«Самые важные встречи устраивают души, еще прежде, чем встретятся телесные оболочки» — Паоло Коэльо
Найти. Отыскать то, что затерялось среди этих голых стен. Такова первая мысль, которая, подобно яркой вспышке света, резко озаряет собой все сознание. Тишину нескончаемого светлого коридора нарушает лишь стук моих каблуков о белый кафель. Отражаясь от поверхности стен, этот режущий звук поднимается под потолок и бежит все дальше и дальше по помещению, словно заранее оглашая мое появление. Кажется, что он заполняет собой каждый уголок, каждую щель на своем пути. Даже биение сердца в груди подстраивается под ритмичные удары, из раза в раз вторя звонкому эху. Других звуков в этом месте не существует. И, чем больше я утопаю в тишине, тем чаще мне кажется, что все находящееся в этом здании давным-давно мертво. Легкий укол сожаления едва касается моей души, когда я думаю о том, что в этом есть доля моей вины. Все тут погибло из-за меня. Очевидно, что я совершенно одна в этом месте. Уже пройдено столько поворотов, но нигде нет ни единого признака жизни или, хотя бы, едва слышного шороха. Я даже не чувствую колебания ветра на коже. Но так и должно быть. Просто так устроен этот мир, в котором нет места панике, страху или отчаянию — здесь царит лишь пустота, разъедающая любые эмоции и чувства. Тихо, спокойно, умиротворенно. Страх и мучительное предчувствие беды загасают внутри меня едва успев зародиться. Где-то на задворках сознания я понимаю, что так быть не должно, но все равно продолжаю свой путь вперед, исследуя извилистые коридоры. Я должна что-то найти, нечто очень ценное, от чего зависит моя жизнь. Но что это? В моем мозгу будто бы заложена программа, последовательный алгоритм действий, который помогает двигаться дальше. Я не могу контролировать свою тело, не могу заставить себя перестать идти вперед, преследуя призрачную цель. Надо найти нечто важное. Мысли словно закрыты от меня плотной завесой, до них на за что не добраться. Резкий толчок в спину заставляет меня потерять равновесие. Когда я начинаю резко падать лицом вниз, то мне почти не страшно. Все, что меня волнует в эту секунду, так это цель, которую я так и не смогла достичь. Невообразимое чувство потери растекается по всему сознанию. Я знаю, что уже не скоро вернусь сюда, что могу потерять это место раз и навсегда. Удара не чувствуется. За несколько сантиметров до него все сознание заволакивает тьма.***
Тело содрогнулось, когда я резко распахнула глаза. Сердце выполнило крутой кульбит в груди, словно при падении с большой высоты. Спросонья попыталась нащупать руками спинку своей кровати, но пальцы продолжали хватать воздух, отчаянно ища за что зацепиться. В конце концов мне удалось найти деревянную перекладину у изголовья и прислониться к ней. Пересохшие дрожащие губы то и дело приоткрывались в немом крике. В темноте комнаты я почти не могла различать предметы, окружающие меня, из-за чего страх от ночного кошмара не спешил отступать. Когда удары сердца перестали отдаваться громких эхом в ушах, а дрожь немного унялась, на смену липкому ужасу пришло новое, незнакомое мне чувство — чувство безвозвратной потери, как если бы я упустила нечто важное, от чего завесила моя жизнь. По щекам покатились горячие слезы, туманящие взор. Я вдруг вспомнила, как Руби говорила мне однажды, что ночные кошмары отпускают быстрее, если начать двигаться. Так чувство реальности возвращается в наше сознание. Резко вскочив с кровати, я помчалась на кухню. Надо было окончательно проснуться. Холодными дрожащими пальцами нажала на кнопку включения кофемашины, а затем уперлась руками в столешницу, слушая успокаивающий механический звук, с которым автомат готовил напиток. Обхватив ладонями горячую кружку с дымящимся кофе и накинув на плечи старый вязаный кардиган, я вышла на остекленный балкон своей квартиры. Отсюда, с высоты двенадцатого этажа, открывался вид на просыпающийся город, утопающий в мягком рассветном солнце. Мне всегда нравились эти первые часы нового дня, когда луна начинает постепенно меркнуть, а ей на смену приходят первые теплые лучи. Созерцания просыпающегося от долгого сна города приносило умиротворение. Вот и сейчас липкое чувство страха постепенно отступило, позволяя, наконец, вздохнуть полной грудью. Медовые солнечные лучи, пробившиеся из-за крыш соседних домов, лениво опустились на мое лицо, заставляя зажмуриться. Светлые взлохмаченные после долго сна волосы при таком освещении казались совсем прозрачными. Я перекинула длинные пряди через бледное плечо, наполовину скрытое кардиганом, и подставила лицо согревающему мягкому солнцу. Но даже прикрыв глаза, под веками продолжали плясать маленькие черные точки. Кошмар прошедшей ночи не забылся, но отошел куда-то на задворки сознания.***
Утром в «Джорно» было не протолкнуться. Люди сгрудились у прилавка кафе недовольно топая ногами и периодически проверяя время на экранах своих смартфонов. Я предприняла попытку протиснуться вперед, в глубь этой человеческой массы, но при моем росте в метр с кепкой задачка оказалась, мягко говоря, тяжеловатой. Рослый мужчина в офисном костюме просто оттолкнул меня в сторону, бросая вдогонку пару ласковых слов. Помощь неожиданно пришла со стороны прилавка. Молодой темноволосый бариста почти всем телом лег на стойку, схватил меня за вытянутую руку и резко притянул ближе к себе. Толпа недовольно зарокотала и выплюнула мое тело из удушающих тисков. — Ноа, я, помнится, уже говорил тебе ждать в сторонке, когда тут столько о людей, — недовольно проворчал парень. — Вынес бы тебе твой кофе, как и всегда. Или, — он с издевкой улыбнулся. — Ты просто получаешь наслаждение от давки с утра пораньше? — Люблю в плохом настроении отдавить пару лишних ног. В толпе получается сделать это незаметно. Парень удрученно покачал головой из стороны в сторону, от чего несколько каштановых прядей выбились из зализанных на затылок волос и упали на широкие темные брови. — Твой завтрак, — пробормотал он, быстро впихивая мне в руки большой одноразовый стаканчик и пластиковую тару. Я бегло осмотрела его грудь в поисках спасительной именной таблички. Желтый значок с надписью «Ричи» небрежно висел на лямке безвкусного красного фартука. Мой мимолетный взгляд не остался без внимания. — Это больно, знаешь ли, — усмехнулся Ричи. — Каждое утро готовлю тебе завтрак вне очереди, а ты все никак не можешь запомнить мое имя. — А ты все никак не можешь запомнить, что я прошу варить мне две кружки кофе, — я улыбнулась, склонив голову на бок. Наши небольшие словесные баталии стали такой же утренней традицией, как и покупка кофе в «Джорно». — Всегда беру вторую для своей… — Подруги, да. Сегодня такой аврал, запамятовал. Ричи быстро дотронулся пальцами для своей переносицы, но затем, словно передумав, отнял руку от лица. — Подожди одну минуту, ладно? Толпа, едва заслышав, что парень собирается готовить мне еще один кофе вне очереди, повысила градус своего возмущения и теперь начала злобно перешептываться. — Да с кем тут надо переспать, чтобы получить такое же обслуживание? — возмутилась какая-то женщина средних лет, стоявшая совсем рядом со мной. — Со мной, — со звонким смехом отмахнулся от нее Ричи и быстро направился к кофемашине. Клиентоориентированность не была его коньком. Спустя несколько минут недовольного рокотания толпы, когда Ричи все же принес мне кофе, я с облегчением потянулась за вторым стаканом. Но неожиданно парень перехватил меня за запястье правой руки, не давая сдвинуться с места. — Что это? — нахмурился он, разглядывая открывшийся из-под широкого рукава светлого пальто участок бледной кожи, где отчетливо проступали четыре царапины, оставленные будто чьими-то ногтями. Почему-то сразу вспомнился ночной кошмар, накрепко засевший где-то на подкорке сознания. — Не знаю, — я сглотнула. — Этого раньше точно не было. Наверное, просто зацепилась где-то по дороге. Ричи лишь коротко вздохнул и выудил откуда-то из карманов своего тошнотворного красного фартука помятую упаковку пластырей. — Залатай себя. Сейчас уже, разумеется, не поможет, но хоть не будешь светить своими царапинами. — Спасибо, — пролепетала я, забирая упаковку и оставляя щедрые чаевые на кассе.***
Руби влетела в кафе как раз в тот момент, когда я, держа в зубах обертку от пластыря, старалась одной рукой прилепить кусок материала к своему запястью. — Ну что за женщина! Все в рот тащит, — весело сказала она плюхаясь в кресло напротив. — Ой, помолчи, — промямлила я сквозь сжатые зубы. Подруга успела скользнуть взглядом по моей царапине и, не придав этому большого значения, стала копаться в своем клатче. Спустя две минуты поисков она, наконец, выудила оттуда несколько обезболивающих таблеток, которыми тут же закинулась, словно мятным драже. — Опять голова раскалывается, — просто ответила Руби, поймав мой изучающий взгляд. Иногда мне казалось, что у нее действительно выработалась какая-то зависимость от этих таблеток. Руби часто жаловалась на головные боли, которые, впрочем, лечить никак не собиралась. Обращаться к врачу она категорически отказывалась. — Знаешь, эти таблетки тебя когда-нибудь убьют, — заключила я. — Нас всех что-нибудь однажды убьет, — уголок ее тонких губ на секунду приподнялся в подобии усмешки. Мы давно условились с ней не лезть друг к другу с нравоучениями. Я не осуждаю ее образ жизни, включающий в себя беспорядочные вечеринки и полное пренебрежение физическим здоровьем, а она закрывает глаза на то, что иногда я могу отключаться от мира сего. — Дай-ка угадаю, — Руби подковырнула пластмассовую крышку от кофе своими длинными ногтями со свежим черным маникюром и принялась разглядывать узор в виде сердца, аккуратно нарисованным Ричи на молочной пене капучино. — Твой бариста снова забыл приготовить мне кофе. Рисунок не так размазался, как на твоем. — Он не мой бариста, — запротестовала я. — Забыл, с кем не бывает. Просто это я всегда стою на кассе и беру нам все, а ты свой нос кажешь только после того, как поляна уже накрыта. Вот постой хоть раз в этой очереди, так Ричи тебя сразу и запомнит. Сколько я бы об этом не думала, но никогда не могла понять Руби. Она представлялась мне человеком, полным несовместимых друг с другом противоречий, от чего ее образ долго не укладывался в голове. Обладая задорным характером, моя подруга не любила быть в центре внимания. Руби была легкомысленна и почти никогда не задумывалась о своем будущем, но при этом иногда она могла глубоко погружаться в свои мысли. Руби часто вилась вокруг меня, но никогда не доверяла мне свои самые сокровенные мысли и желания, словно остерегаясь. Почти за пять лет нашей дружбы она так и не смогла полностью довериться мне. Необычным было и то, что окружающие предпочитали ее игнорировать. Обладая высоким ростом и пышной фигурой, Руби была достаточно красивой девушкой, ради которой, уверена, можно совершать любые безрассудные поступки. И, на месте мужчин, я бы точно не смогла пройти мимо этого кукольного, обрамленного крупными алыми кудрями, лица. Все черты ее внешности будто бы кричали о том, что девушка заняла первое место в генетической лотерее: пухлые от природы губы, широко распахнутые темно-зеленые глаза с маленькой аккуратной родинкой под правым веком, розовые щеки, из-за которых едва-едва виднелись скулы. Она, конечно, не была худой, но могу дать руку на отсечение, что каждый килограмм был ей к лицу. На контрасте с Руби я явно проигрывала, все больше напоминая тень какого-то другого человека: маленький рост, тощая фигура, блеклые безжизненные волосы, из которых словно выкачали все краски, и такого же цвета глаза. Меня нельзя было назвать красавицей, меня нельзя было даже назвать обычной. Но меня не задевало. Просто в какой-то момент своей жизни я поняла, что не все рождаются моделями. Вот почему мне было крайне странно осознавать, что люди редко обращают внимание на Руби, предпочитая ее просто не замечать. Хотя вполне вероятно, что дело заключалось в природной застенчивости моей подруги. Стоило какому-то незнакомцу приблизиться к нам, как она всегда капитулировала, уходя куда-то за мою спину и прячась там, либо вовсе притворялась, будто ей звонит кто-то важный и неистово кричала какой-то бред в телефонную трубку, отходя от меня на приличное расстояние. — Я не стою с утра в очереди за кофе, — промурлыкала Руби, размешивая сахар в стакане. — Потому что этот парень явно хочет увидеть тебя. Сказала бы спасибо, что даю вам пару минут наедине. — Наедине не то слово, — сказала я, оглядываясь на недовольную толпу у прилавка. — Забей, рядом с этим парнем и так постоянно вьются девушки. Больно оно мне надо. — С этим парнем? — Руби прищурилась. — Только что же его по имени называла. До тебя все никак не дойдет, что надо быть милее с людьми, которые готовят тебе еду. — Я и так максимально мила, — попробовала изобразить улыбку, но, судя по кислому выражению лица Руби, у меня это плохо получилось. — Просто снова забыла его имя. Ничего не могу с собой поделать. — Ты прямо как рыбка с памятью на три секунды. До сих пор не понимаю, как умудряешься существовать с твоей-то способностью все забывать. Прошло ведь сколько, две минуты? — Ладно, — я поднялась из-за стола. — Мне пора бежать на работу, так что… — Да-да, — отмахнулась от меня Руби. — Снова нормально не посидим. Ты стала слишком скучной, когда устроилась на эту должность. Вечно пропадаешь. — Тебе бы тоже не мешало. У тебя столько свободного времени, вот и скучаешь целыми днями на пролет. Руби поджала губы и уставилась на свою кружку. Сердце, аккуратно нарисованное на молочной пенке, теперь расплылось и разделилось на две искаженные половинки. — Если бы я могла что-то с этим сделать, — проворчала она. Руби часто говорила, что не знает, чего хочет от этой жизни, а потому находилась в состоянии вечного поиска. И, ожидая счастливую звезду, она жила в свое удовольствие на деньги родителей. Каждый раз, когда я читала ей нотации, Руби клялась мне, что вскоре найдет работу и вернет родителям все то, что она у них задолжала. Но этот поезд так и не встал на рельсы. — Помнишь, что сегодня вечером мы встречаемся с ребятами? — Руби поднялась из-за стола вслед за мной. — В восемь часов, не опаздывай. А то в последнее время мы видим тебя все реже и реже. — Я постараюсь, но не могу ничего обещать, — подруга нахмурилась и я, видя ее реакцию, попыталась оправдаться. — Все, что мне хочется после тяжелого трудового дня, так это свернуться калачиком в кровати. Руби оттянула горло красной водолазки, которая слишком сдавливала горло, и недовольно покачала головой. — В последнее время Хейл и ребята часто замечают твое отсутствие. Мы ведь друзья, а значит должны держаться вместе. Ты обещала прийти, и мы будем тебя ждать. На секунду я задумалась. У Руби был сложный характер, с которым не всегда получалось совладать. Если уж она уперлась, то пиши пропало. Со временем до меня дошло, что куда как проще подыгрывать ей, позволять ощутить превосходство в споре. — Ну что ж, ты права, — моих губ коснулась слабая улыбка. — Я правда постараюсь быть там, с вами.***
Работу в галерее я нашла около года назад. Честно признаться, меня всегда тянуло в этот мир, полный красок и форм. И хоть создавать произведения я не могла ввиду отсутствия хоть чего-то отдаленно напоминающего талант, но мне нравилось ощущать себя частью всего этого. Каждый день, приезжая к десяти утра в весьма посредственную галерею, где часто выставлялись работы студентов или молодых неизвестных авторов, я занималась канцелярской работой: составляла договора, готовила анонсы выставок, следила за экспозицией. Но по вечерам, когда жизнь в ней затихала, а свет приглушался, я бродила по пустым залам и всматривалась в каждую картину. Они по-настоящему завораживали, пробуждая внутри незнакомые ранее эмоции. За время, проведенное там, я изучила каждый штрих, каждый след, оставленный художником на полотне. Мне нравилась моя маленькая вселенная. Мы распрощались с Руби возле «Джорно» и я спустилась в метро, закрывая уши авиаторами, чтобы хоть немного отстраниться от раздражающих звуков подземки. Путь до галереи был неблизкий и, заняв свободное место в вагоне поезда, я погрузилась в воспоминания о ночном кошмаре. Сразу вспомнился просторный светлый коридор со множеством поворотов, по архитектуре очень напоминающий школу, в которой я когда-то училась: эта однотонность стен, эти широкие лестницы. Но все казалось слишком реалистичным для простого сна. Я вздрогнула, когда в наушниках резко заиграл припев, и открыла глаза. Падение. Во сне меня что-то толкнуло, вот почему я проснулась. Одернув рукав кремового пальто, посмотрела на свое запястье, заклеенное пластырем. В ушах надрывно пел мужской голос.«Я потрясен, ведь каждый раз, когда закрываю глаза, переношусь на задворки своего сознания».
Подняв взгляд поверх своих рук, застыла, изучая темный неосвещенный тоннель, который открывался из широкого окна. Весь воздух словно разом выкачали из вагона, и я начала задыхаться. Что-то было не так.«Там скрыты все мои воспоминания и мысли. Перед глазами проносятся тысячи незнакомых лиц».
В самом углу окна была выцарапана надпись. Тонкие линии, пронизывающие стекло, наезжали друг друга, словно кто-то с остервенением выковыривал буквы снова и снова, пока они не стали достаточно видны. «Я всегда буду рядом». Такая простая банальная фраза, которую можно было бы принять за проявление глубоких чувств какой-то парочки вандалов, пробрала меня до мурашек. Она звучало не как обещание, плавно выведенное на бумаге чьей-то рукой, а как угроза, навсегда впечатанная в толстое заляпанное стекло. Вид темного туннеля, открывающегося из окна поезда, резко сменился просторным и светлым вестибюлем станции. Надпись утонула в свете электрических ламп, пронизывающих прозрачное стекло. Я быстро заморгала, пытаясь отогнать наваждение, но паника уже полностью завладела мной, вытесняя все остальные чувства. За секунду до того, как двери поезда вновь сомкнулись, я подскочила с места и выбежала из этого треклятого вагона. Все мои инстинкты вопили, что надо уносить ноги как можно дальше от этого удушающего места. И, чем быстрее я бежала, минуя на своем пути все препятствия, тем легче становилось на душе. Первый глубокий глоток воздуха я смогла сделать лишь оказавшись на улице, окруженная толпой людей. Здесь казалось гораздо спокойнее. В окружении, в безопасности, среди живых людей. Пытаясь восстановить дыхание, я с досадой подумала о том, что вряд ли смогу аргументировать свое опоздание на работу таким абсурдным приступом паники, вызванным какой-то дурацкой надписью в метро. Надо было взять себя в руки, вернуться в реальность. Я плотнее укуталась в теплое кашемировое пальто и сделала два шага вперед, когда меня с силой толкнули плечом. — Смотри куда идешь, — проворчал низкий мужской голос за моей спиной. Я быстро повернула голову звука, но мужчина уже исчез из моего поля зрения, слившись со всей остальной толпой. Лишь мельком мне удалось заметить копну черных волос. В груди снова заныло сердце.***
Вечером, когда на улице уже начало смеркаться, я сильнее затянула на шее синий клетчатый шарф и нехотя вывались на улицу из галереи. Мысли все еще были в раздрае после сумбурного утра, но работа отодвинула их на задний план. Возможно, мне просто надо было отдохнуть и тогда бы все прошло. На скользких замерших ступенях меня уже поджидал Хейл. Несмотря на падающие с неба крупные хлопья снега он стоял в легкой ветровке, застегнутой лишь до середины. Зажатая в зубах сигарета медленно тлела, источая вокруг себя едкий запах табака. — А вот и наша работяга, — Хейл перехватил сигарету пальцами и быстро помахал мне в знак приветствия. — Стоило догадаться, что Руби предпримет все возможные меры, — я скривилась. — Она позвонила тебе утром и попросила перехватить меня после работы, чтобы я точно не слилась, не так ли? — Проницательно, впрочем, как всегда, — подмигнул мне парень. Спустившись по ступенькам, я встала с ним на один уровень, выхватила сигарету из мужских рук и закинула ее в сугроб возле мусорки. Хейл с грустью во взгляде проследил за траекторией полета окурка, а затем озадаченно уставился на меня. — И что это такое было? — он засунул руки в карманы своей черной ветровки. — Тут нельзя курить. — А мусорить, значит, можно? Парень усмехнулся и поднял с земли окурок, чтобы отправить его в мусорку. — Ноа, когда ты уже поймешь, что меткость у тебя хромает? Или, — Хейл окинул меня взглядом с ног до головы. — Это такая акция протеста? Обиделась, что мы не дали тебе забиться дома после рабочего дня? На это я лишь пожала плечами. — Да ладно тебе! Ты и так в последнее время появляешься все реже и реже. Дай хоть своим друзьям посмотреть на тебя. Мы посидим всего пару часиков, обещаю тебе. Раньше Хейл не был таким. Когда мы только познакомились, он казался мне весьма добродушным парнем. Со своими густыми пшеничными волосами, большими голубыми глазами и аккуратной россыпью веснушек на кончике вздернутого носа, он производил впечатление этакого простака, которого легко можно ввести в заблуждение. Хейл таким и был… в самом начале. Подкупая людей своей открытостью, оказывая поддержку всем, кто в ней нуждался, этот парень, без преувеличения, стал сердцем нашей небольшой компании. Именно Хейл был тем, кто всегда собирал нас, всех пятерых, вместе, кто разрешал любые споры и склоки, кто подставлял свое плечо в момент грусти. И мы тянулись к нему. Но за те пять лет, что я знала Хейла, он сильно изменился. Сначала мне казалось, что друг стал слишком часто раздражаться из-за мелочей. Хейл мог неожиданно вспылить в момент оживленного спора или грубо высказаться о каком-то случайном прохожем, если тому «посчастливилось» толкнуть его плечом. Потом, когда я нашла работу и стала медленно отдаляться от компании своих пинающих целыми днями балду друзей, Хейл начал внимательно ко мне присматриваться, стараться поддеть как можно больнее. Он частенько давил на меня, пытаясь вызвать чувство вины за то, что я «неверно расставляю приоритеты». Когда я поделилась своими мыслями с Руби, она лишь отмахнулась от меня. «Тебе просто кажется», — сказала она. — «Хейл ведь переживает за тебя». Но, возможно, она боялась тех же вещей, что и Хейл. Боялась оборвать нашу связь. Я их любила, правда. Да и, вероятно, сложно не полюбить людей, с которыми ты бок о бок провел пять долгих лет. Но потом в моей жизни появилось что-то помимо дружбы с ними. Я начала погружаться в работу и собственные интересы, в то время как ребята оставались на одной точке, статичные в своем развитии. Они будто замерли в тех временах, когда мы могли целыми днями и ночами гулять по городу, обсуждая какие-то несущественные мелочи, когда мы открыто насмехались над белыми воротничками, не видящим ничего дальше своих рабочих дедлайнов, когда не строили планов на будущее и просто жили одним днем. Но я так больше не могла, мне хотелось расти. И они боялись, это было видно в их поступках и словах. Хейл взял меня под руку, отвлекая от навязчивых мыслей, и повел вдоль освещенному иллюминацией проспекту. — Снова мерзнешь? — спросил он, кивая на мой шарф, обмотанный вокруг шеи по меньшей мере раза три. — На улице же практически нулевая температура. — Ничего не могу с собой поделать. Я уже и так нацепила самый теплый свитер, который у меня только был. Поэтому умоляю, скажи, что место, в котором мы собираемся, недалеко от метро. — Зальем в тебя горячительное и сразу отмерзнешь, — улыбнулся Хейл. Парень вдруг резко остановился, словно что-то вспомнив, и полез во внутренний карман своей ветровки. С видом фокусника, достающего кролика из шляпы, он выудил оттуда вязаную черную шапку и нахлобучил мне ее на голову. — Захватил специально для тебя. Я перевела взгляд на друга и тихо пробурчала слова благодарности. В такие моменты Хейл будто становился прежним собой. На его слегка порозовевших от холода щеках образовались две маленькие ямочки, а в глазах искрилось веселье. Если так подумать, то он всегда заботился о нашем благополучии, из раза в раз примеряя на себя роль старшего брата. И я почаще повторяла себе, что даже эти редкие вспышки гнева и желание контролировать всех нас не делают его другим человеком. У всех нас есть недостатки.***
Когда Хейл привел меня в «Локк», где мы частенько собирались по вечерам, ребята уже ждали нас. Руби первая вскочила с мягкого дивана, обитого красным бархатом, и понеслась ко мне, раскинув руки в стороны. — Так и знала, что надо было сразу обращаться к Хейлу, — беззаботно рассмеялась она. — Даже обидно, что он единственный, кто еще может тебя уговорить. Тяжело было назвать караул у двери, в исполнении Хейла, уговором, но я пропустила это мимо ушей и натянула дежурную улыбку на лицо. Вайк и Лиам тоже поднялись из-за стола, чтобы поприветствовать нас. По их лицам можно было без труда прочесть легкое удивление. — Честно признаюсь, я не верил в силы Хейла, — усмехнулся Лиам, принимая у меня пальто. — Кажется, этот спор я проиграл. Вайк ободряюще похлопал Лиама по плечу. Если они делали ставки на мое присутствие, то приятно знать, что хоть один из них не совсем потерял веру в меня. «Локк» был одним из многих мест, где мы были завсегдатаями. Раньше, когда я принимала активное участие в жизни нашего маленького социума, то знала почти каждого официанта в «Локке». Теперь же все лица казались мне новыми и незнакомыми. Зато ребята чувствовали себя здесь как косяк рыб в воде. Хейл перехватил за локоть какую-то официантку, обращаясь к ней по имени, на что она просто кивнула и промурлыкала ему что-то на ухо, зардевшись практически сразу. На самом деле ребята часто выбирали для своего времяпрепровождения места, где людей было так много, что приходилось бороться за каждый глоток свежего воздуха. Поэтому им и нравился «Локк» представляющий из себя смесь бара, расположившимся на втором этаже, и клуба с танцполом на первом. Заведение было хорошо известно среди молодежи своими интерьерами, больше напоминающими декорации к сценам из «Божественной комедии», богатым выбором авторских коктейлей и необычным сетом электронной музыки, которую Лиам часто относил к категории «для дзена». Такая ядерная смесь привлекала толпы людей в «Локк», а это, в свою очередь, привлекало и моих друзей. Руби не раз говорила, что, находясь среди толпы людей, она заряжается энергией, чувствует себя более живой. Вероятно, так было и с остальными. Закончив с аперитивом, который помог немного затуманить мысли, Руби потащила нас всех в самый центр танцпола. Потные тела равномерно качались в такт музыке, иногда переплетаясь друг с другом и образуя некую общую массу с множеством рук и ног, растопыренных в разные стороны. Руби, Хейл, Вайк и Лиам постепенно растворялись в этой толпе один за другим, пока я не осталась совсем одна. Гипнотические аккорды из раза в раз повторялись, становясь все выше, от чего в голове начинало звенеть. Из-под ног вдруг пополз туман, мягко обволакивающий очертания человеческих фигур вокруг. Я танцевала в самой гуще толпы, но не видела никого вокруг себя. Сквозь пелену тумана прорывался только динамический звук, вибрация от которого расползалась по всему телу. Совсем рядом вдруг промелькнул темный силуэт, и я отшатнулась, ударившись обо что-то спиной. Музыка сменилась. Теперь, помимо громких ударов барабанов, в ней слышался настораживающий, моментами суровый тембр скрипки. — Ноа, — истошный крик, зовущий меня, прорезался сквозь туман. Я дважды моргнула, и пелена начала спадать, обнажая царившую вокруг реальность. Люди суетились, бурля неудержимым потоком, который подхватил меня и понес вдаль от танцпола. Воздух наполнился паникой и настороженными перешептываниями, периодически срывающимися на крик. Кто-то попытался пробиться к выходу из бара, и все разом понеслись вслед. Чудом найдя брешь между потными телами, быстро стремящимися в сторону дверей, я вынырнула из этого течения и огляделась. Люди, с глазами полными паники, подгоняли и топтали друг друга, а музыка давно перестала литься из динамиков. Помещение наполнилось воплями. Кто-то схватил меня за локоть, и я отпрянула. — Ноа, — Руби запыхалась и теперь тяжело глотала воздух. — Еле нашла тебя. — Что случилось? Где остальные? — Не знаю. Кто-то в толпе кричал про пожар, — она огляделась. — Вайк и Лиам должны быть на втором этаже. Я видела, как они поднимались по лестнице всего несколько минут назад. Но я нигде не могу найти Хейла. Я выдохнула и приказала себе собраться. Паника — это последнее, чему сейчас следовало бы уделять внимание. Заставив Руби ухватиться за мою спину, мы стали медленно пробиваться через бушующую толпу по диагонали. Это был единственный вариант не оказаться задавленными. — Погоди, куда мы идем? — закричала Руби мне на ухо, чтобы я услышала ее среди десятка других голосов. — Выход же в другой стороне! — Пойдем за толпой и нас затопчут. Со стороны кухни наверняка должен быть черный ход для персонала, попытаемся воспользоваться им. — Но ребята все еще наверху, — запротестовала подруга. — Нам надо вернуться за ними и… — Нельзя! — рявкнула я. — В толпе у всех срабатывает стадный инстинкт. Если все вместе пойдем к запасному выходу, то привлечем внимание и там тоже образуется давка. Для начала вытащим хотя бы тебя. Руби что-то ответила, уже тише, но ее слова растворились среди рокота других голосов. Мы с трудом пробивались вперед, выставив перед собой локти, чтобы отвоевать хоть немного пространства. Толпа медленно редела и впереди замаячил заветный выход. Перед тем, как нырнуть в дверной проем я обернулась через плечо. Зал, тонущий в темноте, со всех сторон окружал хаос: на полу валялись осколки бокалов и чьи-то забытые в спешке вещи; люди, неистово толкающие друг друга, пытались пробиться в узкий проход; где-то под потолком яркими красными вспышками мигала пожарная сигнализация. И вдруг, среди всего этого сумбура, мой взгляд уцепился за темный силуэт человеческой фигуры. Кто-то просто неподвижно стоял там, объятый паникой и ужасом, сквозивших даже в воздухе, и следил за каждым моим движением. По спине пробежала ледяная волна, заставляющая встать дыбом каждый волосок на теле. «Я всегда буду рядом», — отголосок чьего-то отчаянного шепота раздался в моей голове.