Сонет №

Два года прошло, а Роб все еще помнил это старческое морщинистое лицо и поддернутые белой дымкой глаза, как бы говорящие о скорой слепоте. Роб помнил его как доброго, мягкосердечного старика, остальные же помнили его как сурового генерала. Стивен Харрингтон умел быть разным. Он был толковым военным, хорошим другом и любящим отцом. Камилла смотрела на него, как на своего героя. Харрингтоны всегда держались вместе, у них не было никого, кроме друг друга. Больше всего Роба забавляло то, что Стивен иногда разговаривал со своей дочерью, как с самой настоящей взрослой. В такие моменты та слушала его, усердно сосредотачивая рассеянное в силу девятилетнего возраста внимание и умудрялась деловито кивать головой в такт какой-нибудь особенно важной мысли. Ее пухлощёкое лицо нередко хмурилось, словно через секунду-другую она могла возразить отцу с невероятно умным видом. Стивен не воспитывал ее как маленькую генеральшу, он воспитывал ее как принцессу, но принцессу смышленую и обладающую твёрдым характером. — Не реви. Я же сказал — не реви. Вопреки грозному тону, Стивен ласково погладил дочку по белокурой головке, убрав прядь волос за ухо. Девочка сжимала губы и старалась не смотреть на кровоточащий порез на пальце. Крови правда было много — гвоздь распорол нежную кожу почти до мяса. — Если продолжишь, вон тот дядя зашьёт тебе рану кривой иголкой, — Стивен указал на сидящего в стороне Роба, который чистил своё ружьё и попутно наблюдал за разворачивающейся сценой. Девочка, казалось, перестала дышать, но слёзы все равно текли из ее глаз. — Ну всё, дядя ждёт тебя. Солдат, — обратился он к Робу. — Зашей ей рану иголкой. А мне пора идти. Роб кивнул. Генералу перечить нельзя. Стивен ушёл, оставив их двоих в сумрачной казарме. На девочке не было лица. — Не бойся, я не стану шить тебе рану. Покажи, — Роб вытянул руку, ожидая, что девочка подойдёт к нему. Но та замотала головой. — Ладно, — сдался Роб. — Как тебя зовут? Ответить хоть сможешь? Сперва ему показалось, что ребёнок сильно напуган и все это гиблое дело, но когда она, зло смахнув слёзы, послушно подошла к нему, он удивился ее внутренней бойкости. — Я Камилла. — Привет, Камилла. Я Роб. Ты любишь играть в доктора? Камилла активно закивала. — Хочешь вылечить себя сама? Готов поспорить, раньше ты такого не делала. Камилла немного подумала. — Как? — Для начала я дам тебе обычной воды, чтобы ты промыла рану… Роб вспоминал о них с улыбкой, но потом вспоминал и то, что произошло с ними, и улыбка неизбежно сходила с лица. Воспоминания давили на него, не оставляли в покое. Но надо было отметить, что после случившегося эмоционального катаклизма на побережье желание умереть уже не было столь сильным. Однако открывшееся второе дыхание продержалось в нем от силы несколько часов, а потом угасло. Он понимал, что подъемы и спады — это нормально, главное, что желание наложить на себя руки больше не принимало в его голове четкой формы намерения. Роб надолго запомнил слова Лиама, которые он сказал тогда, на пляже. Умереть слишком просто. Задача человека с точки зрения мученика — суметь освободиться от страстей, только преодолев их в себе своими силами. Роб давно это знал, но почему-то именно Лиам заставил его передумать. От него веяло похожей тоской, той тоской, которая одолевала и Роба, только разница между ними была в том, что Лиам, похоже, научился с ней справляться. В конце концов, у Лиама был океан. Каждое утро и каждый вечер он, не предупреждая и не говоря ни слова, уходил купаться. Он мог пропадать в океане часами. Что ж, если это приносило ему душевное спокойствие, то почему нет? Роба не касались чужие потёмки, хоть иногда ему и было интересно, что Лиам представлял из себя там, глубоко-глубоко внутри. Где-то на четвёртый день Роб смирился с его компанией. Лиам обещал взять на себя домашние обязанности, чтобы не чувствовать себя каким-то нахлебником. «Это временно, — говорил он. — Как только я найду работу в ближайшем городе, я покину тебя и не буду более стеснять». Робу было все равно. Нет, его вовсе не прельщало жить с этим загадочным и странным молодым человеком, но так он хотя бы не чувствовал скуки. В один день Роб разбавил рутинные будни одиночной поездкой в город, и, только вернувшись домой, он понял, насколько погода в городе отличалась от погоды в непосредственной близости от океана: с наступлением осени все чаще дули холодные ветра, все сильнее промерзала земля, все больше стыло тело от северных настроений климата. Первым делом Роб захотел наколоть дров для печи. Обычно он колол их на поленообразном камне, который когда-то служил фундаментом для бывшей террасы. Однако в этом году случилась незадача: Роб построил новый дровяник на противоположной стороне участка, и проще было перенести камень один раз, чем таскать дрова туда-сюда постоянно. Лиам тем временем только вернулся из океана и отмокал, сидя на крыльце, подставляясь скудному осеннему солнцу. Роб взялся за камень. Конечно, он не хотел сорвать себе спину, поэтому в его планах было просто перекатывать махину до пункта назначения, но он столкнулся с проблемой — за годы стояния на одном месте камень просто-напросто врос в землю. Роб пытался подвинуть его и вытянув руки вперед, и приложившись к нему спиной. Все безуспешно. Тогда он пошел за ломом. Честное слово, он уже начал думать, что с возрастом стал ни на что не способен, потому что вернувшись, он увидел перевернутый вверх дном камень и стоящего рядом Лиама, потирающего ладони. На удивленный взгляд Роба он ответил: — Тебе оставалось совсем чуть-чуть. Иной раз Роб и Лиам садились и играли в шахматы. Инициатором всегда был Лиам; он будто чувствовал, что скоро скука убьёт их обоих, и предлагал какое-нибудь незатейливое занятие. С его появлением атмосфера в доме стала словно… одухотворенной? Он не делал ровным счётом ничего, а вокруг него витали странные тёплые и возвышенные вибрации. Стоило Лиаму проронить одно слово, и тишина впитывала в себя его отзвук, становясь энергетически манкой. Роб однажды намеренно прислушался к его голосу, разобрал его на «детали» и заметил, что его идеально чистый баритон отзывался в нем самом чувством неутолимости — интонации настолько успокаивали, что без них становилось неуютно. На четвёртый день они поехали в город, и Лиам болтал без умолку. — А часто ты бываешь в городе? — это был очередной вопрос ради вопроса. Лиаму просто было скучно, а рядом с Робом даже шут мог заскучать. — Когда заканчиваются продукты. Как сейчас. Они ехали в его стареньком автомобиле, наслаждаясь попутным ветром. Предстающее перед ними великолепие видов Лиам видел впервые, и он то и дело ворочал головой в разные стороны. — Мы едем на базар? — Лиам, ты умеешь молчать? И Лиам замолк. Примерно в тот момент Роб понял, что его жизнь — серое полотно, а Лиам — каким-то чудом затесавшаяся туда серебряная нить, делающая узор сплетения краше. Он тут же пожалел о своей грубости. — Прости. Мы едем на базар, да. Нужно купить крупы, фрукты, овощи и кое-что ещё по мелочи. — В прошлый раз мне понравилось овощное рагу, — с удовольствием сказал Лиам, улыбнувшись. — Конечно, ведь его готовил ты. Моей стряпни ты не перенесёшь, поверь. — Зато ты готовишь вкусный травяной чай, — Лиам нашёлся с достойным комплиментом. — Мы почти приехали, да? Метрах в пятидесяти от них виднелись большие чёрные ржавые ворота городка. Создавалось впечатление, что это поселение совсем не вписывалось в окружающее пространство — слишком резким был переход от тихих живописных пейзажей к городскому шуму и лязгу, доносившемуся из центра, где как раз и располагался базар. Сам город представлял собой самое обычное прибежище людей, доход которых не позволял вырваться в большие города. В основном здесь жили ремесленники, торговцы, фермеры, а самой примечательной частью города был цветник, лелеемый его хозяйкой по имени Бетти, которая летом вставала ни свет, ни заря и занималась своим процветающим в буквальном смысле детищем. Сейчас, осенью, цветы умирали, но многие все равно приходили полюбоваться ими, слишком уж прекрасными они были даже в увядающем состоянии. Когда они вышли из автомобиля, в нос ударил смешанный запах сырого мяса, рыбы и солений. Базар был близко. Лиам озирался по сторонам. — Такое ощущение, что ты впервые в люди вышел, — заметил Роб, а тот пожал плечами. — Мы с тобой похожи тем, что мы нелюдимы. Общество пугает меня. На базаре они остановились возле прилавка с фруктами. Здесь было почти все: и мандарины, и яблоки, и груши. Но взгляд Лиама упал на кое-что поинтереснее, и он округлил глаза, став точь-в-точь похожим на малое дитя. — Что это? — спросил он. — Ты никогда не видел грейпфрут? — в ответ удивился Роб. — Давай возьмем. — Не стоит… — он смутился. — Я просто полюбопытствовал. Роб не стал его слушать. — Один грейпфрут, пожалуйста. У вас есть нож? Его вопрос немало удивил как Лиама, так и торговку. Она достала нож из-за прилавка. — Желаете попробовать прямо здесь? — Желаем. Вот, возьмите, — Роб протянул ей необходимую горсть монет. Пока торговка чистила фрукт, Лиам успел сто раз зардеться. Он осторожно, но настойчиво дёрнул Роба за рукав. — Ты очень великодушен, но… Роб впервые за долгое время хохотнул. — Ты думаешь, это я ради тебя? Я просто хочу посмотреть на твою мину, когда ты будешь это есть. — Все так ужасно? — А ты попробуй, — Роб взял половинку из рук косо наблюдавшей за ними женщины и передал ее Лиаму. — Тебя научить? Лиаму впору было бы оскорбиться откровенным насмешкам, но он не подал виду и, подумав, отломил от половины дольку. — А теперь попробуй, — произнес Роб уже без издевки. Лиам поднес сладко пахнущий полумесяц ко рту и укусил кончик. За пять секунд его лицо успело поменяться несколько раз: на нем было написано любопытство, потом удивление, а ровно на третьей эмоции он смешно покривил лицо, с трудом проглатывая пережеванный кусок. — Горький, — наконец выдал он, и Роб рассмеялся. — А я о чем. Это все из-за шкурки. Без нее намного вкуснее, — и он снова обратился к торговке. — Заверните нам оставшееся. В целом они пробыли на базаре около двух часов. Роб предпочитал закупаться на недели вперед, поэтому сумки ломились от съестных припасов. На третьем часу Лиам начал заметно уставать: лоб покрылся испариной, а шаг стал тяжелым. — Слушай, я не хочу настаивать… Но когда мы поедем обратно? — Я еще не побывал в цветнике. — А, — только и сказал Лиам. Он выглядел без причины встревоженным. Цветник находился недалеко от базара, нужно было лишь пройти насквозь пару узких улочек. Роб непременно хотел побывать там в этот раз, потому что цветы успокаивали его. Он смотрел на них, любовался их красотой и думал о бесконечном круговороте рождения и увядания. Мысли о вечном приносили ему то, казалось бы, непостижимое умиротворение, которое он так яро отверг при разговоре с Лиамом. Он касался этого умиротворения лишь уголком своей души, но этого ему было достаточно. Каждый раз Роб входил в цветник как в первый. Он ступал на мощеную камнем дорожку, по бокам которой располагались клумбы. Летом они были ярче и пышнее в своем изобилии: на них цвели обыкновенные ромашки, пестрые астры, нежные георгины, величественные розы и робкие тюльпаны. Сейчас от их былой красоты осталась только тень, но они все равно были невероятно прекрасными. Роб прошел вглубь цветника и сел на деревянную скамейку. Лиам предпочел стоять. — За цветником ухаживает Бетти — местная торговка тканями, — сказал Роб. — Мы проходили мимо нее на базаре. — Здесь очень… красиво. Лиам умел сыпать куда более выразительными эпитетами, а ограничился только простеньким «красиво». Роб спросил: — С тобой все в порядке? — Я не… не знаю. Не совсем, — вымученно и отрывисто проговорил Лиам. — Какой-то ты вечно болезный, — хмыкнул Роб, уставившись на лиловый закат, венчавший пейзаж. — На, держи. С этими словами Роб склонился над клумбой ромашек и, сорвав одну, вручил ее Лиаму. Бело-желтое великолепие оттенялось на коже его бледных пальцев. Он засмущался. — О, это очень… Роб поздно спохватился и через секунду чуть было не издал вовсе не присущее мужчинам его возраста «ой». — Ты не подумай, это не… Это просто так, понял? — Мне кажется, ты слишком много анализируешь вещи, которые не следует анализировать, — совершенно беззаботно сказал Лиам, поднеся ромашку к носу и втянув ее травяной запах. Роб напрягся. — Что ты имеешь в виду? — Нет ничего плохого в том, что ты подарил мне ромашку. Важно то, что ты поступил в соответствии со своим желанием, а наши желания говорят о многом. Они — отражение наших затаенных мыслей. — Было бы проще, изъясняйся ты без этой философской загадочности. — Было бы проще, если бы ты, подарив мне ромашку, принял один факт. — Какой же? — Робу было жутко интересно, в самом деле. — Я приятен тебе. Хорошо, что в этот момент у Роба не было во рту куска хлеба, иначе бы он непременно подавился. Он понимал, что слишком быстрая реакция выдаст его предательскую горячность, а слишком медленная — его излишне долгие раздумья, тоже, к слову, предательские. Но третьего было не дано. — Поехали домой, Лиам, — наконец сказал он, взглядом возвращаясь к закату. — Чем раньше отправимся, тем раньше приедем. Нужно ещё успеть затопить печь. Давай же, — Роб встал и потянул Лиама на себя за руку. И тут же отпрянул. Кожа была обжигающей. Роб вопросительно посмотрел на него. — Ты чем-то болен? Ты постоянно горишь. Казалось, за те три секунды, что Роб говорил, не могло ничего измениться, но кое-что все же изменилось. Глаза Лиама стали закатываться, а веки — закрываться, при этом все это походило на какой-то приступ. — Лиам? — Роб коснулся его руки ещё раз, и тот начал заваливаться набок. — Лиам!.. Он успел поймать его до столкновения с жесткой скамейкой. Тело Лиама превратилось в тряпичную игрушку, словно он был соткан из перьев, облачённых в плетение ткани. Роб сделал первое, что ему пришло в голову — дотянулся до стоявшего на земле поливочного ведра и вылил все его содержимое прямо на Лиама. Вокруг не было ни души, звать на помощь некого. Лиам, придерживаемый рукой Роба, слегка пошатывался, его глаза были полуоткрыты. Сознание оставалось при нем. — Лиам? — повторил Роб и сжал пальцы на его плече сильнее. Тот сделал усилие, широко распахнув глаза и своей рукой накрыв руку Роба, как бы говоря: «все хорошо, все в порядке». — Я отведу тебя к автомобилю. Всю обратную дорогу они ехали молча. Роб даже не стал ворчать, что мокрая одежда его попутчика оставляла влажные пятна на сидении автомобиля. Лиам выглядел, как грозовая туча: брови были сведены к переносице, губы сжаты, челюсть напряжена — ему явно не нравился предстоящий разговор, касающийся его постоянных обмороков, о котором Роб обязательно захочет поговорить. Может, Лиам чем-то болен? Может, это заразно? Роб хотел умереть, но не столь мучительно, мечась в горячке полубреда. Роб мог спросить у Лиама сейчас, пока они ехали домой, но что-то подсказывало: ответы будут как обычно витиеватыми, лишенными твердой и непререкаемой правды. Лиам умудрялся придавать загадочности банальным явлениям: слова из его уст казались предисловием к чему-то большему, движения его тела словно предваряли полет, а вкладываемые им в ситуации смыслы заставляли хотеть приоткрыть их завесу. Высокая температура его тела была феноменальной сама по себе, но Лиам напускал на этот факт такой флер тайны, что Роб едва удерживался от того, чтобы действительно не остановить автомобиль и не потребовать объяснений прямо сейчас. Но Роб терпел. Он хотел начать расспросы дома, но стоило только автомобилю остановиться на участке — Лиам уверенно, хоть и пошатываясь, вышел из него и побрел в сторону побережья. Роб пошел за ним. Настырно и нагло следуя по пятам в буквальном смысле этого слова. Лиам, конечно, чувствовал, что за ним идут, но ни разу не обернулся, а первое, что он сделал, добравшись до океана, — зашел в него по пояс и нырнул, несмотря на жуткий холод. Роб стал терпеливо ждать. Он думал о том, что Лиам должен был давно скончаться как минимум от пневмонии, учитывая, что он любил плавать в ледяном океане, когда температура его тела явно превышала норму. Было во всем этом что-то странное, и Роб собирался выяснить это, как только тот вернется на берег. Но Лиам не возвращался. Уже бесконечное количество раз гребни волн, окаймленные белопенной кромкой, успели удариться о берег, уже, казалось, рокот океана заполонил слух, чтобы навсегда остаться в голове шелестящим фоном своего звучания. Прошло около получаса, а макушка Лиама так и не показалась на поверхности. Только в этот раз, в отличие от предыдущего, Роб знал, что этот чёрт почему-то вернется. Дома, разобрав купленные на базаре продукты, он услышал скрип двери. Лиам привалился к дверному косяку. Он явно отдыхал и пребывал в блаженстве, потому что для горячей кожи нет ничего лучше, чем высыхающая на ней одежда. Губы Лиама были приоткрыты, глаза — сомкнуты. Если бы не простые рубаха и штаны, он напоминал бы какого-нибудь прекрасного принца из сказок. Но он не был принцем. За все время его присутствия в доме Роба он успел произвести впечатление что-то скрывающего человека, несмотря на то, что его красота порой заставляла об этом забывать. — Что ты скрываешь? — спросил Роб напрямую. — Я знаю о тебе только три вещи: я нашел тебя полумертвого в океане, у тебя аномальная температура тела и ты умеешь надолго задерживать дыхание. Ты из какого-то секретного военного подразделения? Ты специально обученный шпион? Лиам медленно разлепил глаза. — Шпион? — словно примеряя эту роль на себя, неторопливо повторил он. — Не делай из меня дурака, Лиам. Если это, конечно, твое настоящее имя. — Лиам — мое настояще… Он не успел договорить. В дверь постучали. Постучали в дверь здесь, в этом маленьком домишке, почти что на краю света. Роб вскинул бровь, а Лиам застыл, шелохнувшись только один раз, словно лист на ветру. Роб пошел открывать, практически беспардонно посторонив Лиама рукой. На пороге стояли три человека, одетые в военную форму. — Добрый день, — поздоровался парень тридцати лет, стоявший ближе всего к двери. — Мы из Военного Совета Народов. В наши полномочия… — Я знаю, что входит в ваши полномочия, — Роб не растерялся. — Предоставьте ваше удостоверение, и тогда я подумаю, чем вам можно помочь. — Конечно, сэр, — из-за плеча юнца вышла дама в возрасте, недобро на него посмотрев, словно тому было дано задание, с которым он не смог нормально справиться. Дама достала из-за пазухи пиджака синюю корочку и раскрыла ее перед лицом Роба, давая ему время пробежаться глазами по строке имени и должности. Роб повел плечами. — И что вам нужно? Кажется, я уже отдал долг этому миру. — Мы не по этому вопросу, сэр, — ответила женщина. — Мы ищем человека. Его зовут Лиам Данкуорт.