Однажды ты покинешь меня

      Субботнее утро. После сегодняшнего дня всё изменится. Не через несколько дней, может, даже через неделю или две, но я знала, это случится. Поэтому несколько минут я смотрела на неё, лежащую рядом со мной, на тонкую простыню, натянутую до ключиц, её плечи, которые слегка двигались при каждом взлохе.       Если бы я только могла сказать ей.       Это ненадолго. Ты получишь всё, что пожелаешь. Но это продлится недолго, так что не спеши, не принимай всё как должное, наслаждайся каждой секундой.       Какая-то часть меня хотела, чтобы она никогда не стала той Джуди Пейдж, потому что добиться всего, а потом потерять — это разве не хуже, чем не иметь вообще? Я знаю поговорку, что лучше любить и потерять. Бла-бла-бла. Это ложь. Нельзя тосковать по тому, чего у тебя никогда не было. А что, если потеря всего этого и есть то, что отправило её в нисходящую спираль? Стоили ли того несколько лет звёздной славы?       Но теперь всё это было неважно. Что сделано, то сделано. И не в моих силах было отнять у неё это, изменить будущее. Во всяком случае, не всё. Я планировала изменить хотя бы часть его. И если у будущего возникнут с этим проблемы, что ж, это будет чертовски плохо.       Я приподнялась на локте.       — Джудит.       — Мммм…       — Доброе утро.       Она открыла глаза, бледно-зелёные, но кажущиеся ещё более выразительными без обычной подводки.       — Доброе утро.       Она оторвала голову от подушки и поцеловала меня, я поцеловала её в ответ и почувствовала, как кровь мгновенно отхлынула от моей головы. Я застонала и отстранилась от неё. Если бы мы начали, я ни за что не смогла бы остановиться.       — Разве тебе не пора вставать? Репетиции перед выступлением и всё такое?       — Сначала ты заставила меня раздеться, а теперь пытаешься избавиться от меня?       — Я заставила тебя раздеться? Но я помню это немного по-другому…       Её нос сморщился, когда она засмеялась и обхватила меня за шею.       — Я не хочу уходить, — пробормотала она, прижимаясь губами к моей шее. — Я никуда не пойду.       — Конечно, хорошо, — сказала я, похлопав её по бедру.       Она отстранилась, но продолжала держать свои руки за моей шеей, её пальцы медленно перебирали мои волосы.       — Правда. Я бы предпочла остаться здесь.       Я повернула голову и искоса посмотрела на неё.       — Тебе вдруг стало наплевать на то, что ты поёшь?       — Нет, волнует. Просто… не в данный конкретный момент. Это кажется более важным.       — Это?       — Да, это, — она отпустила мои волосы и откинулась на подушку. — Я имею в виду нас. Для тебя, наверное, это не так уж и важно.       Она была не права, и я собиралась возразить, но она продолжила.       — Ты уже… ты знаешь, а я…       — Я понимаю.       Она на секунду отвернула голову, а потом снова повернулась ко мне лицом.       — Что, если я… пение — это всё, что меня волновало… до сих пор. И что, если я придавала этому столько значения только потому, что это было всё, что у меня было?       — Что ты имеешь в виду?       — Знаешь, ведь в школе все твои подруги были помешены на мальчиках, верно? Я знаю, что мои были. И когда я не понимала этого, не понимала из-за чего вся эта суета, думаю, я просто чувствовала, что мне нужно было чем-то заняться. Мне и в голову не приходило, что я могу… помешаться на девушках.       — Правда? Ты этого не знала?       — Нет, не знала. Откуда у меня вообще взялась эта идея?       — А-а. Так вот почему ты в тот день выскочила из моего дома, хлопнув дверью, и чуть не снесла соседский забор и их почтовый ящик?       — Я этого не делала!       — То есть ты хочешь сказать, что предпочитаешь остаться здесь и отказаться от самой большой возможности, которая тебе выпала в жизни?       — Я не думаю, что это настолько важно. В конце-концов, что из этого может получиться? Меня никто не увидит, я выступаю второй, задолго до хедлайнера, половины зрителей ещё не будет на своих местах. Мне кажется, было бы намного веселее остаться здесь, не так ли? — она подняла брови и одарила меня обнадёживающей улыбкой.       Если бы я только знала. Если бы людям было не всё равно, чтобы выяснить, что стало причиной того мрачного периода её жизни. Я могла бы остановить это прямо сейчас. Но я не знала.       — О, поверь мне, если бы я не считала это действительно важным, ты бы ещё несколько часов не встала с этой кровати.       Её улыбка стала ещё шире.       — Но… — я увидела, как она померкла. — Это не одна песня в танцевальном зале перед несколькими десятками людей. Люди заметят, если ты не придёшь. Я не думаю, что это тот случай, когда можно выкрутится в последнюю минуту. А твоему дяде, я уверена, пришлось немало похлопотать, чтобы это случилось. Наверное, ему придётся работать бесплатно целый месяц.       — Уф! Я знаю, знаю. Ладно, я пойду. Но мы можем уйти сразу после того, как только я закончу петь свои песни? Ты же не хочешь остаться на весь концерт?       — Ты о чём? У меня нет билета.       — Если кто-нибудь за кулисами спросит, ты мой тренер по вокалу.       — Я буду за кулисами? Я наконец-то услышу, как ты поёшь?       — Я бы не хотела, чтобы ты волновалась, это значит, что ты будешь ещё больше разочарована, когда меня услышишь.       — О, не буду. Пойдём, — сказала я, поворачиваясь к ней спиной и собираясь спрыгнуть с кровати, но она схватила меня за талию и снова притянула к себе.       — Куда ты собралась? — спросила она, глядя через моё плечо на тумбочку. — Сейчас только семь, у нас ещё полно времени.       Когда её рука скользнула с талии на живот, а затем между бёдер, у меня не хватило воли спорить.              — Не могу поверить, что я здесь, не могу поверить, что я буду петь перед таким количеством людей!       Несмотря на все её прежние разговоры, теперь, когда она стояла здесь, за кулисами, посреди шума и суматохи большого живого шоу, она едва сдерживала своё волнение.       — Я чувствую, что меня тошнит. Правда. А что, если мне станет плохо на сцене?       Или нервы.       — Расслабься, дыши.       — Что?       — Я сказала, дыши, — крикнула я.       Помимо шума разогревающей группы, звона тарелок и ударов по бас-барабанам, периодического звучания различных инструментов, по огромному залу раздавался шум зрителей (все они были на местах, яблоку некуда было упасть). Этот звук напоминал мне о большом осином гнезде — постоянное жужжание.       Джудит уже видела это во время репетиций, поэтому её не удивили размеры зала, но она ещё не видела его таким, когда тысячи подростков кричат и прыгают на своих местах, ожидая начала шоу. Я же, напротив, была удивлена. В ролике, который я смотрела на YouTube, не было видно зрителей. Я предполагала, что там было много людей, судя по крикам, которые я услышала, когда она закончила петь, но однако я не была готова к тому, сколько их было на самом деле. Я начала переживать за неё, но старалась не показывать этого. Ей было не нужно, чтобы я добавляла ей беспокойства. Она действительно неважно выглядела, как будто её вот-вот стошнит, а это совсем не хорошо — выходить на сцену с блевотиной на одежде. Почему у них нет вёдер, которые были бы стратегически расставлены поблизости?       У неё снова тряслись руки, как перед выступлением в клубе «Сатурн и Солнце», как вчера вечером, только сильнее.       — Я никогда не пела перед таким количеством людей. И это будут снимать! Представляешь, это снимут на плёнку.       — Ты не облажаешься, я обещаю.       — О, простите! — девушка, промчавшаяся мимо нас, слишком взволнованная, чтобы следить куда она идёт, столкнулась с Джудит и мне пришлось напрячь память, чтобы понять, где я её раньше видела.       Я узнала её. Она была одной из тех девушек в розовых платьях, которых я видела на той фотографии, стоящих вокруг микрофона, поющих и щёлкающих пальцами. Когда я повернулась, то увидела двух других, которые стояли в стороне и нервничали не меньше, чем Джудит.       — Всё в порядке, — произнесла Джудит с нервной улыбкой.       Затем она повернулась ко мне.       — Ты ведь останешься здесь? Ты никуда не уйдёшь? — спросила она, на её лице было написано беспокойство.       — Куда же я денусь? Конечно, я буду здесь, — сказала я, указывая на место за огромным чёрным чемоданом с серебристой отделкой.       Вокруг толпились десятки людей. Мужчины, женщины, молодые, пожилые, некоторые, судя по нарядом, явно артисты, одни носили с собой музыкальные инструменты, другие, в более практичной одежде, возились с проводами и микрофонами, занавесом и выключателями света. Никто не обращал на меня внимания, никто ничего не говорил мне, никто не смотрел на меня с подозрением, так что я решила, что я в безопасности, и что я действительно увижу это вживую.       Вид на сцену был не самым лучшим в мире, единственное место, где, как мне казалось, можно было стоять во время всего этого хаоса, — это под острым углом к сцене. Я могла прекрасно слышать Джудит, но если она ни разу не повернётся, то я буду видеть её только со спины. Лучше, чем ничего.       — Ладно, ладно, ладно, — Джудит прикрыла рот рукой, и её щеки надулись.       О, нет.       — Ты ошиблась! — крикнула я, быстро соображая, чем отвлечь её, не дать её завтраку (тому немногому, что удалось съесть) вырваться наружу. — Это большая…       В этот момент барабаны, цимбалы и трубы замолчали.       — Это большая… — попыталась продолжить я, пока меня не прервали.       — Простите, Вы, юная леди? Вам нужно вернуться сюда? Вы участвуете в шоу?       Из-за спины молодого парня, идущего прочь с мотком провода в руках, появился пожилой мужчина с потным лбом и уставился на меня. Он был так сильно измотан, что его галстук был ослаблен, верхняя пуговица рубашки расстёгнута, а рукава закатаны.       Нет! Я должна была это увидеть! Вы не можете заставить меня уйти. Я сейчас стану свидетельницей чего-то потрясающего. Не только невероятного выступления Джудит, но и действительно того, что я увижу вживую, что случилось почти пятьдесят лет назад. От таких масштабов у любого бы поехала крыша. Но что я могла сказать? Я не могла солгать.       — Нет, сэр, не участвую.       — Хорошо. Кто-то взял билет и не потрудился прийти. Там есть свободное место, мне нужно, чтобы Вы пошли и заняли его.       Он начал махать в воздухе рукой, направляясь к небольшой лестнице позади меня.       — Это будут снимать, а здесь пустое место. Как это будет выглядеть в кадре? Как будто шоу не имело успеха. Давайте, спускайтесь.       — Вы имеете в виду, чтобы я спустилась в зал?       — Да, — ответил он.       Мужчина бросил на меня недовольный взгляд, который говорил о том, что я самый медлительный человек, которого он когда-либо видел.       — Третий ряд, Вы не пройдёте мимо, это как выбитый зуб.       Он стоял рядом, ожидая.       — У тебя всё получится. Поверь мне, — это всё, что я успела ей сказать, прежде чем мистер Буфер обмена не схватил меня своей большой влажной рукой под локоть и не потащил к лестнице, практически спихнув меня со ступенек, а затем указал, чтобы я повернулась лицом к сцене, как только окажусь на месте.              Первым номером были ребята из Оклахомы, которые, судя по их внешнему виду изо всех сил пытались походить на «Битлз». Они выступили не так уж плохо. А молодые девушки, окружавшие меня, ещё не довели себя до исступления, так что я отлично слышала, когда пришло время Джудит выходить на сцену. Ведущий, парень в чёрных брюках и блестящем зелёном пиджаке, подошёл к микрофону и представил Джудит. Как Джуди Пейдж. Вероятно, Джудит показалось, что её имя звучит слишком строго для тона концерта, и его решили изменить. Так вот откуда это пошло. Малозначительные детали, которые меняют ход истории. Невероятно.       Публика захлопала, но лишь формально. Никто никогда о ней не слышал. Джуди Пейдж? Кто это? Я улыбнулась про себя, подумав, что вы скоро о ней узнаете. Вы и миллионы других людей вот-вот узнаете. Я оглянулась вокруг, на ряды кресел, поднимающихся всё выше и выше, и на всех сидящих в них подростков. Все они в данный момент ничего не понимали, все сидели в основном неподвижно, на их лицах не было ни волнения, ни предвкушении. Они понятия не имели, свидетелями чего им предстоит стать. Но я-то представляла! И должна признать, что чувствовала себя чертовски самодовольной, зная это. Сидела там, понимая, что сейчас произойдёт.       Джудит появилась слева, точно так же, как я видела на видео, всё ещё нервничая, глядя в пол, потом подняла глаза, сглатывая, пытаясь избавиться от тошноты. Группа заиграла громче, чем я ожидала. Выступавшие перед ней, их было четверо, сами играли на своих инструментах, а её, казалась, сопровождал целый оркестр. По меньшей мере, двадцать из них стояли в стороне, вне видимости камер. Поэтому я отчётливо слышала четыре знакомых такта в начале песни «Однажды ты покинешь меня», те самые четыре такта, которые привели меня сюда. Это было сюрреалистично — видеть, как прямо передо мной разыгрывается то самое видео, которое я так хорошо знала. Я видела это слишком много раз, что не сосчитать, и знала каждый жест.       Когда она медленно шла к микрофону, я думала: сейчас она посмотрит налево, она посмотрела налево, теперь посмотрит направо, она повернулась, оглядела аудиторию перед собой, а потом…       Улыбка застыла на моём лице. Мой желудок сжался, а музыка начала затихать и звучать в ушах эхом одновременно.       Она собиралась найти кого-то в зале.       Её глаза скользнули по проходу, где я стояла, затем нашли меня внизу и остановились. Её губы растянулись в лёгкой улыбке.       Тонкая струйка пота на лбу мгновенно стала холодной.       Она собиралась помахать рукой.       Она подняла руку к груди и пошевелила пальцами. Мне.       Именно так, как я видела на видео.       Видео, частью которого, очевидно, была я.              Невозможно.