***
— Ноа? Почему ты не сказал, что она придёт? Прекращай накручиваться и иди поговори с… с Долорес, — Ноа вздрогнул, когда появление в комнате брата вывело его из какого-то своеобразного транса. Остин был недоволен, чуть ли не зол — он не любил гостей, особенно неожиданных, не любил, когда в его квартиру заходил малознакомый человек. Эта неприятная и довольно принципиальная черта его и без того не самого простого характера вдруг обнаружилась, когда он резко заявил, что не хочет, чтобы брат приглашал сюда кого-либо, а после того, как Ноа всё-таки привёл в дом Долорес, первый раз выгнал его из дома — младший редко видел его таким злым, как тогда. Сейчас, видимо, ему просто неловко было злиться на девушку, зная, что с ней случилось. Видно было, что он не жалеет её, просто ничего не испытывает, однако Остин всё же мялся, что было для него очень несвойственно, пытаясь хоть как-то выразить своё мнимое сочувствие. — Извини, — поджал губы Ноа, вскочил с дивана, быстро прошёл мимо брата, мимолётно коснувшись рукой его плеча в знак быстрого извинения — тот напрягся — и вышел из комнаты. — Лора… — мягко улыбнулся он, увидев девушку, мнущуюся в дверях. — Прости, я просто… не очень было, я не услышал. — Что про Анджелла? — перебила его Долорес напористым, но едва не дрожащим голосом; глаза её были широко распахнуты и жадно изучали каждый миллиметр его лица, жаждая как можно скорее узнать, что происходит, и от этого вдруг стало не по себе. — Пойдём, — кивнул Ноа и, осторожно взяв её за руку, провёл в гостиную. Остин по-прежнему был там, однако поспешил выйти, как только они вошли в комнату, но младший его остановил: — Останься, пожалуйста, — негромко проговорил он, с мольбой заглядывая в его тёмные глаза. — Пожалуйста. — Зачем? — напряжённо спросил тот, отвечая на мольбу злостью во взгляде. — Пожалуйста. Я хочу, чтобы ты… оценил здравость моих рассуждений, — тихо ответил Ноа, слегка закрывая собой Долорес, помня о расхожести её характера с остиным. И в этом правда не было ничего большего — для брата она была слишком добрая и весёлая, а потому казалась ему, наверное, излишне наивной, хотя если бы он узнал её ближе, он бы убедился — она такой и близко не была. Лора же его, в свою очередь, слегка побаивалась, ссылаясь на его странную вечную нервозность и жёсткость. Ноа тогда всегда лишь пожимал плечами, не сильно обращая на это внимание. Он заметил, как Остин сначала хотел покачать головой, но в последний момент передумал, вздохнул и сел на пол, скрестив ноги по-турецки, потому что ничего здесь, кроме жалкого дивана, не было, и он великодушно предоставил его «паре» — а, быть может, просто не хотел сидеть рядом. — Спасибо, — одними губами ответил ему Ноа, едва заметно кивнув головой. Затем повернулся к Лоре и кратко пересказал ей произошедшее. Вопреки его ожиданиям, выражение её лица нисколько не менялось ни когда он говорил о самоубийцах, ни о рисунках, ни о кричащем с башни; она хотела услышать только что-нибудь про её мальчика, и глаза её горели в ожидании. — …а сегодня утром Остин говорил со своим другом из полиции. Он сказал, что на груди того, что спрыгнул вчера, был нарисован рыжий мальчик с ярко-голубыми глазами на сером фоне. Долорес вздрогнула, руки её задрожали. Остин же, не выдержав, вынул из кармана пачку сигарет и нервно закурил. — Не кури при ней, — отчеканил Ноа, сжав руку девушки и зло смотря на брата. Тот усмехнулся: — Ты, кажется, хотел, чтобы я остался? Ну так изволь теперь не жаловаться. Младший хотел было ответить, но быстро понял, что препираться по этому поводу сейчас явно не время, и, сжав губы, промолчал. — Что мне надо сделать? — подняла на него глаза Лора, и по её голосу он понял, что она была готова буквально на всё — и от этого вдруг стало не по себе… Быстро отогнав нарастающее неприятное чувство в груди, Ноа принялся лихорадочно размышлять, усердно потирая виски: и правда — что? Наверное, очень глупо было начинать думать об этом только сейчас, однако до этого он, видимо, был настолько чувствителен и эмоционален, что ни времени, ни сил на продумывание дальнейших действий у него не осталось. Парень зажмурил глаза, пытаясь сконцентрироваться — сейчас явно не время отвлекаться на свою глупость. Рисунки, всплывшие в его голове, теперь казались ещё более жуткими и отвратительными, всё в них теперь будто кричало ему о том, что стоит ему суметь собрать этот пазл воедино — и Анджелл вернётся сам собой, словно по волшебству. А он, дурак, вёлся. Вёлся с какой-то абсолютно детской наивностью, как можно старательнее отгоняя от себя мысли о том, что ведёт себя как Лора — просто гонится за ложными надеждами. «А если нет?..» — шептал кто-то у него в голове, и Ноа продолжал пытаться. И всё-таки, неужели это был… культ? Или просто сборище сумасшедших? Или… да что, блять, вообще такое?! Версия с культом показалось ему более перспективной — тогда у них должно быть какое-то своё место, что ли. — По твоему описанию похоже на что-то религиозное, — тихо произнесла Долорес, задумчиво смотря куда-то мимо него, и Ноа заметил, что брат едва заметно скривился. — Я хочу в церковь, — вдруг продолжила она, и парень напрягся, краем глаза следя за тем, чтобы Остин не ляпнул чего-нибудь лишнего; тому явно очень захотелось это сделать, но он сдержался, лишь затянувшись глубже обычного. — Если ты про рисунки, то она вряд ли как-то с этим связана — там вроде довольно… обычно. — отозвался Ноа, однако версия девушки ему понравилась — происходящее и правда походило на религию, зашедшую слишком далеко. — Есть ещё одна, — вдруг подал голос Остин, а затем резко нахмурился и замотал головой, словно не хотел этого говорить, не хотел ему помогать. — Нет, ничего. — Рядом со старым кладбищем? — вздёрнул брови младший, поворачиваясь к брату. — Заброшенная? — Забудь, — снова качнул головой тот. — Бред несу. — А если ты прав? — боковым зрением Ноа следил ещё и за реакцией Долорес — той, судя по всему, нравилось; во всяком случае, взгляд её был не таким пустым, как обычно. — Она близко к башне, да и если бы такие были в городе, об этом наверняка бы знали. Значит, они были где-то, где их никто не видел. — Идём туда, — перебила его девушка сухим решительным голосом, встала с дивана и выжидающе посмотрела на парня — идти одной ей было ужасно страшно, хотя сейчас этот страх сильно притупился отчаянием. Ноа кивнул, поднимаясь следом. — Да ну вы… сумасшедшие, — глухо отозвался Остин, потирая руками лицо; видно было, что ему отвратителен был тот факт, что именно он, не подумав, сказал брату про ту церковь, что он невольно потакал его глупости. Затем старший, поднявшись, притянул брата за локоть и отвёл чуть в сторону, так чтобы девушка их не слышала. — Ты понимаешь, что она не соображает? — вздохнув, спросил он, смотря на Ноа сверху вниз, однако во взгляде его читалась скорее усталость, чем строгость. — Понимаешь, что это бред? — Слушай, тебе жалко сходить туда, что ли? — первый вопрос младший намеренно проигнорировал даже у себя в голове, не желая сейчас снова возвращаться к этой теме: в конце концов, ему и самому это место казалось каким-то… непростым. Остин убрал руки в карманы, оглянулся и несколько секунд задумчиво смотрел в окно, будто бы и правда спрашивая себя: «А что, тебе жалко что ли? Прогуляетесь хотя бы», только вот жаль, что ответ он уже знал заранее. — Чёрт с вами, пошли, — наконец сказал старший, едва заметно скривившись от собственных слов. Ноа благодарно кивнул ему, одними губами прошептав: — Спасибо.***
Небо было пасмурным, серым, под стать городу, чем наводило на него какую-то особенно неприятную тоску, однако решимость вкупе с тлеющей глубоко внутри надеждой полностью перекрывала её, да ещё и брат был рядом, так что Ноа был настолько спокоен, насколько это было возможно. Долорес шагала рядом, всё ещё боясь идти впереди и смотря куда-то себе под ноги, а Остин шёл в паре метров позади них, чуть вздёрнув подбородок, сунув руки в карманы и иногда оглядываясь назад, словно боясь отойти слишком далеко от города. Церковь та стояла где-то в километре от водонапорной башни, и крест её был едва-едва заметен с площадки. Ноа не знал, зачем её вместе с кладбищем, к ней примыкающим, построили так далеко, и почти никогда там не бывал, разве что, может быть, один раз и то — в детстве и из любопытства, да и у детей популярностью она никогда не пользовалась — в городе и без того было достаточно заброшек, а гулять рядом со старым кладбищем отваживался мало кто. Парень помнил, как лет в одиннадцать Остин с очень самодовольным видом рассказывал ему, что самой новой из могил там не меньше двадцати лет — сам того не заметив, он вдруг улыбнулся этим воспоминаниям. Сам Ноа на том кладбище никогда не был — смелости не хватало. Да и сейчас едва ли хватило бы. Когда храм был виден почти полностью, его взгляд вдруг зацепился за густые заросли чуть поодаль от него, почти не заметные за старым облезлым зданием, и отчего-то они показались ему знакомыми, однако Лора уже почти подбегала ко входу, и Ноа поспешно отогнал эти мысли. Открыть дверь девушка всё никак не решалась, но, подойдя ближе, парень вдруг заметил, что на лице её была тревога — да что там тревога, она дрожала! — Что случилось? — чуть нахмурившись, тихо спросил парень, подходя ближе. — Там кто-то… кто-то есть, — еле слышно произнесла та, едва касаясь тонкими пальцами старой деревянной двери, Ноа же нервно оглянулся на брата; однако не успел тот подойти, как в глазах Долорес мелькнула безумная уверенность, и она, больше не сомневаясь, открыла дверь. Он зашёл за ней следом и тут же замер, чуть не упав на резко подкосившихся ногах. На них разом обернулись десятки фигур, облачённых в серые плащи, и Ноа показалось, что он вдруг сошёл с ума. Десятки глаз пожирали его тело: карие, голубые, зелёные, почти у всех — болезненно-красноватого оттенка, и мир вокруг поплыл перед ним, дыхание сбилось, он хотел было опереться на что-нибудь, чтобы не упасть, однако рядом ничего не оказалось, отчего чувство беспомощности ещё быстрее захватывало его тело, и кровь со страшной частотой запульсировала в венах. На лице Долорес теперь не читалось ни малейшего намёка на страх, только отчаяние, только собранные силы на последний рывок. Глаза её быстро и внимательно метались по всему храму в поисках Анджелла. Наконец одна из тёмных фигур вышла вперёд, и сквозь биение собственного сердца до Ноа донёсся странный мужской голос: — Что вы здесь делаете? Он почувствовал, что сзади кто-то крепко взял его за плечо, поддерживая на ногах, и рефлекторно вздрогнул, однако там стоял лишь Остин и сосредоточенно смотрел на вышедшего вперёд; другая рука его была сжата в кулак. Долгое молчание прервал истошный женский крик, эхом отозвавшийся от стен церкви: — Анджелл! — парень в испуге обернулся на девушку и, проследив за её взглядом, увидел в серой толпе рыжеволосого мальчика, облачённого в белое. На мягких розовых губах его играла какая-то неадекватная, будто бы пьяная улыбка. Краем глаза Ноа заметил, как Остин, опомнившись, резко дёрнулся вправо, пытаясь остановить девушку, но не успел; Долорес яростно кинулась в толпу, к сыну, однако двое ближайших фигур с силой схватили её, а безумие её всё нарастало и нарастало, она с животным рвением всё отбивалась и отбивалась от них, и Ноа смотрел на неё, замерев и не смея отвести взгляда, и это бы продолжалось вечность, если бы только в глазах его не потемнело от внезапно вспыхнувшей боли…