Затопь

Кипятильник наотрез отказалась возвращаться в дом и спасать свою подвёрнутую ногу, так что Артуру пришлось подчиниться и только стараться как можно скорее закончить работу. Из злосчастных тюков, которые ему пришлось таскать, Кипятильник вывалила на землю старые рыбацкие сети с крупными ячейками, перепутанные и спрессованные практически до состояния осадочной горной породы. Несмотря на опасение Артура, что истлевшие верёвки рассыплются в прах от первого прикосновения, в реальности сети оказались крепче, чем на вид. Но распутать их оказалось действительно непросто, и развесить по натянутым верёвкам — «прогонам», как называла их Кипятильник — ничуть не легче. Впрочем, с её помощью получалось не в пример ловчее; наверное, сказывался опыт, но под пальцами Кипятильника спутанные верёвки словно сами расправлялись и раскладывались в нужные стороны. Снова залезать за чурбачок-ступеньку Артур ей не позволил. — Второго платка у меня нет, — скрестил руки на груди он. — А также гипса или хотя бы пластыря, на случай, если ты снова рухнешь. Так что полезу я. — Да не очень-то и хотелось, — фыркнула Кипятильник. — Мне же работы меньше. Она подавала сети, а Артуру пришлось развешивать их между жердей. Он смутно представлял себе, что примерно так сети должны сушить после рыбной ловли, но сейчас они и так были суше некуда, так что глубинный смысл процесса от него ускользнул. — Да посмотреть, в каком они состоянии, — объяснила Кипятильник в ответ на его прямой вопрос. — Где-то подлатать дыры, где-то полностью переплести край… Что-то вообще, может, уже для использования не пригодно — это в худшем случае. — Вы ловите рыбу? — спросил Артур и тут же понял, что вопрос глупый: да что же ещё? Но Кипятильник загадочно ответила: — Не сетями. Это слегка сбило Артура с толку, но дальше расспрашивать он не стал, снова сосредоточился на работе. Чем быстрее они закончат, тем быстрее можно будет расслабиться, а ещё попросить, наконец, еды и воды — эта мысль подгоняла Артура, вливала силы в уставшие руки. Но несмотря на все его старания, они провозились не меньше трёх часов. Солнце поднялось уже высоко и начало припекать, если бы не освежающий бриз с моря, торчать на открытой площадке стало бы совсем неприятно. Расправив последнюю сеть на последнем отрезке прогона, Артур соскочил с чурбачка, повторив фатальный манёвр Кипятильника, только не покалечившись в процессе. Вот было бы нелепо, запоздало подумал он, сейчас точно так же подвернуть ногу! А как важничал, шину делал, отчитывал… Впрочем, даже если бы Артур кувыркнулся через голову, Кипятильник бы этого не заметила. Не обращая на Артура никакого внимания, она бродила среди натянутых сетей, слегка прихрамывая на левую ногу и касаясь переплетения верёвок кончиками пальцев. Периодически она останавливалась, чтобы внимательно рассмотреть какую-нибудь прореху или нераспутанный колтун — да, они справились не со всеми, или Кипятильник просто не посчитала нужным тратить на них лишнее время — а потом продолжала движение. Артуру отчего-то показалось, что она понимает в происходящем куда больше него, словно видит не просто старые рыбацкие сети, не хитро связанные между собой верёвки, а нечто более сложное, какую-то многоуровневую систему, непостижимую для окружающих. — Раньше было просить невежливо, но теперь я созрел, — позвал её Артур. — А обедом у вас кормят? Кипятильник вздрогнула, едва не подпрыгнула на месте, словно его голос вырвал её из глубоких мыслей или даже транса. Артуру почему-то вдруг стало за это неловко. — Да, кормят, да… — рассеянно откликнулась Кипятильник, отстранённо поглаживая ладонью сеть. — Сейчас пойдём… — Ну, то есть, я же заслужил, да? — на всякий случай уточнил Артур. — Я старался помочь. — Всё в порядке, — успокоила его Кипятильник, во взгляд её постепенно возвращалась осмысленность, — не волнуйся. Идём. Артур не стал предлагать ей плечо для опоры или любую другую помощь; несмотря на то, что щиколотка явно болела, хромала Кипятильник довольно бодро, словно привыкла так передвигаться. Он совершенно не ориентировался в запутанных узких улочках Затопи, так что поотстал на полшага, чтобы удобнее было следить за направлением её движения. В этот раз Кипятильник снова сокращала дорогу — на этот раз не для Артура, а для себя, чтобы не перетруждать болящую ногу. Впрочем, тут же сообразил Артур, возможно, и первый раз дело было не в нём, а просто она всегда ходит именно так. Он снова почувствовал себя неловко и глупо, словно Кипятильник могла прочитать его мысли и догадаться, что он принял её выбор маршрута на свой счёт. Когда они вернулись, в доме обнаружилась лишь Стекляшка-Ида, как раз накрывающая на стол. — О, вы уже всё! — обрадовалась она. — Как вовремя! Я как раз собиралась идти за вами, звать к обеду. — Сердце подсказало, не иначе, — хмыкнула Кипятильник. — Мы пойдём, освежимся, а то вспотели и запылились. Вот за это Артур сейчас был ей отдельно благодарен. Вслед за Кипятильником он снова вышел во внутренний двор с разномастным забором, где уже успел побывать с утра. Помимо памятной будочки туалета с противоположного края обнаружилась проржавевшая колонка с водой. — Она на вкус солоноватая, но это не морская, — предупредила Кипятильник. — Пить можно, если что. И не дожидаясь реакции Артура, она подставила под колонку шею и нажала рычаг. Колонка скрипнула, лязгнула сочленением, и на Кипятильника хлынула вода, разлетаясь на солнце яркими каплями, заливая и небрежно собранные волосы, и майку. Кипятильник ещё пару раз нажала на рычаг, отфыркиваясь, когда вода попадала ей в нос и рот, умыла лицо, встряхнулась и широко улыбнулась. — Да теперь прямо жить захотелось! — Она обернулась к Артуру: — Тебе помочь? — Я справлюсь, — заверил её он. Он ухватил футболку между лопатками и стянул её через голову, не заботясь о том, что Кипятильник на него смотрит — было не до смущения. Синяки на боках уже расцвели всеми оттенками, от серо-фиолетового до жёлто-зелёного, спина наверняка представляла собой такую же палитру тоскливых красок депрессивного художника. Артур всё же не выдержал, покосился в сторону Кипятильника, но она хранила молчание, никаких вопросов не задала, хоть синяки явно заметила. За это молчание он тоже был ей благодарен. Подставив голову под колонку, Артур повторил манёвр Кипятильника, щедро оросил себя водой, помыл шею, плечи, подмышки, умылся и прополоскал рот. Вода на вкус в самом деле оказалась нормальной, даже не особо солёной, скорее просто жестковатой. Использовав собственную футболку в качестве полотенца, он быстро вытерся, промокнул волосы. Как раз примерился натянуть влажную футболку на себя, когда Кипятильник сказала: — Да погоди, зачем мокрую. Сейчас найдём тебе что-нибудь… Артур притормозил. — …из вещей Фархата, — закончила мысль Кипятильник. — Нет, — твёрдо отказался Артур, просовывая голову в вырез. — Не надо. Так нормально. Брать вещи у Фархата ему совершенно не хотелось. — Дело твоё, — пожала плечами Кипятильник. — Быстро высохнет, — отмахнулся Артур. Холодная и влажная футболка неприятно липла к телу, но он, пожалуй, готов был потерпеть. Они вернулись в дом. Солнышко уже сидел за столом, немного не доставая ногами до пола, касаясь досок лишь кончиками пальцев. Макс и Фархат что-то обсуждали, понизив голоса, и тут же замолчали, обернувшись на вошедших Кипятильника и Артура. Тот ревностно отметил, что Макс, наклоняясь к Фархату двумя пальцами держала его за рукав рубашки. — Как успехи, Лизхен? — поинтересовался Фархат. — Лучше, чем можно было ожидать, — Кипятильник плюхнулась на табуретку, вытянула ноги вперёд. — Конечно, кое-где надо подлатать, но в целом сети в порядке. Надо будет подумать над расположением, но в целом, думаю, должно хватить. — Смотря как расположим ещё, — напомнил Фархат. — Да без тебя знаю, — окрысилась Кипятильник, и Артур отчётливо понял, за что именно она получила своё прозвище. Действительно, ни с того ни с сего она вдруг вскипала буквально за мгновение. Он не сдержал улыбки. — Я уже кое-что прикинула насчёт расположения, — Макс выдвинула стул для себя. — Но давайте сначала поедим, а потом уже поговорим о деле, — она махнула Артуру рукой: — Садись. Можно было трактовать её жест как угодно, но Артур для себя решил, что она показала на место рядом с собой, поэтому там и уселся. Никто вроде бы против не высказался, никто не посмеялся — может, его внезапная влюблённость в Макс была такой очевидной только для него самого? Кипятильник и Фархат расположились напротив, Солнышко и Ида заняли оставшиеся стороны стола. Не дожидаясь особых приглашений или специальных сигналов, все принялись за еду. Артур уставился в тарелку. Он почему-то ожидал, что посуда будет обычной, но разномастной, какую удалось отыскать в покинутом городе, однако тарелки явно оказались частью одного сервиза. И только спустя пару секунд Артур сообразил, что они самодельные. Плавные кривые формы, следы от пальцев, неаккуратный край — кто-то не поленился вылепить добрый десяток посудин разного размера, от крохотных блюдец до глубоких мисок, да ещё и расписать их минималистичными каракулями в виде рыб и птиц. Смотрелось неожиданно неплохо, Артур подумал, что в каком-нибудь пафосном магазинчике дизайнерских вещиц для интерьера такой сервиз стоил бы больше маминой зарплаты — а тут, в Затопи, его просто вылепили от безысходности, чтобы было, куда накладывать пищу. Сам обед тоже показался ему каким-то нелепо-ресторанным. В большой миске горой был навален салат из кудрявых листьев рукколы и мелких помидоров, приправленный подсолнечными семечками, на плоской тарелке громоздилась горка мелких жареных рыбёшек. Рядом лежала стопка бледных лепёшек — когда Артур отломил себе кусок и попробовал, вкус показался ему непохожим на обычный хлеб, но смутно знакомым, хотя он так и не понял, чем именно. Солнышко заботливо положил ему в тарелку несколько кусков какого-то крупно нарубленного корнеплода, Артур не смог его с уверенностью опознать — репа? брюква? дайкон? Но распаренный до мягкости, практически распадающийся в пюре, он оказался очень вкусным. В качестве десерта Ида выдала каждому по чищенному варёному яйцу нездорового коричневого цвета; покосившись на с аппетитом откусившую сразу половину Макс, Артур сообразил, что оно просто вымочено в каком-то соусе, так что рискнул тоже попробовать. Вкус оказался терпким и солоноватым, не то чтобы особо приятным, но вполне съедобным, так что Артур не стал обижать повара и доел всё до крошки. От сытости и умиротворения по его телу словно разлилось приятное тепло. Хотелось растянуться где-нибудь на солнышке и просто полежать с полчаса, ничего не делая и ни о чём не заботясь. А потом — да, он поймал себя на этой мысли с удивлением — потом снова поработать, перетащить что-нибудь тяжёлое, повозиться с чем-нибудь запутанным или заняться любым другим делом, которое ему поручат. Чтобы так же вкусно поужинать и сладко уснуть вечером с ощущением, что день прошёл не зря. Эти простые смыслы, наполняющие ежедневное существование, вдруг показались Артуру безумно притягательными. Какой-то частью сознания он, конечно, понимал, что просто прячется в простые дела и радости от собственных мыслей, тревог и переживаний; а другая часть нашёптывала ему: но почему нет? Кто осудит? Кто сказал, что это неправильно? Ты не знал, что делать, и этот ответ — не самый худший. По меньшей мере, ты делаешь что-то полезное, действительно нужное… — А для чего? — спросил Артур вслух. — Для чего мы развешивали сети, если вы не ловите ими рыбу?