Красивый незнакомец однажды викингу явился, язык у него был раздвоен…

Когда он родился, старейшина племени Готти нарекла его Иккингом и написала на земле: «Его судьба перечёркнута «Неудачей»!» Под «Неудачей» старейшина подразумевала, конечно же, отсутствие внутреннего дракона, однако Иккинг давно понял, что присущее ему погоняло «Неудачник» гораздо обширнее, чем предсказывалось. Викинги не успели оправиться, как произошло ещё одно несчастье: в очередном налёте драконов одна из огнедышащих ящериц забрала Валгаллараму Хэддок, жену вождя и мать Иккинга, прямо из собственного дома. Стоик Обширный обезумел от горя и с тех пор регулярно отправлялся в море, чтобы найти четырёхкрылого дракона и отомстить за жену. Иккинг же воспитывался ближайшим другом семьи — кузнецом Плевакой Рыгучим. Его левую руку и правую ногу заменяли протезы, причём на руку кузнец любил нацеплять то молот, то клинок, то крюк. Плевака представлял собой бегавета вида «Камнееды» — самого распространённого вида, между прочим, — а именно Лаварыга. В бурной воинственной молодости, помимо руки и ноги, Плевака потерял часть хвоста, однако заменять протезом не стал. Хвост Лаварыга довольно увесистый и неуклюжий, без шипов, потому без него, как сам Плевака признавался, жилось куда легче. Плевака был единственным кузнецом в деревне, так что надолго покидать родную кузницу он не мог. Потому Иккинг рос прямо на рабочем месте, около затупленных и загнутых клинков и помятых нагрудников. Там учился рисовать, читать, писать, а когда заинтересовался кузнечным делом, начал обучаться и этому. Когда Стоик возвращался из мореплавания, то старался уделить время сыну, но времени у вождя Лохматых Хулиганов иногда не хватало даже на перекус, что уж говорить о маленьком ребенке. Поиски четырёхкрылого дракона вождь и не думал прекращать, но по возвращению из долгого путешествия… Иккинг его не узнал! Стоик стоял прямо там, у окошка кузницы, смотрел в зелёные глаза шестилетнего сына, когда тот смущённо проговорил: «Вам нужно что-то? Я тогда позову Плеваку…» — Иккинг?.. Иккинг смутился еще больше. — Да? — Это я. — А… — неуверенно протянул Иккинг. Мальчик сощурился, присмотрелся. Стоик отряхнул снег с бороды и снял шлем. Глаза Иккинга расширились. — А! — Он тут же заулыбался во весь рот, и Стоик заметил, что у сына выпали первые молочные зубы. Мальчик развернулся и выбежал через боковую дверь кузницы, затем со всего разбега врезался в длинную ногу отца, обхватив её маленькими ручками. — Папа! Папа! Я тебя не узнал! С того дня Стоик больше не искал четырёхкрылого дракона, лишь изредка после драконьей атаки собирал викингов и плыл по горячим следам рептилий, надеясь найти гнездо. А если нужно было отплыть на недалёкие острова за каким-то делом, например, к союзникам для ежегодного подписания мирного договора, обязательно брал сына с собой. К сожалению, кроме Стоика и Плеваки, тёплые чувства к Иккингу больше никто не испытывал. И, хотя Иккинг рос умным и в некотором роде ловким (он даже выигрывал спарринги на мечах!), Лохматые Хулиганы не воспринимали обычного человека своим будущим вождём. Решение нашлось быстро. За четыре месяца до рождения Иккинга у сестры Стоика Обширного — Фриды Йоргенсон — с яростными воплями родился здоровый крепыш, по имени Сморкала, которого викинги негласно записали в следующего вождя. Однако, к всеобщему потрясению, Стоик остался непреклонен. — Мой сын не инвалид. Завалит дракона на экзамене, значит, он достоин быть вождём и вести за собой племя Лохматых Хулиганов, как и все Хэддоки. Никто данный ультиматум всерьёз не воспринял, но открыто возмущаться викинги не стали. И вот, Иккингу пятнадцать — возраст, когда подростки переступали порог ребячливости и беззаботности, убивая первого дракона, и входили во взрослую жизнь, — а он не мог без дрожи поднять булаву… Неудивительно, что с такой репутацией никто не поверил его заявлению: «Зато я сбил Ночную Фурию». Не помогло и то, что ранее он, убегая от Ужасного Чудовища, разнёс парочку (семь) домов. День не мог стать хуже, однако Стоику показалось отличной идеей сделать выговор сыну на глазах у всей деревни (включая Сморкалу!). Закончив пылкую речь о нежелательном (и катастрофическом) вмешательстве Иккинга в опасную битву, вождь тяжело вздохнул и махнул рукой в сторону Плеваки, дескать, забирай своего подчинённого. Плевака, как и Стоик, не постеснялся свидетелей и, ухватив нерадивого за ухо, повёл прочь. — Ай-ай-ай! Ну, Плевака, ты серьёзно? — Ещё как! У тебя как наглости хватило мою кузницу оставить в разгар боя, а? Я тебе что наказал? — Сидеть на месте и заказы принимать… — неохотно промямлил Иккинг с пылающими от стыда щеками. Проходя мимо ухмыляющегося Сморкалы и его прихвостней, он опустил глаза и притворился, что не заметил их. — Молодчина, Иккинг, в этот раз даже десяти домов не расфигачил, — поддел его двоюродный брат, почёсывая длинный рог. — Растёшь, растёшь, — подхватили хихикающие близнецы Задирака и Забияка. — А надо было просто-то не высовываться, — раздражённо проворчала Астрид. Рыбьеног, самый скромный в компании, просто оглядывал обгоревшие остатки домов глазами-блюдцами. Плевака продолжал отчитывать его до самой двери, затем смолк и наконец-то отпустил бедное раскрасневшееся ухо. Потирая горящую кожу, Иккинг с обидой выдавил: — Он никогда меня не слушает. Вообще. Я ведь сбил дракона! — Конечно, конечно… — А он не слушает, а если и слушает, то всегда с такой кислой физиономией, будто ему не доложили мяса в тарелку! «Эй, хозяюшка! Вы подали мне не того отпрыска. Я заказывал крупного парня вот с такими ручищами, с крыльями и рогами и с гарниром из отваги и славы! А это что? Говорящая рыбья кость…» — Ну, Иккинг, не утрируй уж ты так. Ты всё понимаешь не так. Дело не в том, какой ты снаружи. Ему не нравится, какой ты внутри. Иккинга это не утешило. — Спасибо, что разъяснил. — Видишь, в чём штука: ты пытаешься быть другим. Не надо. — Я пытаюсь быть таким, как вы, — грустно произнёс Иккинг и с поникшей головой вошёл в дом. Плевака горестно вздохнул и поплёлся в кузницу: проверить, осталось ли от неё что-то.