Однажды ты покинешь меня

      Меня разбудил телефонный звонок.       У меня не было времени думать о том, где я нахожусь. Я думала только о Джудит.       – Алло.       – Эвелин, милая, это я, с тобой всё в порядке?       Шквал эмоций обрушился на меня с такой силой, что я чуть не выронила телефонную трубку и на секунду потеряла дар речи.       – Эвелин?       – Да… да, прости, я в порядке, мама.       – О, хорошо. Я волновалась за тебя, ты пропустила службу в церкви, а Фрэнни сказала нам, что ты отказалась от вчерашних планов, потому что заболела.       Чёрт возьми, в чём проблема с этой Фрэнни?       – Да, отменила, потому что чувствовала себя не то чтобы ужасно, просто была недостаточно здорова, чтобы куда-то идти, но сегодня мне лучше.       – Но не настолько хорошо, чтобы идти в церковь?       Упс.       – Наверное, я забыла завести будильник.       – Ладно, я уверена, что Господь простит тебя, раз уж ты была нездорова. А вот пастор Хейс, вероятно, не будет столь снисходителен. Но ты не беспокойся об этом. Тебе не перед кем отчитываться, кроме Бога.       Мои глаза снова грозились наполнится слезами. Я чувствовала полную и безусловную любовь этой женщины к своей дочери. Я почувствовала это, как только услышала звук её голоса. Десятки воспоминаний образов, звуков, запахов и текстур хлынули на меня, как тёплая вода. Она никогда не пропускала ни одной ночи, когда укладывала меня спать, целовала перед сном, даже ложилась со мной в постель, пока я не засыпала, если я просила её об этом, потому что некоторое время я боялась темноты. Пока я не стала достаточно взрослой для этого и не сказала ей, чтобы она больше не делала этого (почему, кто-нибудь когда-нибудь становится взрослым для этого?). Запах блинчиков с сиропом доносился из кухни каждое утро на протяжении двух месяцев подряд, когда я проходила через один из тех этапов, через которые проходят дети, заявляя, что никогда не будут есть ничего другого, никогда. Ощущение её мягкого халата, запах её кожи, слегка припудренной тальком, в тот день, когда она заключила меня в объятья, вбежавшую в дом в слезах после того, как соседского кота сбила машина. Она прижимала меня, мою голову к своей груди и положив руку мне на голову, столько времени, сколько потребовалось, чтобы мои горькие рыдания перешли в тихий плач, а затем вытирала слёзы своими руками. Ни разу она не сказала мне, что я вела себя глупо, что мне нужно стать жёстче, что я вела себя нелепо.       Я знала, что упустила некоторые вещи, определённый опыт, не имея достойной матери. Просто до сих пор я не чувствовала, насколько.       – Да, мам.       – Твой голос звучит странно. Ты уверена, что в порядке?       Я прочистила горло, вытерла глаза и повторила:       – Да, мама, я действительно чувствую себя хорошо. Я чувствую себя очень хорошо.       – Достаточно хорошо, чтобы приехать к Карверу? Мы с твоим отцом только что сделали заказ.       Вообще-то, да, я бы с удовольствием поехала в кафе “У Карвера”, я знала, где оно находится, мы бывали там сотни раз. Сразу после церкви, вместе с половиной прихожан. Сидеть с мамой и папой, есть омлет или овсянку со свежими фруктами и просто наслаждаться всем этим. Все воспоминания о пикниках, рождественских утрах, пляжном отдыхе и днях рождения. На этот раз меня бы даже не беспокоило, когда моя мама положила бы свою руку мне на спину, чтобы поправить мою осанку. Потому что она бы так и сделала. Она всегда так делает.       Но как бы мне этого не хотелось, я понимала, что это плохая идея.       – Нет, мам, наслаждайся едой, я ещё даже не одета, к тому времени, как я приду, твоя еда уже остынет.       – Хорошо, милая, я лучше пойду, кто-то ждёт в очереди к телефону. Позвони мне, если что-то понадобится, мы поедем домой сразу, как закончим.       – Обязательно. Мама?       – Да?       – Спасибо, что позвонила мне.       – Конечно. Пока, Эвелин.       Мне потребовалось несколько минут сидения на диване с отсутвующим взглядом, чтобы выйти из этого оцепенения. Но в конце концов, я поняла, что пережила эту ночь. Я всё ещё была здесь.       – Срасибо, – сказал я, подняв глаза к потолку, хотя не видела никаких признаков того, что мистер Смит меня слышит или вообще слушает.              Длины телефонного шнура хватило только на то, чтобы передвинуть столик, на котором он стоял, на пару футов ближе к ванной, поэтому я быстро, как только могла, приняла душ, при этом ежеминутно выключала воду, прислушиваясь к звуку звонка. То же самое я проделала с вентилятором, пока расчёсывала и сушила волосы.       Выключить. Послушать. Включить. Расчесаться. Выключить. Послушать. Тишина. Ничего. Конечно, ничего. Мы только что познакомились. С чего бы ей звонить мне на следующее утро? Она могла вообще не позвонить. Никогда. Возможно, это была просто вежливость, одна из тех фраз, которые говорят на вечеринках тем, с кем познакомились, а на следующий день сожалеют.       Но ты никогда не знаешь.       В любом случае, у меня был номер телефона. Я дам ей время. До заката точно. Я была уверена, что смогу придумать достаточно веский предлог, чтобы позвонить ей. Если я дойду до отчаяния, свинка действительно может сработать. Это может быть ложная тревога. Легко.       Разработав неплохой план, я расслабилась, приготовила себе большой омлет с ветчиной и сыром, тосты и кофе, а потом съела всё это, глядя по телевизору “Рискуй!”. Я и не подозревала, что это любимое мною шоу настолько старое. Я ожидала, что на съёмочную площадку выйдет десятилетий Алекс Требек с карточками в руках, но ведущим оказался человек по имени Арт Флеминг. Или Барт Феллинг. Не могу сказать точно, потому что телевизор трещал всякий раз, когда мимо дома проезжала машина. Я уже собиралась ударить по боковой панели, когда зазвонил телефон.       – Алло!       – Здравствуйте. Могу я поговорить с Эвелин?       – Привет, Джудит, это я, Эвелин.       – Как ты узнала, что это я?       – Я узнала тебя по голосу.       – Правда? У тебя, наверное, отличная память.       – Да, наверное.       Пусть так, но я слушала твой голос сотни раз за последнюю неделю. И как он звучит сейчас, девичий и милый, и как он будет звучать через двадцать лет, более низкий, с хрипотцой.       – Надеюсь, я тебя не отвлекаю? Я просто хотела узнать, не голодна ли ты?       Мой взгляд переместился на пустую тарелку, стоящую на кофейном столике.       – Я умираю с голоду.              Я бросилась одеваться, выбрав на этот раз платье без рукавов белого цвета с розово-голубым цветочным рисунком и голубые туфли на каблуках, а затем встала у окна, рассматривая улицу сквозь жалюзи, и стала ждать.       Джудит любезно предложила заехать за мной, поскольку мой дом находился между её домом и закусочной, куда она меня пригласила, и, разумеется, я согласилась. Лишее время – есть лишнее время, даже если ехать всего несколько минут. Я то и дело сверялась с часами, глядя в окно. Каждый раз, когда в поле зрения появлялась машина, мой пульс учащался, и я разочарованно вздыхала, когла она проносилась мимо.       “Заткнись, Дженис”, – прошептала я себе. Нет, путешествие во времени не затуманило мне мозги, но я знала, что если бы моя подруга была сейчас здесь, она бы скрестила руки на груди и ухмыльнулась: “Никогда не было плохо, да?”.              Казалось, прошло несколько часов, но на самом деле прошло всего двадцать минут, и она приехала как раз вовремя.              – Ты, вероятно, думаешь, что я немного странная, раз звоню тебе так скоро после нашего знакомства, – сказала Джудит, когда мы выезжали с моей подъездной дорожки.       Я с облегчением констатировала, что на ней тоже было платье. Светло-зелёное в тон её глазам. Я уже начала беспокоиться, что выгляжу слишком нарядно, когда увидела в окно компанию молодых девушек, проходивших мимо дома, пока я ждала Джудит. Все четверо были в брюках, а одна даже в джинсах.       – Нет, вовсе нет, я рада, что ты позвонила, иначе я бы застряла дома, смотря передачу “Как вращается мир”.       – Ты обычно смотришь это шоу? – она явно пыталась быть вежливой, на случай, если окажется, что я фанат, но по её нахмуренным бровям я поняла, что она точно не фанат. Поэтому я ответила ей правду:       – Нет, не люблю. Не люблю всякие мыльные оперы. И никогда не любила.       – Мне тоже не нравится, я считаю их глупыми.       Далее она рассказала мне, что причина, по которой она позвонила, заключалась в том, что большинство её подруг вышли замуж вскоре после окончания школы. Две из них – в течение недели. Они по-прежнему звонили и приглашали её на встречи, но это было уже не то. Главной темой разговоров были свадьба, дети и белые заборчики из штакетника. И, словно этого было недостаточно, они начинали смотреть на Джудит с жалостью в глазах. Бедняжка, девятнадцать лет и даже не помолвлена. Если она в ближайшее время не найдёт себе мужчину, всё будет кончено. Поэтому она виделась с ними не так часто, как раньше, и они постепенно отдалялись друг от друга.       – Я просто думаю, что это нелепо – так рано связывать себя узами брака.       Конечно, именно по этой причине ты не вышла замуж сразу после школы, как это сделали все твои подруги, как это сделали все мои подруги. Как все от тебя ожидали. Мне было трудно сдержать смех, когда я кивнула, но я попыталась, и она восприняла это неправильно.       – О нет. Я засунула ногу в рот, не так ли? Ты ведь помолвлена?       – Что? Нет. Я даже ни с кем не встречаюсь, не говоря уже о помолвке.       На самом деле я не знала, правда это, или нет. Меньшее, что я могла сделать, это не совать свой нос в этот аспект её жизни. Это было слишком личное. Я не знала, что мне делать, если в её доме появится парень, ожидающий от неё определённых… вещей. Как я должна была справиться с этим?       – О…       – Да, моя мама не очень рада этому, но она старается не придираться ко мне.       – О Боже, – сказала она, запрокидывая голову назад, но не настолько, чтобы не смотреть на дорогу, – тогда тебе повезло. Моя мама не пропускает и дня, чтобы не сказать мне, что я должна прекратить заниматься ерундой и найти себе мужа, пока не стало слишком поздно.       – И что она считает слишком поздно?       – Судя по тому, как она неистовствует по этому поводу, я бы сказала, что она считает, что к двадцати или двадцати одному году, я начну шить саван.       – Представляю старую деву двадцати одного года. У меня осталось меньше года. Думаю, мне лучше поторопиться.              Когда мы вошли в закусочную “У Лу”, я увидела, что большинство людей, собравшихся после службы в церкви, уже поели и разошлись по домам. К этому времени они, скорее всего, навещали родственников, стригли газоны или мыли машины. За исключением молодых людей, они всё ещё были здесь, пили газировку и ели картошку фри. Некоторые были одеты в воскресные наряды, другие успели сходить домой и переодеться, поэтому некоторые девушки были в брюках, а парни выскользнули из своих костюмов и теперь имели наглость носить что-то небрежное, вроде рубашек с короткими рукавами, застёгнутых на все пуговицы и заправленных в джинсы. Действительно, наглость.       Хотя здесь присутствовали несколько пожилых людей. Пара мужчин сидели за стойкой, на расстоянии пяти стульев друг от друга, потягивая из кружек кофе и заедая кусочками пирога. И курили. Они стряхивали пепел в пепельницы рядом со своими тарелками. Глоток, затяжка, откусывание, жевание, затяжка, глоток, затяжка. Даже у повара, которому на вид было за пятьдесят, с волнистыми волосами, седеющими на висках, худыми руками, но уже наметившимся брюшком, которого, как я предположила, зовут Лу, во рту торчала сигарета, пока он переворачивал бургеры на гриле. Точно так же две взрослые пары, примерно от тридцати до сорока, дымыли во время еды.       Меня удивило, что никто из подростков не курил. Кроме вилок и ложек у них в руках ничего больше не было. За исключением одного, прыщавого рыжеволосого мальчишки, сидевшего за столом с тремя девочками. Так что, скорее всего, он стремился произвести впечатление на юных дам, чем пристраститься к никотину.              Мне следовало бы использовать более мягкое слово. Я вовсе не была голодна. Запах сигаретного дыма, омлет из четырёх яиц, который я съела менее, чем за час до этого, а также волнение и нервозность, которые я испытывала, находясь рядом с Джудит, – всё это сработало против меня.       Когда принесли еду – самый маленький бургер для себя (который обошёлся мне в пятьдесят пять центов) и чизбургер с картошкой фри для Джудит (ещё пятнадцать центов), – я не была уверена, что мне удастся проглотить хотя бы кусочек. А когда я посмотрела через стойку на кухню, где Лу всё ещё дымил сигаретой, мой желудок забурлил. Съесть жирный бургер на сытый желудок – это одно, а жирный и пропитанный сигаретым дымом – совсем другое.       К счастью, нашлось кое-что, что отвлекло меня от этой мысли. Когда Джуди заказала “гигантскую пепси-колу” вместе с чизбургером и картошкой фри, у меня в голове всплыла картина с большим стаканом и трубочкой. Но то что Бетти, наша юная официантка, принесла к нашему столику, было стаканом, сбоку которого была изображена красная звезда, а поперёк неё белыми буквами написано: “16 унций!”. Шестнадцать унций. Восклицательный знак! Я не была уверена, что такое “гигантский” стакан в 2010 году, я не пила много газировки, но я была точно уверена, что это не шестнадцать унций. Моя утренняя чашка кофе накануне (почти через пятьдесят лет) составляла двадцать унций.       – Ты думаешь, это слишком много газировки, не так ли?       Она приняла мой взгляд “и это всё?” за “вау, ты собираешься всё это выпить?”.       – Нет, вовсе нет, я просто подумала, что за двадцать пять центов стакан должен быть в два раза больше.       – В два раза? – она выглядела потрясённой. – Кто может выпить столько газировки?       – Кажется, что это невозможно, да?       Она покачала головой, затем осмотрела стол.       – Она забыла твою.       – О, нет, она ничего не забыла, меня вполне устраивает это, – сказала я, потянувшись за своим стаканом воды.       – Вода?       Я быстро огляделась по сторонам и заметила, что все вокруг пьют всё, что угодно, только не воду. Кока-колу. Пепси. Виноградный сок. Одна девушка с причёской как у Джудит пила диетическую пепси. Я заметила это в меню: “Попробуйте новую диетическую пепси-колу! Сладко, но ни одной калории!”.       – Да, я не любительница газировки.       Придерживайся правды, насколько это возможно.       – Хм…       Джудит съела свою порцию картофеля фри, затем откусила свой чизбургер, а я успела откусить кусочек от бургера, прежде чем через тяжёлую стеклянную дверь внутрь помещения ворвалась гигантская морковка в белом лифчике. Оглядевшись, морковка встретилась со мной взглядом, и позвала меня по имени.       – Эвелин?       Боже. Фрэнни.