No Undoing What Is Done (Невозможно изменить то, что сделано)

Той ночью Хаск сбежал от Аластора. Так-так-так быстро. Он хотел вернуть свою жизнь, свою судьбу, свои решения, свои эмоции. Аластор вырвал у него все это и заменил их кольцом, поэтому Хаск оторвал себя обратно с большей энергией и яростью, чем когда-либо. По пути своего безумного побега он вышвырнул кольцо куда-то в канализацию. Пробежав несколько дней, почти без передышки, он прыгнул в грузовой вагон поезда и отправился в Мексику. Он негуманно быстро выучил испанский, скорее всего, это результат одной из его прошлых жизней, с которыми играл Аластор. Аластор, вероятно, притащил его в Мексику, чтобы скрыться от копов или что-то в этом роде. Он получил паспорт, копаясь в нескольких мусорных баках за баром, в котором он укрылся в качестве бармена. Он сделал чертовски хорошую фотографию и приклеил присоску так плотно, что полиции пришлось бы смотреть трижды, чтобы это заметить. И после этого у него была довольно скучная жизнь, если не считать некоторых по-настоящему рискованных азартных игр и опасных звонков в полицию. Он был рад. Он не хотел насыщенной событиями жизни, которую создавал ему Аластор. Он хотел свою собственную жизнь, какой бы скучной она ни была. Но судьба, или Аластор, он уже не знает, вернулась, чтобы укусить его прямо за задницу. Нет, это уже не задница, черт возьми, это было ещё хуже. В завещании Аластора было указано точное местонахождение Хаска. Точное. Этот ублюдок был настолько чертовски мелочен, что наложил на Хаска пощечину по своему завещанию! Его ВОЛЯ только для того, чтобы полиция могла найти Хаска. Хаск предстал перед судом, проиграл дело в мгновение ока из-за дополнительных обвинений в краже личных данных и нелегальной иммиграции, а затем умер от старости в тюрьме. Он проснулся посреди улицы, его раздражало то, что мех и крылья у него были естественными, нормальными. Ибо он уже привык к ним. Ему нужна была помощь. Ему нужна была стабильность. Ему нужен был Аластор, хотя он этого и не хотел. Но Хаск скорее предпочтет жевать стекло, чем снова подставит ему задницу в загробной жизни. Потому что Аластор не знает, что Хаск гораздо был более мелочен, чем он сам. Он, наверное, и вправду не знает… …какая разница. Хаскер сделал то единственное что только мог. Хаск поднялся по безумной социальной лестнице Ада в течение двадцати лет и достиг уровня власти повелителя. Он посещал собрания и все такое? Нет, две причины: Во-первых, ему было наплевать. Демоны называли его повелителем, но он не воспринимал это всерьез. Он просто ходил по барам и напивался до чертиков, поставив несколько душ, чтобы удержаться на пьедестале, который был едва ли достаточно высок, чтобы преодолеть уровень повелителя, а затем шел в свою паршивую квартиру, чтобы спать и смотреть новости. Единственное, что немного изменилось, это то, что время от времени он выглядел по-настоящему прилично, в костюме и с причесанными волосами. Во-вторых, он в буквальном смысле был слишком кошечкой, чтобы снова встретиться с Аластором. Он узнал, что Аластор был повелителем на первом телеканале, который он когда-либо смотрел. Но на нем не было фотографии Аластора, учитывая, что одна из его странных способностей заключалась в том, что никто не мог получить его фото или видео без того, чтобы это не было чертовски испорчено. Поэтому, когда Хаска впервые пригласили на встречу повелителей, он разорвал приглашение и выпил бутылку выпивки. Он также поставил себя в невыгодное положение и в этой жизни, даже если на этот раз ему удалось уйти от Аластора. Он понятия не имел, как выглядел и говорил Аластор, он видел этого парня однажды, когда ему было тридцать с чем-то и никогда не видел его снова за оставшиеся пятьдесят лет жизни Хаска, а затем избегал всех трансляций в загробной жизни. Это было глупое решение, поскольку он мог бы хотя бы знать, как говорит этот человек, но Хаск трус, и он не боялся признать этого. Он задавался вопросом, почему Аластор до сих пор не ловил его каждую ночь в аду, даже в первую. Почему Аластор не схватил его щелчком пальцев и не показал ему, кто из них быть мелочным? Но он был просто благодарен, что Аластор так и не сделал этого. Двадцать лет он провел в аду в состоянии блаженного неведения. Состояние, в котором он совершенно забыл, как выглядел и говорил Аластор. Если вы включите Аластора по радио; Хаск не сможет сказать, он это или нет. Все, что он помнил, это имя Аластор. И держаться от этого подальше. Это был фатальный недостаток Хаска. Один только Аластор не планировал, но, тем не менее, наслаждался. Аластор сделал свой ход в интересный 2010 год, год, до которого длился их самый длинный цикл (51-й цикл, личный фаворит Аластора). Хаск занимался своей обычной азартной игрой, поймал себе пару душ и планировал выиграть еще один куш, когда перед ним появился олень-грешник. У грешника было длинное, долговязое телосложение, очень стройные ноги и руки, а также самая тонкая талия, которую Хаск когда-либо видел. На нем был красный костюм в тонкую полоску с черным галстуком-бабочкой, все это дополнялось красными растениями и темными перчатками. Его волосы были рыжими с каштановыми кончиками и парой… ушей? В заключение он был очень красным. Хаск приподнял бровь. — Какого черта ты хочешь? О, он понятия не имел. Он не видел золотое кольцо, которое Аластор держал за спиной. Но он видит, как пустеет казино, как бармен-оборотень съежился за стойкой и медленно пополз к задней двери, поджав хвост. Хаск скрыл усталое выражение лица, сделав глоток вина, нахмурив брови и глядя в потолок. Ему следует быть осторожным в этом вопросе. — Конечно, играть в азартные игры! Зачем еще мне обращаться к повелителю азартных игр? Ради цветов? Демон-олень практически аплодировал, показав широкую ухмылку заостренными желтыми зубами, когда он рассмеялся собственной шутке. На заднем плане раздавался статический смех, доносившийся из посоха, который демон держал за спиной. Смех должен был стать первым звоночек для Хаска, но он был слишком пьян, чтобы уделять столько внимания, сколько было нужно. Хаск немного подумал, прежде чем пожав плечами, схватил свежую стопку карт. — Конечно, на что ты хочешь сыграть, Бэмби? — Он хмыкнул, тасуя карты, выдвинув стул, на который мог сесть демон невероятно красного цвета. Ухмылка Аластора на мгновение стала острее, так Хаск прозвал его в 33-м цикле, ох, ему нравится, как старые привычки имеют тенденцию всплывать в Аду. — Твоя душа для меня, я думаю, это самое распространенное предложение? Олень задумался, садясь, его поза была резкой, трость опиралась на край стола, а руки он сложил перед собой. Он, с величайшим интересом, наблюдал, как Хаск тасует карты. Брови Хаска взлетели вверх. — Ты проделываешь этот дешевый трюк с наблюдением за перетасовкой? Потому что это дерьмо ни к чему не приведет после того, как будут разданы первые несколько карт. — Зашипел Хаск, его хриплый голос был настолько резким, что Аластор почти почувствовал, как он ударил ему в нос. Аластор подавил дрожь волнения, прежде чем покачать головой. — О, я совершенно не люблю мошенничество и трюки с разумом, но мошенничество действительно лишает азарта, не так ли? Аластор склонил голову набок, издавая жуткий щелкающий звук, который почти заставил Хаска выронить карты. Аластор на самом деле украл эту фразу у Хаска. Он сказал ее в третьем цикле. — Значит, ты считаешь, что это действительно будет весело? Хаск усмехнулся, ухмыляясь оленю. Он не заметил, как ногти Аластора впились в его ладонь, пуская кровь, а изо рта потекли слюни. Когда ему не было весело? — Можно надеяться! Аластор усмехнулся, размахивая рукой и заставляя две чашки старомодного виски материализоваться из зеленого дыма. Хаск поднял брови, глядя на демона-оленя. — Ты не отравил его? Аластор скорее отравит всех своих людей, прежде чем позволит кому-либо прикоснуться к Хаску. Он скорее сам бы отравился, но не позволил бы этого Хаску. — Это было бы своего рода мошенничеством, мой добрый друг. Эти три слова в конце должны были быть тем самым моментом, когда Хаск должен был закончить игру. Но старый ум всегда давал Хаску пинка под зад. Хаск ужасно проиграл. Все покерные фишки лежали на одной стороне стола, а его уши были плотно прижаты к голове. Как он проиграл? Он правильно разыграл все свои карты, но демон угадал каждую из них. Как? Он мог попросить реванш. Да. Он попросит… — Матч-реванш тебе не поможет, Хаскер. Демон-олень тихо зашипел, помехи, просачивавшиеся между его острыми зубами, самым ужасным образом щекотали уши Хаска. Хаск зарычал. — Меня зовут Хаск! — Кто теперь будет это решать? Это очень быстро заставило Хаска замолчать, его эго было похоронено между картами, которые демон-олень держал в своей острой руке. — Но сегодня я чувствую себя щедрым, поэтому мне бы хотелось немного изменить сделку. Конечно, чтобы удовлетворить потребности моего дорогого друга. — Взволнованно воскликнул демон-олень, ножки стула заскрипели по полу, когда он начал медленно и насмешливо кружить вокруг Хаска. Я не твой друг, хотел сказать Хаск. Но не сказал. Он был трусом. Хаск не хотел менять сделку. Он вообще не хотел заключать сделку. Ему следовало отступить. Ему следовало довериться своим чертовым кошачьим инстинктам. Но он этого не сделал, потому что был трусом. Он подпрыгнул, когда почувствовал, как ногти мягко царапают его плечо, впиваясь в шерсть и задевая кожу, и он предупреждающе зашипел. Ему хотелось оглянуться назад и взглянуть на демона, но страх заставил его замолчать. Грубый страх. Настолько грубый и толстый, что Аластор мог его практически пережевать и выплюнуть, не в силах проглотить. — Теперь я чувствую, что нам двоим было бы в равной степени полезно, если бы ты сохранил свои силы, но твоя душа просто принадлежала бы мне, — демон-олень сделал паузу, позволяя когтям еще немного вонзиться в шерсть Хаска, чтобы подчеркнуть свое заявление. — У тебя есть сила, но я решаю, что ты с ней делаешь и сколько ее ты можешь использовать время от времени. Хаск ненавидел эту идею. — Или у тебя не будет силы, и я сожру твою душу прямо в эту минуту. Хаск ненавидел эту идею гораздо больше. От этой мысли у Аластора потекли слюнки. Душа Хаскера имела бы божественный вкус, но он предпочел бы откусывать ее небольшими кусочками, наслаждаясь ею, прежде чем она станет по-настоящему его. Хаску хотелось залезть в нору и умереть. Но он уже это сделал. Голова Хаска опускается, и он кивает, вспотев и что-то бормочет. — Первый. Когти Аластора отпускают, и он разворачивает кресло Хаска, его ухмылка касается уголков его глаз. Атмосфера вокруг них становится темной, зеленый туман кружится вокруг них, когда он протягивает руку. — Так значит, это сделка, Хаскер? Хаскеру хотелось откусить ему чертову руку. На самом деле он пытался сделать это в 42-м цикле, но это имело неприятные последствия, и в итоге у него появилось повреждение крыла, из-за которого он не мог летать. Хаск пожимает руку, побежденный и изнуренный. Холодный металл царапает кончики пальцев Хаска. Хаск делает паузу, глядя на руку Аластора. Рука Аластора. Аластор. Аластор. О, нет. О, нет. Ох блин. Чертово кольцо. Кольцо Аластора. Кольцо. Аластор. АЛАСТОР. Аластор дергает Хаска вперед со стула, их носы почти соприкасаются, когда уши Хаска прижимаются к его затылку. — Хаскер. Его голос звучит хрипло от помех, когда он надевает подходящее по размеру кольцо обратно на свое место, на руку Хаскера. Его Хаскера. Его.