Too Good for Me

      Сеульские будни приобрели свои характерные очертания. Феликс почти наладил режим, начал бегать по утрам и ходить в зал (а то так и форму потерять было недолго, а он своим прессом дорожил), стал играть на гитаре, потому что соскучился, читал всё больше книг и иногда тусовался с Джисоном и Минхо – они смотрели вместе фильмы или играли в настолки и готовили что-нибудь из охуенно дорогой говядины. В клубы Феликсу больше не хотелось.       У бабушки он, Оливия и Рейчел смогли побывать только раз. Она написала Рейчел сообщение о том, что у них есть уникальная возможность увидеться с ней великолепной. И попросила привезти ей косметичку. Оказалось, не столько врачи были против (состояние стабилизировалось еще пару дней назад), сколько она сама не хотела, чтобы хоть кто-то видел её в разбитом состоянии. Как только ей стало лучше, она связалась с внуками. Как она сказала, подкрашивая губы помадой Герлен, остальные развели бы суету, а молодёжь была спокойнее. Феликс не был так уверен в её словах. Его накрыло, и он еле сдерживал слёзы. Потому что 7 лет назад помнил её ещё совершенно здоровой и полной сил женщиной. После встречи лечащий врач сообщил Рейчел, что никаких гарантий нет. Оставалось только ждать. Теперь уже неизвестно – может, месяца два или больше. Феликс не собирался улетать. Через пару дней она их к себе не пустила. Это тревожило.       Хван продолжал регулярно появляться в доме Ли, но с окончанием игрового сезона у него явно прибавилось свободного времени и, видимо, с непривычки он приходил слишком рано – тренировки команды стали короче.       Феликс знал, в какое время он приходил и всегда был дома. Хотел бы он оправдывать себя тем, что не специально. Но это было не так. Ему хотелось как можно чаще видеть Хёнджина, так что он без зазрения совести ждал его и радовался его приходу. После того странного дня что-то явно изменилось. Хван больше не игнорировал его. Но на некоторое время между ними поселилась некая неловкость. Феликс, смекнув, что Хван не планирует как-то двигать время своих приходов, из-за чего ему приходилось ждать Оливию добрые два с половиной часа, решил, что стоит составить парню компанию. Он молча присоединялся к нему в гостиной, и первые несколько дней они вместе пялили в телек или читали каждый свою книгу, перекидываясь редкими фразами. Феликс начал замечать. Взгляды. Хван смотрел на него, когда он, действительно, не видел этого, но теперь, стоило ему повернуться в его сторону, он каждый раз замечал, что Хёнджин резко отводил взгляд.       Чёрт.       На четвёртый такой визит Феликс сам открыл ему дверь и предложил вместе пообедать. Умостившись за барной стойкой на кухне, они навернули по домашнему рамёну, болтая о какой-то ерунде. Неловкость медленно растворялась.       Феликс увязал всё сильнее. Хёнджин был уникальным человеком. Весёлым, непосредственным, немного странным, немного наивным. Но каким-то образом сочетал это всё с очень взрослыми взглядами на жизнь, уверенностью в себе, целеустремлённостью и трудолюбием. Когда речь заходила о серьёзных темах, он неуловимо менялся. Феликсу это очень нравилось. И интриговало. Особенно такое необычное увлечение спортсмена рисованием. А ещё, оказалось, поэзией. Милашка.       Отношения Хёнджина и Оливии не претерпевали никаких изменений. Всё так же статично, молчаливо, странно. Феликс трусил спрашивать Хёнджина об этом. Откладывал. Родители часто несли какую-то херню о том, что скоро погуляют на свадьбе и увидят внуков.       Он и Хёнджин начали много разговаривать, обсуждать прочтённое, выбирать фильмы в онлайн-кинотеатре, а не пялить в тупые шоу. И где-то в конце первой недели таких дневных «встреч», Феликс пригласил Хёнджина поиграть в приставку в свою старую комнату. Разволновался так, что, кажется, во время приглашения перепутал все слова местами. Взрослый, состоявшийся человек. Пиздец.       Хёнджин был крайне удивлён – комната будто принадлежала подростку. Догадка почти сразу мелькнула в его глазах.       — Тут всё так же, как было много лет назад? — спросил он, разглядывая плакаты уже давно не актуальных групп.       — Eccc, — дурашливо протянул Феликс и упал животом поперёк кровати – древняя плазма стояла с торца.       Хёнджин странно долго разглядывал всё, что его окружало.       — Тебе было 19?       Феликс уже пялил в экран и выбирал игру. Вопрос застал его врасплох. Он медленно повернулся к Хёнджину, который, оказалось, стоял рядом с гитарами и аккуратно самыми кончиками пальцев трогал гриф акустической, на которой Феликс в последнее время начал играть.       — Да.       — Хён… Расскажешь, что случилось?       — Почему ты думаешь, что должно было что-то случиться? — Феликс поморщился. — Давай играть, — он отвернулся и не глядя протянул Хёнджину джойстик.       Джойстик пропал из рук, и кровать прогнулась. Феликс задержал дыхание. Сука. Хван на его кровати. Какая детская херня. Хотелось уткнуться лицом в покрывало и как следует проораться. Феликс не видел, что происходит на экране, мысли его были где-то далеко. Хёнджин точно так же улёгся на живот и подполз к Феликсу. Оказался совсем рядом. Феликс так отчётливо почувствовал тепло его тела и настолько не ожидал этого, что резко повернулся. Хёнджин смотрел на него. Кажется, так близко Феликс его ещё ни разу не видел. Их плечи соприкоснулись. Пространство вокруг окутывал запах стирального порошка и сладкого парфюма – ещё одна странность высоченного спортсмена – он использовал духи с запахом пьяной розы. Наверняка дорогущие.       — Ну тогда просто расскажи, почему уехал.       Феликс рассказал. Они бездумно и как попало играли в разные файтинги, а он рассказывал. Без особых подробностей. Группа, свободная душа неформала, любовь к членам. Он совершенно точно хотел сделать на этом акцент и посмотреть на реакцию. Хёнджин никак не отреагировал. Зато очень заинтересовался тем, что Феликс татуировщик и пирсер. Ха. А то до этого не знал. Но будто бы дорвался задать накопившиеся вопросы.       — Ты тоже, получается, художник.       — Ну типа, — Феликс дёрнул плечом.       С ним было уютно.       Ещё кое-что добавилось в рутину Феликса. Ящик Пандоры был открыт нараспашку. Феликс каждую ночь исступлённо удовлетворял себя, думая о Хёнджине. Он не мог отказаться от этого. Он так сильно втрескался и слишком страдал, чтобы лишить себя хотя бы фантазий. Он так хотел этого пацана, что при виде него каждый раз немели кончики пальцев, а голова кружилась. Феликс никогда такого не испытывал. В первую очередь, необычность ощущений была в том, что помимо того, что он хотел трахнуть этого человека, ему хотелось бесконечно находиться рядом с ним, говорить с ним обо всём и ни о чём или может даже просто вместе молчать. Вдыхать его запах.       Взрослая блядская жизнь. Как бы охуенно ни было проводить свои дни в абсолютно ублюдской, изматывающей и в то же время пиздец какой приятной любовной лихорадке, занимаясь параллельно всякими повседневными штуками, настало время искать студию.       И тут Феликс понял, как облажался. Он слишком давно не жил в этой стране, ничем таким раньше не интересовался и ни с кем свои планы не обсуждал. Нужна была медицинская лицензия. Класс. Немного поистерив, созвонившись с Крисом и изучив инфу в интернете, он решился на одну сомнительную херню. Так в Корее работали многие мастера. Приклеивались к кому-то с лицензией и работали под его именем за определённый процент. Можно было попросить денег у родителей или сестрёнки, не работать и вообще не париться, но Феликс этого делать не собирался. Решил рискнуть, тем более что накопил дохрена записей. Подходящий салон с подходящим мастером он нашёл довольно быстро, обо всём договорился и отправился домой. Ему хотелось нажраться, потому что это всё ему не нравилось. Но он был в меру отбитым молодым человеком. Так что от хуёвой задумки не отказался.       Сегодня, как и всегда, дома никого не было. Оливия уехала со своей универской группой на какую-то научную экскурсию и должна была вернуться не раньше десяти вечера. Сонхва закончила со всеми своими делами и ушла к подруге.       Феликс, в одних пижамных штанах и длинном шёлковом халате на голое тело, валялся на диване в гостиной и глушил папин дорогущий вискарь прямо из горла. Правда особо много выглушить не удалось – кто-то позвонил в дверь. Феликс даже не задумался, что он выглядит не то чтобы подходяще для приёма гостей – прямо так и пошёл открывать. С бутылкой в руке.       За дверью стоял Хван.       — Ты чего тут забыл? — Феликс сразу расслабился и прямо вот на пороге сделал глоток из горлышка с дозатором, даже не поморщился и вытер губы тыльной стороной ладони. — Оливия на экскурсии. Вернётся поздно.       Выражение лица Хвана было таким забавным, что Феликс не сдержал смех.       — Я… Не знал. Или забыл, — Хёнджин нахмурился.       — Слушай, отсутствие коммуникации в отношениях – это полный отстой. Как так можно? — Феликс впервые позволил себе какой-то комментарий в сторону отношений Хёнджина и Оливии. Это всё три… нет, четыре глотка виски. — Мне кажется, ты со мной больше разговариваешь… Ну, чего стоишь?       — Я… отпустил водителя. Сейчас, — и Хёнджин достал телефон из заднего кармана джинсов – видимо, чтобы позвонить водителю и позвать его обратно.       Сердце кольнуло.       — Да я не об этом. Заходи, что ли. Хочешь в приставку поиграем?       Хёнджин кивнул.       Спустя даже час они так и не играли. Сидели на полу в изножьи кровати Феликса и болтали. Феликс, совсем чуток захмелевший, был в ударе. Много шутил, рассказывал истории про ебанутых клиентов, про свои татушки, про случаи с концертов и ещё всякое.       Хёнджин сегодня был странно тихий. Обычно он тоже любил пошутить и подурачиться, сегодня же больше слушал. И всё смотрел. Ну, они же говорили. Но он как-то… смотрел.       Феликс чувствовал, как горят уши и щёки. Видимо, это всё алкоголь. Он несколько раз предлагал выпить и Хёнджину, но тот отказывался.       — Почему у тебя нет пирсинга языка? — выдал Хёнджин в один прекрасный момент, когда Феликс рассказывал о девушке, которая неправильно ухаживала за штангой, а потом чуть не подала на их салон в суд.       — А? — Феликса моментально прострелила мысль, что заметить это можно было, только думая об этом и глядя ему, сука, в рот. С другой стороны, они уже так много общались... — Долго заживает, мне не подходит… — и Феликс почувствовал окутывающий его жар. Чуть было не пизданул, что просто слишком много трахается и любит целоваться.       Вот как раз в этот момент он понял, что они опять очень близко сидят друг к другу. Хёнджин – откинувшись на железные прутья изножья, вытянув свои длинные ноги, Феликс – подтянув ноги под себя, развернувшись корпусом к Хёнджину.       Феликс вдруг взял и ткнул горлышком бутылки Хвану в губы и сразу её наклонил. Глаза Хёнджина расширились, он инстинктивно подставил ладони под рот и обхватил горлышко своими пухлыми губами.       — Заебал, выпей, мне не нравится быть бухим одному, — проворчал Феликс, сильнее наклоняя бутылку.       Хёнджин недовольно посмотрел на него, но, слегка сморщив свой красивый охуенный нос, послушно сделал два глотка. По его подбородку скатились несколько капель и упали ему на ладони.       У Феликса зашумело в ушах. Пшш-пшш, Хьюстон, у нас проблемы.       — Хён, я же вообще не пью, мне станет плохо, — Хёнджин надул губы и обиженно воззрился на Феликса.       — Ну конечно, мистер идеальность, ещё бы ты пил, — Феликс засмеялся и сам сделал ещё пару глотков. И краем глаза увидел, как Хёнджин слизнул со своей ладони попавший туда алкоголь. Блять. Да что ж это творится?..       — Хён, — Хёнджин вдруг засуетился, — я чуть не забыл.       Он приподнялся и на четвереньках дополз до своего рюкзака, с которым пришёл сегодня.       Феликс, вкрай дезориентированный происходящим, однозначно уставился на задницу, обтянутую джинсами.       Хёнджин достал что-то из бокового кармана, сжал в кулаке и вернулся обратно. Феликсу показалось, что щёки Хвана тронул румянец. Видимо, вдарил вискарь.       — Вот, — Хёнджин разжал кулак. На его большой ладони лежали три браслетика из разных бусин. Очень симпатичные, с милыми металлическими шармами. — Это тебе, хён.       Твою ж…       Феликс так попал, что отчаялся когда-либо найти путь обратно.       Хёнджин поманил пальцами, и Феликс, словно загипнотизированный, поднял левую руку. Хёнджин натянул на неё все три браслетика и посмотрел Феликсу в глаза с такой тёплой и довольной улыбкой, что Феликс вообще забыл кто он, где он, почему.       Решил выпить ещё.       — Спасибо, — пробормотал он, прежде чем сделать глоток.       Как ни странно, не было какой-то неловкости. Но у Феликса уже знатно кружилась голова. В мыслях было пусто. Он попытался вернуться к своему рассказу и вроде даже вырулил. Стало полегче. Браслетики грели запястье.       Когда Феликс рассказывал про то, как начал играть в группе, взгляд Хёнджина зацепился за гитары в углу комнаты.       — Хён, сыграй что-нибудь, — Хёнджин был очень расслаблен. Феликс всё старался не концентрироваться на том, каким красивым он сегодня был (как и каждый божий день), но просто невозможно было не обратить внимание на то, как блестели его глаза, какими румяными были щёки и как ещё сильнее покраснели от природы алые губы. Два глоточка виски. Охуеть.       — Выпей ещё, и сыграю, — Феликс удивился тому, как сел его собственный голос.       Хёнджин снова надул губы, но с каким-то даже вызовом потянулся к бутылке. Сделал глоток. Смешно поморщился. И в ожидании посмотрел на Феликса.       Тот вздохнул и поднялся за гитарой. Взял свою акустику, вернулся на место и, усевшись в позу лотоса, без раздумий начал наигрывать мелодию, которую вспоминал буквально сегодня утром. Это было вступление к песне одной японской рок-группы. Спокойная и приятная мелодия. Феликс немного залип, проиграв фразу два или три раза. И понял, что Хёнджин молчит. Поднял голову – Хван задремал. Вот как сидел, так и уснул. Голова была повёрнута в сторону Феликса, веки подрагивали, красные губы приоткрылись.       Феликсу показалось, что он смотрел на Хёнджина целую вечность. Какая-либо выдержка и адекватность покидали его.       Он отложил гитару, точно так же как Хёнджин вытянул ноги, прислонился к кровати и повернул голову. Снова долго смотрел. Хёнджин мерно и тихо дышал.       Феликс придвинулся. Ещё. Ещё чуток.       Таких губ Феликс никогда не целовал. Их упругость и гладкость не давали ему отстраниться, наоборот – хотелось вжаться, почувствовать сильнее, ощутить их вкус. Сегодня Хёнджин не пах никаким парфюмом. Феликс ощущал только привычный запах стирального порошка от его вещей и его сводящий с ума естественный запах, он пах словно baby powder, только слаще и нежнее. Уютом. Любовью. Его чистое дыхание обжигало Феликса, и он дышал в унисон вместе с ним не в силах перестать ощущать его. Кожа их губ от осевшего дыхания слегка склеилась между собой. Феликс не выдержал. Его собственные губы приоткрылись, выпуская язык, и он совсем невесомо, самым кончиком, мазнул им меж приоткрытых губ Хенджина. На язык словно попала капля кленового сиропа. Феликса прошибло ознобом. Он откинулся назад так резко, что едва не завалился на спину. Опираясь на руки позади себя, он с трудом дышал и смотрел мутными глазами на всё ещё чудом спящего Хёнджина. Сердце колотилось так, будто сейчас остановится.       Феликс поднялся на ноги. Подальше. Надо было оказаться подальше. Словно в тумане он вышел из комнаты и спустился вниз. Беспокойные ноги прогнали его по всему первому этажу и привели на кухню, где он сделал несколько кругов вокруг острова, то запуская пальцы в свои растрёпанные волосы, то прикасаясь кончиками пальцев к своим бесстыжим губам.       Феликс не знал, куда себя деть. Всё, это было последним рубежом его адекватности. Дрочить по ночам на Хвана – ок, трахать себя вибратором и представлять его на себе – ок, но поцеловать! По-настоящему поцеловать его. Ну, нет, он всего лишь коснулся его губами. Но спящего! Это крипово, это ужасно. Сердце не успокаивалось, Феликс чувствовал свой бешеный пульс в висках. Он не знал, какие высшие силы благодарить за то, что Хван не проснулся. Это было бы просто фиаско. Объяснить своё поведение, как-то защититься – он бы не смог. Но Хван… будто сам стремился остаться наедине? Бред. А как же Оливия? И снова вклинивалась уже привычная мысль: это просто покорность родителям.       Феликс навернул еще один круг по кухне, потёр лицо ладонями и решил возвращаться. Надо было разбудить Хвана и отправить нахрен домой. Феликс смотрел под ноги и бормотал что-то о том, как же он заебался быть собой, и не сразу понял, что ему навстречу спускался Хёнджин. Они смачно столкнулись прямо на пролёте, и Феликс, вскинувшись, чуть не полетел назад. Хёнджин не дал ему упасть, ухватив обеими руками за плечи. Феликс, всё ещё тяжело дышащий, с заходящимся сердцем, смотрел не моргая в широко распахнутые глаза Хёнджина, который тоже, видимо, не ожидал столкновения и успел испугаться. Он отступил, потянув Феликса на себя, и повернул его так, чтобы он больше не стоял так опасно спиной к ступеням. Феликс скинул с себя его руки и отвёл наконец взгляд.       — Хёнджин… Ты проснулся… Я…       В следующую секунду его подбородка коснулись чужие пальцы. Губ коснулись чужие. Хёнджин поцеловал его.       Феликс в ужасе смотрел на закрытые глаза с длинными ресницами в сантиметре от своего лица и не дышал. На этот раз мягкость желанных губ и их лёгкий нажим сделали что-то с его сердцем. Расхуярили его, разорвали. Пальцы на подбородке чуть требовательнее сжались, придвинули ближе, губы вдавились сильнее. И почти сразу Хёнджин отстранился с тихим чмоком. Заглянул Феликсу в глаза. Рука с подбородка переместилась выше, ладонь прижалась к щеке, длинные пальцы вплелись в волосы за ухом. Феликс вдохнул, и запах Хёнджна снова окутал его. Уничтожил остатки несчастного сердца.       — Ты такой красивый, хён.       Сука. Твою мать. Нет. Нет.       Резким движением Феликс сжал волосы на затылке Хёнджина. Хёнджин двинулся навстречу. Сознание рассыпалось – их языки соприкоснулись. Феликс издал дико пошлый стон. Таких стонов он от себя не слышал даже в моменты самых ярких оргазмов. Феликс был слабым. С самого, блять, начала. Просто даже позволить себе посмотреть на Хёнджина в том самом смысле при всех отягчающих – это была величайшая слабость.       Хёнджин был таким сладким.       Феликс хотел быть слабым.       Большая тёплая ладонь – на щеке, вторая – по-хозяйски – на обнажённой талии под халатом, притягивала ближе. Феликс прижимался к широкой груди, обнимал Хёнджина за шею и плавился. Упругие влажные губы – он не мог остановиться и прикусывал то верхнюю, то нижнюю, втягивал в себя, проводил по ним языком и снова просился в сладкий рот. Хёнджин в ответ так кайфово сосал язык Феликса, словно каждый раз ловил его в плен и не хотел отпускать.       Пиздец как хорошо. Пиздец как правильно.       — Так ты не спал? — прошептал Феликс. Хёнджин не дал ему надолго отстраниться, снова соединил их губы.       Теперь уже обе его тёплые ладони оглаживали тело Феликса, блуждали, пальцы слегка сжимались, Хёнджин словно проверял, действительно ли всё это происходит.       — Нет, спал. Ты меня разбудил. Своим языком, — и Хёнджин снова поцеловал. Феликс умирал рядом с ним – от его горячего шёпота, от сильных рук на себе, от его запаха. Блять. Что со всем этим делать? Во что они вляпались? Чточточто…       Кажется, накатывающая паника смогла найти выход только в ещё одном громком стоне. К тому же Хёнджин так классно сжал его задницу – тепло его ладоней чувствовалось через тонкую ткань штанов – на Феликсе не было белья. Хёнджин обнимал и касался так нежно, без ненужного напора, так трепетно. Целовал так аккуратно и горячо. Господибоже, за что…       Где-то вдалеке, за шумом в ушах, раздался звук открываемой входной двери.       Феликс ни разу в жизни так не паниковал. Он оттолкнул Хёнджина – их губы разъединились со звонким влажным звуком – и ринулся в свою комнату. Там увидел чужой рюкзак и, не совсем соображая, выкинул его в коридор. Сейчас нельзя было видеться. Феликс захлопнул дверь, прижался к ней спиной и осел на пол. Спрятал лицо в ладонях.       Ебать.