше. Тем более… Лучшим доказательством правдивости этой истории были отношения отца и сына, которые невозможно было сыграть, как невозможно взглядом изобразить всю переполняющую тебя теплоту, которой в старшем Киме было слишком много.       — О чем ты задумался? — Джин смотрел на мужчину с заговорщицкой улыбкой, пока Чой Хе попытался улыбнуться в ответ.       — О том, что нам с твоим отцом повезло, что ты предпочитаешь общество брюзжащих стариков. И пусть это высшее общество, разумеется, в нем ты вряд ли сможешь найти себе пару. — Господин генеральный директор обычно обладал достаточным тактом, чтобы не заводить подобные разговоры, но теперь ему нужно было как-то отвлечь не только себя, но и своих собеседников.       Старшего Ким, кажется, эта тема не воодушевила, пока Джин, вежливо улыбаясь Хе, попытался немного отодвинуться от своего отца, который не смог ухватиться за выскользнувшее прямо у него из-под пальцем колено. Господин Чой внимательно следил за ним и мог совершенно точно сказать, что старшего Кима что-то очень беспокоило. Возможно, затронутая тема была болезненной? Болезненной для Джина, которого отец теперь просто пытался уберечь от травмирующих воспоминаний.       — Прости, это не мое дело. — Генеральный директор банка поднял две руки, затем кивком поблагодарив официанта, выставившего на стол первые закуски.       — На самом деле, я предпочитаю разное общество. Правда, не во всем обществе чувствую себя комфортно. — Джин ухмыльнулся. — Временами, с брюзжащими стариками я чувствую себя свободнее, чем с кем-то, кто примерно моего возраста. Они все такие… Громкие и проблемные, что я слишком быстро устаю, даже если успеваю найти новую компанию приятной.       — Ого! — Господин Чой изобразил очень искреннее удивление, которое заставило Джина засмущаться и, улыбаясь, опустить глаза. — А я то думал, как такой красивый и со всех сторон приятный молодой человек может тратить время… — Мужчина прищурился. — Что значит проблемные? Неужели, плохая компания?       — Их постоянно занимает что-то несущественное. Не в плане каких-то переживаний, которым мы все подвержены… Проблема, как веселее провести вечер, выпить больше и на утро не превратиться в переваренный пельмень; добраться до дома так, чтобы не переплатить таксисту и по дороге не остановиться в каком-нибудь еще злачном месте, и вот тут опять будет проблема — где достать денег на пару лишних шотов так, чтобы завтра хватило на автобус… — Джин закатил глаза, и при этом, по его рассуждениям было понятно, что он успел достаточно во всем этом повариться, чтобы теперь выдать эмоциональную рефлексию. — Постоянно меняются планы, и это тоже проблема, потому что нужно постоянно подстраиваться под свое настроение, забывая о кошельке. И пусть проблему с кошельком в клубе я решить могу, оплатив счет, то всё остальное утомляет. Единственная их проблема — переизбыток свободной энергии и не умение остановиться и насладиться моментом.       — То есть, ты ходишь в клубы? — Теперь пришла очередь старшего Кима удивляться, но он делал это, в отличие от друга, с легким налетом агрессии. — И танцуешь? Серьезно?       — Случается. — Джин смотрел ему прямо в глаза, при этом мягко улыбаясь. — Ты будешь намного сильнее выделяться в клубе, если не будешь танцевать — лучше слиться с толпой на танцполе. Вообще, можно просто стоять и чуть покачиваться. — Джин повел плечами как будто в такт какой-то мелодии. — Всё равно будешь принят за своего, а я не очень люблю привлекать внимание.       — Знаешь, Джинни, не сочти это за комплимент, но ты не можешь не привлекать внимание. — Господин Чой ухмыльнулся, посмотрев на старшего Кима. — Спасибо папе.       — Да. — Джин посмотрел на отца с неожиданно безотчетной нежностью. — Наверное, так плохо думать и говорить, но иногда я благодарю судьбу за то, что мне довелось встретиться с родным отцом. Я любил маму, но… теперь у меня есть папа. Который уже сделал для меня столько, что смог обеспечить себе не только стакан воды в старости, но и трехразовое питание с двумя обязательными посещениями туалетной комнаты. — Джин рассуждал пространно, смотря на господина Чоя, затем переведя задумчивый взгляд на отца. — Как я могу отблагодарить тебя за то, что ты помог мне исполнить все мои мечты? Я получил степень, но не могу получить ответ на этот вопрос, какой бы эксперимент не задумывал провести. Ты знаешь?       — Оставаться счастливым. Для родителя нет большей награды, чем быть любимым своим счастливым ребенком. — На губах старшего Кима как в зеркале отразилась улыбка Джина.       Кажется, Чой Хе сделал правильную ставку. Оставалось надеяться, что она сыграет как надо, и Джину не придется сильно пострадать. Как не придется пострадать его чуткому отцу, но в этом случае, всё будет в его руках. Всё, кроме возможности в ближайшие пять лет принимать участие в финансовой и политической жизни столицы.

* * *

      Джин скучал, но возвращаться домой раньше обычного не хотелось. Дома был только отец, который уже начистил зубы, готовясь завтра блеснуть белозубой улыбкой перед журналистами, объявив о том, что он, и дядя Хе, официально становится кандидатом и однажды обязательно всех удивит своей предвыборной компанией. Ладно, не только, но в любом случае, возвращаться домой раньше обычного не хотелось.       — Ты один здесь?       Джин медленно повернул голову, крепко держась за свой стакан, который никогда не упускал из виду. Сначала тебе подсыпят веселящего порошка, потом доведут до состояния нестояния сладким и абсолютно бесплатным алкоголем, а потом, разумеется, чисто из альструистических соображений, под руки выведут из клуба, предложив где-нибудь передохнуть. Например, в каком-нибудь уютном мотеле, где тебя угостят горячим супом и помогут прийти в чувство. Где тебя разденут и трахнут, а ты на утро будешь гадать, что такого с тобой успело приключиться, что ты лежишь под одеялом, без трусов, зато с головной болью. И ни черта не помнишь. На самом деле, Джин боялся такого, и поэтому не только редко в подобных заведениях пил алкоголь, но и тщательно следил за своим стаканом, от незнакомцев принимая лишь напитки в бутылках, закрытых.       Оказавшийся рядом молодой человек явно находился в легком подпитии, но при этом улыбался без какого-либо сального налета.       — Ищешь партнера или партнершу?       Смотрел заискивающе, при этом в его глазах горел огонь будущей победы, потому что он явно был уверен в своей неотразимости. На самом деле вполне себе симпатичный, и Джин улыбнулся уже охотнее, подперев голову и игриво улыбаясь.       — Приключения на свою задницу.       — Могу обеспечить тебе их. Бережно и незабываемо.       Вкрадчивый и шелестящий мурашками на коже шепот раздался у самого уха, и Джин прикрыл глаза. До этого момента была забавно, но теперь принимало серьезный оборот.       — Тогда мне придется оставить тебе подарок на память об этой встрече. — Он отодвинулся от молодого человека, при этом развернувшись к нему. — Перцовый спрей или гонорея. Что ты выберешь?       Услышав это, незнакомец явно впал в ступор, пытаясь теперь сообразить, верить этому или громко смеяться озвученной шутке, чтобы этот красавчик не соскочил.       — Гонорея — это весьма оригинально. Чаще можно услышать про СПИД или гепатит. — Он, наконец, ухмыльнулся, пока Джин закатил глаза, при этом обворожительно улыбаясь. Он потянулся к молодому человеку, как будто готовый рассказать страшный секрет. Или поцеловать.       — Мой член похож на налившийся и сочащийся гноем гриб, настолько у него распухла головка. Постоянно хочется ссать, и всё чешется, но я держусь из последних сил, пытаясь себя здесь представить здоровым — здесь я это и подцепил, вот с таким же заботливым и незабываемым. — Джин ухмыльнулся, быстро опрокинув то, что осталось в стакане. — Я бы мог пошутить про что-то смертельное, но поверь мне, постоянный зуд и зеленые от гноя трусы звучит страшнее, и, что главное, правдоподобнее. Точнее, достовернее. Я могу показать, кстати, если ты не из робкого десятка.       И молодой человек отошел так же эффектно и внезапно, как и подошел, пока Джин позволил себе ухмыльнуться и подняться, оставив бармену купюры и улыбку. Всё равно он не успел встретить здесь кого-то, кого рад был бы видеть. Или хотел. Или нетерпеливо жаждал, но нет. Оставалось вызвать такси, и ради этого Джин полез в карман брюк, отбросив полу пиджака. Казалось бы, здесь в рубашке и пиджаке он мог вспотеть, сраженный жаром переполненного танцующими зала, но нет — он бы с радостью накинул еще поверх куртку. И на этой мысли голову резко повело, закружив всё перед глазами.       — Вам помочь, господин Ким?       Джин прикрыл глаза, сделав глубокий вдох, почувствовав на своем локте пальцы. Это был один из тех мужчин, что обеспечивал безопасность, и бэйджик на его груди вселял то самое чувство безопасности. И, разумеется, его здесь все знали.       — Мне нужно вызвать такси на мой домашний адрес. — Он виновато улыбался, пока молодой мужчина смотрел на него с искренним сочувствием.       Вообще, он больше был похож на одного из гостей, особенно с этими светлыми, зачесанными гелем от лица волосами, которые открывали вид на слишком привлекательное лицо. Наверное, в заведения такого уровня даже на роль охранника проводили кастинг, поэтому… Джин не заметил, как его мягко стали подталкивать к выходу, решив, что мог абсолютно довериться кому-то с бэйджем на груди. Ему на самом деле было не по себе, но это не было похоже на наркотическое опьянение. Возможно, он перебрал с виски.       — Желаете подождать на улице? Принести вам что-нибудь прохладительное?       Они оказались на улице, и Джин вдохнул полной грудью, впуская в себя уже почти ночную свежесть успевшего подостыть уже почти летнего воздуха.       — Нет. Спасибо.       Услышав это, охранник стал набирать что-то на экране телефона, пока Джин позволил себе облокотиться на стену, запахнувшись в пиджак. Он подмерзал, но после духоты клуба, это ощущалось как нечто… Живительное. Мерз, но знал, что это во благо.       — Всё готово, господин Ким. Время ожидания… — Молодой мужчина посмотрел на экран смартфона. — Десять минут.       — А вам не нужно вернуться к работе? — Джин смотрел прямо перед собой, пытаясь понять, становилось ли ему лучше, и уже думая о том, что примет, когда вернется домой. Ему нужно будет пройтись, хотя бы пару десятков метров.       — Господин Ким лично попросил позаботиться о вас.       Сказав это, мужчина стал как будто пристальнее вглядываться в лицо Джина, который, услышав это, лишь ухмыльнулся, затем резко и уныло уронив голову.       — Разумеется.       Оставшееся время они стояли молча, и охранник следил за тем, чтобы входящие и выходящие из клуба никак не мешали Джину дожидаться такси, которое подъехало, немного задержавшись. Охранник тут же открыл перед ним дверцу, следя за тем, чтобы он смог без приключений забраться на заднее сидение.       — Всего хорошего, господин Ким.       С мягким и аккуратным щелчком дверца закрылась, и Джин, успев улыбнуться на прощание своему нежданному рыцарю, откинулся на мягкую спинку, затем оценив дорогой кожаный салон, в котором пахло ванилью и деньгами.       Ким Тэхен смог без труда войти в самый фешенебельный клуб столицы, просто расстегнув рубашку на несколько лишних пуговиц и обворожительно улыбнувшись. Он успел собрать кучу восхищенных взглядов и потенциальных спутников для его одинокого вечера, о чем он, извиняясь и низким почти шепотом уведомлял соискателей на свое сердце. После того, как он вошел в клуб, найти Ким Сокджина не составило труда, потому что он сидел рядом с баром и явно не находился в компании, что было подарком. Людей было на самом деле много, поэтому когда Тэхен достал из кармана галстук, до этого успев застегнуть все пуговицы и нацепить на лацкан пиджака бэйдж (который легко смог срисовать накануне и повторить на принтере), никто не обратил внимание. Особенно Ким Сокджин, который явно отвадил от себя какого-то красивого господина. Задушнил? Он производил впечатление человека, который не ходит на свидания, прежде не получив клятву в вечной любви. Или у Тэхена создалось о нем такое впечатление, после того, как они успели получить еще немного информации от Чоя, по надежным и открытым по особому случаю интернет-каналам, которые, как тоннели к сокровищам, они подорвут и завалят сразу после окончания дела. Чтобы следов не осталось.       — Вам помочь, господин Ким?       Как по нотам, и теперь, главное, не привлечь внимание настоящей охраны, которая была рассосредоточена по залу и почти сливалась с весело танцующими и радостно выпивающими. Тэхен не особо выделялся на этом фоне, особенно со своей модельной прической, поэтому не слишком волновался, направляя Ким Сокджина к выходу. Сейчас он вызовет для него такси, которое на самом деле не такси вовсе и которое затем придется оставить рядом с его домом. Или же вернуть владельцу, если всё пройдет гладко, и они смогут быстро обернуться.       — Господин Ким лично просил позаботиться о вас.       Это был блеф и самая распространенная фамилия, и Тэхен теперь с сомнением смотрел на Джина, который, кажется, знал какого-то господина Кима, который мог о нем позаботиться. Наверное, отца. Можно было выдохнуть с облегчением.       — Скажите, а можно высадить меня… не около дома, а чуть подальше? Я хочу прогуляться. Немного перебрал. — Джин виновато улыбался, смотря в зеркало заднего вида, ожидая, что сможет посмотреть в глаза явно осуждающего его теперь водителя.       — Разумеется, господин Ким. Любой ваш каприз.       Джин невольно засмотрелся, заметив, каким необычным у водителя был разрез глаз, которые смотрели на него прямо и… Это было всего лишь мгновение, но Джину показалось, что кто-то ударил его в грудь, заставив сердце заколотиться. И он тут же ощутил приступ тошноты, который убил весь романтический настрой. Но Джин все же попытался еще раз поймать на себе взгляд водителя, поймать его глаза, которые больше не отвлекались от дороги. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.       Юнги, стараясь быть незаметным, быстро набрал сообщение на телефоне, дав указание Чимину сменить место ожидания. Тэхен отыграл, Юнги скоро отыграет, и дело останется за малым, в прямом и переносном смысле. Возможно, им даже удастся вернуть эту тачку до того, как ее хватятся, при том, что она до этого несколько дней стояла бесхозная на бесплатной стоянке рядом с аэропортом. Кто-то решил сэкономить и невольно стал соучастником преступления, которое было отыграно как по нотам.       Но обычно, чем идеальнее тебе кажется твой собственный план, тем больше вероятность, что он… В какой-то момент пойдет не по задуманному.