Папенькин сынок

      Тэхен нервно поглядывал в боковое зеркало. Он знал этот район как свои десять пальцев, которые теперь сжимали руль, иногда отвлекаясь на рычаг переключения передач. Что-то не получалось. Он закладывал объездные маневры, ныряя в подворотни и грамотно объезжая тупики, но оторваться от преследования никак не получалось. Казалось, за ним кто-то следил сверху, потому что каждый раз когда он выбирался с узких улиц на две полосы, за ним вновь появлялся черный внедорожник, который даже не пытался держаться на почтительном расстоянии. Очевидно, в удобный момент его попытаются подрезать и столкнуть на обочину, чтобы затем выволочь из машины и наказать по всей строгости. Этого нельзя было допустить, потому что если преследователи его просто накажут, больно и чувствительно для самолюбия избив, то брат-альфа просто прибьет. За то, что решился проявить инициативу и потерпел фиаско, а также за то, что все курсы по экстремальному вождению, которые младший послушно и с отличием проходил, прошли зря.       Он уже пошел на второй круг, не рискуя выезжать на шоссе, потому что там его догонят и накажут, пользуясь, наверняка, разгромным преимуществом по части лошадиных сил. Петлять. И досадно было то, что по габаритам они были примерно схожи, потому бесполезно было пытаться влезть в какой-нибудь узкий проулок, уповая на то, что после столкновения, неудачно подвернувшийся бак сможет преградить его преследователю дорогу. Так бывало только в фильмах — на деле, мусорный бак преградит путь ему. Путь к спасению.       Чем больше было осознание безвыходности сложившегося положения, тем сильнее Тэхен злился, ощущая, как также, как он сам, взбешенное сердце начинало биться в ушах. Машин было мало, и это было с одной стороны, хорошо — потому что меньше был риск создать какую-нибуть затейливую аварийную ситуацию, которая привлечет ненужное внимание, а с другой… Невозможно было затеряться, совершив какой-нибудь ловкий маневр, в последний момент обогнав в опасную притирочку какого-нибудь зазевавшегося автолюбителя. Нужно было следить за черным внедорожником, который всё не унимался, продолжая следить за ним, и при этом думать, где затеряться.       И пока он думал, внедорожник резко рванул вперед, и только в тот момент, когда его почти подцепили на бампер, Тэхен успел крутануть руль, заехав на тротуар и чуть не протаранив пустую остановку. Крутанул в обратную сторону и дал по газам, чтобы у его преследователя не осталось шанса повторить этот эффектный фокус. Ладони взмокли. Внедорожник был тяжелее, и как будто желая это продемонстрировать, он вновь начал набирать обороты, сразу после того, как Тэхен попытался резко и неожиданно повернуть на перекрестке. Неудачно, и спустя несколько мгновений он уже мог попытаться разглядеть водителя, который то и дело мелькал в окне с пассажирской стороны, то отставая, то вырывая вперед. Не время. И бак не резиновый. Найти какой-нибудь тупик, бросить тачку и бежать? Он не отличался выносливостью и пусть старался регулярно ее тренировать, получалось не всегда.       Кажется, преследовавший его водитель взял передышку, потому что немного отстал. Взял передышку или усыплял бдительность, чтобы резко ударив по газам, сбить Тэхена с дороги в какую-нибудь неудачно подвернувшуюся стену. Эффект неожиданности, и мысль пришла к нему внезапно, вместе с тем, как он увидел разметку и расширение дорожного полотна, позволяющее развернуться. Рука сама потянулась к ручнику, пока нога над педалью газа застыла в напряжении. Резкий разворот. Если сделать всё четко, собьет несколько парковочных столбов, при том, что его преследователю вряд ли удастся что-то подобное. Занос. Тэхен вдохнул и, не успев выдохнуть, резко дернул ручник, затем двумя руками начав выкручивать руль, вдавив в пол педаль газа. Шины жалобно заверещали, стираясь об асфальт, и в какой-то момент у Тэхена появился страх, что именно теперь двигатель заглохнет, загорится или что-то откажет, но… Он смог выровняться, уже без опаски надавив на газ, чтобы увеличить образовавшийся между ним и внедорожником просвет. Захотелось заорать в тот момент, когда в боковое зеркало он разглядел лишь растерянно и по разметке тяжело разворачивающийся автомобиль, который отставал всё больше.       Затеряться. Ему нужно затеряться, и судя по тому, что припарковавшись в укромном месте, это сделать не получится, потому что неведомым образом его отслеживали, Тэхен решился оставить колеса и довериться ногам, на которых маневрировать можно даже по ступенькам и через бордюры, не боясь за подвеску. Действовать нужно было здесь и сейчас, потому что судя по реву мотора, а Тэхен не хотел в этом убеждаться, его догоняли. Резкий поворот вправо, и он вкатился на узкую улицу, которая пересекала две двухполосные параллельные и была заставлена старомодными малоэтажками. Парковаться по правилам дорожного движения было некогда, поэтому он просто заехал на тротуар, заглушил двигатель и начал освобождаться от ремня, который каждый раз накидывал на себя на автомате. Начал освобождаться, потому что металлическая защелка… Блять! Он стал дергать ремень, пытаясь всё решить применением грубой силы. Гребаная система безопасности теперь могла его покалечить, чужими руками, и быстро глянув в зеркало, он понял, что счет шел на секунды. Выдохнул. Сильнее продавил кнопку, и металлический язычок вышел из паза, тут же его освободив, но это было только пол дела.       Тэхен резко открыл дверцу и буквально вылетел из машины, сразу зацепившись за бордюр и повалившись на подставленные и засаднившие ладони, которые использовал для опоры, резко поднявшись. Бежать, слыша за спиной яростные крики. А если их несколько? Разумеется, их несколько, и убежать от собаки нельзя, но Тэхен несся со всех ног, перескакивая все попадающиеся препятствия, мысленно и матом благодаря родителей за длинные ноги, а также болезненный для самооценки опыт бега с препятствиями в университете.       Он никогда так быстро не бегал. Хотелось обернуться, но это драгоценные секунды, которые растянулись до бесконечности в тот момент, когда он оказался в тупике, образованном двумя соединившимися в едином архитектурно порыве домами, между которыми даже просвета не было. Только спящие подъезды, обшарпанная и видавшая виды детская площадка и облагороженная мусорка, на которой Тэхен заметил какое-то шевеление, явно затеянное человеком, предпочитающим оставаться в тайне. Это не мог быть кто-то из его преследователей, а значит, кто бы он ни был, опасности для Тэхен представлять не станет. Всё было прозаично и бесперспективно, если вдруг захотеть здесь остановиться и притаиться. Если тех, несущихся за ним, несколько, они быстро смогут пробежаться по этажам, затем прочесав улицу. Выбраться на крышу? Рискованно. Полагаться на удачу нельзя — только на сообразительность.       Чонгук умел бегать быстро и долго, не сбивая дыхание. Особенно теперь, когда видел перед собой чужую спину. Преследовать всегда намного легче, чем убегать, даже с точки зрения банальной психологии. Он чувствовал себя уверенно, даже в тот момент, когда преследуемый им бандит резко завернул за угол, выведя его во двор, из которого было несколько выходов. Чонгук остановился, краем глаза, в последний момент успев заметить движение, тут же бросившись в ту сторону. Он плохо ориентировался в этом районе, точнее сказать — вообще не ориентировался, но это помогало, только способствуя собранности и концентрации внимания. Вновь остановился, заметив, куда двинула его жертва, и, быстро дождавшись нагнавшую его поддержку, побежал к углу дома, маневрируя между натянутых бельевых веревок, ящиков, коней на пружинах и других занимательных предметов городского экстерьера.       И вот тупик. Пара подъездов, детская площадка и стыдливо пристроившиеся у стены мусорные баки. Очевидно, он притаился теперь где-то на этаже, надеясь дождаться, когда преследователи отчаяться в своих бесплодных поисках. Возможно, он попытается выбраться на крышу. Сам себя загнал, и на этой мысли, победно улыбнувшись, Чонгук указал трем сопровождающим его охранникам на подъезды. А он сам будет ждать снаружи, если вдруг этой крысе всё же удастся вырваться. Он был загнан в угол. И на этой обнадеживающей мысли, Чонгук направился к находящейся напротив домов детской площадке, следя сразу за двумя дверьми, еще раз убедившись в том, что других путей для отхода не было и быть не могло. Как и места, где спрятаться. Судя по тому, как долго он петлял по улица, убежища у бандита здесь не было и направление это он выбрал наугад, возможно, поняв, что ему не хватит ни бензина, ни лошадиных сил перехитрить своих преследователей.       Чонгук ходил взад и вперед, только теперь вспомнив о том, что оставил телефон в машине и не успел прочитать новости от Банчана, который остался с Намжджуном и уже должен был сопровождать домой напуганного, но спасенного хомяка, щеки которого, Чонгук потом самолично набьет мясом и лапшой. В животе могло бы заурчать, если бы не профессиональная собранность, которая теперь свободно и эффективно распоряжалась его телом и мыслями, оставив только суть и цель. Он не сводил глаз с дома, выбрав очень удобный угол обзора. Оставалось только ждать, и можно было немного расслабиться, если бы за его спиной не раздался грохот, заставивший его обернуться.       Юнги мог бы теперь гордиться своим младшим братом, пока Чимин бы обязательно ему сочувствовал, в перерывах между приступами гомерического хохота. Зато живой, пока что, и с этой мыслью, Тэхен сильнее втянул в плечи голову, при этом удерживая большой мусорный пакет, в который упоенно вжимался щекой. Ему повезло, что кто-то успел покопаться в мусоре, в одном из баков освободив место для одного отчаявшегося человека. А еще ему повезло, что не было тошнотворной вони, как и свежей, не успевшей засохнуть грязи. А еще ему повезло, что он мог дышать через раз, уже успев оценить запах чего-то прокисшего, прогорклого и сладковато-тухлого. Скорее всего мясо. Вообще, это было очень увлекательно — по запаху пытаться определить то, в чем он погряз, однако он до сих пор не был в безопасности. В отходах жизнедеятельности, но не… Тэхен прислушался. Очевидно, его преследователь не стал зацикливаться на баках — брезгливость, от которой Юнги быстро его отучил, уверив, что жизнь стоит того, чтобы в решающий момент с головой нырнуть в какое-нибудь дерьмо, чтобы ее спасти. Тэхен смог несколько раз проверить это на своей шкуре и ни разу не пожалеть, однако человек не искушенный… борьбой за жизнь или настоящей опасностью, когда жизнь вот-вот должна встать на кон, вряд ли допустит для себя прятаться в мусорном баке. Вот и его преследователь даже не заглянул, возможно, лишь брезгливо оглядев мусорку с безопасного расстояния. Дурачок.       Тэхен, чуть приподнявшись, стараясь держать мешок на прежнем уровне и обеспечивая себе прикрытие, попытался выглянуть из своего ароматного убежища, чтобы оценить обстановку. И он почти сразу заметил какого-то парня (юношу, мужчину, мальчика), удобно устроившегося невдалеке и напротив подъездных дверей, которыми Тэхен из соображений безопасности не воспользовался до этого. Его преследователь не оборачивался и, скорее всего, сразу оценил, что перед ним теперь был единственный путь для отхода. Два пути, но оба в одном направлении. Нужно было бежать. Рано или поздно, отчаявшись найти кого-то под крышей или на ней, они обратят внимание на баки, даже если без надежды найти кого-то — просто для успокоения совести. И Тэхен попытался максимально точно воспроизвести в памяти тот путь, что проделал до этого, от брошенной машины и до своего теперешнего убежища. Ему нужно было продумать, как он сможет выбраться отсюда и где сможет укрыться, сумев выиграть хотя бы пару минут, которых должно будет хватить.       Нужен строгий расчет и уверенность в собственных действиях. А также (что было идеальный вариантом) предусмотреть какие-либо неожиданности, которые, по закону подлости, обязательно случатся в самый неподходящий момент. На его баке не было крышки — значит, в тот самый неподходящий момент она не упадет. Рядом с ним не было ничего потенциально громкого, и даже если он оступится — есть шанс остаться незамеченным, даже несмотря на то, что на мусорке он был не один и кто-то периодически издавал посторонние звуки метрах в десяти от него. Возможно, важный и занятый своими делами бомж или перебравший интеллигент, который решил надено скрыться от чужого порицания и попытаться протрезветь прежде, чем его назовут алкоголиком.       Главное, найти опору для того, чтобы подтянуться и перекинуть ногу, и прежде чем всерьез подумать о ней, Тэхен еще раз осторожно выглянул, заметив, что его преследователь, устав, теперь подпирал плечом турник. Идеальный момент — он явно успел расслабиться, и воодушевившись сделанным выводом, Тэхен начал выпрямляться, прикрытие уронив себе под ноги. Ничего откровенно твердого в нем не было, но этого было достаточно, чтобы расправившись в полный рост и схватившись за край бака, не спуская глаз со своего преследователя, перевесить ногу и дотянуться ею до асфальта, чувствительно и даже болезненно придавив яйца. Бак начал опасно крениться, и Тэхен поторопился двумя ногами встать на землю, тут же пригнувшись. А потом раздался грохот, и вновь не было времени на то, чтобы подумать — только действовать.       — Эй! Эй!       Чонгук повернулся, сразу заметив рядом с одним из мусорных баков человека, который до этого что-то кинул в него. Человек, не обратив никакого внимания, продолжил свое дело, и теперь раздался звон стекла. Бутылки. Кто-то очень хорошо отдохнул, и когда этот неведомый человек закурил, только теперь заприметив Чонгука и вопросительно на него посмотрев, стало понятно, что… показалось. Это явно был не их герой — слишком невозмутимый для того, кто был загнан в ловушку, и убедительно бомжеватый, хотя это могло быть иллюзией. Ясно и понятно было то, что это не его клиент. В то время как его клиент, воспользовавшись тем, что внимание от него было отвлечено, успел скользнуть за угол до того, как Гук повернулся. Гук, Чонгук, совершенно точно, это был он. И Тэхен, который перехитрил его, бодро и сосредоточенно оглядываясь уже переходил улицу, оперативно сумев выбраться из подворотни. Тачку так и так пришлось бы бросить, телефон был с собой, а ключ от их временного прибежища, до которого быстрым шагом отсюда можно было добраться примерно за час, Юнги всегда оставлял под плиткой, которая находилась прямо у порога и была прикрыта резиновым ковриком. Нет, он бы мог взять такси, расплатившись привязанной к телефону картой, но… Тэхен не питал иллюзий по поводу того, как выглядел и как пах, поэтому надежнее и безопаснее будет добраться пешком, при том, что он знал, как сократить путь. При том, что погода была замечательной и совсем скоро должен был посветлеть горизонт, готовясь к очередной встрече всегда лениво и вальяжно выкатывающегося на небо солнца. Поэтично. И всё, чего теперь не хватало — душ и сообщение от Юнги или Чимина, который ни за что бы не отказался потереть ему спинку.

* * *

      Юнги ощутил лишь невесомое, неуверенное касание сухих и всё равно, даже в этом мимолетном поцелуе пьяняще мягких губ, которые не задержались на нем. Омега как будто пробовал, примерялся, словно теперь хотел убедиться, что запах не обманывал и на самом деле, проведя языком, можно было почувствовать комфорт свежезаваренного и разбавленного молоком кофе или нежность сливочного десерта, который самым сахарным и при этом освежающим образом будет сочетать шоколад и какие-то сочные фрукты… Джин никогда не испытывал ничего подобного. Он не помнил и не знал себя в этот момент, ощущая внутри лишь желание сблизиться с источником его безмятежности, его безопасности, его защиты и воплощения всех возможных мечтаний, которые теперь все были о том, чтобы стать ближе. Касаться, и омега попытался дотронуться, на деле лишь согнув руки в локтях и бессильно, понимая, что не дотянется, пошевелив пальцами, которые все-таки нащупали что-то теплое и мягкое, ткнувшись в грудь альфы. А если попытаться… Джин вытянул шею, стараясь лопатками оттолкнуться от мягкого сидения и боясь открывать глаза.       Это была нега. Сказка. Это было долгожданное облегчение, как после зноя оказаться в тени. Как после постоянно скручивающего его внутренности и подступающего тошнотой к горлу страха ощутить себя в полной безопасности. Это было важнее воздуха, который срочно нужно было разделить с тем, в котором теперь была сосредоточена вся суть его желаний. Наверное, там же была вся красота, потому что пахнуть божественно может только божество, и желая убедиться, омега приоткрыл глаза, взглядом наткнувшись сначала на блестящие маленькие губки, мягкий подбородок, потом маленький носик… Как можно быть таким красивым? И вопрос этот застыл, неозвученный, в затуманенных чувствами глазах Джина, когда он, наконец, добрался до глаз Юнги. Запомнил и теперь убедился в том, что в сердце на самом деле попала стрела, которую он на тот момент спутал с… Джин задышал чаще, когда длинные пальцы сцепились на его тонкой беззащитной шее, пока… весь остальной альфа, упираясь коленом в сидение, нависал над ним и… Он тонул. Джин тонул, и, казалось, бессильно захлебываться теперь было самым большим счастьем и его единственной в жизни целью.       Что чувствовал альфа? Ничего из того, что должно было помочь ему одуматься. Он даже не пытался в очередной раз воззвать к разуму, который обычно возвышается над всем остальным, что контролируется гормонами и теперь пульсирует в яйцах, как будто ударной волной заставляя содрогаться замершее до этого сердце. Ему никогда не было так хорошо и так сладко. Казалось, всё то напряжение, что он копил в себе, теперь превратилось во фруктовое желе, сделав его тело мягким и безвольным. Мандариновое желе, сочную сахарность которого цитрусовая горечь лишь подчеркивала, выставляла на показ, как омега выставлял свои чувственно приоткрытые губы, единственные способные конкурировать с головокружительной… Головокружительной. Голова кружилась, и Юнги, стремительно падая в неизведанное, прикрыл глаза и приник к чужим губам. Вдруг, они смогут спасти его? Вознести… Ангелы жили на седьмом небе, а Ким Сокджин — на кончике его языка, который нетерпеливый, но осторожный альфа, впервые подобравшийся вплотную к чему-то настолько... незабываемо вкусному, пытался протолкнуть между мандариново сочных губ. Он ненавидел целоваться, всегда опуская этот слишком интимный момент оральных ласк, а теперь боялся того, что момент внезапно прервется, и омега, испугавшись нахлынувших на него чувств, отстранится. А альфа не сможет не отпустить.       На дороге всё было спокойно, и окончательно убедившись в том, что никакой подозрительной активности рядом с ними не наблюдалось, Чимин выдохнул, перестав сильно сжимать руль. Он смог быстро сориентироваться по указателями, что до места назначения оставалось минут десять, а если учесть анонсированную до этого Юнги остановку — пять?.. Возможно, чуть меньше, но в любом случае, он не сомневался, что до гаража они доберутся без приключений, тем более, что на заднем сидении всё было тихо. Наверное, альфа с омегой теперь, сосредоточенно или обиженно дуя щеки, уминали леденцы, думая каждый о своем. Чимину вдруг захотелось сладкого и, прежде чем попросить, он взглянул в зеркало. Вдруг, омега вновь уснул, а за то, чтобы потревожить его беспокойный сон, вполне можно было получить по ушам от Юнги, судя по тому, как он омегу опекал. Грубо, но очень уж очевидно. А омега…       Чимин ожидал чего угодно, хотя, в этой ситуации ожидать чего-то оригинального не приходилось, но… Наверное, ему стоило тут же отвести глаза, обратив всё внимание на дорогу, но он глаза отвести не смог, потому что… Альфа никогда особо не распространялся о своей сексуальной жизни, но по обрывкам его матерных ворчаний, они с Тэхеном поняли, что секс для него был чем-то… Мысли совершенно спутались, когда Чимин расслышал отчетливый, пусть и сдавленный стон (который, очевидно, принадлежал не Юнги), а потом увидел язык, который уже принадлежал Юнги и тут же потерялся между широко раскрытых губ Ким Сокджина, как будто тот был очень голоден и при этом… опытен. Потому что так целоваться, а Чимину даже жарко стало, мог только кто-то, не обделенный чувственным опытом и темпераментом. Блять. Это было настолько горячо и откровенно, что Чимин опустил глаза, теперь не решаясь как либо это прерывать, при этом гадая, чем это может закончиться. Он никогда бы не подумал, что Юнги умеет… так. И его большие ладони с длинными пальцами как-то слишком поэтично смотрелись на тонкой и покрывшейся стыдливым румянцем шее омеги, который явно кайфовал, и, возможно, застонал в тот момент, когда альфа немного сжал пальцы… Блять! Чимин нахмурился, пытаясь унять разбушевавшуюся фантазию и контуженное полученными впечатлениями воображение, сосредоточившись на деле. А потом достал телефон и написал Тэхену. А потом припарковался прямо за поворотом, заглушив мотор.       У них был план — нужно было обследовать тачку на возможные маячки, потому что им вполне могли успеть подцепить трекер, который обычно применялся как мера защиты от угонов и которые Чимин обычно мастерски находил и обезвреживал. Он помедлил, прежде чем выйти из машины, думая о том, стоит ли остановить альфу и омегу, или же они сами разберутся, потому что судя по всему, Ким Сокджину ничего не угрожало, кроме пары вдохновенных засоСов.       Решив, что мешать не будет, Чимин вышел, прикрыв дверцу, а не захлопнув, чтобы не помешать творящемуся на заднем сидении разврату. А ведь Юнги был на пороге гона… Может, ему всё-таки стоило вмешаться? Так и не решив, Чимин присел рядом с передним колесом, пытаясь нащупать маячок, затем занявшись передним бампером. В то время как Юнги на самом деле не мог остановиться, задыхаясь нахлынувшей страстью, которая взяла его в плен, но чувственным пыткам подвергала их обоих. Рука сама потянулась к члену Джина, но наткнулась на удерживающие его запястья ремни. В сознании промелькнула мысль. Промелькнула так, как обычно молния мгновением озаряет небо яркой вспышкой. Альфа резко отпрянул от омеги, судорожно пытаясь сделать вдох.       — Юнги…       Мягкий, сбивающийся шепот, слишком пленительно прикрытые глаза, и омега потянулся к нему, повинуясь теперь лишь пробудившимся внутри инстинктам, о которых Джин мог только догадываться, ни разу не успев испытать на себе их силу. Он тянулся, совсем не замечая, как неудобно это было делать со скованными руками, пока альфа, чувствуя, как слишком резко остановленное возбуждение начинало терзать тело и рассудок, требуя продолжения, почти вжался в дверцу. Альфы были сильные и смелые, но при этом абсолютно беззащитные перед омегами, которые не просто шли на уступки, а просили и с охотой отдавали взамен.       — Джин.       Он не узнавал свой голос, который в этот момент умолял. Никакого раздражения, никакой агрессии, способной напугать или отрезвить. Юнги был бессилен. Он попал в ловушку и теперь был полностью во власти омеги, который не чувствовал в этот момент ничего, кроме пьянящего его разум запаха, а он не умел ему сопротивляться, столкнувшись с этим впервые.       — Джин!       Юнги взял его за плечи, тряхнув, не замечая, как дрожали руки. Омега посмотрел на него чуть более осознанно, все еще пытаясь приблизиться и взять то, что альфа у него отнял, и Юнги вновь тряхнул его, уже немного грубее и увереннее. Наверное, только этого ему теперь не хватало. Один могущественный альфа уже вознамерился его убить за то, что тот осмелился покуситься на его омегу, которого пугал, угрожая ножом. А теперь… Юнги стал его соперником. Точнее, судя по тому, как вел себя омега и тому, что успел рассказать… Намджун был ему не соперник. Юнги… Забрал его омегу. Привлек его омегу. Заставил в один момент забыть, и даже если омега не успел это озвучить, теперь это было очевидно. И даже если, освободившись, Джин решит, попросив у альфы помилования, спасти Юнги, который не только успел его запугать до полусмерти, но и влюбить в себя… Как поступит тот могущественный альфа, который называл Ким Сокджина своим омегой? Ответ был очевиден. Юнги был обречен.       — Пожалуйста, возьми себя в руки.       Наверное, теперь он мог бы заплакать. Наверное, только теперь положение стало безвыходным, и плакать в этом случае можно было лишь потому, что первый омега, который ответил ему взаимностью, головокружительной взаимностью, принадлежал другому. Всё сошлось. И наверное, в момент этого осознания альфа стал пахнуть не так отчетливо, придавленный своей обреченностью, потому что Джин посмотрел на него осознаннее. Джин все осознал, потому что на его щеках появился густой румянец, а глаза тут же опустились.       — Я… Тот плед — он был твой, да? Я проснулся и первое, что почувствовал — запах, который… Мне стало так хорошо и спокойно, что я почти сразу уснул, не успев вспомнить то, что произошло до этого. А потом, когда ты меня держал… Наверное, ты разозлился и я… Снова почувствовал его. Но… Я был слишком напуган, чтобы… А здесь… — Ким Сокджин, голос которого сбивался от волнения и все равно медом лился в уши, поднял на него широко распахнутые блестящие глаза. — Мы выбрали друг друга, да? Мой запах понравился тебе, а твой — мне, и получается, что мы с тобой выбрали друг друга? Ну, как альфы и омеги выбирают друг друга. Став…       — Джин. — Юнги опустил глаза, понимая, что если продолжит смотреть в глаза омеги, пропадет и уже ничего не сможет его спасти. Ему хотелось пропасть. Он хотел и готов бы упасть омеге в ноги, и будь, что будет, если бы... Если бы он не знал, что это счастье обречено стать недолгим. — Я убийца. Когда я говорил, что убивал людей, я не лукавил. Я убивал людей за деньги. Я похитил тебя. Угрожал тебе. Я… Изнасиловал тебя.       Блядский голос дрожал, а не уверенно гремел, на что альфа очень расчитывал.       — Врешь. Ты врешь. — А вот омега был в себе уверен, выпрямившись и попытавшись скрестить на груди руки. — Не насиловал ты меня! Насильники не укрывают своих жертв пледом и не вытирают их, а если бы ты на самом деле… взял меня, я бы весь был в твоей смазке! Ты врешь, Юнги, бесстыдно. И ты Юнги, я теперь уверен в этом. Альфа Юнги. — Джин, до этого непримиримо и строго хмурясь, вдруг посмотрел на Юнги с растерянностью, затем улыбнувшись с нежностью. С такой нежностью, которая может собрать по осколкам любое разбитое сердце. — Мой альфа.       Наверное, в другое время эти слова могли бы по-настоящему, с детским восторгом и взрослыми надеждами осчастливить его, но было слишком много но, и вместо того, чтобы испытать граничащий с оргазмом восторг, Юнги удивленно поднял брови. Он не мог теперь испытывать агрессию в отношении омеги, которого, и Джин был прав, выбрал, но ситуация в целом... Раздражала настолько, что хотело в кровь и мозги разбить о стену голову. Свою. Безвыходное положение, в которое его загнала самая большая удача. Сука.       — Твой альфа? Расскажешь об этом Ким Намджуну? Как думаешь, он обрадуется этому? Думаю, что нихуя. Потому что он при мне называл тебя своим омегой. Сечешь, Джинни? Ты его омега, и можешь мне поверить, тебя мало кто будет спрашивать по поводу того, какого именно альфу ты считаешь своим, а если ты будешь воротить нос или выебываться — меня прирежут у тебя на глазах, чтобы убедить в том, что мы с тобой не пара. Это работает именно так, и мне… — Юнги запрокинул голову, пытаясь сделать вдох, потому что ему вновь не хватало воздуха. Кислорода. Способности понять, что теперь нужно было делать — радоваться или готовить место на кладбище. — Я в жопе, Джин. Я настолько глубоко в жопе, что можно сказать, что я в дерьме. По уши. И всё, на что я теперь могу надеяться — что того бабла, что мне отсыпят за тебя, хватит на то, чтобы испариться из-под носа твоего… папочки. Тебя не тронут, потому что ты сокровище, а меня порвут на куски. Виноват ли ты в этом? Нет. Но меня так и так порвут. И то, что… — Наверное, только теперь он чувствовал отчаяние. Даже тогда, когда его загнали в угол, было не так… обреченно. Он был обречен. — У этой сказки не будет счастливого конца.       — То есть, ты так просто сдашься? Ты же альфа. — Джин удивленно округлил глаза, пока Юнги зло ухмыльнулся.       — Думаешь, мне стоит вызвать Ким Намджуна на дуэль? Мне не хочется тебя расстраивать, но в отличие от него, у меня нет натасканной вооруженной охраны, которая вряд ли позволит мне к нему приблизится. У меня только ебаный запах и сильно развитый инстинкт самосохранения. Меня на плаву держит только ебаный инстинкт, в то время как твоего папочку… Мне его не победить. А тебе… — Юнги прикрыл глаза, как будто пытаясь подобрать нужные слова. — Ты слишком сладкий, чтобы он по доброте душевной уступил тебя мне, даже если ты дорог ему не только как источник феромонов и прочей хуеты, которую я, честно сказать, в рот бы ебал. Но эта хуета ебет меня во все щели. И… — Альфа посмотрел на растерянного омегу. — Есть вещи, которые от нас не зависят. Помимо... ебаных инстинктов.       Юнги быстро вышел из машины, заметив притаившегося у заднего бампера Чимина, который, всё еще сосредоточенно смотря на тачку, поднялся.       — Чисто.       — Вези его в гараж — я пройдусь.       — Юнги, он… — Чимин сделал шаг к альфе, теперь пытаясь подбирать слова, видя, что его друг уже пребывал в плохом настроении. — Что между вами… было? В смысле, я видел, но почему вдруг…       — Любовь с первого взгляда. Только в сердце попала граната, разъебав всё к хуям. Даже мою альфачью гордость. — И альфа, ощутив, как неприятно слишком крепкий, чтобы оставаться незамеченным, стояк сдавливало джинсами, попытался исправить ситуацию, засунув руки в карманы. — Мне пиздец, Чим — это если коротко. Теперь уж наверняка.       Чимин не стал задавать наводящие вопросы, лишь задумчивым взглядом провожая широкую спину альфы. А когда он вернулся в машину, Джин слишком сосредоточенно смотрел в окно, как будто там теперь менялся какой-то очень нужный для запоминания пейзаж.       — Я… отвезу тебя на место.       — Мне всё равно.       В голове Чимина, который, прежде чем завести машину, рассеянно поправлял в зеркало челку парика, поглядывая на омегу, была одна мысль: как такая огненная и абсолютно взаимная страсть могла превратиться в такую… безысходность? Хотя… Папочка. Очевидно, виной всему был злой гений Ким Намджун, который тоже был альфой. Но Мин Юнги в любом случае сильнее… Правда, ему вряд ли дадут эту силу продемонстрировать, судя по тому, сколько у папочки было охраны. И безысходность теперь чувствовал даже Чимин, который нисколько не повеселел даже после того, как получил сообщение от Тэхена. Он еще обязательно поговорит с альфой, чтобы выяснить всё, а пока... Не будет расстраивать младшего брата, дав ему возможность порадоваться собственной ловкости и изворотливости. Почему-то теперь было ощущение, что завтра, когда они выпустят Ким Сокджина на свободу и получат положенный им гонорар, это приключение не закончится, а только начнется. Настоящее приключение, которое вполне возможно будет стоить... жизни Юнги. А этого нельзя было допустить.

* * *

      Доктор с сосредоточенным видом изучал какие-то распечатки, пока сидящий напротив него юноша слишком сильно сжимал засунутые между коленей руки. Ладони потели, он весь потел, и, казалось, совсем скоро должен был затопить кабинет. Возможно, слезами, потому что тело безбожно ныло. Так, как не ноют даже самые отъявленные нытики, которых парень, по обыкновению, утешал матом. Зато искренне.       — Всё в порядке, Юнги. По результатам анализов — у тебя начался гон, который, судя по показателям гормонов, идет согласно нормам естественного цикла. В твоем случае, альфа-цикла. — Врач отложил бумаги, сцепив перед собой пальцы и теперь смотря на своего пациента с вежливой улыбкой, которая явно должна была смущенного и чрезмерно страдающего Юнги ободрить. — Я думаю, тебя интересуют тонкости сексуальной жизни альф?       — Блять. — Юнги сказал это себе под нос, низко опустив голову, но затем, вспомнив, что он был в кабинете врача, а за дверью сидела мама, которая взяла с него обещание, что он не станет материться, резко дернулся, растерянно уставившись на мужчину в белом халате. — Извините.       — Извинения приняты. — Доктор одновременно кивнул и при этом моргнул, что вышло весьма забавно. — И я постараюсь изложить суть кратко, чтобы не смущать тебя пространными и образными объяснениями.       — Меня… интересует запах. Как он работает. И с омегами. — Юный альфа передернул плечами, вспомнив своего нового знакомого.       — Запах любого омеги будет для тебя приятен, однако, в разной степени. Скажи, ты уже начал вести половую жизнь?       Юнги покраснел до кончиков ушей, но при этом кивнул.       — Нравится?       Казалось, вопрос был глупым, но ответ на него был крайне важен, поэтому доктор смотрел на своего пациента пристально и при этом совершенно серьезно.       — Да.       — В таком случае, я могу использовать аналогию. Условно можно выделить три степени привлекательности запаха омеги, хотя эти механизмы у омег и альф схожи. Первая — запах просто нравится и при этом его влияние на сексуальную жизнь минимально. В сравнении с сексом с обычным человеком — различия едва ощутимы: лишь немного обостряется чувствительность эрогенных зон. Вторая степень — запах воспринимается более детально. То есть, если в первом случае, ты чувствуешь розы, то во втором — это будут, например, подвявшие бутоны с более терпким запахом, или другие нюансы, которые зависят от того, как развито твое воображение. В этом случае разница с обычным сексом более ощутимее. Чувствительность обостряется больше и для того, чтобы достигнуть пика возбуждения нужно провести минимум обычно приятных манипуляций. Увеличивается сила и длительность эрекции, при этом оргазм становится чуть более долгим. То есть, больше возможности прочувствовать удовольствие, от чего оно становится более… ярким. Третья степень — запах вызывает эмоциональные ассоциации, которые не всегда могут быть сексуальными, но при этом всегда приятные и очень сильные. Появляется ощущение безмятежности, защищенности, все негативные эмоции отходят на второй план и теряют значимость. Что касается сексуальной жизни — возбуждение может быть достигнуто от одного глубокого вдоха. При этом, во время секса с проникновением предоргазменный период, который при обычном сексе составляет не больше минуты, может длиться до десяти-пятнадцати. Минут. То есть, на этом временном промежутке сохраняется удовольствие, которое почти достигло максимума. Оргазм яркий и долгий. Может длиться до пары минут, очень медленно затихая.       Юнги увлеченно слушал, не замечая, что смотрел на доктора широко распахнутыми глазами.       — Однако, это лишь реакция со стороны альфы, которая также может отличаться в зависимости от того, насколько запах альфы приятен омеге. Чем приятнее для омеги — тем больше в его запахе феромонов, пахучих веществ, усиливающих возбуждение и удовольствие от него. При этом, их воздействие испытывает на себе не только альфа, но и омега.       — Мне… страшно представить, что будет, если я встречу омегу, которая будет торчать от моего запаха также, как я от ее. — Юнги ухмыльнулся.       — В этом случае развиваются эмоциональная и физиологическая зависимости, которые условно можно сравнить с зависимостью наркотической, но в случае естественных запахов отсутствует какой-либо ощутимый вред для организма.       — То есть? — Юный альфа очень убедительно удивился, и доктор улыбнулся.       — То есть, если вы однажды повстречаете такую омегу, забыть ее вы очень долго не сможете. Как и она вас.       — А зачем забывать, если всё всем нравится?       — Потому что у любой привязанности есть не только сексуальная, но и эмоциональная сторона, которая контролируется когнитивными функциями и как таковая не подчиняется химии. Или подчиняется неохотно, вынужденная преодолевать сопротивление разума и силы воли. В конце концов, в жизни бывают разные обстоятельства, которые сами собой не позволяют людям быть вместе.       — И в этом случае можно сразу в гроб?       — Разумеется, нет. Однако такой разрыв будет иметь определенные негативные последствия как для физического, так и для эмоционального состояния. С этим можно справиться, ничего смертельного, но… Это длительный и достаточно болезненный процесс.       — Ломка как у наркоманов?       — Почти. Но! — Доктор тут же оживился, заметив, как озадачился его пациент. — Вероятность такого совпадения весьма мала, особенно в вашем случае.       — Да, я пахну слишком резко. — Юнги закатил глаза, откинувшись на спинку стула, сразу начав нервно вытирать вспотевшие ладони о колени.       — Это издержки доминантности. Для доминантного омеги вы будете пахнуть обычно, приемлемо интенсивно.       — Омеги тоже бывают доминантными? — Юный альфа вновь искренне удивился.       — Доминантность зависит от показателей выработки естественных гормонов, которые вырабатываются и у альф, и у омег.       — Да, тупой вопрос задал.       — Тупым он был бы только в том случае, если бы был озвучен мной и был адресован вам. Вы же можете задавать мне любые вопросы, и все они будут совершенно уместны.       — Как мне не сдохнуть? — Юнги ухмыльнулся, пока доктор, сочувствующе улыбнувшись, вновь обратился к своим бумагам, приняв на себя профессионально сосредоточенный вид.       — Я уже подготовил для вас нужные рекомендации.