***
Миха остановился возле хрущёвки, присел на низкую скамеечку. Он сам вызвался навестить семью убитой девушки, чтобы сбежать из отдела и хоть какое-то время не видеть Андрея. Стыдно было и страшно, а ещё совестно. Князь-то ведь не виноват в том, что Миха такой извращенец. Слово это клеймом горело на коже, ужасные мысли терзали Мишу днями и ночами, как собаки кость. Он изо всех сил гнал их, с головой погрузившись в работу, и позорное влечение, кажется, отступило. Навсегда ли? Миша проверять не собирался, держался от Андрея как можно дальше и так старательно отворачивался от него, что болели мышцы шеи. На лестнице Мишу охватило волнение. Он знал, что встретится сейчас с неприкрытым горем и будет вынужденно бередить свежие раны своими вопросами, и несколько секунд настраивался, прежде чем позвонить в дверь. — Здравствуйте. Старший лейтенант Горшенёв. Следователь. В квартире пахло валерьянкой и поминками. Миха глянул на занавешенное тканью зеркало, разулся, стараясь ничего не уронить неловким движением. Мать девушки, вся в чёрном, с сухими, но очень грустными глазами, жестом пригласила его на кухню. Из комнаты с любопытством высунулась девчонка-подросток и тут же спряталась. — Компот? — встретила его ещё одна девушка в чёрной косынке. — Пироги вот остались… Кушайте. Как вас зовут? — Михаил, — он не стал добавлять отчество для большей расположенности. — А вы?.. — Я Надя, подруга Тамарочки, — она поджала губы. — Какое горе, какое несчастье… — Я должен задать вам несколько вопросов. Чтобы мы могли найти убийцу, понимаете, да? Женщины покивали и рассказали, помимо прочего, что Тамара в тот вечер ушла из танцзала и больше уже не вернулась. — Она ушла одна? — Миха вертел ручку и напряжённо вслушивался в каждую фразу. — Да. Сказала, что ей больше не нравится, хотела проветриться. — Слишком взрослая стала! — мама Тамары вдруг вскочила, громко вскрикнув. — Одни танцульки на уме, что у тебя, что у неё! Сколько раз я ей говорила, по ночам не гулять! Сколько! Но нет, мать же ничего не знает, мать дура, одна она умная! Сотрясаясь в рыданиях, она схватила тарелку, грохнула её об пол. Надя обняла женщину за плечи и тоже заплакала. Миха поспешно встал, сообщил, что уходит. В прихожую выскользнула та девчонка из комнаты, зашептала, открывая замки на дверях. — Товарищ следователь, а я могу вам показать этот танцзал, куда Тамарка ходила. Вы меня только пригласите. Миха кашлянул и удивлённо смерил наглую пигалицу взглядом. Ну да, не совсем девчонка, лет шестнадцать уже. — Нет, ты извини. Но я сам. Всё, до свидания. Иди, маму успокой. Миша с облегчением вышел на улицу, подставил разгорячённое лицо апрельскому ветру. Почерк маньяка угадывался стопроцентно: молодая одинокая девушка, немного подвыпившая, раскованная, оказывается ночью на улице, где её и ловит убийца. Что же он предлагает своим жертвам? Может быть, фотосессию? Миха вспомнил катушку от пленки и призадумался, не глядя шлепая по лужам. Возле отдела Мишкины мысли повернулись в другую сторону. Придав себе самый равнодушный вид, он прошёл мимо Андрея, который что-то объяснял практикантам, случайно зацепил взглядом мощную князевскую спину, услышал приказной тон и опять почувствовал это. Колкое, жгучее, как раскалённая лава. Уши заполыхали, Миша рванул по лестнице и в туалете сунул голову под струю холодной воды. Блять, ну и хуйня. Короткое замыкание в мозгах. Чинить, бля, надо, пока нахрен током не убило.***
С практикантами было весело. Новое поколение, всё-таки. Смешные такие, зелёные совсем. Андрей хотел сначала, играючи, поучить их уму-разуму, а в итоге втянулся, придумал для всех интересные задания и вышел на крыльцо. Достал сосиски, покыскал. Шерстяные бандиты с благодарным мяуканьем окружили его, бодаясь настырными лбами. — Эй, поспокойнее, всем хватит. Уу, голодные, что ли? Или подвальные мыши надоели? На тротуарах уже высохли почти все лужи, с газонов сошёл снег. Мокрая земля грелась в лучах весеннего солнца, пахла по-особенному, прелостью и прошлогодней травой. Андрей наглаживал чёрного кошака, вспоминал, как они вместе с Михой говорили о весне, вот так же сидя тут на корточках, и хмурился. Здорово ведь было: новогодняя ночь, разговоры разные, прогулка та вечерняя. Неужели Андрею просто почудилось, что они с Михой из обычных коллег стали хорошими друзьями? Князь вспомнил искренний горшковский хохот, которым тот встречал каждую его шутку, и понял, что соскучился по всему этому. Эх, схватить бы сейчас Миху за шею да увести в ближайшую пивнуху, чтобы по душам поговорить. Да только у Андрея своя гордость есть. Раз попробовал, два, — Миха никак не отреагировал. Ну и пошёл тогда на хер. Колька, сидящий в камере предварительного заключения, сначала клялся и божился, что никого не насиловал и не убивал, а однажды утром вдруг огорошил Андрея чистосердечным признанием. Гордеев кружил коршуном, а тут ещё выяснилось, что кровь на рукаве Николая совпадает по группе с кровью потерпевшей. Князев почесал в затылке и пошёл к Михе. Рассказал ему всё и попытался вопросительно заглянуть в глаза, но куда там, Горшок с ослиным упрямством смотрел в сторону. — Что делать-то будем? — не отставал Андрей. — В прокуратуру, может, пожаловаться? Группа крови вообще ничего не доказывает, у него у самого такая же! Миха, ну ты слышишь? — Да слышу я, ё-моё. Думаю, — он смотрел в окно и барабанил по стеклу пальцами. — Чё, Гордей требует уже обвинительное заключение писать? По всем эпизодам или только по этому? — Пока по этому. — А ты не пиши, — Миха прервал стук, не оборачиваясь. — Так и скажи ему: недостаточно доказательств. Извини меня, нам-то лучше знать, мы там были. Опера ещё с танцзалом не полностью отработали, может, кто-то что-то видел. — Ну так пошли, скажем, — Андрей быстро встал рядом, решительно преградив пути к отступлению. — Чё ты, блин? Гасишься, как не знаю… Мы вместе работаем, не забыл? Ты руководитель следственной группы. — Пошли, — согласился Миха, кинул короткий взгляд исподлобья. Андрей убрал ладонь со спинки стула, на который опирался. Поцапались с Гордеевым от души, спустив весь пар своей недоссоры, и всё же отвоевали право расследовать дальше. В коридоре Андрей попытался пожать Михе руку, но не успел: Горшка как ветром сдуло.***
Совершенно неожиданно подкрался день рождения Поручика. Миха бы напрочь забыл, если бы не предусмотрительный Шурик Балунов. Поймал за руку вечером и потащил на рынок выбирать подарок. — От тебя и от меня, — объяснил он, разглядывая оленьи рога. — Как думаешь, Пору не нужна такая вешалка? — Да слышь, мужику рога… Двусмысленно как-то, — гыгыкнул Миша и остановился возле охотничьих ножей. — Вот такой можно. Смотри, этот на скальпель похож. Сашка с ними точно умеет обращаться. — Нет, ерунда, — Балу пошёл дальше и спросил: — Чего у вас опять с Андреем не заладилось? Он в непонятках. Миша похолодел. Он ждал такого вопроса, но так и не придумал, что на него отвечать. Шурка, конечно, был понимающим парнем и близким приятелем, но даже ему Мишка ни за что бы на свете не выдал своего позорного секрета. — Ё-моё… Да подумал… Ну, коллеги и коллеги. Так лучше, — туманно высказался Миша и поскорее обратил внимание Шурки на хрустальный кубок в виде черепа. — Зацени! Такого ещё не дарили. Давай? Слушай… А Андрея Поручик тоже позвал? — Да. Но он отказался. Занят, говорит. Миха совсем расслабился. Наконец-то можно будет перестать следить за собой и просто-напросто отдохнуть. Может, даже познакомиться с какой-нибудь девушкой. Точно! Вот чего ему не хватает, вот от чего все мозги набекрень съехали! Весьма воодушевленный такими размышлениями, Миша надел рубашку поприличнее и пришёл к Поручику домой в самом приподнятом настроении. У накрытого стола уже крутились гости. Валерка и Кирилл, здоровенный санитар, с увлечением рассказывали душераздирающую историю о том, как труп едва не сломал Киру ребро. Миха слышал её раз сто, она была второй по популярности во время застолий судмедовской братии. Почетное первое место занимал рассказ самого Александра Анатольевича о застывшем факе на руке жмурика, ставшего родоначальником мазафакеров. Миша поздравил именинника, приложился к салатам, выпил водки и осмотрелся. На краю дивана сидела бойкая девушка и радостно смеялась, услышав очередную шутку про мертвечину. Миша, расхрабрившись, пересел ближе, придал улыбке обаяния. — Привет. Юморок тут у нас на любителя, да? Она кивнула и вдруг разлилась сорокой-трещёткой, за пять минут поведав Мише историю всей своей жизни. Из этого потока Миха успел лишь выхватить, что она приходится Пору троюродной сестрой и приехала в Ленинград готовиться к поступлению куда-то там в аспирантуру. — А вы кем работаете? — с придыханием спросила она и пришла в полный восторг, услышав об уголовном розыске. — Обожаю детективы! Кровь, погони, страсть! Как это романтично! — Ё-моё, да какая страсть-то, ты чё. Кровь есть, да. А ещё грязь, пот и вечный недосып, — честно возразил Миха и не сразу понял, почему огонёк интереса в глазах собеседницы быстро угас. Он старательно разглядывал её весь вечер, рассказывая случаи из практики, и даже пригласил потанцевать. Она будто бы с опаской прижималась к нему и заглядывала в глаза, а Миха боялся признаться самому себе, что всё идёт не так. Из самых благих побуждений предложил даме вина и, совершенно не кстати вспомнив стальной захват Андрея, триумфально опрокинул бокал красного полусладкого на её кремовое платье. После такого провала, неизбежных визгов и скомканных стыдливых извинений, оставалось только забиться в кресло и накидаться до состояния нестояния, в чём Миша и преуспел. Сердобольный Балу проводил его до дома и уложил спать. Среди ночи затрезвонил в коридоре телефон. Остальные жильцы коммуналки знали, что тревожить в такое время могут только Мишу, и застучали ему в дверь и в стенки. Миха вскочил, хрипло буркнул в трубку: «Алло, хорошо, жду», оделся и спустился вниз. Служебный бобик тормознул у парадной. Миша взобрался в кабину, посередине которой уже сидел Андрей, и крупно вздрогнул, но выпрыгивать было поздно — автомобиль сорвался с места. — Чего случилось-то? — Заметили маньяка, — возбуждённо заговорил Андрей почти в ухо, щекоча тёплым дыханием до мурашек. — Надо за ним последить, там дом такой хороший напротив, с чердаком. Чердак был пыльный и тесный. Андрей приткнулся к слуховому окошку, Миша засопел сзади. Они слишком внезапно оказались вдвоём, наедине, очень близко, и, хотя спирт всё ещё плескался в крови, Мише стало страшно. Он запаниковал, сердце убыстрило бег, комком собралась в горле слюна, но Андрей жёстко сказал: «Ложись!», и ноги подкосились сами собой. Миха упал пузом на пыльный пол вплотную к ноге Князева, чуть позади, и всмотрелся в улицу. Там было темно и пусто, а от Андрея шёл тёплый свет, очень нужный и желанный. Миша долго лежал, невольно прижимаясь всё ближе, и вдруг с восторженным ужасом почувствовал, как член опять встаёт. Прямо так вот, упираясь в Андреево бедро сквозь несколько слоёв ткани. Князь, кажется, ничего не замечал, лежал ровно и спокойно, а у Миши сладко тянуло яйца. Он метался между двумя желаниями: провести ладонями по уверенной спине Андрея, обнимая, и сильнее притереться к его бедру. Стыд исчезал, растворялся в дымке, являя после себя пылающее желание. Кровь стучала в ушах, возбуждение росло с каждой секундой. От Андрюхи пахло мокрой кожей, оружейным маслом и лёгким одеколоном. Внезапно Князь обернулся, чуть не уронив шляпу, широко улыбнулся невозможной мальчишеской улыбкой и покровительственно расположил руку на голове Миши, мягко почёсывая. С губ сорвался придушенный стон, Миша, срываясь, лихорадочно двинул бёдрами, пряча лицо где-то подмышкой у Андрея. Было так охуенно, что мысли и слова стали совсем не нужны. Андрей властно потянул Мишу к себе за волосы, прикоснулся влажными губами и прошептал, чуть оторвавшись: — Давай, Мишка, давай, хороший, тебе всё можно… Миша зажмурился, тонко заскулил, последний раз вжавшись в плотные мышцы бедра, и, всхлипнув, кончил, не касаясь руками, прямо себе в брюки. За окном что-то резко хлопнуло, Миха открыл глаза, подался вперёд, наваливаясь на Андрея, но обнаружил под собой лишь скомканную подушку, мокрую простыню и липкие трусы. — Ёбушки-воробушки, — прошипел Миха, окунаясь с головой в кипящий чан горького непереносимого стыда. Лицо зажгло так, будто его долго и нудно возюкали рожей по старому асфальту. Голова, и без того похмельная, разлетелась на кусочки, словно внутри черепа взорвали гранату. Миха хватал ртом воздух, как пойманная рыба, и трясся в лихорадке, а потом долго стоял в душе под прохладными струями, вяло бегущими из ржавой лейки, и изводил себя. В отдел он пришёл в самом паскудном настроении. Увидел на столе забытую Андреем хренову шляпу и, цветасто сматерившись, широким движением смахнул её на пол. Обнял себя руками и горько выдохнул. Казалось, хуже быть уже не может, но пришедший Князев, поглядывая издалека, вдруг сказал, разбивая молчание: — Знаешь, сон такой сегодня приснился… Пиздец странный. Мише показалось, что у него встало сердце. В смысле сон? А что, если?.. — К-какой сон? Нет, хуйня, конечно, не бывает одинаковых снов у разных людей. Ведь так? — Про маньяка, значит, — Андрей, посмеиваясь, поудобнее устроился на стуле. Мише легче не стало. В его-то паршивом сне тоже был маньяк… — И чё там? — из последних сил спросил Миша, упираясь пальцами в столешницу. — Леса и проселки, деревья да ёлки. Волки ещё выли, луна, — начал рассказывать Андрей, с интересом склонив набок голову. — Ну и мы приехали, а там, помимо убитых в посёлке, маньяк с ножевым ранением. Трупак уже. И не первый случай, понимаешь? Маньяки эти мрут как мухи. По цепочке. Кто-то их со спины их же способом укокошивает. У Миши отлегло от сердца и от жопы, он даже нашёл в себе смелость посмотреть на Андрея, в задумчивости приподнявшего брови. — И мы то ли их ловим, то ли того, кто их убивает. Такая фигня. — С чего ты взял-то, что они тоже маньяки? — перебил Миха, проникнувшись необычными обстоятельствами, и снова отвёл взгляд. Блять, вот Андрею, как настоящему мужику, нормальный сон приснился. — Ну знал, и всё. В глазах безумие, в руках заточка или нож. — Все б маньяки так выглядели, у нас бы работы не осталось, — хмыкнул Миха, подзуживаемый желанием поспорить. — Слушай, Горшок, это сон просто, чё ты? И вот, значит, эт самое… Ищем-ищем, и тупик. — Да какой тупик? Это ты тупишь, — Миха махнул рукой, разгадка осветила мозг вспышкой. — Они все ученики одного мастера. Он их и мочит. Андрей замолчал, задумался. — Слушай, а ты прав. Я ночью этого не понял. Действительно, такой сверхманьяк. Искал равного себе среди своих учеников, но ни один из них не смог его одолеть, — он внезапно оказался возле Мишкиного стола и спросил. — А тебе снилось чего-нибудь? — Мне не снятся сны, — соврал Миха скороговоркой и сгоряча шлёпнул папкой по столу. — Всё, хватит трепаться. Работать надо.