Фейерверки | Fireworks

Анна Уизли

Осень в этом году настала как-то внезапно. Поспешная, как сделанные выводы, и преждевременная, как… не важно что. Последние деньки августа догорали пожелтевшими, пожухлыми листьями. Ветер волочил их по земле и заставлял меня кутаться в свитер с высоким горлом, будто намекая, что давно пора бы приодеться в пальто, а я не хотела. Ещё несколько шагов, и я поверну за деревянной лавочкой на центральную аллею, а оттуда — к большому дереву. Наверное, я могла бы пройти этот путь с закрытыми глазами — за пять лет я столько раз проходила его после работы, а иногда и с книгой в руке. Любимое место в этом пыльном городе, где у меня были мои законные пятнадцать минут тишины. Солнце над парком уже садилось, унося за собой остатки тепла: я снова задержалась на работе до самого заката. Хорошо, что сегодня Матильда сидела с малышкой — она никогда не жаловалась, что я долго. Но скоро сентябрь, мисс Уизли вернётся в Хогвартс, к ученикам, и надо будет опять просить миссис Уизли, бабушку. Ладно, разберёмся. Пора домой. Я дошагала до большого дерева и аппарировала. В нашей уютной норе всегда было светло, залито таким сливочным жёлтым светом, пахло хлебом и кошачьей мятой, и тепло так от большого камина на первом этаже, скорее душно — окна не открывались, чтобы не застудить ребенка. — Лаванда! Солнышко! Иди к маме! Дочка побежала ко мне, перебирая своими маленькими ножками: она месяц как научилась ходить, вот, теперь бегает. Рыжая кудрявая голова тыкнулась в меня, что-то ответила радостное и неразборчивое. Не успела я присесть и обнять её как следует, как почувствовала, что на мои ноги что-то прыгнуло. Я опустила суровый взгляд на налётчиков: Первокот и Косолапка. Пушистые, как дикие жмыры, и домашние, как котята: лезут обниматься, трутся об сапоги. Конечно, им же больше всех надо. Я нащупала кого-то из них второй рукой, потискала дежурно. — Привет, дорогая, как твой день? — Гаррет выглянул из-за угла в фартуке на голые веснушчатые плечи. — Извини, что я поздно, послезавтра национальный турнир, — начала я оправдываться. — Всё хорошо, у меня наоборот посвободнее стало, я тётю Матильду час назад отпустил, — ответил он. — Перед первым сентября все бегут покупать котлы и учебники, а не зелье от угрей на жопе. Я улыбнулась и посмотрела на Лаванду. Когда-нибудь и мы отдадим её в Хогвартс. Надо лишь немножко подождать. Гаррет испёк шарлотку — это ей пахло на весь дом, вперемешку с ванилью и яблоками. Сладкая, приторная, что хочется запить водой, но такая милая. Нежит сердце. — Очень вкусно, дорогой. Ты настоящий мастер, — сказала я Гаррету. — Одно твоё слово, и я уйду из лавки и открою пекарню! Я знала, что он это несерьёзно. Дожёвывая кусочек, я прочитала письмо от Поппи Таккар: всё как обычно, у них в пятницу, чтобы дети поиграли. Остальные давненько не писали ничего. В памяти снова всплыло то странное письмо от Себастьяна, что я нужна для какого-то важного дела, что я должна с ним поехать, чуть ли не мир спасать. Но куда я теперь поеду? Я посмотрела на колдографии на стене: Лаванда в переднике, Лаванда в нарядном платье, Матильда с Лавандой, Лаванда с Гарретом. Первокот и Косолапка. Лаванда с Первокотом и Косолапкой. Косолапка в бантике. И где-то сбоку, внизу, одна колдография с нашего свадебного путешествия, с которым помогли родители Гаррета. Мы с ним стоим, счастливые, на фоне портьеры: он в рубашке, я в летнем платье. А это Франция. Надо же, уже два года прошло, а я помню это так, как будто это было вчера. Огромные дворцы. Винодельни. Фиолетовые поля. Всё такое лучистое, солнечное, неизведанное. Это ведь была самая яркая неделя в моей жизни. Может, где-то рядом с ней на пьедестале стоит поход с Натсай по Болгарии, жаль колдографий нет. Это когда её чемпион Дурмстранга позвал, а она — нас, чтобы одной не страшно было ехать. Озёра, крепость на скалах, античный театр и тёплое море. Незабываемые четыре дня. Может, вернёмся туда ещё раз когда-нибудь. Когда Лава вырастет, конечно. — Надо купить мышеловку и кошачью еду, — Гаррет снял фартук, обнажая небольшое пузико. — Коты примут это на свой счёт, — сказала я. — Да они всё принимают, — ответил Гаррет, пытаясь отнять фартук у налетевшей Косолапки. — Ещё я бы купил новую тёрку. — И обувную щётку, займёмся этим на выходных, — кивнула я. Гаррет сел на ковёр, чтобы поиграть с Лавой в кубики. Я любила наблюдать за ними вот так, попивая чай: где-то на вторую минуту он будто расслаблялся, отпускал себя и играл так, будто сам был ребёнком, и строил вместе с ней нечто заумное и удивительное, и тогда у него снова появлялись в глазах эти озорные огоньки. Такие редкие гости в последнее время. Последним в стопке было письмо от самого Гаррета. Он всё ещё честно выполнял своё школьное обещание и писал мне каждую неделю, несмотря на то, что мы женаты. Часто там были анекдоты или просто пожелания хорошего дня, а иногда, как сегодня, всего три слова: «Я тебя люблю». Я поймала его выжидающий взгляд и тепло улыбнулась, а потом отправила ему воздушный поцелуй. Так удивительно. В вечер Святочного бала, когда бронзовый кнат упал Мерлином, я и представить не могла, что мне будет с ним так хорошо и спокойно. Ночью, когда я уложила малышку, я пришла в нашу тёмную зашторенную спальню и легла на кровать, где меня уже ждал Гаррет. Его объятия нежные, жаркие, как горячий источник в темноте — утыкаюсь в них каждый раз и забываю обо всём. Наконец-то он рядом. Когда он отвернулся и захрапел, я осторожно встала с кровати, чтобы его не разбудить. Главное — не забыть выпить зелье с полки. Сделав это, я тихо открыла дверь. Я устроилась на тесном кресле в коридоре между комнатами, зажгла лампу на комоде и взяла книгу. Завтра опять буду ходить первую половину дня на работе как приведение, и придётся оставаться на переработку, но оно того стоило: до финала, надеюсь, счастливого, осталось примерно пятьдесят страниц. Первокот прыгнул ко мне на колени и устроился поудобнее — ленивый, ласковый. А Косолапка рядом опять заскреблась в окно — полудикая, своевольная, если с ним сравнивать. — Нельзя, опасно там, и ты об этом знаешь, — сказала я ей шёпотом, а она как будто поняла меня и перестала. Теперь тишину нарушало только мурчание Первокота и треск большого камина внизу. Книгу про далёкие странствия и невероятные приключения я закрывала с чувством топкого спокойствия — она завершилась ровно так, как я и предполагала. А что, если всё-таки попробовать написать свою? Я взяла из комода тетрадку и перо, окунула его в чернила и задумалась. «Однажды утром»… Нет, не то. «В стародавние времена»… Нет, тем более нет. Что-то не получается сегодня. Размышления прервал плач Лаванды, и я пошла её успокаивать, пока она Гаррета не разбудила. Ладно, может, завтра будет хорошая мысль. Завтра обязательно получится. Успокоив её, я вернулась в спальню. Гаррет обнял меня сквозь сон, тёплый и безмятежный. Я не была одинокой уже пять лет. Всё было хорошо.