I’m More Than This Body of Mine

Его команда появилась только на следующий день, окруженная агентами ФБР и бурей ярости. Он слышал, как Эллисон выкрикивает в коридоре то одно, то другое, и чувствовал, как что-то зарождается глубоко внутри него. — Что значит, мы не можем войти к нему? — крикнула Эллисон за дверью. — Кому надо заплатить и сколько? Натаниэль улыбнулся, даже когда Таунс закатил глаза, а Браунинг агрессивно поправил свою газету, сегодня новую, с новым кроссвордом, чтобы снова на нем зацикливаться. — Итак, я думаю, они не собирались возвращаться в Южную Каролину, да? — насмехался Натаниэль, с удовольствием наблюдая, как Браунинг сильнее вцепился в свою газету. Таунс встал, хлопнув руками по бедрам, и медленно пошел к двери. Он распахнул ее, высунул голову и спросил: — Если я впущу вас всех, вы заткнетесь? Не успел он получить ответ, как Эндрю ворвался внутрь, волоча за собой Ваймака за скованные наручниками запястья. Эндрю остановился у кровати Натаниэля, их глаза блуждали по лицам друг друга. Он видел напряженные плечи Эндрю, складку между бровей, морщинки у рта, пластырь-бабочку на ушибленной скуле. Он поднял свободную руку вверх и протянул поперек груди, еле заметно приблизив ее к лицу Эндрю. — Ты мог ослепнуть, — тихо сказал Натаниэль, когда другие Лисы вошли в палату. — Сколько лет дерешься, и до сих пор не научился уклоняться? — Идиот, — выдавил Эндрю, все еще бегая глазами по ранам на его лице. Рука Натаниэля упала, он был слишком слаб, чтобы держать ее поднятой. Эндрю прищурился. — Помните, — объявил Таунс, — у вас всего 20 минут. Не теряйте времени. Взгляд Натаниэля прыгнул на наручники, окружающие запястья Эндрю и Ваймака, и он пристально посмотрел на Таунса. — Может быть, сначала освободишь их? Таунс закатил глаза. — Нет, Натаниэль. Этот, — сказал он, указывая на Эндрю, — слишком опасен, чтобы оставлять его одного. — Нет, это не так, — настаивал Натаниэль, злобно глядя на Таунса с его бредятиной, пока агент не смягчился и не расстегнул наручники, очевидно, уже устав от глупостей Натаниэля за день. Эндрю все это время не отводил взгляд от Натаниэля. Он поднес руку к его лицу, и, получив одобрительный кивок, оторвал марлевую салфетку с его правой щеки. Он беспристрастным взглядом осмотрел швы и бросил обрывки Натаниэлю на колени. Эндрю дернул пластырь на левой щеке, но остановился, увидев, как Натаниэль поморщился. Он бережно, деликатно снял остатки пластыря и так же аккуратно положил их на кровать. Натаниэль проигнорировал сдавленные вздохи остальных Лис, а также то, как Кевин отпрянул к противоположной стене и хлопнул ладонью по собственной татуировке, потому что выражение лица Эндрю еще больше напряглось, костяшки пальцев на перилах кровати побелели, и, казалось, он перестал дышать. — Все не так уж и плохо, — произнес Натаниэль по-немецки. — Врач сказала, это ожог третьей степени, но для него мне понадобится только крем и мазь. Она сказала, что все не так уж плохо, как могло бы быть. — Как могло бы быть, — повторил Эндрю, тоже по-немецки, все еще не отрывая глаз от ожога. — Ну да, — сказал Натаниэль, пожимая плечами, насколько мог. — Особенно учитывая, что еще они сделали. Глаза Эндрю метнулись к его рукам, и именно тогда Натаниэль понял, что Эндрю, да и все Лисы, не знали о том, что произошло. Не знали о его ногах. Не знали о его ноге. Он повернулся к двум агентам в комнате: Таунс стоял неподалеку позади Эндрю, а Браунинг работал над кроссвордом, казалось, совершенно ни о чем не беспокоясь. Он снова посмотрел на Эндрю, готовясь заговорить, но почувствовал, что слова застывают на его языке. — Я… — он остановился, прочистил горло, открыл рот, но слова снова замерли. Он сделал то, что, думал, никогда не сделает: он посмотрел на Таунса, агента ФБР, свинью, прося о помощи. Он не знал, чего ожидает, но очередной пустой взгляд точно был не этим. Собравшись с духом, Натаниэль оглянулся на Эндрю, найдя там больше утешения, чем когда-либо надеялся найти где-то еще, и подобрал слова. — Мой отец, — начал он по-английски, чтобы остальная команда услышала, но смотрел лишь на Эндрю. — Он сказал, что не хочет, чтобы я снова сбежал, и он, — Натаниэль глубоко и с дрожью вздохнул, успокаиваясь под знакомой тяжестью руки Эндрю, положенной ему на затылок. — Они не думали отрезать мне ногу, но там было так много повреждений… Натаниэль планировал сказать больше, но, судя по реакции Лис, по тому, как Эбби крепко обняла Ваймака, а Ваймак так же крепко обнял ее в ответ, по тому, как Рене ускользнула, и вместо нее явилась Натали, по тому, как сжалась рука Эндрю на его затылке, в этом не было необходимости. — Что он сделал? — выдавила Дэн. В ответ Натаниэль указал на свое одеяло, вниз, где лежала его культя, вниз, где его нога исчезла ниже бедра. — Я убью его, — сказал Эндрю, его типичная апатия сменилась таким сильным гневом, что у Натаниэля почти перехватило дыхание. — Он уже мертв, — ответил Натаниэль, глядя прямо в глаза Эндрю. Взгляд Эндрю не дрогнул, когда он в ответ посмотрел на Натаниэля. — Хорошо, — промолвил он, и Натаниэль точно знал - скажи он, что его отец все еще жив, ничто не помешало бы Эндрю выследить его и убить. Кевин потряс головой, все еще сжимая рукой татуировку. — Я не могу поверить, что он это сделал… Натаниэль едва сдержался, чтобы не закатить глаза, заставляя себя перестать смотреть на Эндрю и переключить свое внимание на Кевина. — Он хотел меня убить, — сказал он по-французски, — это не должно так уж шокировать. Кевин не ответил, но опустил руку, его правая рука кругами потирала левую. Натаниэль вздохнул, затем повернулся к Ваймаку. — Врач также сказала, что самое раннее, когда я смогу получить протез, — через четыре недели, если вся опухоль спадет и все заживет как надо, но я не знаю, смогу ли я продолжать играть. Некоторые из Лис шептали себе под нос раздраженно звучащие фразы вроде «Господи Иисусе» и «ебаный однобокий ум». Ваймак покачал головой, такой же раздраженный, как и остальная часть команды, и сказал: — Малыш, не беспокойся сейчас об этом. Сосредоточься на выздоровлении. Все остальное я улажу. Натаниэль сглотнул, еще больше наклоняясь к Эндрю в поисках поддержки. — Нет, я не имел в виду только этот сезон… — он затих, тяжело сглотнув, и их лица начали медленно опускаться, когда в них укоренилось понимание. — Когда я сказал медсестре, что играю в экси, — заставил себя продолжить Натаниэль, — она не сказала, что я не смогу, но… — он снова замолчал, не в силах высказать свои худшие опасения. — Но что, если ты не сможешь, — закончил за него Ваймак, с отсутствующим выражением на лице, состарившим его на десятилетия, выражением, как у человека, смотревшего и продолжавшего смотреть на самое худшее в мире, выражением того, кто не мог вынести мысли о том, что близкие ему люди видят мир таким же, каким видит его он. Натаниэль кивнул, не вынося сочувствующие взгляды, которые его товарищи по команде продолжали направлять в его сторону. Они были его командой. Они не должны были смотреть на него с жалостью. Не так, как сейчас. — Наркоман, — пробормотал Эндрю, с таким же бесстрастным выражением лица, как и всегда. Эта колкость и его твердые черты заземлили Натаниэля и помогли ему успокоиться, даже когда ковер вырывался у него из-под ног, а земля крошилась на части. — Ты сможешь, — сказал уверенный голос, более уверенный, чем Натаниэль когда-либо слышал от него. Он посмотрел на Кевина и увидел это ох какое редкое проявление в нем стержня. — Если я смог научиться играть правой рукой, то и ты сможешь играть с искусственной ногой. Натаниэль принял это заверение и – хотя Кевин никогда бы в этом не признался – комплимент, за то, чем это являлось: надежда. Надежда на будущее. Надежда на их будущее. Он проигнорировал слова Ники: — Окей, но это другое, Кевин. Ты же знаешь, что это не одно и то же, да? Для меня важно, чтобы ты знал, что нога отличается от руки, — и смотрел то на Эндрю, то на Кевина. На то, что удерживает его на земле и на то, что дает ему надежду. Он взглянул на остальных Лис, все еще не совсем оправившихся от новостей - Натаниэль не ожидал видеть их такими, особенно когда он все еще чувствовал свою несуществующую ногу - и обнаружил страх, да, и неуверенность, но также и решимость. — Что я хочу знать, — сказала Эллисон, обращая на себя внимание, — так это почему Нил прикован наручниками к кровати. Таунс вздохнул, но Браунинг ответил раньше, чем тот успел. — Во-первых, его зовут Натаниэль. Во-вторых, есть риск, что он сбежит. — Сбежит? – скептически спросила Дэн. — Он потерял ногу! — Поверьте, если бы вы знали, в какие неприятности попадал этот парень за все эти годы, вы бы тоже не хотели видеть его без наручников, — ответил Таунс. — Это нелепо. Снимите наручники, или я позвоню своим адвокатам, — потребовала Эллисон. — И что они сделают? — сказал Браунинг, изучая свой дурацкий кроссворд. — Мы в праве предъявить ему обвинения за целый ряд правонарушений, начиная с поддельного удостоверения личности, которое мы нашли в его бумажнике, и заканчивая текущим местонахождением его матери. Мы не боимся играть жестко. Нил проигнорировал недоумевающие и шокированные взгляды своих сокомандников и застонал. — Ты не мог использовать идиому про экси? Я ненавижу бейсбол. — Мне все равно, — ничуть не дрогнув, ответил Браунинг. — Меня не волнует, что он сделал, ты снимешь наручники с моего игрока прямо сейчас, — сказал Ваймак. — Ладно, ладно, хорошо, — сказал Таунс, подходя к Натаниэлю. Он подчеркнуто вздохнул, вытащил ключи и расстегнул наручники. Эндрю тут же подхватил запястье Натаниэля и начал тщательно его массировать, помня о ранах под повязками, которых он еще даже не видел. Натаниэль почувствовал, как внутри него поднимается успокаивающее тепло от того, как Эндрю обращается с ним, и которое он даже близко не мог объяснить. — Итак, какой теперь план, Нил? — спросил Ваймак. Натаниэль не мог не заметить намеренное использование этого имени, и уголки его рта дернулись, что было почти похожим на улыбку. Однако Натаниэль ему не ответил; он не сводил взгляда с пальцев Эндрю на своем запястье и вместо этого заговорил по-немецки. — Они сказали, что некоторые из людей моего отца все еще там и, вероятно, захотят меня убить. Эндрю продолжал выводить маленькие круги на руке Натаниэля, но поднял глаза на него. Натаниэль, в свою очередь, тоже, и встретился с ним взглядом. — Они хотят включить меня в программу защиты свидетелей. Я не хочу… Если ты велишь мне уехать, я уеду. Эндрю выглядел решительным и непоколебимым, когда ответил: — Они никуда тебя не заберут. — Он сказал это по-английски, и Натаниэль понял почему, когда услышал волнение, начавшееся среди Лис. — Куда он уезжает? – потребовала Дэн. — Подожди, он что, уезжает? — спросил Мэтт. — Вы его не заберете, — сказала Эллисон. — Да, — согласился Ники, — сначала вам придется пройти через нас. Таунс опустился в кресло и наклонился вперед, опершись локтями на колени и потирая виски ладонями. — Господи Иисусе, я поседею из-за этих детей. Браунинг усмехнулся: — Говорил же тебе, нам не следовало соглашаться на эту работу. Таунс смерил его взглядом, который Браунинг не удосужился признать, прежде чем уронил руки между ног и повернулся к Натаниэлю. — У программы защиты свидетелей много преимуществ, и я думаю, это было бы для тебя лучшим вариантом… Ваймак прервал его так, будто тот вообще не говорил. — А ты сам чего хочешь, Нил? — Я хочу, — начал Натаниэль, не уверенный в том, что собирается сказать. Сосредоточившись на ощущении рук Эндрю на своих руках, он продолжил. — Я знаю, мне не следует оставаться, и я знаю, что, возможно, вы все будете в опасности, но я не думаю, что готов терять это все. Если бы я мог, если бы вы мне позволили, я бы хотел остаться со всеми вами. Я хочу оставаться Нилом как можно дольше. — Хорошо, — кивнул Ваймак, будто бы на этом все решилось. — Тогда ты остаешься. Я бы потратил чертову уйму времени на то, чтобы вместить надпись «Веснински» на твою джерси. — Я не знаю, как еще выразить, насколько это плохая идея… — попытался сказать Таунс. На этот раз Дэн прервала его: — А я не могу выразить, насколько нам наплевать. Браунинг фыркнул на это и уткнулся лицом в газету, спрятавшись от укоризненного взгляда Таунса. — Ладно, никакой защиты свидетелей! — уступил он. — Но ты должен рассказать нам все про последние десять лет. — Что? Зачем? — спросил Мэтт вместо Натаниэля. — Потому что у нас все еще есть длинный список преступлений, которые совершил «Нил», — ответил Браунинг, складывая газету и кладя ее на боковой столик, положив ручку сверху. — Но если он будет сотрудничать с нами и отвечать на наши вопросы, то мы сможем от них избавиться. Таунс кивнул в знак согласия своему напарнику. — Это все, что мы можем сделать, если он не пойдет в защиту свидетелей. — В которую он не пойдет, — решительно сказал Ваймак. — В которую он не пойдет, — согласился Таунс. — Да, конечно, как хотите, — просто сказал Натаниэль. Он будет отвечать на все их вопросы – за исключением тех, что касаются Мориямы – до тех пор, пока вновь не станет Лисом, настолько долго, насколько они ему позволят. Прозвенел звуковой сигнал, Таунс хлопнул рукой по часам. — Ваши двадцать минут истекли. Все наружу. Нил повернулся к Эндрю и спросил: — Ты хочешь остаться? Я давным-давно должен был рассказать тебе историю последних десяти лет. — Я должен остаться, — ответил Эндрю, — я не верю в то, что они не заберут тебя у меня снова. — Ему нельзя здесь оставаться, — попытался возразить Таунс, но почти сразу же отступил, когда увидел выражение лиц Эндрю и Нила, и отмахнулся от них. — Мне действительно не следовало соглашаться на эту работу, — пробормотал он, ссутулившись на своем месте и качая головой в ответ на беззвучный смех Браунинга. — Это та история, которую ты обещал мне на Новый год? — спросил Ваймак. Натаниэль кивнул. — Я расскажу это вам, всем вам, — он посмотрел на остальную часть своей команды, затем махнул рукой в сторону агентов и сказал: — После того, как они со мной закончат. — Или мы могли бы поговорить о чем-то другом, — сказала Эллисон. — Мне, например, гораздо больше любопытно услышать историю о вас двоих. Натаниэль в замешательстве нахмурил брови. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, что вы двое только что заработали мне триста баксов. — Натаниэль знал, что она говорит о каких-то ставках, но не мог понять, о каких именно. Он все равно кивнул, делая вид, что понял. Эллисон восприняла предполагаемое согласие со слишком большим энтузиазмом. — Я говорю, двадцать минут истекли, — сказал Таунс, ссутулившись на стуле. В то время, как Лисы выходили, Ваймак уже разговаривал по телефону, пытаясь связаться с ректором PSU, Дэн искала ближайший отель, где они могли бы остановиться, пока Натаниэль застрял в больнице, Эллисон отправляла сообщение своему турагенту, помогая Дэн сделать бронирование в последнюю минуту, а Эбби пошла к его врачам обсудить его лечение. Кевин задержался, чтобы сжать плечо Натаниэля, его взгляд скользнул по его лицу на мгновение, прежде чем остановиться на его глазах. Натаниэль понятия не имел, что он искал, но, должно быть, нашел это, потому что кивнул и ушел, не сказав ни слова. Даже Таунс и Браунинг ушли; первый собирался поговорить с другими агентами ФБР, находящимися в больнице, и с теми, кто назначен Лисам, а второй, несомненно, искать другую газету. Остался только Эндрю. — Да или нет? — спросил он. — Да, — немедленно ответил Натаниэль. Эндрю отпустил его запястье и сел на кровать рядом с ним. Он пристроил их двоих таким образом, чтобы Натаниэль как можно меньше двигался, и поэтому единственными соприкасавшимися их частями были руки, положенные одна на другую, поскольку Натаниэль не мог пошевелить пальцами, не вскрыв раны вновь. — Ты и правда думаешь, что я снова смогу стать Нилом? — тихо спросил Натаниэль по-немецки. Он почувствовал секундное колебание Эндрю, и стал ждать его ответа. — Я сказал Нилу остаться. Похорони Натаниэля в Балтиморе. Натаниэль вывел очертания ключа от дома в Колумбии на тыльной стороне руки Эндрю. — Нил Абрам Джостен, — тихо прошептал он в пространство между ними, прерываемый лишь постоянными гудками аппаратуры. Рядом с Эндрю он чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы позволить своим векам отяжелеть, а мысли о тех, кто ему дорог, плавали в его голове. Его семья. Его Лисы. Эндрю. Пока они у него есть, возможно, все будет хорошо. — Засыпай, наркоман, — сказал Эндрю успокаивающим голосом. И тем самым он погрузил его в бессознательное состояние.