Однажды ты покинешь меня

      1968 год был очень бурным. Я проклинала себя за то, что уделяла мало внимания истории, когда она была историей. Всё, что я могла вспомнить об убийстве Мартина Лютера Кинга-младшего — это то, что оно произошло в Мемфисе на балконе мотеля и что его застрелил человек по имени Джеймс Эрл Рэй. Стыдно признаться, но я не смогла бы сказать ни названия мотеля, ни точную дату. По правде говоря, я даже не могла бы назвать год. Теперь могу. 4 апреля 1968 года. То же самое было и с Робертом Кеннеди. Я знала, что это случилось в отеле. В каком? Понятия не имею. Его застрелил человек по имени Сирхан Сирхан, это я знала, но почему-то всегда считала, что его застрелили во время произнесения речи. На кухне. С чего бы ему произносить речь на кухне? Это было не так. Он произнёс речь, а потом вышел через кухонный коридор. Это было 5 июня 1968 года. Хотя, даже если бы я знала всё подробности заранее, что я могла бы сделать? Кому я могла позвонить? Кто стал бы слушать Эвелин Брайант, двадцатичетырёхлетнюю женщину из маленького городка в Техасе, о котором никто даже не слышал? Как можно остановить подобное?              Это было в последнем месяце 1968 года. После четырёх лет пребывания здесь, я увидела нечто такое, что потрясло меня и оставило в страхе на несколько месяцев вперёд.       Это был мистер Смит.       Я думаю.       Мужчина в сером костюме, белой рубашке, сером галстуке, черных туфлях сидел на скамейке возле молочной Мейбэлл и, казалось, смотрел прямо на меня через окно, когда я сидела с Джудит, Фрэн, Дуайтом и Ральфом.       — Вся эта кампания, которую мы провели, — говорила Фрэн, качая головой. Она ещё тяжело переживала оба убийства, — я действительно верила, что мы что-то изменили.       Дуайт утешительно погладил её по спине. Но даже это не вывело Фрэн из оцепенения. Как правило, в таких случаях она таяла.       — Он многое изменил, — сказала я ей, — просто ты сейчас этого не видишь, но…       Ложка, которую я держала в руках, со звоном упала на стол, а затем на пол.       — Эвелин?       Это он. Он здесь. Он забирает меня обратно.       Нет, не он. Он слишком далеко, я не могу быть уверена. И это 1968 год, многие мужчины носят такие костюмы. Но почему он повернулся в нашу сторону? Он смотрит на меня.       — Эви, что ты…       Входная дверь открылась, и внутрь вошли мальчик и его младшая сестра, держась за руки в перчатках. Порыв холодного ветра ворвался следом за ними.       — Сейчас 2019 год, — сказал мальчик.       У меня свело живот. Нет. Это… 2014 год. Почему… и как он… что происходит?       Когда я повернулась к окну, то мистера Смита или человека, похожего на мистера Смита, уже не было. Скамейка была пуста. Я обернулась лишь на несколько секунд, а его уже и след простыл. Это ничего не значит. Так я подумала. Мимо проезжало много машин. Его могла подобрать любая из них. А может, мимо проходил автобус, и он махнул ему рукой. Это был не он. Но я всё равно осмотрела улицу, боясь увидеть его, лавирующего между машинами и направляющегося в нашу сторону.       — Эвелин? — я почувствовала, как рука Джудит накрыла мою. — Куда ты смотришь? Что случилось?       — Маленький мальчик, ты слышала, что он сказал?       — Какой мальчик?       — Ты не видела, как только что вошли мальчик и девочка?       Она покачала головой.       Дуайт и Ральф озабоченно посмотрели на меня.       Теперь я знала, что это был он.       Он не может. Он не может вернуть меня обратно. Не сейчас.       — Он говорил о книге Дика, — сказала Фрэн, усмехнувшись.       — О какой книге? — спросил Дуайт, приподняв брови, которые почти полностью скрылись за лохматой чёлкой. — Об этой безумной научно-фантастической книге об овцах авторства Филипа Дика?       Она кивнула головой в сторону прилавка, расположенного сзади.       Я повернулась и увидела их, двух обычных маленьких детей, в шапках и перчатках, но всё ещё с тоской смотрящих на новые виды мороженого. Пытались решить, какое выбрать.       — Да, — сказал мальчик своей сестре, — он хочет завести настоящее животное, потому что в 2019 году настоящих животных больше не останется. Или их будет немного. Только по-настоящему богатые люди смогут их себе позволить.       — Тогда у меня будет настоящее животное, — ответила ему сестра.              Несколько недель я боялась выйти из дома. Боялась завернуть за угол и столкнуться с ним. Боялась идти в библиотеку. А вдруг, когда я уйду, он будет ждать меня на парковке, прислонившись к моей машине. Я боялась, что увижу его, расхаживающего у входа в продуктовый магазин.       «Ты неплохо повеселилась, получила ответы на свои вопросы, почему бы тебе не пойти со мной, мы могли бы выпить по чашечке кофе. Нам нужно обсудить, что делать дальше».       Мне было страшно сидеть на качелях у нас на крыльце.       Джудит никак не могла понять, почему я настаиваю на том, чтобы мы проводили время на заднем дворе.       — Здесь хорошо.       — Не очень, — сказала она. — Здесь не видно проходящих мимо соседей.       — Да, а значит, они нас тоже не видят. Это приятно.       — Как это ни…       Я наклонилась, чтобы поцеловать её.              Я знала, что моя логика ошибочна. Если он способен перемещать людей между десятилетиями, то наверняка сможет постучать в нашу парадную дверь или открыть калитку на заднем дворе. Он найдёт меня, куда бы я не пошла.       Но он так и не нашёл.       После того дня я больше не видела. А может, просто не замечала.       Возможно, это была простая проверка. Ты всё ещё хочешь остаться здесь? Да? Я вижу, что ты счастлива здесь. Ты никому не причиняешь вреда, не пытаешься изменить ход важных мировых событий, не ставишь себе цель разбогатеть. Если ты хочешь остаться, то я не имею ничего против.       Через пару месяцев я начала расслабляться.              К июню 1969 года, когда мы прочитали о беспорядках в Стоунуолле, я совсем выбросила это из головы.       — Ты полагаешь, что это что-то изменит? — спросила Джудит, крепко держа меня за руку, словно отчаянно нуждаясь в том, чтобы я сказала «да».       — Да, я так думаю. Так не может продолжаться вечно. Людей можно держать в узде только до тех пор, пока им это не надоест и они не взбунтуются. Это только начало, поверь мне. И кто знает, может быть однажды, мы сможем пожениться.       — Хорошо, — сказала она, сжимая мою руку. — Перемены — да, признание общества — да, но брак? Этого никогда не случится. Это слишком притянуто за уши даже для тебя. Я знаю, как только мы обручимся, мы сможем обзвонить всех наших друзей и рассказать им эту радостную новость по волшебным телефонам, которые, как ты думаешь, можно будет носить в карманах.       Она покачала головой и улыбнулась той улыбкой, которой всегда одаривала меня, когда я делала какие-нибудь нелепые заявления.       — Карманные телефоны, — произнесла она, как бы говоря «конечно, конечно, когда-нибудь люди будут доживать до пятисот лет».       В июле того же года мы устроили вечеринку и собрали полный дом наших друзей, чтобы до поздней ночи смотреть по телевизору, как Нил Армстронг ступил на поверхность Луны. Я, конечно, видела это раньше на YouTube. Но нет ничего лучше, чем быть там, со своими друзьями, затаив дыхание, приковав взгляд к экрану, держа друг друга за руки от волнения или страха. К подобным вещам очень легко относиться безразлично, когда они далеко в прошлом, но когда это происходит в реальном времени, и люди вокруг тебя дрожат и даже плачут, наблюдая за этими невероятными событиями, невозможно оставаться равнодушным.       За столь короткий промежуток времени мне довелось пережить с ней столько всего. Много хорошего, много не очень хорошего. Арест Мэнсона, Ричарда Спека, призыв в армию.       Нам пришлось проститься с несколькими нашими друзьями. Со старшим братом Джудит Карлом, с нашим другом Майклом, даже с Джорджем, первым человеком, которого я встретила по прибытии сюда. Я плакала, когда он уходил. И ещё сильнее я плакала, когда узнала, что он больше не вернётся. Ральфу и Дуайту повезло. Даже лотерея в конце 1969 года не помогла им. У обоих были очень высокие лотерейные номера.       К 1970 году Ральф был женат и ждал ребёнка. Фрэн опьянела от власти, когда ей удалось заделать несколько выбоин, и решила, что будет баллотироваться в городской совет. И я начала очень внимательно наблюдать за Джудит.              Я не знала, что искать, поэтому искала всё подряд. Спит ли она больше обычного? Сколько она выпила на вчерашней вечеринке? С кем она разговаривала по телефону? Кем-то подозрительным? Продавцом наркотиков? Может быть, все эти разговоры о том, чтобы она похудела, привели к тому, что она стала анорексичкой? Я следила за тем, что она ест, не пропускает ли она приёмы пищи и не ест ли только одни салаты. Я настаивала на том, чтобы она проходила обследования каждые три месяца. Меня бы больше устроило, если бы она делала каждый месяц, но она и так ворчала по поводу одного раза в три месяца.       — Мне двадцать четыре года! Моё сердце не разорвётся посреди ночи.       Прошло уже так много времени, что мои воспоминания о той, прежней жизни настолько потускнели, что я начала думать, будто что-то не так запомнила. Может быть я дала волю своему воображению, и на самом деле ничего страшного не произошло. Может, она похудела на пару килограмм, изменила причёску, накрасилась по-другому? Может, она выглядела нездоровой из-за освещения? Те видео, которые я смотрела, были не очень хорошего качества. По крайней мере один из роликов был снят на VHS, как я тогда прочитала. Цвета были плоскими и приглушёнными. Звук местами искажался.       А что, если это была я?       Эта мысль вселяла в меня надежду.       Может быть, я как-то изменила ситуацию, даже не подозревая об этом. И я должна была сделать это, не так ли? Конечно. На этот раз, со мной, она вела совершенно другую жизнь, а не ту, что была у неё раньше. Я понятия не имею, что произошло бы, если бы меня здесь не было. Может, у неё была бы девушка, а может, и нет. Об этом, конечно, никогда не упоминали в прессе. Какой была её жизнь до этого? Я никогда не смогу узнать. Возможно, у неё был совершенно другой круг общения. Это были люди, с которыми она сошлась во время своей непродолжительной карьеры? Люди, которые повлияли на неё не лучшим образом. Так это были наркотики?       Я не сокращала её карьеру, это произошло независимо от меня. Но за кулисами могли быть десятки или даже сотни различий, о которых я не знала. Я просто не могла быть уверена. Это расстраивало. Не было никаких подсказок.       По мере того, как 1970 год подходил к концу, мне всё больше казалось, что ей удастся избежать того, что постигло её раньше, потому что не было абсолютно никаких предпосылок. Она была такой счастливой и довольной, какой я никогда её не видела. Она никоим образом не была угнетена своей карьерой, более того, она часто отказывалась от предложений выступить на крупных мероприятиях, предпочитая придерживаться своего лёгкого графика: время от времени петь в ночных клубах или участвовать в мюзиклах в каком-нибудь малоизвестном театре. Она не пила больше, чем обычно. Она не похудела, особо не заботясь о том, что ест. Она бросила курить два года назад. Я не могла понять в чём дело. Я надеялась и с каждым днём всё больше верила, что всё, через что ей пришлось пройти раньше, не коснётся её в этот раз.       Но я продолжала присматривать за ней.              К 14 ноября 1970 года мы прожили вместе уже больше шести лет. И все эти шесть лет между нами не возникало серьёзных ссор. Никто из нас никогда не собирал сумку с подушкой, чтобы провести ночь в отеле или на диване у друзей. Ссоры, конечно, были. Мелкие. Ты забыла купить зубную пасту или молоко. Почему на ковре грязные следы (за это мы могли поблагодарить Фрэн и её туфли на платформе). Когда Пег переехала в Канаду, но продолжала писать мне, Джудит была уверена, что мы с ней, как она выразилась, «дурачились». Она была не слишком далека от истины. Не то чтобы я думала об этом, но, да, однажды Пег попыталась поцеловать меня, когда Джудит была в отъезде, путешествуя несколько дней по восточному побережью со своей матерью. Ничего не случилось, но мне потребовалось не меньше недели, чтобы убедить в этом Джудит. Наши ссоры были глупыми, такими, через которые, наверное, прошли многие пары. Но единственным исключением были ссоры из-за её матери. Иногда они были более острыми, чем мне хотелось бы.       Эта ссора была одной из них.              Всё началось накануне. Были крики, хлопанье дверью, холодное молчание, потом снова крики, а к концу вечера — примирение. Ничего не удалось решить, и каждый из нас решил смириться. Но с трудом.              Для Джудит этим утром всё закончилось, для меня — нет.       — Это по-прежнему лучшее в мире мороженое. Мммм, мятная крошка.       Я была расстроена, но всё равно улыбнулась. Я не могла не видеть в ней ту милую и робкую девятнадцатилетнюю девушку, которая сидела напротив меня в то воскресенье несколько лет назад.       Здесь в молочной Мейбэлл это было легко сделать. Место ничуть не изменилось. Только теперь вместо Мейбэлл был её сын. Фрэн клялась, что он не так щедр на порции, как его мать, но она так же клялась, что они с Дуайтом должны пожениться со дня на день, так что доверять её словам не приходилось. Через секунду я перестала улыбаться и отвернулась, чтобы посмотреть в окно на машины, которые ждали на перекрёстке, пока переключится светофор, чтобы можно было выехать на шоссе. Скамейка исчезла год назад. Я больше не думала об этом. О нём. В тот день.       Джудит положила руку на стол и вытерла рот салфеткой.       — Всего лишь один день, я вернусь уже завтра.       — Джудит, ты знаешь, что я расстроена не из-за этого.       — Да, я знаю.       — Прошло уже почти пять лет, как ты ей рассказала. Неужели так будет всегда?       Она вздохнула.       — Давай не будем продолжать дальше. Бесполезно. Я не могу изменить её мнение. Я пыталась, ты же знаешь, — Джудит отодвинула свою наполовину съеденную порцию. — Она никогда не была в Иллинойсе, и это последняя поездка в этом году. Всего один день. Пожалуйста, я не хочу больше ссориться.       — Я не ссорюсь, просто… мне кажется, ты никогда не переживала из-за этого, как следовало бы. Это заставляет меня… я разочарована.       Она кивнула, сверилась с часами и встала со стула.       — Это обидно. Я бы хотела, чтобы ты этого не говорила, но сейчас я не могу продолжать разговор. Мне нужно идти. Увидимся завтра, прямо из аэропорта я отвезу маму домой, но не останусь, хотя она и попросит. Возможно, я даже буду дома до того, как ты проснёшься.       Она задержалась на несколько секунд, ожидая, что я повернусь к ней. Я не повернулась.       — Я знаю, что ты расстроена, но… я люблю тебя, — сказала она тихо, чтобы пожилая пара, направлявшаяся к двери, не услышала.       Я не сводила глаз с машины, пока она уходила.              — Привет, Фрэнни.       — Почему ты такая мрачная?       — Ничего. Мама Джудит.       — Пффф… До сих пор? Она такая же плохая, как и ты, застрявшая в прошлом десятилетии.       — Эй, я теперь ношу джинсы. Я с тобой согласна.       — Конечно, согласна, — сказала она, и я услышала, как она перекладывает трубку от одного уха к другому. — Но ведь вы двое в порядке, правда?       — Да, всё хорошо, и ты права, я не знаю почему я позволила этой женщине беспокоить меня. Я действительно не должна была.       — Нет, не должна.       — В любом случае я не хочу говорить о ней. Что случилось? Почему ты звонишь? Ты же не собираешься пригласить меня в гости? Пытаешься соблазнить меня, пока Джудит нет дома?       — Ха! Ты серьёзно? Боже мой, я знаю, что ты сходила по мне с ума все эти годы, но нет, этого не случится, извини.       Как я могла подумать когда-то, что она несносная?       — Нет, я позвонила тебе, чтобы рассказать о том парне, Нельсоне… Помнишь, он постоянно заходил в наш магазин и приглашал меня на свидание?       — Да.       — Так вот, он вернулся. Я забыла сказать тебе вчера. Он снова появился в прошлую пятницу.       — И он опять пригласил тебя на свидание?       — Да, пригласил.       — Сходи с ним на свидание, Фрэн.       — Что? Нет. Я не могу.       — Почему? Потому что ты влюблена в меня?       — Потому что я с Дуайтом?       — Ага. Отбрось это на секунду и скажи мне, он тебе нравится? Этот Нельсон?       Она помолчала, размышляя об этом.       — Он довольно привлекательный, я полагаю. Красивые волосы. Он высокий, мне это нравится. Но он не Дуайт.       Мне пришлось поверить ей на слово, поскольку я никогда его не видела, но это не имело значения.       — Фрэнни, милая, сходи с ним на свидание.       — Эвелин, дорогая, за кого ты меня принимаешь? Я не собираюсь изменять…       — Нет, Фрэн, ты не понимаешь. Я ничего не говорила всё это время, потому что не считала нужным, но я не могу тебе позволить и дальше попусту тратить своё время. Милая, Дуайт — гей.       Молчание.       — О чём, чёрт возьми, ты говоришь?       — Прошло уже больше шести лет. Какой мужчина будет ждать шесть лет, чтобы заняться сексом?       — Он хочет подождать, пока…       — Пока вы с ним не поженитесь, да, да… Почему он всегда отказывается от нашей компании, если там нет Ральфа? Что произошло на свадьбе Ральфа? Он так напился, что его пришлось закрыть в машине, чтобы он проспался. А что он натворил, когда мы сказали ему, что у Ральфа будет ребёнок?       Она снова сделала паузу.       — Он… это был тот день, когда его арестовали… за то, что он пробил дыру в стене у Арни.       — Ты так быстро всё поняла про нас с Джудит, что я думала, что ты давно… Он влюблён в Ральфа уже много лет.       Самая долгая пауза за всё время разговора.       — Вот сукин сын!              Потребовалось двадцать минут, чтобы успокоить её, но в конце концов я уговорила её дышать нормально и быть с ним помягче, когда они столкнутся друг с другом по этому поводу. Почему-то у меня было чувство, что она собиралась нарушить данное мне обещание.       Мне просто нужно подождать и посмотреть. Тем временем я повесила трубку и легла спать.              На следующее утро, не успев открыть глаза, я уже знала, что предстоящий день будет неудачным. Вдалеке послышалось раскаты грома, а на запястье упала холодная капля воды.       «Да ладно!» — подумала я.       Чёрт, какие неудобства. Сначала мать Джудит, а теперь ещё и протекающая крыша. Разве может быть хуже?       Когда я открыла глаза, то поняла, что да, может.       Я сидела перед могилой Джудит.