* * *
— Пока песиком бегаю только я, но я совсем не гордый. Юнги не успел ничего понять, прежде чем омега опустился на пол у его ног, прислонившись щекой к колену. — Блять, Джин. Встань! Этому столу больше… — А я могу и в ногах спать, но если буду знать, что от меня не будут бегать. А от меня постоянно… Зачем быть сильным омегой, если я не могу привлечь ни одного альфу? Точнее, одного привлек, но это не то, к чему кто-то вообще станет стремиться. — Джин ухмыльнулся, и когда Юнги попытался встать, чтобы что-то с этим сделать, удержал его, двумя руками обхватив его ноги. — Вот Джун, например. Он меня поцеловал, а потом больше к себе не подпускал. Не могу сказать, что я страдал, потому что при всей своей привлекательности, пахнет он… немного отвратно, но я тянулся к нему! Хотел, чтобы он бегал за мной песиком, а в итоге бегал я, причем так неловко, что возможно, Джун просто не понял, что я пытался… ухаживать? Я понятия не имею, как это делается. И за мной никто не ухаживал, потому что я никого не подпускал. А потом меня не подпускали. Замкнутый круг, получается? — Омега пустился в пьяную откровенность, пока альфа мог видеть только его взъерошенную макушку. Юнги терпеть не мог пьяные откровения, но, очевидно, он своим предположением попал в точку. — И ты бегаешь от меня. Кто из нас песик, Юнги? Но тебя я… хочу. Скажешь, я вот так буду всегда сидеть. Мне всё равно, просто… Я никогда такого не чувствовал — наверное, только когда мама была рядом. Омеги всегда больше привязаны к мамам, а моя меня очень любила, но при этом она постоянно была занята. Знал, что любила, потому что часто она забывала обо всем, и мы могли целый день что-то делать вместе. Когда я впервые почувствовал твой запах, я вспомнил, как тогда было хорошо. Безмятежность, чувство комфорта, уверенность, что этот момент продлится достаточно долго, чтобы насладиться им, а потом спокойно отпустить… Как тогда, когда она варила кофе и болтала со мной без умолку, смеялась, обнимала, давала ощущение, что я был нужным и важным. А потом я остался один, потеряв ее. Совсем один, Юнги. И никого рядом. Как потерявшийся на улице домашний пес, которому человек до этого дарил любовь и ласку, но человеки бывают разные, и узнать об этом можно, например, получив ногой в живот. А чтобы не получить — надо быть приятным и удобным и не высовываться лишний раз. Я до сих пор один. Так привык полагаться только на себя, холодным потом и горячими слезами научившись, что… Может, поэтому у меня не получается? Даже если я хочу, чтобы за мной бегали — я убегать не собираюсь. Я хочу, чтобы в моей жизни был кто-то, кто во мне нуждается. Хочу нуждаться сам. Хочу привязать и хочу привязаться. Разве это плохо? И обычные люди такое испытывают — это естественно. Почему ты ждешь от меня подвох, если я сам попался? Мне никогда не нравился ничей запах, я вообще не представляю как это работает, но если ты говоришь, что я подсел — я только рад. — Джин замолк, шмыгнув носом. — Почему ты отталкиваешь меня, если я не причиню тебе вреда? Неужели ты боишься меня? Выебать. — И омега снова выделил это слово, затем повернув к Юнги голову, пытаясь на него посмотреть. — Мне всё равно. Я не боюсь, что ты со мной что-то сделаешь — только что не сделаешь, и я снова лишусь кого-то очень нужного. Сейчас у меня уже есть подушка безопасности, но ощущение… Это страшнее, чем просто поддаться… С тобой. С другими ни за что, а ты… Ну… — Пьяная мысль впервые сбилась, и Джин растерялся. Альфа решил воспользоваться этой возможностью, подтянув омегу за плечи, побуждая встать. И пока Джин неловко выпрямлялся, Юнги потянул омегу к себе на колени. Он ему верил. И хотел утешить. Удивительно, но при всём при том, с чем Юнги пришлось столкнуться в жизни и через что переступить, он никогда не был один. Ему не приходилось в одиночку с чем-то бороться — рядом всегда был Тэтэ, а где-то далеко — любимый отец, как цель, и мать, которая злилась, обижалась, но при этом не переставала думать и беспокоиться… Альфа был сильным и смелым, но он не был один. Был уверен, что если бы в такой ситуации оказался, смог выжить и остальное, но он был альфой, которому природа всё дала для этого, а здесь омега, который справился с этим вопреки, но при этом начал отчаянно искать привязанность. Гарантии, что больше он один не будет. Как якорем стремился привязать хотя бы запахом, зная, что альфы падки. — С этого стоило начинать. Юнги бережно гладил Джина по спине, пока тот повис на его шее, вжавшись в нее носом. Альфа ощущал сладость его запаха, но она была разбавленной, размыленной, неясной, что явно свидетельствовало о том, что омега теперь испытывал неприятные переживания. Что он был искренен и что это были не пьяные откровения. Он поделился чем-то сокровенным. — Можешь меня жалеть — я вообще не гордый. Только дай еще вот так посидеть. В его голосе слышались усталая тоска и не выплаканные слезы. Но по тому, как мягко омега ощущался в руках и как невесомо к альфе льнул (не пытаясь задавить в судорожных объятиях), стало понятно, что неприятные переживания становились всё прозрачнее, на фоне всего того положительного, что он испытывал, глубоко вдыхая запах альфы, заполняя легкие молочным капучино и… это было что-то ягодно-шоколадное, совершенно точно. Темный шоколадный бисквит, крем из взбитых сливок, и Джин теперь ощущал легкую кислинку от вишни или сладость малины… Он мог бы растаять, как тает на губах сливочный крем, который он бы теперь обязательно размазал по шее Юнги, в которую бессовестно утыкался. Или доверчиво, как слепые котята… Ему давно не было настолько хорошо. Давно. — Вот ты точно будешь спать как младенец. Юнги улыбался, одной рукой обхватив Джина в районе тонкой талии (теперь представилась возможность это не только рассмотреть, но и почувствовать), другой — пальцами следуя вдоль позвоночника, вверх-вниз, по мягкому хлопку футболки, заставляя мышцы расслабляться под легкими, чувствительными прикосновениями. И альфа вспомнил, насколько нежной была у омеги кожа… Наверное, эта мысль пришла ему вместе с тем, как под носом кто-то начал чистить спелый мандарин, который брызгал соком, размазывая его по губам манящей сладостью, дразня сочной мякотью… Чувствовался трепет, который мягкими, дрожащими как блестящая водная рябь переливами прокатывался по телу, рассыпая внутри благоухающие цветочной свежестью лепестки. В этом не было огня, страсти, животного голода и всего остального, что альфа готов был ожидать — трепет. У альфы никогда такого не было. — Можно, я завтра сделаю тебе массаж? Голос омеги был настолько мягким и нежным, что уговаривал, даже если бы он теперь говорил что-то нечленораздельное, на что альфа тут же бы согласился. — Я… перепил. И переволновался. Хочу спать. — Джин нехотя отстранился, и по его прикрытым глазам и уже затуманенному усталостью и выпитым взгляду стало понятно, что он заснет как только коснется головой подушки. — Пошли со мной. Ты дышал мне в шею, и не выебал. А даже если выебешь — лишь бы тебе понравилось. Мне все равно. Потому что ты мне нужен. — Тебе понравилось это слово. — Альфа теперь ощущал себя беспомощным. Как будто это откровенное признание обнажило что-то в нем, лишив прикрытия. — Я… — Когда ты выйдешь из душа, я буду спать. Запах не будет ярким. И мне ничего не будет угрожать. — Наворковались? Тэхен возник рядом незаметно, и Джин вздрогнул, повернувшись. — Прости. Мы с Чимом спать — из комнаты выходить до утра не будем, так что… Распоряжайтесь. — По лицу младшего брата Юнги понял, что они с Чимом скорее будут спать, нежели придаваться чему-то, что Джина сможет смутить. — Спокойной ночи, котики. Котик и хомяк. — Спокойной ночи. — Чимин сказал это, уже скрывшись за углом, и спустя мгновение Джин и Юнги остались одни. — Ладно, твоя взяла. — Альфа мягко спихнул омегу с коленей, затем поднявшись. — Но говорю сразу — я не знаю, как себя поведу. Возможно, просто буду сонно пускать слюни тебе на холку, а возможно — вцеплюсь в нее зубами, пока… — Даже не знаю, чего жду больше. — Джин изобразил задумчивость, а затем с нежностью улыбнулся. — Не думай об этом. Ты не спал целый день. Гормоны — штука убедительная, но твой уровень стресса в этой неравной схватке за сон победит. Точно. Юнги ему верил, однако, приняв душ и найдя Джина в своей спальне крепко спящим под одеялом, всё же решил не рисковать, и вместо себя оставил бутылочку минеральной воды. А сам пошел на диван, который младший брат для него заботливо застелил пледом.* * *
Джин проснулся от того, что хотел пить. Очень хотел пить, и он сразу начал пытаться разлепить заспанные глаза, щурясь от слишком жизнерадостно светящего в окно солнца. Бутылка минералки (интересно, откуда она здесь) нашлась почти сразу, и омега, сев, потянулся к ней, открыв и сделав несколько больших, освежающих иссохший рот глотков. И жить сразу стало лучше, правда, тут же в голову полезли воспоминания о том, как он провел вечер до этого. И прежде чем вновь приложиться к пластиковому горлышку, Джин замер, вспомнив свои пьяные признания. Замер ненадолго, сразу решив, что поступил правильно. Он хотел, чтобы Юнги знал. Чтобы доверял ему, потому что Джин считал себя хорошим человеком. По крайней мере, он, чего-то пытаясь добиться, никогда не помышлял о чем-то плохом. Даже пытаясь… манипулировать (хотя слово казалось страшнее, чем дело обстояло на самом деле) Намджуном, он думал только о том, что он поможет ему, а альфа станет для него надежным покровителем. Которого Джин не собирался обделять ни запахом, ни лаской… И теперь омега скривился. Когда он узнал, каким может быть чужой запах и какую яркую реакцию вызывать, запах другого альфы по памяти стал казаться ему совсем отвратительным. А ведь он должен был бы с ним… спать. Что если бы Намджун сказал ему, что может его выебать? Вообще, представить такое было сложно, но Джин явно бы расценил это как угрозу. А когда сказал Юнги? Почему из его уст это звучало как… Омега знал, что покраснел в этот момент, и в голову сразу пришло воспоминание о том, что его альфа согласился с ним спать, в то время как кровать с одной стороны была не тронута. Джин улыбнулся. Этого стоило ожидать, но в любом случае, Юнги был с ним — его волшебный запах, которым было пропитано постельное белье и который сделал его сон крепким и сладким. Он быстро закончил утренний туалет, не представляя, который теперь был час. Любил ранние подъемы, но это срабатывало только при отлаженном режиме, который у него сбился. В квартире было тихо. Очень тихо, и, выскользнув в гостиную, он понял, что все спали. И глаза сразу нашли тот самый диван, на котором теперь сопел тот самый альфа, который вновь смог от него улизнуть. Джин мягко и неслышно ступал босыми ногами по мягкому ковролину, подобравшись к Юнги, который спал на боку, прижимая к груди скрещенные руки. Безмятежный, беззащитный и очень милый. У него и без того были очаровательные черты лица, несмотря на то, что он был альфой, а теперь, когда круглые щеки успели надуться и смяться, сделав маленький носик еще меньше… Омега опустился на пол, обхватив колени руками. Не мог перестать улыбаться. А, может, это уже была любовь? И запах, и тот самый первый взгляд, который Джин помнил до сих пор и который теперь откликался… приятной тревожностью. Когда всё внутри приходит в движение, суетясь, но при этом ты улыбаешься и понимаешь, что это просто бабочки в животе пришли в движение, одновременно замахав тонкими крыльями. Раньше Джин не понимал, почему влюбленность сравнивали с подобным, а теперь ощущал на себе. Он чуть ближе придвинулся к дивану, аккуратно, стараясь альфу не разбудить, положил перед собой руки на мягкое сидение, которое было достаточно широким и позволяло теперь прижаться к предплечью щекой, не переставая улыбаться. Омеге никогда до этого не приходилось вот так сидеть и любоваться кем-то спящим, боясь, что распевающиеся на все голоса райские птицы внутри смогут альфу разбудить. А альфа, кажется, очень крепко спал. Так крепко, что… Джин поднял голову, с сомнением вглядываясь в лицо спящего Юнги. А что если… А если всего один раз? Его припухшие губы казались такими мягкими и сладкими, что очень хотелось попробовать… А если он проснется и рассердится? А если ему понравится? Последняя мысль омегу воодушевила, и, подтянувшись, он нежно поцеловал альфу, сумев уловить прозрачный, как будто рассеянный ласковым свежим ветерком запах кофе. — Еще. Джин дернулся, чуть не опрокинувшись на спину, когда Юнги открыл глаза, и на губах альфы тут же растянулась самодовольная улыбка, стоило ему только заметить, как омега испугался. — Ты… — Джин нахмурился, думая, как теперь закончить мысль так, чтобы Юнги было стыдно. — Я. — А Юнги поднялся, двумя руками взъерошил, а потом пригладив волосы, заправив их за уши. — Почувствовал твой запах. Наверное, смотря на меня, ты представлял, как я тебя… выебу. Это звучало грубо, но от Юнги, который теперь очень многозначительно улыбался, это оскорблением не ощущалось. Джин только покраснел до кончиков ушей. — Ты вчера по-пьяни выучил новое слово, и я решил проверить, как оно по трезвой. Альфа виновато улыбался, затем пригласив омегу сесть рядом. И омега не стал сопротивляться и теперь не дулся обиженно, а скорее был задумчив. — Я всё помню. — Джин развернулся к Юнги. — И то, что ты собирался лечь спать со мной. — Я заблудился по дороге в спальню. Так бывает. — Альфа беззаботно пожал плечами, а затем с сомнением прищурился, когда омега подвинулся к нему чуть ближе. — Чего ты хочешь? Джин ничего не отвечал — только улыбался так, что всё внутри Юнги сжалось в предвкушении чего-то незабываемо чувственного, судя по тому, какими сочными были губы омеги, соблазнительно приоткрытые. Кажется, именно на них теперь таяла вся решимость альфы противостоять, чтобы сохранить ясный ум, но Джин ничего не делал — только потянулся к его шее, носом пробравшись под мягкие волосы, щекотнув ухо коротким выдохом. Обычно так ухаживали альфы, однако, когда речь шла о паре — так мог вести себя тот, кто первым… Юнги прикрыл глаза, вдруг не найдя в себе сил сопротивляться мягкости деликатных губ, которые едва-едва коснулись кожи, вместе с тем, как он почувствовал глубокий вдох, который сделал омега. Он вдохнул его, и вместе с тем его запах, который альфа теперь мог уловить, начал раскрываться, как лопнувший от переизбытка сока и сладости мандарин, надтреснувшей горьковатой шкуркой лишь подчеркивая спелость. Волшебство. В этом было волшебство, которое хотелось сделать осязаемым — руки Юнги сами потянулись к Джину, и ему понадобилось одно движение, чтобы усадить омегу к себе на колени, пока тот своими подпирал мягкие подушки спинки дивана. — Это ты сейчас такой смелый… — Юнги добровольно пошел на дно накрывшей его с головой неги, вместе с чувственно потеплевшим запахом ощущая осторожные пальцы в своих волосах. — А когда меня накроет гоном… Джину теперь казалось, что если сейчас вдруг наступит гон, и альфа, не заботясь о его чувствах, повалит его на пол, стянет штаны и… он будет просить еще и еще, бесстыдно подставляясь, отдаваясь… Он вдыхал горячий кофе, запах которого медленно таял нежностью взбитых сливок, которыми были укрыты сочные ягоды клубники, припорошенные шоколадной стружкой… многообразие вкусов и запахов, укутанных кофейной терпкостью, которая теперь, чем больше распалялся альфа, перестала укрываться под молочной пенкой, обжигая. Как обжигали вдруг скользнувшие по его голой спине горячие, жесткие ладони, шершаво и от того чувствительнее поглаживающие тонкую кожу. Губы сами нашли губы. Джину, кажется, даже не пришлось поднимать голову, чтобы ощутить поцелуй. Их второй поцелуй с Юнги. Первый после того, как они выбрали друг друга, всё еще не способные это принять и осознать. Глубокий поцелуй, не оставляющий шанса сохранить хоть какие-то остатки самообладания. Контроля. Джин хотел контролировать, а теперь хотел, чтобы альфа сильнее прижимал его к себе, увереннее душил своим языком, который делал… кружил голову. Всё кружилось. Всё было неважно. Всё вокруг молчало, боясь прервать этот момент. Юнги был уверен до этого, что в присутствии и омеги и почти вплотную подобравшись к гону, внутри произойдет пожар, от которого смогут пострадать все вокруг, но, наверное, в этом случае был один нюанс. В присутствии его омеги кровь не закипала, причиняя страдания слишком сильно в один миг раскалившимся темпераментом — он горел ярко, сильно, но при этом ровно, не заставляя судорожно одергивать руки, боясь обжечься. Это была иллюзия контроля, и сквозь пелену пьянящей фруктовой сладости, альфа смог уловить нежный, надрывный стон, вдруг осознав, что его губы были теперь на тонкой шее омеги, вместе с пальцами, которые сминали стыдливо покрасневшую кожу. Сдавливал сильно, мешая кислороду, но зачем нужен был кислород, если был запах… Джин не чувствовал опасности, не упирался, пытаясь его остановить — он подстраивался, стараясь удобнее ощущаться в сильных нетерпеливых руках, тая от каждого прикосновения. И Юнги оправдывал это безотчетное доверие — не давил так, что было больно, не держал так, что хотелось вырваться, не пытался взять силой то, что и так ему принадлежало. Изводил. Слишком неторопливым языком и слишком мягкими губами. Омега не успел понять, в какой именно момент пришел в движение, почувствовав лишь, как на его бедрах болезненно сжались пальцы, побуждая продолжить начатое. Возбуждение билось внутри, искрило, пытаясь выбраться из-под кожи, которая в один миг стала очень тонкой. Особенно в области члена, которым Джин терся о живот Юнги, гибкими размашистым движениями чувствительно задевая его член, каждый раз прижимая его головку к бедру. Если бы у омеги был опыт, он бы обязательно запустил свою руку в штаны альфы, чтобы доставить и ему, и себе (от ощущения крепкого члена в руках) больше удовольствия, но здесь опыт был только у альфы. И именно альфа, не отрываясь от усердных мягких губ омеги, сначала схватился за резинку его штанов, затем скользнув под нее. Скользнув, потому что ткань была мокрой от смазки, и стоило только Юнги немного освободить член Джина, оттянув резинку штанов, не замечая, что омега как будто застыл... Сладость в запахе стало более терпкой, пьянящей, шипящей как пузырьки в игристом вине, которые, лопаясь, кружили голову. Пальцы заскользили по длине, сжимаясь на головке члена, и Джин шумно выдохнул, уперевшись ладонями в плечи альфы, который остановил руку, пытаясь вглядеться в полуприкрытые глаза омеги. Он ничего не говорил, потому что не мог отдышаться, и Юнги, поддавшись инстинкту, потянул влажные от смазки пальцы к своим губам, несколько раз проведя по ним языком. Запах приобрел вкус и мандариновую сочность, заставившую альфу прикрыть глаза от удовольствия. — Ты… — Шепот срывался вместе с короткими и поверхностными вздохами омеги, который замер, потерявшись в чарующе темных глазах альфы. — Такой сладкий… Есть опыт, точнее, его у Джина не было совершенно, а есть инстинкты, которые теперь взяли омегу в плен, взяв контроль над его телом, которое не собиралось смущаться. Он чуть сместился ближе к коленям, и пока пальцы Юнги, заскользив по его члену, зацепились за чувствительную головку, его собственные неожиданно ловко пробрались в штаны альфы и ухватились за его член. В его руках впервые был чужой член, и Джин, задержав дыхание, сильнее сжал его в ладони, смотря Юнги в глаза. Оторваться не мог, захваченный новыми впечатлениями и… Он, одурманенный кофейной горечью, также потянул пальцы к своим губам, проведя языком по ладони, собирая смазку. Как собрать с капучино молочную пенку, на фоне кофеиновой крепости кажущуюся сладкой. — Такой… — Омега прикрыл глаза, повалившись вперед и подставив свободную руку. Но он не стал упираться ею в мягкую спинку, вместо этого запустив пальцы в волосы альфы и потянув его к себе, к своей шее. — Вкусный. Юнги готов был застонать в голос просто от того, что кто-то дрочил его член. По ощущениям, это не шло ни в какое сравнение с его даже самым удавшимся сексом с омегой. Такое ощущение, что впервые в свою еду он добавил соль, обнаружив у нее вкус. Обнаружив в себе реальный голод, который он пытался утолить, вжавшись носом в шею омеги, при этом туго сомкнутыми пальцами скользя по его члену. Он бы мог застонать, а Джин стонал. Прямо ему на ухо, тихо, сбиваясь на вырывающие судорожные выдохи. Это было наваждение. Нужен был свежий воздух, или… Омега, сжав в волосах альфы пальцы и потянув его голову назад, впился в его губы. Жадно. Голодно. Чтобы спустя минуту задрожать, прижимаясь к груди Юнги, который свободной рукой схватил его за шею, не давая оторваться, отдышаться, вздохнуть, прерваться... И если испачканные в сперме пальцы Юнги остановились, чтобы не терзать слишком чувствительного во время оргазма Джина, пальцы омеги продолжали… Недолго, затем собирая короткими толчками выплескивающуюся сперму, заглушая ставшими нежными и ласковыми губами стон. Чимин приподнялся на локтях, с удовольствием наблюдая за тем, как Тэхен прикрывал свою совершенную наготу халатом, стремясь исполнить его желание. Он хотел пить, а потом, так как накануне им не удалось уделить друг другу время, благодарить своего парня за это, пусть и недолго, но очень бурно. И как будто узнав об этом невысказанном намерении, Тэхен, завязав пояс, прежде чем выйти из комнаты, метнулся к кровати, оставив на уже подставленных губах многообещающий поцелуй. Наверное, в ушах еще гремели его собственные чувства, потому что он, выйдя из комнаты, не расслышал ничего не обычного, спокойно направившись в гостиную, чтобы из нее попасть на кухню и к холодильнику, где обычно находился запас холодной… Тэхен остановился как вкопанный в тот момент, когда глаза наткнулись на диван, на котором должен был спать Юнги и который он сам для него застелил. Юнги не спал, и Тэхену пришлось приложить усилие воли, чтобы развернуться и уйти незамеченным. Он знал, что такое между взрослыми людьми случается, но… Он не знал брата таким. Не видел. И Джин… — Эй, а где… Чимин, заметив, что его парень вернулся без воды, но с очень красочно отпечатавшимся на лице смущением, напрягся. — Там… Чим, нам нужно съехать на то время, пока у Юнги будет гон. — Это он тебе сказал? — Чимин, еще не до конца проснувшись, не мог сразу сообразить, что успело случиться, а потом… — Ты видел… — Они нашли общий язык. — Тэхен кивнул, торопливо зашагав к кровати. — И интересы. Блять. Тэхен уронил голову, при этом широко улыбаясь. Разумеется, он был рад за брата, но… как это теперь развидеть? Зато у Джина, судя по всему, был врожденный талант. А ведь у Юнги еще даже не наступил гон. Их совершенно точно нужно будет оставить одних, чтобы не смущать и не мешать наслаждаться обществом друг друга. — Я тоже видел, как они сосались. — Чимин забыл о том, что хотел пить, пытаясь теперь утешить своего слишком впечатленного парня, поднявшись и обняв его со спины. — Честно? Позавидовал. Но мы можем составить им конкуренцию. Иногда, для того, чтобы создать соответствующее настроение, пары смотрят порно, затем самоотверженнее предаваясь любви. Старший брат и здесь позаботился о младшем, неосмотрительно предавшись любви на… Всё-таки в жизни была справедливость, которая теперь торжествовала в личной жизни одного замечательного альфы. Но сразу возникла одна сложность. Тэхен смотрел на Джина, который взялся готовить завтрак, и почему-то видел не то, как омега взбивал яйца, при этом что-то сосредоточенно бормоча себе под нос, а увиденное часом ранее, когда омега сидел на его брате. В этом не было ничего предосудительного, при том, что они были свободны и достигли возраста согласия, но факт оставался фактом — смотреть как раньше не получалось. — Юнги. — Тэхен нашел альфу в его спальне сразу после того, как тот переоделся после душа. — Мы сегодня с Чимом не вернемся — поедем на ту квартиру, до которой нас любезно провожали люди господина Ким Намджуна. — С чего вдруг? — Юнги повернулся к младшему брату, который подпирал плечом шкаф. Тэхен ничего не отвечал, но на его губах медленно начала растягиваться недвусмысленная улыбка. А альфа только теперь вспомнил о том, что до этого они с омегой… — Блять. Он обреченно уронил голову, пока младший брат, не собираясь старшего судить, подошел к нему, ободряюще сжав сильно плечо. — Хотелось остаться и посмотреть, чем закончится, но я засмущался. — Тэхен до сих пор улыбался, видя, как про себя, но при этом наверняка матерно Юнги ругал себя. — У тебя гон скоро, и, думаю, будет лучше, если вы будете одни. При том, что тебе пока лучше не высовываться — нас с Чимом не успели засечь на месте преступления — только тебя, значит, только за тобой и будут охотиться, чтобы наверняка. Знаю, нам нужно думать, как уйти от того альфы и всё остальное, но что-то мне подсказывает, что тебе об этом лучше думать с пустыми яйцами. А обо всем остальном я сам позабочусь, как ты всё это время заботился о нас с Чимом. И да, если ты будешь возражать — я буду с тобой драться, и в этот раз победа в любом случае будет за мной. Всё это звучало слишком хорошо, чтобы так просто оказаться правдой или просто воплотиться в жизнь.