Лесные разбойники

— Чего это ты взял на себя смелость решать, быть ему с нами или не быть? Спрашивающий вопрос свой задал заносчиво, с претензией. Андрей, смотревший до этого только на, по его мнению, предводителя этой шайки, услышав его голос, наконец решил осмотреться. Банда была не такая уж и большая, как ему показалось, когда их только окружили на дороге. Из того, что он увидел сейчас, можно было насчитать едва ли дюжину, все на вид замученные, грязные, напоминали больше стаю шавок, трущихся постоянно возле сытных мест там и сям, готовых напасть на всякого, кто мимо пройдет и, как им кажется, позарится на их территорию. Они переглядывались потерянно и вместе с заданным вопросом приобрели еще более глуповатый вид. Они оправлялись, прятали оружие, но делали это как-то неловко, словно не понимали почему. Тот, с кем Андрей до этого разговаривал, повернулся к ним и окинул своих товарищей взглядом. — Коготь должен решать, быть ему с нами или не быть, — упрямо, серьезно глядя серыми глазами на него, повторил все тот же парень, что ранее задавал вопрос. — Рябчик… — как-то многозначительно, словно пытаясь одним этим обращением сказать все, что только можно сказать, негромко выдохнул тот, кто притащил Андрея за шиворот за собой. Его хватка все еще мерещилась где-то в области шеи, со звуком его голоса напомнив о себе, и Андрей непроизвольно повел плечами, словно озябнув. — Поди спроси у него, — с раздражением мотнув башкой в сторону, отозвался беззубый. — Посмотрю я, что он тебе скажет без головы. Он говорил зло, чувствовалось, что все в нем по-настоящему бурлит. Еще и запах этот его и отчетливо ощутимая сущность ведущего добавляли остроты. Была бы у Андрея сейчас шерсть на загривке — встала бы дыбом. Такой человек не мог оставить равнодушным. Андрей его как только увидал, выпрыгнув на дорогу, так понял, что он особенный, не такой как все остальные. Среди разбойников тем временем вместе с его словами пронесся тихий ропот. Похоже новость о смерти некого Когтя им была и удивительна, и неприятна. Андрей припомнил, что кажется видел, как отец кого-то там порешил, но не обратил на это особого внимания. Это был кто-то важный? — Тогда тем более, — отозвался тот, кого назвали Рябчиком. Вид у него после секундного замешательства сделался еще более серьезным и упрямым, — не тебе решать. Ты нам не атаман, Горшок. И с какой стати ты засвистел? Это ведь ты свистел, я видел. Если Когтя… надо было их разбить! Кого разбить, княжеский обоз? Андрей удержался от того, чтобы фыркнуть. Это отец бы их разбил, мокрого места не оставил. Беззубый, названный Горшком, насупился и буркнул, словно прочитав Андреевы мысли: — Это он бы нас. Андрей поглядел на него с еще большим уважением и интересом. Одно из того, что должен был уметь любой стоящий предводитель — это здраво оценивать обстановку и свое положение в ней. Горшку это удалось, и диво, что никто этого не понимал. — Нас бы никогда!.. — задиристо начал кто-то из разбойников, но Андрей решил вмешаться и поддержать разумную мысль. — Это правда, — перебил он достаточно громко, чтобы его услышали и обратили на него внимание, — отец бы вам головы поснимал, это точно. На него уставились все. Уставились с враждебностью, как он заметил, даже те, кто, как он думал считали так же. Но в чем он неправ? — Вас сколько? По пальцам пересчитать. А у отца в распоряжении воины в бронях, с клинками, которые вам и не снились. Сам он — мастер, у мастеров учился. И разве Коготь этот ваш — не атаман? Но где он? Там остался, — Андрей махнул рукой куда-то в сторону, где предположительно находилась дорога. — И вы бы остались, если бы не ушли. — А ты вообще, — медленно, с расстановкой, таким тоном, чтобы Андрей в полной мере мог ощутить насколько он и его умишко ничтожен, произнес какой-то черноволосый худой разбойник, — чего понимаешь в этом, а? Небось всю жизнь сидел за отцовскими плечами, носу не казал наружу, уж такому как ты оно без надобности. Он говорил таким тоном, словно Андрей за такую жизнь заслуживал самого ярого порицания. Ему это не понравилось. — Уж кое-чего я понимаю, — вскинул он голову с вызовом. — Да? А скажи-ка мне… Что он там хотел спросить, Андрей так никогда и не узнал, потому что разбойника резко перебил громкий окрик: — Да хватит, е-мое! Все уставились на снова подавшего голос Горшка. Вид у него был раздосадованный и поникший. — Мы бы живыми оттуда не ушли. Если ты, Пор, считаешь иначе, можешь вернуться. И вообще все, кто считает иначе — идите! Никто естественно не пошел. Парни только переглянулись между собой, как показалось Андрею, виновато и остались на месте. Горшок издал непонятный звук, что-то среднее между хмыканьем и всхлипом, и уселся на выпирающий гигантский мшистый корень. Запустил руку в свои отросшие темные спутанные волосы и замер, уставившись себе под ноги. Вид у него сделался отстраненный. — Так что, — сказал, решив нарушить повисшее на пару мгновений молчание, молодой светловолосый кучерявый парнишка, — если Коготь на самом деле… то что нам делать? Нам ведь нужен новый атаман. Его слова встретило растерянное молчание. — Предлагаю решить это потом, — буркнул Рябчик. Никто возражать не стал. Кажется, всем требовалось время, чтобы свыкнуться с новыми обстоятельствами. Про Андрея уже не вспоминали, загрузившись новой проблемой. Он этому тихо порадовался. Авось и не вспомнят, а потом уже не до того будет. — Без Когтя мы никто… — протянул кто-то негромко, — люди только его и боялись. Что-то с нами будет теперь? На это тоже никто ничего не ответил. Но теперь всеобщая загруженность ощущалась иначе: тревожнее, тяжелее. Андрей тихо-тихо, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, вздохнул. Похоже, он пришел к ним не в лучшее время. Как бы не нажить беды себе на голову. Что еще решат со своим атаманством? Взгляд снова метнулся к тому, кого он сначала принял за главного. Горшок сидел с отсутствующим видом, смотрел куда-то в пространство и больше не выглядел тут главным. Скорее потерянным. А ведь если он не главный, то еще чего доброго Андрею не разрешено будет остаться с ними на равных, может, даже случится чего похуже. От мыслей о том, что с ним могло случиться, у него похолодело все внутри. Он впервые задумался о том, куда и с кем отправился. Снова, как тогда ночью в городе, когда он дорого поплатился за свою беспечность, он поступил совершенно необдуманно и глупо, и, кажется, ему снова придется за это расплачиваться. Теперь от решения разбойников зависела его жизнь, и Андрей, осознав это, почувствовал неприятный трепет, какой, наверное, ощущает приговоренный перед казнью. Мелькнула трусливая мысль: он все еще может вернуться, сбежать опять, обратно к отцу. Нет, зло подумал он, будь, что будет, но возвращаться он не собирается. Ничего не может быть хуже, чем то, что ждало его в его мирной, прежней — или новой, с мужем — жизни. Уж лучше стерпеть что угодно от этих головорезов — хотя терпеть, если уж совсем худо будет, не придется: перекинуться и в лес уйти он всяко сумеет. И за себя постоять — клыки и когти, он знал из Сашиных рассказов, у него хороши.

***

Лагерь бандитов оказался в совсем другой стороне. В очень удобном месте, не в таком мрачном и жутком, как тот хвойник, в котором они скрылись от погони. Устроен он был с умом, и видно было, что люди здесь живут: основательно вытоптанная, чуть не до каменной твердости земля на поляне, давнее кострище с еще тлеющими углями, которые будет легко раздуть снова, два натертых до гладкости бревна возле него, натянутые на колышки полотнища чуть поодаль с устроенными там спальными местами. Вытоптанная тропинка вела и дальше, только Андрею пока не удалось разглядеть куда. Небось в дом какой-нибудь или пещеру — местную сокровищницу или атаманово логово. При взгляде на все это в голову невольно закрадывались вопросы: а они в самом деле тут всегда и это их… ну… дом? Или же лагерь он все-таки на то и лагерь, чтобы здесь оставаться только, когда надобность есть? Все же жить вообще всегда вот так, не по-человечески почти, тяжело. Спросить об этом было не у кого. В лагере их ждали. Два парня, крепких и не таких несчастных и замученных, как те, с которыми пришел Андрей. Ждали, судя по всему, как победителей, но, увидев уставший озлобленный отряд, насторожились. — Ну что? — спросил один, выступая навстречу. От Андрея не укрылось, как он обшарил цепким взглядом возвратившихся товарищей, уделив ему пристальное внимание. — Это кто? Его небрежный кивок в его сторону, Андрея неприятно кольнул. Что они к нему все так загодя враждебно настроены, словно он лично им что-то сделал? Он их не обижал и себя обижать позволять не хотел. Сейчас правда все же промолчал, потому что обращались не к нему и за него успели ответить: — Князь это, — пояснил все тот же, что Андрея за шкирку к своим приволок. Он так и шел с ним рядом всю дорогу, приглядывая, не то, чтобы не убежал, не то от своих же оберегая. Зла какого-то от него Андрей по крайней мере не ощущал. — Княжич ли. За нами увязался. — Пленный, что ли? На выкуп взяли? — глаза у парня загорелись нехорошим огнем. Добра от него явно ждать не приходилось. — Сам за нами пошел. С нами. — Ишь ты! С нами! — парень ухмыльнулся, показывая желтые неровные зубы. — А Коготь что? Последовавшие за этим тяжелое молчание и выразительные переглядывания вернувшихся стерли с его лица ухмылку. Кажется, он почуял неладное. Андрей снова подавил в себе вздох. Ну вот зачем, спрашивается, отцу понадобилось совсем уж насмерть этого их Когтя рубить? Проблемы теперь от этого одни… В голову ему совсем не приходило, что не заруби отец их атамана, они бы их на той же дороге всех и порешали. Для него все происходящее было как будто не всерьез. До сих пор. Отчасти потому, что все это напоминало сон: один из тех, где он все-таки уходит из дома и ввязывается в приключения, полные свободы и чего-то с запахом полей и лесов. Или игру, в которой все понарошку, даже смерть. Теперь ему было только досадно, что лесные разбойники совсем не видят в нем кого-то, кого могли бы назвать своим товарищем. Он для них что-то между пленным, добычей и врагом. Они так и не договорились между собой в каком качестве ведут его к себе. Горшок больше в общие разговоры не встревал, отстранившись, и понадеявшийся было на его слово Андрей надежду свою оставил — нет, не был он им пока товарищем. Кое-кто даже и вести его никуда не хотел, поступали и предложения глаза ему завязать, да только предложившему было сказано «вот сам его за руку и веди!», и от этого отказались. Сошлись в итоге на том, что до лагеря он с ними своим ходом доберется, если справится, а в лагере уж разберутся, что к чему. С завязыванием глаз они могли не заморачиваться — дорогу Андрей все равно не запомнил. Если бы пришлось идти обратно ни по одному пню бы не понял, где находится. Лес пугал его, непривычного жителя города, казался ему слишком большим и мрачным, хотя вряд ли так уж много ему довелось увидеть здесь. К тому же из-за всей этой беготни, из-за показавшегося невероятно долгим обратного перехода он сильно устал, ноги, непривычные к долгой ходьбе да к тому же обутые в красивые, но совсем непредназначенные для этого сапожки, разболелись, и все, о чем он мог думать, это как бы ему не ударить в грязь лицом перед этими людьми — то и дело он спотыкался и готов был вот-вот позорно грохнуться. К счастью, этого удалось избежать, но теперь он только и думал о том, как бы сесть и наконец отдохнуть. Пока возвратившиеся парни рассказывали своим сторожившим лагерь товарищам, как было дело, Андрей все же нашел в себе силы не подавать виду, что устал. Не годится, только придя, сразу показывать себя слабаком. Никто что-то кроме него с ног не валился, хотя, как он разглядел, в банде были ребята и помладше его, и хлипче на вид. К тому же, как он понял из их споров и звучавшего теперь рассказа, от него, как от княжеского сына, только этого и ожидали — слабины. Кажется, они были убеждены в негодности и непригодности людей его происхождения к жизни. Подтверждать их убеждения собственным примером? Ну уж нет. Он был готов потерпеть, лишь бы доказать обратное. При этом он старался не думать, как будет чувствовать себя завтра. Но не только презрение они испытывали к нему и таким, как он. После того, как отсутствовавших в бою посвятили в то, что же случилось, те страшно на него разозлились. За то недолгое время, что Андрей провел рядом со всеми этими людьми, он столько раз уже сталкивался с отношением, словно он лично совершил им что-то плохое, и вот оно появилось снова. — Чего вы ему глотку не перерезали?! — вскинулся один из встречавших, светловолосый здоровяк. — Они Когтя убили, так и этого надо было тоже! А тело бросить так, чтобы точно нашли. Пусть бы знали, как с нами дело иметь. Он почти рычал от злости, не чувствуй Андрей так хорошо своих, подумал бы, что вот сейчас у него вырастут клыки и когти и он кинется рвать ему глотку зубами. Вместо этого парень просто вытащил из ножен длинный и очевидно очень острый сверкающий клинок. — Остынь, Косой, — шагнул вперед, ненавязчиво прикрывая уже напрягшегося Андрея плечом, все тот же его сопровождающий. — Оставь его глотку в покое. Косой остывать не хотел. Он злился, и Андрей видел, что кое-кто из шагавших с ним недавно рядом разбойников эту злость поддерживает. — Оставить! — передразнил он и сплюнул, — Отойди, Балу! Или ты забыл, зачем мы здесь? Чтобы таких, как он, на место ставить! Чтобы напомнить им, что есть еще мы — простые люди, у которых, милостью их, нет ничего! Чтобы забрать у них все! Его люди Когтя убили, значит, ему за это и платить. — Но парень-то никого не убивал. — Одного того, кто он, достаточно. Зачем вы вообще его сюда притащили? Друзья его теперь за нами пойдут на поиски. Убить его и оставить, пусть находят. Пусть знают, как к нам соваться! — Никто меня не притаскивал, я сам пришел, — решил подать голос и Андрей, снова повторяя то, что уже говорил. Сколько раз еще придется?.. Но его никто не слушал. Разбойники, кажется, всерьез задумались над перспективой того, что за ним и правда могли прийти. Это не просто добро́, которое они отбирали у неумеющих себя охранять купцов, это живой человек, княжий сын, которого родитель любит наверняка и думает, что его украли. Навряд ли же ему известно, что любимый сын сам решил в леса податься. Тут уж точно преследований не избежать. Что уж тут хорошего? — В лесу они нас не найдут, — хрипловато вмешался молчавший до сих пор всю дорогу Горшок, перебивая начавших роптать товарищей. — Не в первый раз уходить. — Ради этого я еще с места не срывался, — скривил губы Косой. — Так и так придется, — Горшок был хмур и серьезен, и Андрей видел, что что-то тяжелое, нерастраченное ворочается в нем. Кажется, и другие видели то же, потому что некоторые стали поворачиваться, прислушиваться. Чувствовалось в этом Горшке что-то, что волей-неволей обращало к нему. Должно быть, сущность его: недаром же отец всегда говорил, что настоящие предводители лучше всего получаются из ведущих — за такими люди сами тянутся. — С нами он будет — за нами пойдут на поиски, убьете вы его — тоже. Не думаете же вы, что князь его убийство так просто оставит? Косой смотрел на Андрея с таким выражением, словно угодил ногой в собачье дерьмо и теперь разглядывал его на подошве. Что-то происходило в его голове в это время не очень хорошее, но отчего-то Андрей не испытывал страха. К какому бы решению — убить или не убить — ни пришел он в конце концов, это не имело значения. Потому что человек, которого он бы мог испугаться свое мнение уже озвучил. — Ты, Горшочек, что-то я смотрю больно мягкий стал, — сказал тем временем Косой презрительно. — Убогих жалеешь. Если уж так и так уходить, то этого на себе тащить я не стану. — Тебя и не просят. Сам пойдёт. — И чего это ты решаешь? Атаманом себя возомнил? Может, назначил тебя кто? Братья, вы его назначали? Он показательно обратился к товарищам, и те, растерявшись из-за судя по всему начинающего разгораться конфликта, конечно, помотали головами, переглядываясь между собой. А если приглядеться к лицам некоторых, те, похоже, и сами бы хотели задать Горшку такой вопрос. Горшок хмурился и молчал. Ни возражать, ни как-то еще словесно защищаться он не пытался. Если так пойдет и дальше, все действительно станет несколько сложнее и опаснее. Неожиданно заговорил тот разбойник, который ранее цеплялся к Андрею. Кажется, его звали Пором, припомнил он. — А я был бы не против, если бы Горшок атаманничал. Кто-то же должен, а кто еще? Ты, что ли, Косой? Судя по лицу Косого такой расклад бы ему понравился, но пока что он держал свое мнение при себе. — Я тоже считаю, что Горшок может. Он, конечно, дурак, но… — негромко сказал другой черноволосый парнишка, совсем юный на вид. Неуловимое сходство с Горшком и исходящий от него плотный запах ведущего наталкивал на мысль об их с Горшком родстве. И точно. Не дав ему договорить, кто-то хмыкнул: — Уж в тебе-то, Ягода, никто не сомневается. Братец-атаман, куда уж больше желать! — Мне в таком случае хуже всех и будет, — огрызнулся на него Ягода. — Именно потому, что брат. А все равно, мне кажется, лучше никого пока нету, чтобы быть атаманом! — Мне тоже так кажется, — негромко согласился с ним светлый кучерявый парнишка, первый задавшийся вопросом, а кто у них теперь главный. Косой на каждого, кто открывал рот смотрел враждебно, но вместе с тем и растерянно. Все шло куда-то совсем не туда, куда он рассчитывал. Вместо того, чтобы разобраться с приблудившимся богатеньким дурачком, ребята вдруг начали обсуждать, кем будет новый главарь, и их выбор ему пока был не по душе. — А мне эта идея не нравится, — возразил вдруг один бандит, лысый, с физиономией отъявленного мерзавца. С ним согласилось еще несколько человек. Андрей решил посмотреть, как на все это реагирует сам Горшок. Тот ведь до сих пор молчал. Но по лицу его совсем ничего не смог понять: слишком много всего одновременно там было. И злость, кажется, и растерянность, и досада, и еще что-то совсем уж сложное. Одно он только понял точно: тому, похоже, совсем не нравилось происходящее. Косой, напротив, получив какую-то поддержку, снова неприятно улыбнулся и предложил, направив кончик своего обнаженного клинка Горшку куда-то в грудь: — Докажешь в честном бою один на один, что сильнее — твоя взяла. Будешь над нами главным, и княжич твой пусть живет. А не справишься — не обессудь. Горшок ругнулся. Смачно, с чувством. Досадливо сплюнул. Перевел взгляд с Косого, глядящего на него с вызовом, на Андрея и обратно. У Андрея при этом все внутри замерло: откажется — точно убьют! А так хоть есть надежда. Длинный, но худой Горшок не выглядел мастером боя, но и никто из присутствовавших не производил такого впечатления: на взгляд Андрея они все были примерно равны. Но он мог чего-то и не знать о них. Впрочем, как и о Горшке. — Как? — недовольно буркнул тот наконец, и Андрей не сразу понял, что тот все-таки согласился на поединок. А как понял — от сердца отлегло. — До первой крови или кто кого обезоружит? И с кем, с тобой, что ли? Косой просиял, поняв, что Горшок согласен. — Со мной, со мной, — кивнул он и поспешил обговорить условия, пока Горшок не передумал: — До крови. Ты меня ранишь — я проиграл, а я тебя — ты. Никто не вмешивается. Это только между нами. Понятно? — Понятно. — Плохая это идея, — попытался остановить Горшка Балу. Тот только отмахнулся от него. Спорщики как-то слишком быстро изготовились к драке. И вообще все как-то слишком быстро происходило. Вот вроде же только по лесу все бок о бок шли, а вот уже все расчистили поляну для предстоящего боя, оставив Горшка и Косого друг напротив друга. Те пару мгновений смотрели друг на друга внимательно, а потом Горшок молча, без предупреждений прыгнул вперед и, размашисто рубанув мечом, закончил все в одну секунду. На груди у Косого расцвела длинная алая полоса. Неглубокая, судя по всему, но хорошо кровящая. — Бой еще не был начат! — возмутился он, успевший, кажется, только моргнуть. — Кто сказал? Я победил. — Нет! Бой еще не был начат! Горшок снова ругнулся, затем пожал плечами и согласился попробовать еще раз. Теперь они сначала оба дождались сигнала от поставленного их судить паренька, и пришли в движение одновременно. Но Андрей плохо разглядел, что же именно потом произошло: вот вроде звонко стукнулись друг о друга их клинки, а вот Горшок оказался сбоку от своего противника и у того снова появилась царапина, уже на щеке. Горшок сразу отскочил назад и громко воскликнул: — Видишь? Я победил! Теперь уж точно. Победил же? — он повернулся к судье, и тот кивнул. Косой провел рукой по раненой щеке, посмотрел на оставшийся на ладони кровавый след и скривился. — Вот он наш, новый атаман — защитник тех, кого мы все ненавидим, — провозгласил он с издевкой. — Что же первое ты прикажешь? В ножки ему кинуться? — Херни не неси, — мрачно отозвался Горшок. Он выглядел так, будто и сам не знал, что дальше делать. Скорее всего так и было. Несмотря на это Андрей ощущал, как всего его заполняет радость — при получавшемся раскладе с ним самим ничего не случится. Ему не придется снова убегать или принимать волчье обличье для своей защиты. Пока что все складывалось как нельзя лучше. — Молодцы, решили вопрос! Но только нам бы уйти отсюда поскорее и так задержались, — ненавязчиво напомнил Балу. Горшок, услышав его, встрепенулся. И не он один. Парни, оглушенные быстро разворачивающимися событиями и их развязкой, стали вспоминать, где они и что случилось на дороге. Оглядываться и прислушиваться — а вдруг враги уже рядом? — В Быстринке нас не найдут, — пробормотал Горшок неуверенно, будто бы размышляя вслух. — Ну что, атаман, — широко просияв, хлопнул дружески Горшка по плечу мигом подскочивший к тому Пор. Исход короткого боя, кажется, сделал его немного счастливее, по крайней мере в нем ощутимо видна была неподдельная радость, — двигаем в Быстринку? Горшок вскинул голову, всматриваясь Пору в лицо, словно бы не знал издеваются над ним или нет. Затем окинул взглядом остальных товарищей. Андрей осмотрелся вслед за ним и с удивлением понял, что на многих лицах были написаны облегчение и даже радость. Похоже, определенность, которую принес с собой исход боя им нравилась. А может, просто Горшка здесь все же больше любили. — Да, — немного заторможенно ответил тот. — В Быстринку. — Слышали, что сказал атаман? — тут же крикнул Пор, развивая бурную деятельность. — Собираемся и уходим! Быстрей, быстрей, и так уже задержались! Он принялся поторапливать всех и руководить поспешными сборами, и бандиты, которые, похоже, еще не до конца переварили неожиданные перемены, поспешили послушаться. Началась суета сборов. Только сам Горшок все так же стоял, растерянно теребя ухо. — Спасибо, — негромко сказал ему Андрей, на которого все перестали обращать внимание. Ему собирать было нечего, поэтому он так и остался на месте, рядом с новым атаманом. Услышав его голос, Горшок едва заметно вздрогнул и будто вынырнул из каких-то глубин своего сознания. Посмотрел на него хмуро, Андрею от его взгляда сделалось неуютно. — С нами хотел? — спросил вместо ответа совсем недружелюбным тоном. — Ну и топай вперед. И Андрей пошел.