No Undoing What Is Done (Невозможно изменить то, что сделано)

В сознании Хаска Аластор был непобедим. К этому человеку нельзя было прикоснуться, причинить ему боль, и он заболел лишь раз за те годы, что Хаск его знал. Аластор в упор не принимал «нет» в качестве ответа. Не в _этом_ смысле, Аластор не был таким уж злым человеком. У него был набор моральных принципов, которые вызывали у него отвращение к идее близости, не говоря уже о принудительной близости. Но хотите верьте, хотите нет, но у Хаска был действительно плохой день. И хоронить тело сегодня ему не хотелось, никогда вообще-то не хотелось, а конкретно сегодня он просто не мог. — Нет, — сказал Хаск. Это все, что он сказал. Он стоял на коленях на ступеньках у задней двери казино в центре города, побежденный и пьяный. Видите ли, захоронение тел со вспоротыми животами действительно наносит ущерб вашему психическому здоровью, причем чертовски огромный. А когда ты даже не можешь налить напитки без того, чтобы твои ладони не потели, а руки не тряслись так, что ты не можешь удержать в руках стакан, ты точно не можешь быть барменом. И Новый Орлеан не был чем-то вроде Лас-Вегаса, где можно было проделать какие-нибудь фокусы на случайной улице и получать поток денег. А потом, когда ты не можешь платить за аренду, тебя выселяют. А потом ты спишь на улице несколько дней. Спрятанный в переулке, заполненном бездомными кошками из-за снующих туда-сюда мышей. Аластор застыл, его позвоночник напрягся, когда он навис над бездомным, который жалко скрючился на бетонной лестнице. Его губы дернулись, а зубы исчезли. Ох, он разозлился. Хаск видел это всего три раза. В-первые, когда он только встретил Аластора в тот черный день в Лас-Вегасе. Во-вторых, когда Хаска застрелили. Третий, прямо сейчас. У Аластора были странные границы. Он без конца обнимал, обнимал и дразнил Хаска, когда они не были заняты грязной работой, которую Хаск делал для Аластора. Но когда они доходили до захоронения тел, даже просто заговорив об этом, Аластор холодел и заканчивал разговор. С годами он отказывался менять какие-либо условия и соглашения, даже несмотря на то, что психическое здоровье Хаска из-за всего этого ухудшалось. Когда речь шла не об убийстве, Аластор по-своему странно заботился о Хаске. Когда это произошло, Аластору было наплевать. Так что это было чертовски большое дело, несмотря на то, что вы можете думать, исходя из того факта, что они буквально обнимались. Хаск готовился ко всему, о чем только мог подумать, не сводя глаз с карих глаз Аластора (зрачки которого обрамляли сверхъестественно убийственное красное сияние). Если ему суждено было умереть, он не собирался смотреть в землю и просто ждать смерти. Но он также совсем не хотел умирать. Аластор громко сглотнул. Он никогда раньше этого не делал. Аластор схватил Хаска за подбородок, поворачивая его лицо вверх так быстро, что Хаск почувствовал, как треснула его шея. Он тоже никогда раньше этого не делал. — Тебе повезло, что ты мне нравишься, — тихо угрожающе пробормотал Аластор, когда его большой палец коснулся линии челюсти Хаска. Он определенно никогда не делал этого раньше. — Хорошо. Почему? — Плевать, — выплюнул Хаск ему в лицо. — Это! Все это! Аластор зашипел. Но Хаска был не остановить. Он высказал все. Хаск согласился рассказать Аластору кое-что о своем прошлом, например, о том, что он был ветераном и занимался как барменством, так и воровством в Лас-Вегасе после войны. Самым интимным, о чем рассказал ему Хаск, был Райан, его военный любовник. Даже тогда он мало что сказал Аластору, просто сказал, что любил Райана, а Райан любил его, и что Райана здесь больше нет. Просто чтобы привести вам пример того, сколько Хаск пропил; Аластор теперь знал, что не только у Хаска был любовник на войне, но и о том, как умер Райан, и что именно Райан стал причиной того, что Хаск отказывается любить кого-то снова. Теперь просто примените эти детали к тому, что случилось с Хаском в течение его жизни. К тому времени, когда Хаск потерял сознание на пассажирском сиденье машины Аластора, Аластор знал о Хаске гораздо больше, чем должен был. Гораздо больше. Тем более, что с тех пор Хаск остался с Аластором. Когда Хаск спросил: — Какого черта ты это делаешь? После двух недель жизни с Аластором и перерыва в захоронении тел. Аластор сказал: — Потому что мы друзья. С самой простой улыбкой, искренней улыбкой, перед тем, как выбежать за дверь, чтобы начать утреннюю трансляцию. Они были друзьями. У Хаска был друг. Он потерял и этого друга. Это та часть, где Хаск рассказывает вам, как умирает Аластор, верно? Ну, прежде чем заняться этим, Хаск прожил с Аластором последний год их контракта друг с другом. В качестве оплаты он помогал Аластору выполнять его обычные дела и поручения, а также, конечно же, «хобби» Аластора. Они только стали ближе. Настолько близко, что в 20-м веке, когда люди не так чертовски обеспокоены концепцией геев, обычный человек предположил бы, что они женаты. Особенно с учетом кольца на пальце Хаска. По сути, никто никогда не сможет заменить Аластора в жизни Хаска, и никто никогда не сможет заменить Хаска в жизни Аластора. Даже когда Аластор умер. В тот день Хаск снова напился по-царски, лежа на диване, положив голову на колени Аластору, и ошеломленно моргая на радио. Приятная мелодия заполнила пустое пространство гостиной, когда Аластор нежно провел ловкими холодными пальцами по волосам Хаска. Хаск время от времени издавал радостное одобрительное мычание всякий раз, когда Аластор почесывал ему голову, на что Аластор нежно улыбался всякий раз, когда он это делал. Это было прекрасно. Все было отлично. Не идеально, определенно нет, но Хаск был доволен и этим. Никогда еще его жизнь не была настолько устойчивой, как будто у него была подошва, ботинок и каменный фундамент. И о нет. Он снова влюбился. Можете ли вы винить его? Аластор определенно знал, что Хаск чувствовал к нему нечто большее, чем просто удовлетворение, но Хаск не знал, что Аластор безумно любил Хаска. Хаск никогда не знал, что Аластор преследовал Хаска в течение нескольких месяцев, прежде чем Хаска обвинили в убийстве в казино. Хаск никогда не знал, как сильно Аластору хотелось укачивать его, как ребенка, когда Хаск притворялся, что засыпает в поезде, идущем в Новый Орлеан. Хаск так и не узнал, как Аластор держал его волосы, когда его рвало над первым мертвым телом, Хаск был слишком занят, выблевывая свои кишки, чтобы это заметить. Хаск никогда не знал, что Аластор разозлился и разбил мебель, когда узнал, что потерял свой шанс стать первой любовью Хаска после того, как обнаружил существование Райана. Хаск никогда не узнает, что Аластор считал кольцо, которое он дал Хаску, реальным предложением. И что Аластор назвал Хаска своим женихом, когда навещал свою мать. Хаск никогда не знал, как сильно Аластору хотелось поцеловать Хаска, когда Хаск впервые прикоснулся к нему, обняв его за плечи. Хаск никогда бы… — ой, подождите. Он знал. Хаск мог напиться до чертиков, но он все равно помнил ключевые события того времени, когда он был пьян. Например, как Аластор оставляет на его губах мягкий, мимолетный поцелуй. Губы Аластора были такими же холодными, как и его пальцы, и это вызвало у Хаска приятную дрожь, когда Аластор еще больше сдвинулся вниз. Руки Аластора почесали кожу головы, когда он вытянул голову и шею Хаска, чтобы он мог расслабиться. Дыхание Аластора все еще сохраняло тот слабый аромат насыщенного вина, которое он пил маленькими глотками, пока Хаск делал глотки того же вина. Он пролетел мимо губ Хаска и остановился в задней части его горла, запечатлевая аромат вина в сознании Хаска на долгие годы. Глаза Хаска закрылись. Это было прекрасно. Он чувствовал себя хорошо. Но все еще оставалась висящая мысль, которая оторвала Хаска или вас от любого сна, в который Аластор заманил вас обоих. Несмотря на то, как сильно Аластор на самом деле любит Хаска, это должно было скрепить отношения. Чтобы связать Хаска. Это было не идеально. Половина этого заключалась в том, чтобы обеспечить абсолютную преданность Хаска Аластору. Но это было похоже на поцелуй с Райаном. Аластор тоже сделал это намеренно. Хаск рассказал Аластору, какое вино они с Райаном пили вместе в казармах. Он купил это вино сегодня вечером. Хаск рассказал Аластору о том, как Райан держал его голову на коленях. Аластор тоже так сделал. Хаск рассказал Аластору, каково было целоваться с Райаном. Аластор тоже скопировал его до мельчайших деталей. Аластор отстранился ровно настолько, чтобы прервать поцелуй, но не настолько, чтобы разорвать физический контакт их губ. Аластор знал, о чем думает Хаск, и мог только улыбаться. — Хаскер, прекрати это. Тихонько отругал его Аластор, постукивая Хаска по носу. Хаск немного поморщился от прикосновения, но не отстранился от него. — Я знаю, почему ты это сделал. — пробормотал Хаск, отводя взгляд и глядя в потолок. — Скажешь? — Чтобы связать меня, Аластор. Я не тупой, — Хаск холодно усмехнулся. Аластор ухмыльнулся шире. — Перестань вести себя так, будто тебе не плевать на меня. Как будто ты и без этого соглашения поцеловал бы меня в задницу. — Это было грубо, Хаскер… — Позволь мне быть чертовски грубым, — огрызнулся Хаск, вставая с раздраженным фырканьем. Аластор поджал губы, прикусил язык и слушал. — Ты должен был просто сказать мне, чтобы я похоронил это чертово тело, а не подлизываться ко мне и целовать. Потому что я знаю, что ты на самом деле не… — Я очень хотел, Хаскер. — Дай мне, черт возьми, поговорить хоть раз! — крикнул Хаск. Это был один из недостатков Аластора. На самом деле он не позволял Хаску много говорить. Хаску едва удавалось закончить свои предложения, когда они вместе появлялись на публике, как вмешивался Аластор. Аластор встал, почему-то заставляя Хаска чувствовать себя маленьким по сравнению с ним. Хаск посмотрел вниз и заметил нож в кармане пальто Аластора. Хаск моргнул, и ох… -слезы. — Ты не можешь этого делать. Ты никогда его не заменишь, — пробормотал Хаск, его голос был тяжелым от волнения, когда он повернулся, чтобы уйти. — Хаскер… — ЗАТКНИСЬ, АЛ! — крикнул Хаск, развернувшись и оказавшись на месте Аластора. На этот раз Хаск был больше Аластора. Даже если Хаск был больше и шире Аластора, он всегда чувствовал себя меньше Аластора. Если Хаск был медведем, то Аластор был большим, долговязым монстром, кости которого хрустели друг о друга, когда он наклонялся до твоего роста. Он заставлял медведя выглядеть и чувствовать себя таким же маленьким, как если он был детенышем. Но Аластор больше не казался тем высоким, причудливым монстром. Он просто был похож на оленя. Жесткий, долговязый олень. Хаску нужно было так много алкоголя. — Я не буду хоронить тело сегодня вечером, — Хаск нахмурился, прошел мимо Аластора и двинулся к двери. Улыбка Аластора превратилась в рычание, когда он повернулся к Хаску. Холодные, ловкие пальцы сомкнулись на плече Хаска и развернули его назад, прижав к стене в безумной схватке. Холодный металл коснулся его горла. — Ты останешься, Хаскер, — прошипел Аластор. — Ты подписался на это. Он это сделал. Однако это не означало, что он был этому рад. — …дай мне понять это, Ал. — Аластор вздрогнул от этого прозвища, его зубы сжались, а плечи напряглись, когда чья-то рука схватила его за плечо. — Вы выбрали для этой работы пьяного, грустного и ленивого ублюдка. Чего, черт возьми, ты от меня ожидал, если не этого? Нож у горла Хаска затрясся, когда он отпустил плечо Аластора. — Ты мог бы убить меня в том переулке, если бы захотел, и ты это знаешь. Но ты этого не сделал. Ты затащил меня в поезд и приложил все усилия, чтобы дать мне шанс. Аластор продолжал молчать. — Ты подписался на это! Хаск оттолкнул от себя Аластора в тот момент, когда он отпустил нож. Хаск выбежал, бормоча что-то под нос, прежде чем захлопнуть за собой входную дверь. — В полицию я не пойду, так что перестань так чертовски напрягаться и поймай какого-нибудь другого ублюдка, чтобы он делал твою грязную работу. Дверь хлопнула. Хаск не знал, что Аластор сделал с домом перед тем, как Аластор уехал той ночью, но что бы ни случилось, в результате было разбито несколько тарелок и стаканов. Ткань мебели была разорвана, поверхность столов поцарапана и многое другое. После этого Аластор встал, взял пальто, пошел в сад, сам забрал труп и уехал с ним в багажнике. Хаск вернулся с сигаретой во рту, где и узнал, что Аластора больше нет. Он держал в руках небольшую подарочную коробку размером с мышь и извинения, ожидая возвращения Аластора. Аластор не вернулся. Итак, Хаск часами бродил по обочине шоссе, пьяный и напряженный, держа в руках эту маленькую коробку, пока не наткнулся на поле. Поле, где Хаск закапывал тела. Откуда пьяный Хаск узнал, что Аластор будет здесь? Не спрашивайте. Хаск до сих пор не знает. Он нашел Аластора. Тело Аластора было покрыто следами укусов и царапин охотничьих собак. А во лбу у него было единственное огнестрельное отверстие. Его глаза почему-то были закрыты. Его очки были разбиты. Его любимая красная блузка, которую он носил в хорошие дни, была порвана. И он не улыбался. Хаск несколько дней сидел рядом с трупом Аластора. Не плача. Не улыбаясь. Просто сидя. Сидя. И разговаривая. Он разговаривал с Аластором. Впервые его не перебивали. И он ненавидел это. На самом деле он не знал, как долго просидел с трупом Аластора. Он помнил, что его губы начали сильно трескаться. Его кожа стала бледнее. Его кости начали прорисовываться. Все его тело болело. Он помнил, что тоже в конце концов перестал сидеть, лег рядом с Аластором. Как обычно. Аластор не умер бы просто так. На самом деле Аластор не умер. Кого он обманывал, Аластор не умер. Аластор не умер. Он никогда не умер бы. Хаск никогда никого не терял. Аластор не умер. Аластор не умер… Хаск. Хаск! — Хаскер. Кто это? Хаск моргнул, представляя свое возрождение. Его жизнь после смерти. Его ад. Перед ним стояло существо, похожее на оленя, причем до странности знакомое. У него было щуплое телосложение с аккуратно подстриженными рыжими волосами, доходившими чуть ниже звериных ушей. Его глаза были ярко-малиновыми и почти приветливыми. Судя по тому, что мог видеть Хаск, он, должно быть, был чертовски пьян, потому что они светились ярким красным светом. — Здравствуй, мой хороший друг! Меня зовут Аластор, а тебя? На этот раз была причина, по которой этот человек был до странности знаком. — …что за херня, Аластор?