Мне нравится это шоу, но появление в нем Чонгука испортило мне всё впечатление.
Этот комментарий был не единственным в своём роде, но он был редким видом в популяции слишком идеального позитива. Были и другие подобные, но они меркли по сравнению с радостными, поддерживающими, восторженными комментариями. И всё же, даже наводнив себя всеми положительными моментами, он помнил только отрицательные.Кто-нибудь ещё находит этого парня JK раздражающим?
Если вы новичок в индустрии, в определённый момент кто-то скажет вам, что нет никакой пользы от комментариев, нет красоты в словах мира. В определённый момент, когда слава становится слишком большой, одежда — более дорогой, деньги — беспрецедентными, комментарии становятся кислыми. И честная правда заключается в том, что вы никогда не будете таким великим, как утверждают люди, которые говорят, что любят вас. И вы никогда не бываете настолько ужасны, насколько на этом настаивают люди, которые утверждают, что ненавидят вас. В конце концов, вы всего лишь человек. И это, пожалуй, самое страшное. На данный момент, в самом начале своей карьеры, он сделал хорошую работу, чтобы ничего не искать в Интернете. Половину времени он не знает, что происходит в мире, а вторую половину — только потому, что Сиян настойчиво информирует его о современных тенденциях и тому подобном. Например, он не знал, кто такой Сокджин, пока тот не был представлен ему в качестве потенциального жениха. И только после того, как Сиян произнёс его имя, Чонгук стал слышать его повсюду. То «Лотосовая роща», то Сокджин. Слова «новая звезда» и «выдающееся достижение» постоянно крутились вокруг имени Сокджина, следуя за ним по пятам. Некоторое время он ни о чëм не думал. Потом он встретил Сокджина. На их первой встрече в офисе агентства Сияна Сокджин уже сидел в комнате, когда появился Чонгук. На нём была белая водолазка в рубчик и голубые джинсы с потёртостями. Его волосы тогда ещё были каштановыми, до того как его заставили покрасить их для «Паралича», и были откинуты назад. Он стоял спиной к Чонгуку и не сразу обернулся, когда дверь открылась, хотя Сиян и Чансон громко поприветствовали его. Казалось, он выжидал пару секунд, прежде чем медленно повернуться во вращающемся кресле. Их взгляды не встретились. Но они видели друг друга. В Сокджине Чонгук увидел интенсивность, которую еще не успела притупить «Жизнь». Чонгук медленными шагами направился к дивану, стоящему посреди кабинета Сияна, и, когда он проходил мимо, Сокджин протянул ему руку, но не встал. — Привет, — сказал он. Чонгук взял его руку, хотя и нерешительно, пожал, а затем спросил. — а вы кто? Он знал. Они оба знали, что он знает. Но дело было не в этом. Чонгук кивнул вместо ухмылки, а Сокджин понимающе улыбнулся, убирая руку и разворачиваясь в кресле. Это был тот самый момент. Это было всё, что ему было нужно. И тогда он понял, что именно люди имели в виду, когда называли Сокджина «выдающимся достижением». *** Отчаяние заставляет Чонгука впервые за почти два года зайти в социальные сети. Таблетка всё еще лежит в кармане его брюк. Он занимался с грушей, поднимал тяжести, плавал. Он двигался с намерением не стоять на месте достаточно долго для того, чтобы он сдался, упал к его ногам в поклонении и стремлении к временному забвению. Но теперь он устал. У него нет работы, нет расписания, нет свиданий, а Сокджина нет в городе. До этого момента он и не подозревает, насколько сильно он не против их перформансного рандеву. Последний раз он заходил в инстаграм так давно, что может лишь смутно припомнить. По его мнению, это было после Тэхёна. Недолго. Два дня, может, три. А потом он вышел, намереваясь, что это навсегда. Было время, когда они делали совместные фотографии на своих аккаунтах, хотя Тэхён гораздо больше любил публиковать их, чем он. Он думает об этом, пока на экране появляется лента с изображениями лиц и мест, которые он едва узнаёт. В нижней половине экрана на мгновение появляется красное уведомление. Он мельком взглянул на него. Уведомлений слишком много, чтобы даже думать об их просмотре, и это его забавляет. Он не заходил в инстаграм уже больше года, почти два, а уведомления всё еще активно приходят. Он гадает, от кого они — от фанатов или от противников, но не смотрит, чтобы выяснить это. Сначала он заходит на свою страницу и смотрит на последнюю опубликованную фотографию. На снимке, зернистом и расфокусированном, изображен силуэт, стоящий перед потоком синего света. Руки человека подняты вверх, а накинутый на тело капюшон скрывает его очертания. Он с тоской смотрит на него. Он помнит, что, когда он опубликовал эту фотографию, все решили, что это он, и он позволил людям так думать, потому что, хотя они не были обнажены и не целовались, момент казался слишком интимным, чтобы делиться им со всем миром. Если бы они знали, что это фотография Тэхёна, всё было бы иначе. Но поскольку они верили — и до сих пор верят — что это был он, фотография остаётся предметом красоты, веселья и свободы, а не трагедии. Пока люди верят, что на снимке изображен он сам в момент нескрываемого восторга, картина не будет навевать тоску каждый раз, когда на неё падает взгляд. В ней всё равно останется намек на счастье. Иногда ложь самому себе полезнее правды. Подпись едва ли была подписью. 8 В конце концов, он снова оставляет прошлое позади и переходит в настоящее, просматривая профиль Сокджина. Он смеется, когда видит фотографию Сокджина. На ней он изображен с яркими волосами, уложенными в прямую причёску, как будто в него только что ударила молния, и поднятыми бровями. Рот приоткрыт, как будто он кричит, а глаза прикрыты зелëно-фиолетовыми солнцезащитными очками со спиралью. Это восхитительно. Он пролистывает фотографии. Снимок горизонта Токио в полночь. Крупный план его шеи, испещренной фиолетовыми венами — закулисный взгляд на спецэффект в одном из предыдущих фильмов. Сокджин с увенчанной короной головой склонился к змее, обвившейся вокруг его руки. Его глаза закрыты, глаза змеи закрыты. Язык змеи высунут, а рот Сокджина разинут. Подпись гласит: «Поцелуй с прекрасным принцем». Чонгук снова смеётся, на этот раз подставляя руку под щëку и пытаясь сдержать улыбку. Это приходит ему в голову только после того, как он просмотрел фотографии, но когда это происходит, он возвращается к началу. «Я хочу знать, что они говорят», — сказал Сокджин перед полетом. В этот момент Чонгук не столько решает, что хочет узнать, сколько… просто решает посмотреть, что может увидеть Сокджин.Мы все знаем, что ты просто используешь Чонгука. JK не счастлив с тобой, да и как он может быть счастлив? Если бы ты был более симпатичным, ты бы смог не быть таким…
Комментарий продолжается, но Чонгук не читает дальше. Он чувствует, как вспыхивает его кожа, как бьётся сердце, как внезапный гнев переходит от кипения к бурному кипению. Он отворачивается по этой и только по этой причине. Он знает, что злиться по этому поводу неразумно. Он считает до девяти, а потом до нуля, делая медленные вдохи. Когда он работал над управлением гневом в реабилитационном центре и даже до реабилитации, его терапевт сказал ему думать о Конфуции. «Когда возникает гнев, подумайте о последствиях» Он уже готов выйти из инстаграма, забыть о том, что видел, но какая-то мысль останавливает его. Он не мог просто ничего не делать. Он уже достаточно узнал и знал, что это серьезное несчастье — позволить несправедливой истории повториться дважды. В отношении Тэхёна была допущена ошибка, и он не допустит, чтобы та же ошибка повторилась с Сокджином. Позже новостные ленты поднимут большой шум из-за первого поста Чон Чонгука в социальных сетях за почти два года. Фотография сбивает с толку многих, но поклонники Чонгука часами расшифровывают её, придумывая теории. Некоторые из них близки к разгадке, большинство — нет, но все пытаются найти смысл, который им удается уловить. Единственный человек, который понимает, когда видит это — Сокджин, который безудержно улыбается, когда видит чёрно-белую картинку с парой висящих боксёрских перчаток. Сама фотография предназначена для Сокджина, надпись — для всего мира, но Сокджин увидит подарок в обоих. Скучаю по тебе. *** В письме Чимина есть острота, которой завидуют лезвия ножей и обсидиана. В перерывах между различными интервью для прессы Сокджин сидит со своим экземпляром «Вишнёвой искры», который Чимин подарил ему за день до посадки на самолет. Поначалу ему показалось, что это был почти интимный жест. Чимин протягивает ему экземпляр самого первого романа, который он написал. Все художники знали, что первое, что они делают в своем ремесле, часто оказывается худшим, или, по крайней мере, именно то, что они сами считают худшим. С критиками было легко справиться. При желании можно было игнорировать критиков, не смотреть на их рецензии и статьи, но от самого себя убежать было невозможно. А самость всегда была самым суровым критиком. Сокджин не думал, что с Чимином будет иначе, поэтому, вручая ему книгу, он подумал, что это был важный момент, наполненный смыслом, который он будет вспоминать с блестящими глазами и приоткрытым ртом — «Это было оно!». Когда он приземлился, добрался до отеля, попытался заснуть и не смог, он раскрыл книгу, и все его мысли и ожидания развеялись под тяжестью сокрушительной реальности. Между обложкой и первой страницей лежал маленький кусочек пергаментной бумаги с нарисованными от руки графитом цветами. Ты будешь идеальным, — гласила записка. И это было всë, что в ней говорилось. Поначалу Сокджин не был уверен, стоит ли ему обижаться. Он знал, что ни в коем случае не идеален, но почти заподозрил, что в сообщении было что-то оскорбительное. Как будто Чимин намекал на то, что Сокджин настолько неполноценен, более неполноценен, чем большинство людей, которые, если бы только смогли избавиться от этого единственного качества, могли бы стать идеальными. Затем он вспомнил, что «Вишнёвая искра» находится на стадии пре-продакшена. Его продюсированием занимался киномагнат, чьи карманы были набиты почти во всех странах Азии. Всего за неделю до этого они привлекли внимание артистичного и нестандартного режиссера Су Бомсо. Теперь они искали своего главного героя. Сокджину трудно было представить, что он обладает хоть какими-то талантами, необходимыми для роли титульного персонажа. В основе сюжета лежали отрывки из юности Чимина в Пусане, как признался сам сценарист. Персонаж, которого на самом деле зовут Ёнгиль, но все в маленьком городке называют его «Черри». Это было необычное прозвище, но в нём была своя история, которая, насколько Сокджин успел прочитать, так и осталась нераскрытой. На протяжении всей истории Черри борется с бедностью всеми возможными способами. История начинается с того, что, прожив несколько месяцев на улице в Ильсане, он получает квартиру. В первую же ночь, лежа в пустой квартире, он обещает себе, что больше не будет выходить на улицу в холод. Сюжет переплетается между настоящим, где Черри делает всё возможное, чтобы удержаться на плаву, в том числе занимается сексом, и прошлым, где Черри живет в своём маленьком городке Пусан и борется с опасностями, связанными с учебой в старшей школе, и своим малодуховным обществом. История мрачная, и временами её больно читать. Есть отрывки, где секс жесток, а насилие сладко, всё так перевернуто с ног на голову, что у Сокджина кружится голова. Чимин — фантастический писатель. Каждое слово подобрано идеально, ни одного лишнего или чрезмерного. Каждое предложение составлено так искусно, что оно всегда производит фурор. Только когда Сокджин прошёл половину книги, в середине сцены, где Черри сталкивается с бывшим клиентом на своей работе, он понял, что означала оставленная ему записка. Это был не упрек в адрес его характера или качеств, как он поначалу опасался. Это было предложение. Это была просьба. Чимин хотел, чтобы он сыграл Черри. Когда он понял это, то, сидя на заднем сиденье машины, направлявшейся на очередное собеседование после только что прошедшего, сразу же написал Чимину сообщение.Я так не думаю.
Чимин и без вопросов понял, что он имел в виду. Ты будешь, я знаю. Если ты не хочешь, то и не надо. Ты же знаешь. Но я всё равно думаю, что ты сделаешь это лучше всех. Сокджин покачал головой.Я никогда раньше не делал ничего подобного.
Знаю. Поэтому ты идеально подходишь.Это слово часто звучит, не так ли?
Я бы не сказал этого, если бы не думал так. Поспи. Мы поговорим, когда ты вернешься. Сокджин собирался ответить на него, но телефон сообщил ему о входящем сообщении от Чансона. Я только что увидел пост Чонгука. Скажи, что это про тебя и что он не облажался. Нахмурив брови, Сокджин не стал сразу отвечать. Он открыл одну из своих социальных сетей и поискал имя Чонгука. Глупо, но он до сих пор не был подписан на Чонгука. С тех пор как он наткнулся на ту тему в Твиттере, где предлагались теории о том, почему их отношения были фальшивыми, он остерегался сразу же подписываться на него или подписываться на него вообще. Он был уверен, что если он это сделает, то тема изменится: После того как я указал на то, что они не подписаны друг на друга, они вдруг подписались? Если это не подозрительно, то я не знаю, что именно. Когда он зашел в профиль, первой фотографией, поприветствовавшей его, была чёрно-белая фотография пары боксёрских перчаток. Боксёрские перчатки Чонгука. Простая надпись — скучаю по тебе — вызвала на его лице улыбку, а сердце забилось быстрее. Он вопросительно приложил руку к груди, чтобы убедиться, что она действительно так реагирует, и изо всех сил попытался отмахнуться. Но отмахнуться или отрицать это было невозможно. Фотография и тот факт, что Чонгук опубликовал её после своего знаменитого отсутствия в социальных сетях, сделали его счастливым. Но в тот момент он почувствовал, что счастье было неуместным. Но в ближайшее время оно никуда не денется. Тогда ему захотелось набрать номер Чонгука. Позвонить ему и спросить, что он думает по этому поводу, похвалить его за старания, поблагодарить или… он не знал. Но ничего этого он не сделал. Вместо этого он поставил лайк фотографии и, как вишенка на торте, прокомментировал её: «Спарринг-партнёр <3». *** Неделю спустя публикуется интервью Сокджина в Vogue Korea. Его интервью препарируют — не все — как его поклонники, так и его противники, причём в ограниченных дозах. Он проливает кровь над ответами, перечитывает свои слова в поисках того единственного, в чëм они могли бы его упрекнуть. Возможность осуждения представлялась часто, будь то через величайшие пропасти или почти невидимые слëзы. Малейшая ошибка могла привести к тому, что он становился предметом обсуждения в Твиттере в лучшем случае на четыре часа, а в худшем — на один день. Но он не нашёл ничего предосудительного. Он говорил правильные вещи и говорил их в вежливой форме. Конечно, его фотографии были сильно отретушированы, но это было не его рук дело, и, следовательно, никто не мог его в этом упрекнуть. Но кто-то наверняка нашел бы способ. Он осознает, насколько мал его масштаб. Другие актеры его амплуа, элита, чьи имена звучали в рекордных по кассовым сборам фильмах, имели то же, что и он, в десятикратном размере. Люди ненавидят их, люди любят их, люди не находят ничего плохого в том, что они делают, и люди, которые не могут увидеть их, не выбрав десять вещей, с которыми они не согласны. Многие слышали, что, когда ты возвышаешься над землей, трудно понять, чего люди хотят от тебя, а чего нет. И еще сложнее не заботиться о том, как им угодить. Потому что, когда человек забирается слишком высоко, всё, что он может сделать — это удержать себя от падения. Он читает только несколько комментариев в интернете. Теперь он установил для себя лимит. Он может читать только три в день, иначе он скатится в кроличью нору самозабвения. Прочитав три комментария, ни один из которых не был негативным, он облегчённого выдыхает и погружается в покой. Пока что беспокоиться не о чем. *** В прошлом Чонгук не раз оказывался в компрометирующем положении. В разгар событий он часто ничего не чувствует. Адреналин, может быть. Только лёгкое смущение, если он не один. Например, арест за нарушение общественного порядка не столько отрезвил, сколько доставил неудобства. Нет, в момент того, что могло бы стать компрометирующим, он не задумывался об этом. Но утром или поздним вечером, когда газеты пестрели заголовками, а социальные сети пестрели мнениями всех и каждого, он чувствовал это. Иногда он умел уловить возмущение ещё до того, как оно успевало разразиться. Даже без социальных сетей и бдительного ока Сияна он чувствовал, как оно просачивается внутрь. Это было тревожное затишье перед бурей. Он знает, что на этот раз его ожидает буря, потому что, когда была назначена встреча, время её проведения нужно было согласовать не только для него и Сияна. Нужно было спланировать всё так, чтобы Сокджин успел вернуться после перелёта, чтобы на встрече присутствовала половина высшего руководства LJC. Финансовый директор Джун Квонсо был занятым человеком, и, как все занятые люди, его хвастовство часто переходило в искусную практику властвования. А что, собственно, нужно, чтобы над тобой властвовали? Абсолютно всë. Это была не встреча с генеральным директором, которая принесла Чонгуку значительное, но недолгое утешение. То, для чего его усадили за стол переговоров, было серьёзно, но это не было увольнением. Пока нет. Это очень запутанная паутина. Жизнь, которую ведёт Чонгук, жизнь, в которой он чувствует себя задушенным — это жизнь, без которой он не знал бы, как дышать. Одно дело — ориентироваться в мире как Чон Чонгук, другое — как Никто. Стоя сейчас у входа в конференц-зал с Сияном под руку, он жалеет, что вообще вышел из машины. Только ради этого случая он решил сам доехать сюда, если начнет уставать или устанет от того, что нужно было сказать. Поднимаясь на лифте, он понял, что оставил зажигалку в машине, и теперь только и делал, что щипал себя за предплечье, чтобы не нервничать. Он смотрит на время, отображаемое на цифровых часах у входа в конференц-зал. Он смотрит на Сияна. — Я мог бы заехать за Сокджином. — Его менеджер позаботится об этом, — не поднимая глаз, говорит Сиян, почти перебивая его. — Ты нервничаешь? — Нет. Краем глаза он замечает едва заметную улыбку на лице Сияна. — Чудеса не прекращаются. — Это не то, что ты думаешь. — Тогда что же это значит? — …Например. Странные вещи встречаются повсеместно. Чудеса случаются. Странности вечны, я, блять, не знаю. — И как я это заслужил? — Ты… какое это имеет значение? — Я просто пытаюсь заставить тебя остановиться, — говорит Сиян, смотрит на него внимательно, взгляд ненадолго останавливается на предплечье Чонгука. — У тебя будут синяки. Чонгук хочет спросить, можно ли ущипнуть себя, причинить себе боль, только если не оставлять следов. Но он не успевает. Двери лифта в коридоре открываются. Чонгук не осознаёт, что ищет Сокджина, пока не замечает его рядом с Чансоном. Он смотрит достаточно долго, чтобы отметить состояние волос Сокджина. Его корни, оставшиеся нетронутыми с тех пор, как его взяли в «Паралич», потемнели. Не имея расписания, он не потрудился привести волосы в порядок. Прическа вполне приличная, но выглядит небрежно и очаровательно. Его свитер крупной двойной вязки (персикового цвета) сочетается с просторными джинсами с потёртостями. Чонгук смотрит на него достаточно долго, чтобы их взгляды встретились, и сразу же отводит глаза, одергивая рукава и поворачиваясь к двери конференц-зала. Сиян смотрит в сторону лифта и поправляет галстук, готовясь войти. Положив руку на плечо Чонгука, он использует последние минуты их уединения, чтобы сказать ему: — Я знаю, что ты ни в чëм не виноват. И финансовый директор Джун тоже знает. Ясно? — Что? — Ты меня слышал. Выйдя в коридор, Чансон и Сиян продолжают двигаться к конференц-залу, а Чонгук стоит в недоумении. — Лови. Чонгук отводит глаза и быстро поворачивается к Сокджину, чтобы увидеть летящий к нему предмет. Он инстинктивно тянется к нему, вытягивает руку и закрывает еë, когда предмет с мягким стуком приземляется в его ладонь. Подойдя ближе, Сокджин улыбается ему, но не останавливается. — Это всё, что я купил. Считай, что это сувенир. Опустив взгляд на свои руки, он чуть не рассмеялся, увидев упакованную согревающую маску для лица. Он поднимает глаза, чтобы увидеть, как Сокджин подмигивает ему, а затем поворачивается лицом вперед и продолжает идти в конференц-зал. Чонгук подождал немного в коридоре, убирая в карман новый сувенир. *** Времени не теряют. Встреча начинается с нескольких вежливых обменов словами. Сокджина знакомят с финансовым директором, чьë поведение напоминает Чонгуку злодеев из боевиков — таких, чьë злодейство должно быть неожиданным, но всё это время было очевидным. Он считает, что это слишком жестоко. Джун Квонсо был из тех людей, которые носили костюмы-тройки, каждый элемент которого стоил более миллиона вон. У него было много денег и много власти, и он прилагал огромные усилия, чтобы эти два факта были очевидны в каждом шве и нитке. Он был старше, лет пятидесяти, но в нём чувствовалась молодость во всех её проявлениях. Незрелый, необдуманный, с мозгами, которые, как был уверен Чонгук, перестали развиваться в семнадцать лет. Не нужно было говорить, что Чонгук недолюбливал Квонсо. Поэтому у них с Сияном было правило. Если нужно было встретиться или наткнуться на Квонсо на публичном мероприятии, Чонгук начинал выступать. Он притворялся, что не только терпит Квонсо, не только любит его, но и обожает его, восхищается им. Это была полная ерунда, но Чонгук не попадал в неприятности, потому что Квонсо, по незнанию, был полностью уверен, что он единственный, кто может «образумить» Чонгука. Чонгук думает об их правилах, потому что ему трудно притворяться дружелюбным. Когда они входят, он кланяется, приветствует Квонсо, но не добавляет лишних штрихов, которые делают представление убедительным. Он не становится приветливым, не шутит с ним, как будто они закадычные друзья. Он не называет Квонсо «хён», на чëм тот настаивал. Чонгук считает, что это как-то связано с желанием чувствовать себя моложе, чем он есть на самом деле. Но это неважно. Он не бегает по инстанциям. И когда Квонсо спрашивает его, хорошо ли он себя чувствует, Чонгук отвечает тем же, вместо того чтобы, например, оскалить зубы и сказать Квонсаэ, чтобы тот шёл на хрен. — Немного болит голова, — пробормотал он. — Поздно лёг? — Квонсо выглядит на грани смеха — такого, который способен вызвать пристрастие к беспричинному насилию. Чонгук долго смотрит на него с пустым выражением лица. — Нет. Квонсо смотрит на часы, протягивает руку и похлопывает Чонгука по спине. — Тогда я сделаю это быстро. Тебе нужно отдохнуть. — Буду признателен… хён. Квонсо прочищает горло. Он обводит взглядом стол для совещаний, пока его глаза не останавливаются на Сокджине, сидящем напротив Чонгука слева от Чансона. — Насколько я понимаю, — говорит Квонсо, — вы двое всё ещё занимаетесь… всем этим. — …Точно, — отвечает Сокджин, расширив глаза. — Всем этим. — И всё идет хорошо, — констатирует Квонсо. — Это замечательно. Фантастика. Я вижу в тебе только положительные стороны, — обращается он к Чонгуку, — и то, что ты держишь нос чистым. Для любого другого человека это замечание прошло бы незамеченным. Фигура речи. Но Чонгук резко отводит голову в сторону, устремляя на Квонсо тяжёлый взгляд, и Сокджин не может этого не заметить. Вид Сияна, выглядящего не менее испуганным, только усиливает его подозрения. Чонгук коротко встречается с ним взглядом, затем опускает глаза на стол и погружается в глубокое молчание. — Всё это замечательно, — снова заговорил Квонсо. — Но… у нас возникла небольшая проблема. — И в чем же она заключается? — спрашивает Сокджин, потому что ему кажется, что больше никто не скажет, а у Квонсо есть склонность к затягиванию разговора. — У тебя, — Квонсо указывает на Чонгука, — есть парень. Настоящий. — Да. — Да, видите ли, всё в порядке. Проблема возникает только тогда, когда тебя видят с ним на людях. Недоумение. Чонгук нахмурил брови. — Но я не… — У нас есть фотограф. Молодой, немного глуповатый. У него есть фотографии вас двоих в… назовем это просто компрометирующей позицией для того, кто, насколько известно общественности, уже состоит в любовных отношениях». — …Нет, это… Мы осторожны, этого не может… — Может, мне отправить их вам? Чонгук раздумывает над ответом. Он смотрит на Сияна, который кивает. Он их видел. — Мы заставили его согласиться на то, чтобы ничего не просочилось. Ему нужны только деньги. И мы ему их дали, у нас есть все копии по его заверению. Он подписал некоторые вещи и отдал нам всё. Если когда-нибудь что-нибудь просочится, ему придется разбираться с судом. Всё улажено. На некоторое время становится тихо. Неловкая и тягостная тишина. Сокджин нарушает ее фальшиво бодрым: — Ну вот и хорошо. — Да. Но кое-что всё же есть, — Квонсо делает паузу и наклоняет голову из стороны в сторону. — Сиян, почему бы тебе не…? Чонгук с ужасом в животе поворачивается к Сияну и ждёт, что тот скажет то, что он уже ожидал услышать. Сиян, обычно являющий собой образчик самообладания, выглядит так, будто его частички уже трескаются. — Нужно кое-что сделать. С Йесоном. — Ты хочешь, чтобы я порвал с ним… — Нет, нет. Это… лишнее. Но, может быть, просто сделайте перерыв на некоторое время. Пока угроза не утихнет. Пока… вы с Сокджином не разойдетесь полюбовно. — И когда же это случится? Сиян смотрит на него с долей жалости и отчаяния. Отчасти умоляя Чонгука смириться, а отчасти извиняясь за то, что попросил его об этом. Он поджимает губы, но ничего больше не говорит и качает головой. — Никто не просит тебя расставаться. — Никто, — добавляет Квонсо к раздражению Чонгука, которое на мгновение проявляется в легкой дрожи его верхней губы. — Ты волен поступать так, как тебе заблагорассудится, ты же знаешь. Просто в противном случае это будет выглядеть некрасиво по отношению ко всем участникам. Чонгуку не нужно оглядывать комнату, чтобы заметить, что все взгляды устремлены на него. Он начинает догадываться, что главной причиной, по которой они организовали встречу в конференц-зале с финансовым директором, было желание, чтобы он знал своё место. Это было похоже на засаду. Не имея других вариантов, он кивает. — Я позабочусь об этом. *** Он первым покидает конференц-зал и бежит в туалет, как только встреча заканчивается. На верхних этажах подобных зданий редко, если вообще когда-либо, бывают заняты туалеты. Потому что не многие люди поднимаются так высоко. Когда он входит в туалет, там пусто, и он дважды проверяет каждую кабинку, прежде чем прислониться к раковине. Он сидит так несколько минут. Поворачивается, проводит водой по рукам и брызгает в лицо. 1,2,3,4,5,6,7,8,9. 9,8,7,6,5,4,3,2,1. — Чонгук. На мгновение он замирает, прежде чем посмотреть. Сокджин стоит в нескольких футах от него, взгляд мягкий и сочувствующий. Он закусывает нижнюю губу и находит утешение в кончиках рукавов, заправляя пальцы в ткань. — Я в порядке, — отвечает Чонгук на вопрос, который так и не был задан. — Мне жаль, — произносит он так, словно из него выбили воздух, хрипло. — Я не… я не хотел, чтобы это случилось, прости. — Сокджин… — Я не думал, что… Мы можем расстаться, — говорит Сокджин. — Я думаю, мы делали это достаточно долго, и всё ещё может получиться, если мы… — Сокджин… — Прости. Чонгук выпрямляется, чтобы повернуться, сделать несколько шагов к Сокджину и снова прислониться к краю раковины. Пользуясь близостью, он берет Сокджина за запястье, отрывая его от своих мыслей и разговора. Расширившимися глазами Сокджин смотрит на него совсем другими глазами. Почти с жалостью, но не совсем. Чонгук ненавидит это. — Хватит извиняться передо мной. Ты ничего не сделал. — Но… — Нет. Никаких «но». Ты ничего не сделал, и всё… — Это нечестно, — говорит Сокджин в то же время. — Я хотел сделать это, лишь бы никто не пострадал. А Йесон… — О, — Чонгук не успевает остановиться, как четыре слова вылетают наружу, — да пошел он нахуй. Сокджин краснеет. Чонгук закрывает глаза, не желая видеть, как Сокджин смотрит на него. — Я знаю, как это звучит, но… поверь мне, ему будет всё равно. Так что мне тоже всё равно. Не извиняйся, потому что всё это не имеет значения. Сокджин подходит ближе и пристраивается рядом с ним у раковины так, что их локти соприкасаются. — После этого я больше не буду так говорить, обещаю, — пробормотал он, — но мне очень жаль. Чонгук усмехается. При этом на его лице появляется улыбка. Он лезет в карман и нащупывает таблетку, которую всё ещё носит с собой. Он протягивает её Сокджину и отворачивается, чтобы не выдать своего разочарования. Он объясняет, пока Сокджин не успел опомниться. В этот момент он понимает, насколько ему ненавистна мысль о том, что Сокджин разочаровался в нём. — Это не моё, я… Не мог бы ты просто избавиться от неë для меня? Он рискует и смотрит на реакцию Сокджина. Но видит не разочарование или замешательство, а понимание. Сокджин не спрашивает его, где он её взял или почему она оказалась в его кармане. Он вообще ни о чëм не спрашивает. — Я пытался, — говорит Чонгук несколько секунд спустя. — Избавиться от неё. Но у меня ничего не вышло. Не сказав ни слова и не бросив прощального взгляда, Сокджин встаёт, и Чонгук ожидает, что он уйдёт. Но Сокджин лишь подходит к ближайшей кабинке, опускает «Перкоцет» в унитаз и спускает воду. Он не выходит из кабинки, а лишь прислоняется к раме, скрестив руки. — Хочешь поужинать? — …Позже, — говорит Чонгук. — Если я собираюсь поговорить с Йесоном, мне нужно сделать это как можно скорее. — Хорошая мысль… Хочешь, я пойду с тобой? Вопрос задан со знанием дела, и он вызывает именно ту реакцию, на которую рассчитывал Сокджин, задавая его. Реакция: луч, разделивший страдание на лице Чонгука на две половинки, которые рассыпались в прах, и искренний смех. Впервые в жизни Сокджин видит, как Чонгук смеётся так, будто ему всё равно, плечи трясутся, а громкость не сдерживается ни стеснением, ни фасадом невозмутимости. Он смеётся до слëз, а когда наконец успокаивается, вытирает глаза и кивает. — Ему бы это понравилось, — саркастически замечает он, что вызывает хихиканье Сокджина. Когда в ванной становится тихо от отголосков бурного веселья, Сокджин обещает Чонгуку позвонить ему, когда всё будет сказано и сделано. Для поддержки. Или… чего-нибудь еще. Прежде чем Сокджин уходит, Чонгук останавливает его мягким голосом, четырьмя словами и проклятой честностью, которая может погубить и богов, и людей. — Я скучал по тебе. Что не говорит Сокджин: «Ты не должен лгать». «Смешно», «Ты хороший актер». Что Сокджин говорит: — Здесь только мы. Чонгук кивает. Он знает. — Я скучал по тебе. Сокджин улыбается и подмигивает: — Я тоже по тебе скучал. Спарринг-партнëр.