Фейерверки | Fireworks

Гаррет Уизли

Я стоял у зеркала, и в моей голове была только одна мысль: ну вы даёте, тётя Матильда. Сегодня утром она на правах декана Гриффиндора зашла в мою спальню, бросила в сонного меня мягким свертком, подмигнула и вышла из комнаты. Я сразу понял, что это был костюм на бал, и одному Мерлину известно, как она узнала, что я всё-таки на него иду. Бархатная мантия с цветочным валериановым узором села идеально, и я выглядел так, будто намерен прямо сейчас подойти к чемпионам Дурмстранга и Шармбатона и сказать: подвиньтесь, парни, теперь я тут главная звезда! А вот если снять мантию и остаться в рубашке и твидовом жилете, тогда уже можно смело подходить к девчонкам. Возможно, сразу к трём. Насыщенный бордовый цвет накидки привлекал слишком много внимания, и я не был уверен, что хотел бы направить на себя столько глаз сразу: обычно я наоборот одевался попроще, хотя моя семья могла себе позволить хорошие вещи — просто так легче пробираться во всякие потайные ходы и не страшно сжечь мантию очередным фейерверком из моего котла. В любом случае, Анна наверняка уже была внизу, нехорошо заставлять девушку ждать. И я вышел из Гриффиндорской гостиной и направился на её поиски. Я увидел её издалека, как только начал спускаться по лестнице: она стояла в нежном фиолетовом платье и смотрелась в маленькое зеркало, и вид её был не особо довольным. Возможно, она ждала меня слишком долго, и я разозлил её, возможно, она уже пожалела, что вообще согласилась со мной пойти: ну друзья да и друзья, а она, красивая слизеринская стервочка, наверняка получала всякие интересные предложения. Анна заметила меня и убрала своё зеркальце. Её лицо тут же поменялось: брови за тёмной чёлкой разгладились, кончики тонких длинных губ потянулись вверх. Я выдохнул и поспешил к ней, но на последних ступеньках споткнулся об свой же незашнурованный ботинок, который слетел с моей ноги и покатился вниз. На удивление, Анна не стала закатывать глаза, причитать или ехидничать, хотя последнего от неё очень даже можно было ожидать, да и вообще я тут, понимаете ли, срываю мероприятие. Она молча протянула мне ботинок и плюхнулась на лестницу рядом со мной прямо в бальном платье с таким видом, будто ей сейчас не хватает только пива и сушёной тыквы. А дальше был короткий неловкий разговор, в котором я будто бы позабыл все слова и так и не смог объяснить, что её платье цвета лаванды, которую добавляют в усыпляющие, умиротворяющие и успокаивающие зелья… безумно ей идет. Когда мы добрались до Большого зала, тётя Матильда оглядела меня с ног до головы и чуть ли не присвистнула, одобрительно кивнула и отправила нас в правую часть зала, чтобы оставить центр свободным для первого танца чемпионов. В толпе я остановился рядом с Анной и, чтобы не делать этот момент ещё более неловким, уставился в потолок, разглядывая зачарованные свечи, которые светили сегодня чистым белым светом, отчего зал казался почти хрустальным. И я подумал: вот бы организовать над своей варочной стойкой такие же, а то от газовых ламп вечно какой-то жёлтый оттенок получается, который не даёт разглядеть настоящий цвет ингредиентов. В зале пахло сотней духов сразу, как будто каждый присутствующий решил сразить наповал окружающих. И у каждого, Мерлин, у каждого были какие-то сложные тяжёлые композиции: амбра, мускус, табак — короче, амбре ещё то. Только от Анны пахло чистой лавандой, и больше ничем, а значит, спокойствием и свежестью. Я прибился к ней поближе и подумал: а сильно странно будет уткнуться в неё носом? Или хай приличия, если я тут надышусь и завтра утром работать не смогу? Пивной купаж — искусство тонкое. Но тут в центр зала вышли чемпионы со своими парами: сначала этот блондинистый тип из Шармбатона, Леконар, ой, конечно же, Леканар. Я надеялся, что он не может слышать мои мысли, а то опять взбесится. А потом я нашёл глазами Натти и поднял в воздух кулачок, а она это заметила и заулыбалась. Странно было видеть её с Себастьяном и даже болеть за них: странный выбор, странная история. По-моему, они вообще друг другу не подходят, но кто я такой, чтобы ей указывать. С тех пор, как она мне честно сказала, что отношения со мной её не интересуют, и она видит во мне хорошего друга, я отступил. Друзья так друзья, спасибо за честность, удачи в жизни, и это совсем-совсем не бьёт по моему самолюбию. Мадива Онай выглядела так, будто все присутствующие ученики других школ, все уважаемые преподаватели, наш несравненный директор и их уважаемые директора сейчас навалились на неё всем своим весом, чтобы удержать её на месте и заставить молчать и улыбаться. Потому что я, клянусь своим котлом, читал в её глазах, как она хочет заорать на весь зал: НАТСАЙ АМАМОВНА ОНАЙ! Но Натти только радостно плыла по залу в первом обязательном чемпионском танце с Себастьяном, который всё-таки спас Анну, которая стояла сейчас рядом со мной. — Гаррет, такой вопрос… — неожиданно шепнула мне Анна. Я не понял, как она умудрилась одновременно тянуться и ко мне, и носом в пол, видимо, сильно стесняясь. — Да, моя мадемуазель? — Я наклонился к ней пониже, наполняя легкие её свежими и мягкими духами, и случайно уткнулся носом в ее каштановый локон: а вот он пах как-то по особенному, скорее, как ее кожа, то есть, тоже весьма приятно. — А ты хорошо танцуешь? Просто я — не особо, — сказала она и повозила ногой по полу перед собой, но вернула пронзительный взгляд на меня, и я увидел, как в нем блестит надежда. — Э-э… Я думал, девочки обожают балы и танцы, и всё такое… — растерянно почесал я голову. — Я не девочка, я деревенщина, — вздохнула Анна. — Ну что ты, что ты! — Я кинулся обнимать её, но она мягко выскользнула из моих рук, продолжая внимательно смотреть мне в лицо. — Тётя Матильда пыталась, конечно, меня научить, вот и узнаем, насколько она преуспела. Просто не будем делать ничего экстраординарного, и нормально. — Ну хорошо, — ответила Анна и отвернулась. Танец чемпионов закончился, и все пары должны были присоединиться к следующему вальсу. Я вытянул вперед левую руку, приглашая Анну. Она напряжённо кивнула и взялась за меня, и я притянул её к себе, положив правую руку ей под самое плечо. Музыка из зачарованных инструментов заиграла громче, чем на танце чемпионов, и мы плавно, очень медленно закружились по залу, сохраняя возможность разговаривать. — Ты складно двигаешься, кажется, даже лучше, чем я, — сказал я и улыбнулся ей, и её бледное лицо расслабилось. — Может, взглянешь на меня хотя бы? Толкаться локтями, если что, буду я. — Хорошо, буду пересчитывать веснушки на твоем лице, — ответила Анна и сосредоточилась на моей коже, прищурившись. — Не считать, пересчитывать, хах? — уточнил я. — Угу. В прошлый раз было пятьсот восемьдесят шесть. Вот и думай, то ли ты мне настолько интересен, то ли я настолько тебя не слушаю. Я прикрыл глаза и посмеялся. — Тебя совсем не интересуют мои варительские изыскания, ха? Ладно, не буду больше грузить этим наше маленькое общество. — Да нет, я люблю твои варительские изыски… — Анна хитро облизнула кончик губы, но тут же опустила глаза и вздохнула. — Просто… Ты знаешь, у нас ведь даже толком не было времени пообщаться, чтобы обсудить твои изобретения. Постоянно в компании, постоянно со всеми. Нет, ты не подумай, я рада, что ребята позвали меня к себе, и я хожу по замку не одна, но… Мне так одиноко в толпе. — Понимаю, — ответил я и непроизвольно сжал её руку, лежащую в моей. Я хотел сказать что-то ещё, как-то поддержать или утешить, или рассказать, что часто ощущаю что-то подобное, но потерялся и не смог ничего добавить. — Ты? — подняла бровь под чёлкой Анна. — Я, — кивнул я. Какое-то время мы танцевали молча. Один раз мы всё-таки потолкались локтями с другой парой, один раз Анна запуталась в своем длинном платье, ещё один раз я перепутал ноги, но этого никто не заметил. В целом, это было довольно скучное занятие: если бы не эти короткие заминки, я бы на этом медленном вальсе уснул прям стоя. Но я не был уверен, что Анна согласится ввязаться в более быстрые танцы. Оминис со своей девушкой идеально проплыли мимо нас, цепляя за собой странный взгляд Анны. Натти и Себастьян менее уверено проследовали за ними. Амит и Поппи кружились где-то вдалеке, полностью увлечённые друг другом. Рядом с ними была Имельда с Леандером, и эта картина совершенно ничего во мне не вызывала: я знал, что на самом деле Имельда смотрела на другого человека. Я отвернулся, стараясь не смотреть на неё. — Знаешь, иногда я чувствую себя даже не второстепенным, а каким-то третьестепенным персонажем в этом мире, — продолжала откровенничать Анна, заставляя меня теряться между порывом сказать в ответ какую-нибудь глупость и порывом обнять её. — Ребята столько сил приложили, чтобы спасти мою жизнь, а я понятия не имею, что мне теперь с ней делать. Я чувствую себя какой-то красивой декорацией, на фоне которой разворачиваются чужие истории. Но не главным героем. Никогда не главным героем. — Хм, э, а ты знаешь, я тут подумал: а оно вот это надо, быть главным героем? — неожиданно нашёлся я. — Ведь этот ваш главный герой — он что? Правильно, он проходит через какие-то трудности и передряги, страдает и много думает, чтобы что-то там осознать и стать другим. А я, например, не хочу страдать. И не хочу быть другим. Я хочу остаться собой. — Я тоже хочу, чтобы ты оставался собой, Гаррет, — сказала Анна, украдкой заглянув мне в глаза. — Ну, и это не во всех книгах так, это зависит от жанра. Я их очень много перечитала, пока лежала в больнице, время было. А что, если, скажем, это не эпическое произведение? А, допустим, шпионский детектив… Нет! Вдруг это бульварная книжка с эротическими подробностями? — Тогда пожалуйста. Я готов! — А если это такая книжка подпольного самиздата, где ты, скажем, с профессором Шарпом?.. — Какой ужас! Я чуть не врезался в чемпиона Дурмстранга, что грозило бы дипломатическим скандалом, а она только и делала, что хихикала, сжимая губы. После этого мы опять замолчали. И я, уже рассмотрев и потолок, и гостей бала, и костюм Блэка, и закуски на дальнем столике, прикидывал в голове, могу ли я сварить лавандовое пиво, и какие свойства у него будут. По идее, это будет антипод перечного, на квиддичном стадионе не попьешь, зато можно рекламировать его как хороший отдых после тяжелого дня… — А у тебя есть с собой… твои изобретения? — вдруг заговорщически спросила Анна, выбивая меня из потока мыслей. — Хм-м… — Бунтарская идейка уже начала оформляться в моей голове. — В кошеле есть летуче-шипучее пиво. Ты в воздух поднимешься, если хлебнёшь. И это мысль! — Я увидел, как её глаза заблестели. — Ты думаешь о том же, о чём и я? — Идеально! — полушепотом воскликнула Анна. — Ты тогда просто таскай меня по залу, как воздушный шарик. У меня платье длинное, никто и не поймёт. И мы сможем остаться на польку! — Ну только ты несколько переоцениваешь мои познания в танцах. Хотя… Да ладно, это должно быть весело! — Я огляделся по сторонам, завернул нашу пару в укромный уголок за колонной и достал из-за пазухи свой вместительный кошель. Сам я сделал несколько глотков перечного пива, чтобы взбодриться, а Анне протянул летуче-шипучее, которое изобрёл ещё на пятом курсе: оно работало по тому же принципу, что и конфеты левитации. — Только чуть-чуть совсем, а то я тебя не удержу. Анна с хитрыми глазами отпила немного и вернула мне флягу. Музыка затихла, и я взял Анну за руку, уже чувствуя, как она отрывается от пола, и повел её в центр зала. Пары, которые отважились остаться на более сложный танец, выстроились в круг, дожидаясь того самого такта, с которого начинаются движения, и мы втиснулись между какими-то шестикурсниками и Леканаром с его спутницей. — Готова танцевать с будущим победителем турнира, ma chère? — сказал он ей. Я тихо фыркнул, и музыка сменилась на более быструю и резвую, добавилось больше зачарованных ударных. Большой зал, стены которого были непривычно бледными и гладкими, в свете этих белых огоньков выглядел точно как ледяной замок. На одно мгновение и пол под ногами мне показался льдом, настолько я запутался в первых движениях польки, но быстро нашёлся и вспомнил, как там это делается. А Анна действительно парила как воздушный шарик, и я лихо тянул её за собой, а она очень сильно старалась сохранять серьёзное лицо и не смеяться. Её длинное платье скрывало её болтающиеся ноги вместе с тем фактом, что она совершенно не знает, что делать. Где-то в середине композиции мне надо было завести её за колонну и дать отхлебнуть ещё немного, чтобы эффект внезапно не пропал. Но пока я тянул её за собой прямиком в танцевальный вихрь в центре зала, а она смотрела на меня совершенно счастливыми глазами. Впервые за полгода я рассмотрел их так близко: не сбоку в учебном классе, не в шумной толпе друзей в коридоре, не через массивный деревянный стол в Трёх Метлах, а прямо перед собой. Они были достаточно тёмные, но в то же время с каким-то светлым блеском, как у бронзового кната, Мерлин его храни. По-моему, это был янтарный цвет, хотя во всем, что не касается зелий, я не был так уверен. Я коротко взглянул на её длинные губы: Анна улыбалась мне. За ее спиной сливались в одну смазанную картинку парни и девушки, профессора и ученики, люди и чемпион Шармбатона. Мы были в самом водовороте этой претенциозной публики, и наш маленький секрет идеального танца принадлежал только нам. Мне приходилось сжимать её значительно сильнее, чем того обычно требовали танцы, чтобы она просто не улетела от меня под потолок. В целом, ощущение было такое, как будто я танцую с ней в воде, стоя по плечи в Чёрном озере: я не чувствовал её вес и мог задавать её телу направление. И мы кружились быстро, смело, уверено и безумно весело. Краем глаза я поймал несколько косых взглядов от шармбатонцев, но я не знаю, на что они пялились: на мой прикид, на Анну, на то, как необычайно легко мы двигаемся, или на всё сразу. На несколько секунд я отвлёкся на них и забыл, что левитирующая Анна будет продолжать двигаться по инерции, и притянул её к себе слишком сильно: её лицо почти впечаталось в моё. — Мне настолько убедительно нужно играть твою девушку? — ухмыльнулась Анна. — Прости, я не имел в виду поцелуи, я ещё учусь управляться с тобой, — ответил я, расходясь с ней на шаг, вернулся к ней снова, и снова разошёлся. — Если я поцелую тебя на глазах у всех, профессор Уизли отстанет от тебя с расспросами о личной жизни? — спросила Анна в тот момент, когда я развернул её и не видел её лица. — Скорее пристанет с ещё более неловкими вопросами, так что не надо, пожалуйста, — ответил я, а потом неожиданно для самого себя добавил: — На глазах у всех — не надо. Мы завернули за колонну, чтобы обновить напитки: Анна сделала вид, что кружевная лента моей мантии зацепилась за её корсет, и мы неловко удалились устранять это недоразумение. Я отхлебнул ещё перечного пива, она выпила ещё летуче-шипучего. — Дай твоё попробовать? — потянулась за моей флягой Анна. — Глядя на тебя я уверена, что это очень удачная партия. — Оно закончилось, — ответил я ей и демонстративно перевернул флягу, из которой не упало ни капельки на пол. — О, значит, последняя капля у тебя на губах, — сказала Анна, внимательно всматриваясь в мои губы с заворожённым видом. Я замер в изумлении, не понимая, как мне реагировать, и мысли в моей голове забегали, как семикурсники на пересдачу. Забавно: я ведь сам только что сказал ей сделать это «не на глазах у всех», и вот мы спрятались за колонну, и она тут же начала действовать. Я вроде не думал о ней в таком ключе, но с другой стороны… Что ж, я ничего не имею против, в принципе, почему бы и нет… Хотя немного странно, наверное… Анна медленно приблизилась ко мне. Она не смотрела мне в глаза, она смотрела на мои губы с последней каплей перечного пива, которое до сих пор немного жгло их, делая пухлыми и мягкими. Я снова ощутил её тонкий аромат лаванды и тихо набрал его в грудь. Я бы мог отшутиться, сказать, что я приготовлю два галлона перечного пива специально для неё, но почему-то не стал. И когда между мной и Анной оставалось всего несколько дюймов, я неосознанно подался вперед на один, ощутив её дыхание на своей коже. Но Анна оттолкнулась от пола прямо около меня и поплыла по воздуху, вылетая из-за колонны. Мой мозг взорвался, как от добавления пера фвупера: часть меня вообще не поняла, что это было. Часть меня быстро сообразила, что нужно идти за ней и поймать её, пока она не улетела под потолок на глазах у всех. Было ещё замешательство, как нам вклиниться обратно в группу танцующих. И звериный порыв притянуть её обратно к себе и впиться в её губы так, чтобы она дышать не могла. Мы опять втиснулись между белобрысым шармбатонцем и нашими шестикурсниками. У меня безумно колотилось сердце, и я смотрел на Анну во все глаза. А она делала вид, будто ничего не произошло: такая будничная, такая отвлечённая. Казалось, если прямо сейчас ее спросить: «Анна, гриндилоу тебя засоси, что это такое было?», она бы ответила: «Что было? Ничего не было». Но делать вид, будто этого эпизода не было, у меня уже не получится: я себя знаю, я теперь буду думать об этом каждый раз, как на неё посмотрю. Что ж, я решил, я спрошу с неё за это после бала. Не сейчас. Но обязательно сегодня. Я решил, я больше никогда не влипну в это дурацкое состояние между дружбой и больше чем дружбой, в этот промежуток между тролльих ягодиц, куда затягиваются все надежды и мечты, и где ты совсем не понимаешь, как вести себя. А Анна тем временем просто беззаботно кружилась: она наслаждалась балом. Танец продолжался, и я даже не заметил, что пока я был погружен в свои мысли, моё тело успешно двигалось само, припоминая все уроки тёти. Я держал Анну за талию, удерживая её за шёлковый корсет, и просто смотрел, как она радуется. Такая легкая, невесомая. Не знаю, что будет дальше, но сейчас мне не хотелось, чтобы музыка заканчивалась. Да, танцы — не самое моё любимое занятие, но это был такой классный повод побыть рядом с ней. И рядом с другими людьми, оказывается. Неожиданно моего уха достигла следующая реплика чемпиона Шармбатона: — Не сомневайся во мне. В следующем испытании мне не будет равных! Отстреляюсь лучше всех, помни моё слово. Мы с Анной переглянулись и сделали несколько шагов в другую сторону, насколько вообще можно было так сказать про летающую Анну, и поменялись местами с парой шестикурсников. Все соображения, которые извивались в моей голове до этого, покинули её, неожиданно вытесненные новым происшествием. — Этот Леканар случайно не родственник директора Блэка? — спросил я Анну сквозь зубы. — Погоди… Дело не в этом… — Анна изучающе поглядывала в его сторону. — Почему он выбрал именно это слово? Шаг, подъём ноги, шаг, подъём ноги. — Какое? «Помни моё слово» вместо «помяни»? — Нет… «Отстреляюсь». — Ну, выражение такое, разве нет? Разворот. — Это если бы он был из наших краёв… — И тут озарение осветило её лицо. — Гаррет, он не просто так весь такой уверенный! Он знает, какое будет следующее испытание. Он к нему готовится! И оно как-то связано со стрельбой. Я моментально среагировал и постарался протанцевать к нему поближе, насколько это вообще можно было сделать, не привлекая внимания: вдруг он выдаст больше подробностей? Если у него есть преимущество, оно должно быть и у Натти, это понятно, как рецепт рябинового отвара. И когда мы оказались ближе, мы услышали: — Ну так что, ты готова принять французский фрегат в свой порт после бала? И мы снова отдалились. — И-и-у! Ну и мерзость. На её месте я бы зарядила ему по капитанской каюте, — поморщилась Анна. — Я почти уверен, что у него там шлюпка, — фыркнул я. Полька закончилась, как и действие летуче-шипучего пива, и мы проследовали до мест на краю зала. — Я правильно помню, что впереди ещё где-то с десяток разных танцев? — спросила Анна, наклонившись в сторону моего стула, когда мы уселись за дальний столик. — Ага, плюс музыкальные перерывы на еду и какое-то очень важное напутствие от нашего директора. Кстати, куда он пропал? Короче, тут ещё несколько часов будет длиться это всё. Я оглядел Большой зал, прикидывая, чем бы тут заняться, если с танцами мы закончили. — Скукотища, — констатировала Анна, накладывая мне и себе бутербродов. — Надеюсь, они когда-нибудь пересмотрят программу бала в сторону чего-то более энергичного и свободного, чем классические танцы. — Согласен. Мысль пришла быстро. Спрашивать было страшно, но на самом деле очень даже безопасно: если она откажется, мы просто поблагодарим друг друга за хороший вечер и разойдемся по своим гостиным, каждый заниматься своими делами, и я пойду вдохновлённый ей рецепт разрабатывать, не откладывая это на завтра. Мы так и останемся не более чем приятелями в общей компании, которые пришли поддержать свою подругу, и больше ничего. А если она согласится — у меня будет шанс получить ответы на свои вопросы. — Анна… Если мы оба считаем, что тут дальше будет только скукотища, не хочешь ли ты, ну… Сбежать отсюда? Я имею в виду не разойтись, а, ну… Вместе? — Да. Вот так просто. Без игры словами, экивоков и закидонов. Коротко и ясно. — И что, даже монетку не будешь бросать? — припомнил я ей. — Не-а. Анна отложила свой бутерброд и посмотрела на меня. С озорством. С хитростью. Но очень тепло. — Тогда пойдём прямо сейчас! — Я протянул ей левую руку, как будто приглашая на вальс, и мы поднялись со стульев и направились на выход из Большого Зала, смешиваясь с толпой.