Однажды ты покинешь меня

      В тот день мы отправились за покупками. И на следующий.       Вместо вентилятора я купила оконный кондиционер, который снизил температуру воздуха в доме (или, по крайней мере, в гостиной) с палящих девяносто до более приятных семидесяти девяти по Фаренгейту, но тем не менее, мы с Джудит в тот вечер сидели на моём диване и пили чай со льдом. Вот это и есть жизнь. Все эти мелочи.       В пятницу мы втроём — Фрэн, Джудит и я — наконец-то сходили на фильм, на который я должна была пойти вечером в прошлую субботу. «Да здравствует Лас-Вегас!». Это было ужасно. Но смотреть его было весело.       Каждый раз, когда на огромном экране (а это происходило каждые пять минут) появлялась полуодетая женщина, я краем глаза замечала, что Джудит наблюдает за мной. Она сидела прямо рядом со мной, а Фрэн справа от неё, на переднем сиденье моей машины. Сначала я пыталась сохранить невозмутимое выражение лица. Это было легко, потому что, поверьте, ничто на экране меня нисколько не интриговало, да простит меня Энн-Маргарет. Но раз там была Фрэн, то обязательно должно было что-то случиться.       — Боже, эта девчонка действительно потрясающая, да?       Вот в тот момент я и раскололась. Когда Фрэн сказала это. Мне пришлось прикрыть рот кулаком, чтобы не рассмеяться. Потом я решила повеселиться. Каждый раз, когда Джудит пыталась подловить меня на том, что я пялюсь, я пялилась. Я начала делать очень преувеличенные выражения лица. Такие карикатурные, сбивающие с толку. Сначала она думала, что я делала это серьёзно, и смущённо отводила глаза к экрану. Через некоторое время её взгляд стал подозрительным. К тому времени, когда она поняла, что я её разыгрываю, до конца фильма оставалось десять минут. Я беззвучно произнесла слово «вау», когда она, наконец, толкнула меня в плечо своим. Повернувшись к ней, я увидела, что она смотрела на экран, но улыбалась и качала головой.              В субботу я встретилась со своей мамой.       Меня пригласили в дом, где я провела детство, чтобы пообедать и обсудить мою безрассудную идею.       Но прежде, чем я перейду к этому, я хочу рассказать о своей маме.       Женщина с карими глазами, которая протянула мне домашний халат, который я надела, когда приехала.       С каждым днём, проведённом здесь, я всё больше вживалась в окружающую действительность, в эту жизнь, как Эвелин Брайант. Та, другая жизнь, которой я когда-то жила, ускользала от меня час за часом, минуту за минутой. Теперь я не воровала чужие воспоминания, я создавала свои собственные. Это я отправилась субботним вечером в клуб и встретила Джудит, это я сидела и ела сэндвич с Фрэн в «Вулвортс» в понедельник, это я сидела и ела мороженое со своими друзьями в молочной Мэйбелл. Это были мои собственные воспоминания, и ничьи больше. Мой собственный опыт. А разве не это делает человека человеком? Разве не опыт и воспоминания? Мне больше не нужно было притворяться кем–то другим. Эвелин Брайант, двадцати лет от роду, на два дюйма выше, выпускница модной частной школы, дочь Лео и Элизабет Брайант.       И, как я уже говорила, какой у меня был выбор?       От мистера Смита не было ни слуху, ни духу.       Может быть, он действительно услышал мою просьбу, что я хочу остаться здесь. И, может быть, Эвелин, или Карен, я бы сказала, что теперь она была Карен, захотела остаться там.       А может, он просто забыл о нас.       В любом случае, я ничего не могла с этим поделать.       Поэтому, вместо того, чтобы рассказать этой женщине невероятную правду, в которую она всё равно никогда не поверит, и из страха разбить ей сердце, когда она поймёт, что её дочь сошла с ума и её придётся поместить в специализированное учреждение, я обняла её в ответ, когда она поприветствовала меня у двери, и почувствовала лишь лёгкое чувство вины от того, что воспоминания нахлынули на меня в десять раз сильнее, чем тогда, когда я впервые услышала её голос по телефону. Потом я вошла. Мне предстояло создать новое воспоминание.       Я поела жаркое из свинины, но от салата отказалась. Он был залит зелёным желе. Правда. Зелёный желатин с цветной капустой, огурцами и красным перцем, застрявшими прямо в середине, словно парящие в воздухе. Я помнила, что ела его раньше, и мне даже нравилось, но несмотря на то, что 2010 год ускользал, я всё равно знала, почему желе перестали включать в состав пикантных блюд.       — Я просто не понимаю, Эвелин, раньше ты не проявляла интереса к подобным вещам.       Мой отец положил ложку на стол и вытер салфеткой уголок рта, доев свой десерт.       — Да, это так, просто я никогда не говорила с тобой об этом.       Моя мама, сидевшая прямо напротив меня, была занята тем, что собирала со стола посуду и аккуратно складывала её в сторонке, будто бы погрузившись в свои собственные мысли и не слыша ни одного слова из того, что говорилось вокруг.       — Дело не в деньгах, просто я думаю, что их можно было бы использовать лучше. Например, вложить во что-то практичное и менее рискованное. Например, можно заплатить за обучение в колледже. Фондовый рынок нестабилен. Неважно, что ты читала или слышала.       Да, я не могу с этим не согласиться. Но когда вы обладаете такими знаниями, какие есть у меня, это довольно безопасная ставка.       Если бы я была спортивным болельщиком, я могла бы быстро заработать деньги, и немалые, но я совершенно ничего не знала о спорте. Я не смогла бы сказать, кто выиграл Суперкубок в 2010 году, я даже не смогла бы назвать ни одну из играющих команд. Так что у меня не было ни малейшего шанса вспомнить, кто выиграл скачки, Мировую серию или боксёрский поединок в 1964 году.       А вот о чём я точно знала, так это о рынке. Я вложила немалые деньги в той, другой жизни, и даже если бы я этого не сделала, то не нужно быть финансовым гением, чтобы понять, что дела у Google идут неплохо и вложиться в эту компанию на начальном этапе было бы чертовски хорошей идеей.       Конечно, до Google ещё несколько десятилетий, но такие компании, как IBM, Xerox, Polaroid? Они уже здесь, и они будут взлетать. Конечно, некоторые из них впоследствии прогорят, но риск, когда вы знаете, когда это произойдёт, практически отсутствует. Очень скоро все захотят смотреть цветные телевизоры, питаться в фастфуде, а не дома, мы все будем смотреть высадку на Луну в 1969 году, которая в конечном итоге обойдётся в двадцать пять миллионов долларов, и благодаря моему неуёмному интересу к науке, я знала, какие компании получат эти выгодные контракты.       Я знала, что через год McDonald's выйдет со своими акциями на биржу. Я знала, что Walmart на данный момент представлял собой всего один магазин где-то в Канзасе или Арканзасе, точно не помню, но это не имело значения, всё, что мне нужно было знать, — это то, что ему оставалось недолго существовать в единственном числе. Я знала, что вначале люди с насмешкой относились к идее мобильных телефонов. Дескать, зачем нужно было таскать с собой телефон повсюду? Нелепость. Стоит ли вкладывать в это деньги?       Потому что я знала.       — Да, папа, я знаю, но я провела исследование, а не просто приняла легкомысленное решение.       И я подумала: я не хочу всю жизнь продавать колготки. Или стать стюардессой, чтобы чтение раздела газеты для дам стало для меня единственным вариантом. Или медсестрой, а у меня нет никаких способностей к медицине. К тому же у меня уже есть высшее образование, я не могла представить, что снова подвергну себя этой пытке.       — И всё же, милая, что ты знаешь об этих компаниях? Вряд ли про них есть легкодоступная информация, которую ты можешь изучить…       — Лео, дорогой, а твой отец спрашивал тебя, что ты знаешь о платьях и поясах, прежде чем одолжить тебе денег на открытие магазина, или он просто доверял и верил тебе?       В её голосе не было и следа конфронтации, когда она это говорила. Но в этом была какая-то завершённость. И, словно в подтверждение этой завершённости, Элизабет схватила со стола стопку посуды и исчезла с ней на кухне. Мой отец ничего не ответил, только снял очки и протёр их салфеткой, но кривая улыбка на его лице, когда он это делал, сообщила мне всё.              Остаток субботы я провела с Джудит. В основном в своей виртуальной ледяной гостиной, слушая музыку, смотря телевизор, просто разговаривая. Мы испекли перевёрнутый пирог с ананасами для миссис Ласкин (теперь, когда у меня был кондиционер, я могла спокойно включать духовку, но телевизионные ужины по-прежнему отправлялись в мусорное ведро) и пошли к ней, чтобы вернуть тарелку, а потом быстро пришли обратно, чтобы не растаять по дороге. В воскресенье я посетила церковь с родителями, после этого мы пообедали в ресторане «У Карвера», а затем познакомилась с родителями и братьями Джудит, когда она пригласила меня к себе на ужин. Это была идея её матери. Она хотела познакомиться с девушкой, с которой её дочь проводит так много времени. Она не была впечетлена. Не замужем? Не помолвлена? Что с тобой не так? Она не спрашивала меня об этом напрямую, но медленное движение её глаз, когда я отвечала на её вопросы, сказало мне то, что нужно. Как она собиралась выдать дочь замуж, если вокруг было такое дурное влияние?              В понедельник, после работы, мы снова отправились в молочную Мэйбелл. Джудит очень понравилось мороженое с мятной крошкой. Я остановилась на обычном ванильном, потому что всё ещё не могла прийти в себя, насколько оно оказалось вкусным.       Именно в тот момент она подняла тему, которую мы избегали с прошлого воскресенья.       — Ты с кем-нибудь встречаешься? — склонив голову, она ковыряла мороженое ложкой, размызывая его по стеклянному стаканчику. Кожа у линии роста волос порозовела.       — Если ты спрашиваешь, встречаюсь ли я с кем-нибудь сейчас, то нет, — честно ответила я.       Дело в том, что я дала себе обещание не копать, не лезть в её личную жизнь. Но я копнула. И узнала, что у Эвелин нет парня. Да он ей и не нужен. Это было слишком большим совпадением, чтобы думать, что что такое не было запланировано. Мистер Смит проделал огромную работу, выбрав подходящего человека. Мои друзья из будущего не были бы шокированы, как и сама Эвелин (или Карен). И ко мне в дверь не постучался бы парень с поджатыми губами и розами в руках. Слава Богу.       — Как это работает? Ты приглашаешь девушку на свидание или она приглашает тебя? Откуда ты знаешь, кто кого должен пригласить?       Я улыбнулась ей, хотя она смотрела не на меня, а в свой стаканчик с розовой кашицей.       — Официальных правил на этот счёт не существует. Не обязательно, чтобы девушка с короткой стрижкой, в кожаной куртке и сапогах приглашала на свидание девушку в юбке или что-то в этом роде.       — Девушки носят сапоги? — она подняла на меня свои широко раскрытые глаза. О, у неё будут большие проблемы в будущем.       — Это стереотип. Наверное, девушки носят сапоги, я не знаю. Я просто хочу сказать, что неважно, кто кого приглашает на свидание. Просто нужно сказать кому-то, что он тебе интересен, а остальное приложится. Если, — сказала я, сделав ударение на этом слове, — ты знаешь, что тому человеку тоже нравится то, что и тебе. Я бы никогда не стала заигрывать с кем-то, кто не интересуется женщинами.       — Никогда?       — Нет.              Во вторник, когда я уже подумала, что моё присутствие здесь всё испортило, что, возможно, вместо того, чтобы быть у телефона, когда раздался звонок, она была в моей гостиной и меняла диски на проигрывателе, и упустила свой большой прорыв, мне позвонили.       Джудит сообщила мне, что один из артистов, который должен был выступать на предстоящем концерте, отказался от участия, я её пригласили вместо него. Благодаря дяде. Следующие три дня я не видела её и не разговаривала с ней.              До вечера пятницы.              — Семьсот пятьдесят долларов! Ни хрена себе! За телевизор? Да ты с ума сошёл, Билл.       В дверь постучали.       — Я слышала, как ты ругаешься?       Джудит стояла в свете фонаря на крыльце с неодорбрительным выражением на лице, когда я открыла дверь.       — Ты знаешь, что телевизор стоит семьсот пятьдесят долларов?       — Ты снова смотришь «Цена верна»?       — Двадцать один дюйм, семьсот пятьдесят долларов.       И никакого пульта, подумала я, но оставила это при себе.       — Но он цветной и с радио. И даже с проигрывателем.       — О, хорошо, тогда это имеет смысл.       Нет, не имеет. Сколько это в переводе на цены 2010 года? Сорок пять сотен? Пять тысяч долларов?       — Проходи, что ты здесь делаешь? Уже почти десять часов.       — Я слишком нервничаю, чтобы спать, — сказала она, проходя в гостиную, пока я выключала телевизор.       Ручка издала сильный лязгающий звук. Это всегда заставляло меня вздрагивать, я была уверена, что при каждом таком движении у меня всё отвалится.       — Ты могла бы оставить его работать, у тебя ужасно получается угадывать цены.       — Конечно, угадывать, а что мне остаётся? Телевизор стоит почти восемьсот долларов, а стиральная машинка — пять центов.       — Можно я возьму одну? — спросила Джудит, указывая на бутылку пива, стоящую на журнальном столике, когда села.       — Ты ведь курила, да?       Она посмотрела на меня с дивана, когда я вернулась из кухни и поставила перед ней холодную бутылку и бокал.       — Да, немного. Сегодня, — призналась она.       Я собиралась отчитать её, но в шестидесятые годы нельзя было отчитывать человека за курение. Скорее, курящие могли отчитать вас за то, что вы не курите. Вместо этого я вернулась к одному из кухонных ящиков, чтобы достать пепельницу и поставить её рядом с пивом, а затем села рядом с Джудит диван.       — Нет, не стоит. Мне на сегодня достаточно, — она поднесла бутылку к губам, бокал остался на столе.       Джудит сглотнула, а потом спросила:       — Почему ты не позвонила?       Я была удивлена, что она вообще обратила на это внимание.       — Не знаю, я подумала, что ты будешь слишком занята на репетициях, поэтому не хотела тебя беспокоить. Кстати, как всё прошло? Ты готова к завтрашнему дню? Волнуешься?       Она пожала плечами.       — И это всё? Я думала, что ты будешь воодушевлена намного больше.       — Да, это так. Но сейчас я больше нервничаю, чем волнуюсь.       — Я вижу.       Бутылка пива дрожала у неё в руках всякий раз, когда она подносила её к губам, и у неё нервно тряслись руки когда она ставила её на стол.       Я указала на её руки.       — Это. Я видела, как ты делала то же самое прямо перед тем, как спеть в субботу вечером в клубе. До этого, пока ты сидела на трибуне и ждала, с тобой вроде бы всё было в порядке.       Она посмотрела на свои руки, потом снова на меня.       — Ты наблюдала за мной до того, как я вышла на сцену?       — Хм… — я сделала глоток пива из бутылки. — Я сидела рядом с тем мальчиком, который пригласил тебя на танец незадолго до того, как ты начала петь… В общем, он вёл себя странно, когда сидел там, рядом со мной, поэтому я и наблюдала за ним, когда он подошёл к тебе. Так что, я действительно наблюдала, но больше за ним, чем… — я замялась и сделала ещё глоток.       Она кивнула с едва заметной улыбкой на губах. Я бы сказала, что она не купилась на моё малоубедительное объяснение. Но она была слишком вежлива, чтобы обвинить меня во лжи.       Неловко.       — Так, давай, рассказывай про репетиции, о том, какие песни ты собираешься петь, я хочу знать, — сказала я, возможно, слишком весело, но мне просто хотелось сменить тему.       Она снова кивнула головой, выпила ещё, а потом рассказала мне обо всём.              К полуночи, которая наступила через два с небольшим часа, перед ней стояли три пустые бутылки из-под пива и одна — опустошённая наполовину. Алкоголь помог ей справится с дрожью в руках, но я раньше никогда не видела, чтобы она пила. Я уже начала бояться, что мне придётся везти её домой, а потом тащить на себе по ступенькам родительского дома пьяную и беспомощную.       — Я знаю, что концерт только завтра вечером, и у тебя ещё много времени до выхода на сцену, однако не так много, — сказала я ей и указала на бутылку в её руке.       — Ты права, — сказала она.       Наклонившись, она хотела поставить бутылку на место, заколебалась, а затем снова поднесла её к губам. Я услышала, как она почти опустошила её одним махом.       — Джудит, чёрт побери, ты меня убиваешь, — рассмеялась я и протянула руку, чтобы забрать у неё бутылку. — Я не буду отвечать за то, что ты не сможешь спеть завтра. Ни за что.       — Я не пьяна, — сказала она, когда я поставила бутылку на стол.       Я выпрямилась, задумалась, потом снова наклонилась и положила бутылку на бок.       — Но, — продолжила она, вытирая каплю пива с уголка рта, — мне, наверное, не стоит садиться за руль.       — Я могу тебя отвезти, потому что выпила гораздо меньше. Мы с Фрэн можем пригнать тебе машину завтра утром.       — Можно я останусь у тебя ночевать? — спросила она.       — Конечно, если ты не против спать на больших простынях, потому что я ещё не успела купить постельное бельё для запасной…       — Я не это имела в виду.       Я замерла. Всё дело было в том, как она это сказала.       — Тогда что ты…       Но я точно знала, что она имела в виду.       — Я имела в виду с тобой. В одной постели.       Возможно ли, чтобы кто-то слышал стук твоего сердца на расстоянии фута? Звучит неправдоподобно, только в тот момент я подумала, что она не могла его не услышать.       Она плохо соображает. Она выпила лишнего. Я не могу этим воспользоваться. Не могу? Нет, нет, не можешь! Прекрати.       — Джудит, ты немного выпила, я не думаю, что ты понимаешь, что…       — Нет, — сказала она, замотав головой. — Я не пьяна, и у меня было достаточно времени, чтобы подумать об этом. С прошлого воскресенья я только об этом и думаю. И всё это время, которое мы провели вместе… оно заставило меня понять… что это то, что я… а ты сказала, что никогда не сделаешь… поэтому я… послушай, ты не представляешь, как это нервирует меня, как трудно мне было прийти сюда сегодня вечером, так что, пожалуйста, скажи что-нибудь.       — Ты пришла сегодня вечером… поэтому?       Она не могла встретиться со мной взглядом, вместо этого она опустила глаза на колени, выщипала несуществующий кусочек ворса из своей юбки, затем разгладила ткань.       — Да, — призналась она, подняв на меня глаза. — Да.       — Почему ты ничего не сказала раньше?       — Не знаю, наверное, хотела убедиться.       — Убедилась?       Она глубоко вздохнула.       — Да. Думаю, да.       — Думаешь?       — Ну, я никогда раньше не делала ничего подобного, как я могу быть уверена?       — Хорошо. Ты права. Но ты уверена, что сейчас самое подходящее время для этого. Завтра концерт…       — При чём здесь это? Это всего лишь концерт.       — Это не просто… мне кажется, это очень важно, я просто не хочу вмешиваться… боюсь помешать чему-то.       — Ты не мешаешь.       Я увидела, что её руки снова задрожали.       — Ты не знаешь этого, ты не можешь знать, как это повлияет…       — Что? Я же буду петь, а не делать хирургическую операцию.       — Если бы я знала…       — О Боже! — воскликнула она и вскинула руки вверх. — Почему так много разговоров? Это что, так положено? Что девушки должны говорить целый час прежде, чем что-то произойдёт?       Если до этого я не была влюблена в неё, то в этот момент я почувствовала, что влюблена.       — Нет, — сказала я с улыбкой и поцеловала её.              Кончик её языка от охлаждённого пива был всё ещё холодным, когда он встретился с моим. Её рука тоже, когда она потянулась, чтобы обхватить пальцами изгиб моей шеи. Не знаю, сколько прошло времени — секунд, минут, часов — прежде чем я почувствовала, как она провела рукой по моим волосам и осторожно потянула за них. Я провела рукой по её талии, поднялась к груди и коснулась её. Она резко вдохнула, положила свою руку поверх моей и отстранилась.       — Я хочу этого, — сказала она, прижавшись лбом к моему. — Хочу. Но я не знаю, что делать.       — Никто не знает в первый раз, но всё равно это происходит, не так ли?       Она неуверенно улыбнулась, возможно, от облегчения. Как будто я могла всё отменить из-за её неопытности.       — Пойдём, — сказала я, встала, взяла её за руку и повела в свою спальню.       Я почувствовала, как её рука дрожала в моей.       — Тебе не стоит нервничать.       Бесполезно, я знаю. Говорить кому-то не нервничать — всё равно, что просить сделать вздох под водой. Ваше тело просто не захочет слушаться. Но Джудит, как я узнала позже, всегда нервничала перед каким-то событием, перед выступлением, перед тем, как подняться на сцену, неважно, большую или маленькую. Но стоило ей начать петь, как это волнение внезапно исчезало. Очевидно, то же самое относится к тому, что заставляет её нервничать.       Когда я снова поцеловала её возле кровати, её руки скользнула под мою рубашку, а ладони легли на мою спину. Она расстегнула мой лифчик, а затем провела руками по моей груди, и её дыхание участилось. В ней ничего не осталось от робкой и застенчивой девушки, какой её всегда считал мир.              Она боялась, что не знает, что делать, но когда позже в постели она потянула мою руку к себе, к своим приподнимающимся бёдрам, а затем ниже, это было сделано без колебаний и без каких-либо запретов, из-за чего мне было намного труднее двигаться медленно. Не то, чтобы она хотела этого.       — Пожалуйста, не останавливайся… не останавливайся, — продолжала она шептать мне на ухо, пока я не почувствовала, как её тело содрогнулось под моим.       Через несколько секунд, когда Джудит пристально смотрела мне в глаза, её дыхание было всё ещё тяжёлым, крошечные капельки пота выступали у неё на висках, она сказала:       — Знаешь, на самом деле я не была уверена.       Я открыла рот от удивления, но она обхватила моё лицо ладонями.       — Теперь я уверена.