Ни звука больше о женских бедрах

Сычжуй таскается за ним хвостиком. Буквально повсюду. Сначала он думал, что Сычжуй просто ходит за Лань Ванцзи... Но нет, после неожиданного поворота со свадьбой Цзян Чэна – в котором ему еще предстоит выяснить всю подноготную – в пятнадцати-минутный перерыв перед началом собственной свадебной церемонии, ему удается улизнуть в туалет. С целью дать себе жизненно необходимую передышку от всего этого чертового сандала. Точнее сандалового бревна, по уши затянутого в красное и золотое -цвета - едва ли способные скрыть королевскую осанку засранца, с которым он должен сочетаться браком (да и вообще, вашу мать, что задумал этот придурок? Насколько он помнил, а уж в этом факте он был уверен на все сто, Лани ни разу не восходили на императорский трон). И сейчас он особенно рад тому, что решил остановиться на предельно скромном свадебном костюме: единственный действенный способ борьбы с понтами - даже не пытаться вступить в битву. Вот поэтому - он - сама скромность. И все таки... *** Он ощущает небольшое подташнивание и боль в желудке. Ему стоило бы взять с собой Чэньцин! Несмотря на всю свою силу контролировать нежить, Чэньцин была - прежде всего остального - его надежным средством эмоциональной поддержки. Он не может брачеваться без своего средства эмоциональной поддержки. И теперь в его желудок медленно бредет в сторону формирования язвы на своей слизистой оболочке. И - как назло - он действительно не в состоянии исцелить себя. Его доктор тоже не в состоянии исцелить его, поскольку внезапно выскочила замуж и все такое прочее. А это значит, что ему придется самому разгребаться со своим дерьмом. Пока он стоит в туалете и смотрит в зеркало, в упор не видя на самом деле своего отражения, а пялясь в плюс бесконечность, дверь открывается, и входит Сычжуй. - Вот вы где, шифу, - тихо говорит мальчик, выдавливая из себя крошечную улыбку. Он весело подмигивает. - А что? Ты думал, что я уже улепетываю? Сычжуй отрицательно качает головой, отчаянно смущаясь. Но мгновение спустя добавляет: - Я установил тут барьер. На всякий случай... Он склоняет голову к плечу в удивлении и внимательно смотрит на мальчика. - Барьер для чего? Сычжуй не отвечает. - Сычжуй, - зовет он, пробуждая того к ответу. - Вокр... всег.... зд... ния... - ответ произнесен заплетающимся языком. Он напрягает свой слух и заполняет пробелы словами. - Вокруг всего здания? Ты поставил барьер вокруг всего здания? - его интонация срывается на нервный писк ближе к концу. Щеки Сычжуя окрашиваются в темно-розовый цвет, и мальчик полностью опускает взгляд от смущения. Клан Гусу Лань известен своими духовными барьерами. Довольно впечатляющая хрень. Самая лучшая система безопасности, которую только можно купить за деньги, и та - даже рядом не стояла. - Сычжуй, и кого твой барьер должен защищать?- осторожно спрашивает он. - Не защищать, - говорит Сычжуй, поднимая смущенный взгляд. - А для чего тогда? - Он немного беспокоится о том, что вы запросто можете сбежать... Это голос Цзинъи, и он смотрит налево и видит, как пацан выходит из одной из туалетных кабинок и подходит к раковинам. - Старейшина Илина? И сбежать? Пфф, - фыркает он, откидываясь спиной на стойку. Его желудок определенно испытывает начальную стадию зарождения язвы. Мгновение спустя он снова смотрит на Сычжуя, и его глаза сужаются в подозрении: - Барьер Ланей предназначен для предотвращения проникновения снаружи, малыш. Он отнюдь не предназначен для удержания кого-то внутри. Не говоря уже о том, что этот ребенок небрежно лепечет о том, что взял в заложники целую толпу народу лишь для того, чтобы удержать его внутри. Чему только Лань Ванцзи учит своего сына?! - Знаю! - тихо заявляет Сычжуй таким тоном голоса, в котором явно сквозит солидная доля разочарования. - Это… единственное заклинание, которое я знал. Я надеялся, что если оно работает, чтобы не пускать кого-нибудь снаружи, возможно, оно сработает и для того, чтобы удержать кого-нибудь внутри. Сычжуй еще больше опускает голову в смущении. Он склонен обвинять свое чрезмерное драматизирование по поводу несуществующей язвы в том, что ему требуется так много времени, чтобы - наконец - понять, что ни за что на свете Сычжую не создать этот крутой Лань-барьер вокруг всего здания: у пацана просто нет на такое сил. Только если ему… Только он выпрямляется у стойки, как у Сычжуя начинает идти кровь из носа. Это почти как годами выработанный рефлекс - так быстро он падает на колени перед мальчиком и кладет обе руки тому на грудь. Теперь его живот болезненно сжимается, но это уже совершенно другой сорт страха. - Я не брошу тебя, даже если ты будешь гнать меня пинками, слышишь? — хрипло шепчет он, пропуская через ладони почти всю свою энергию. Он видит, как Сычжуй улыбается и кивает, хотя глаза мальчика тут же начинают закрываться. Он смутно слышит, как на заднем плане Цзинъи с отчаянием шепчет: - Нет-нет-нет. - Беги… приведи Вэнь Нина! - он смотрит на Цзинъи, придавая своему голосу властность, на которую у него совершенно нет сил. Блядь. Он всегда должен брать с собой Чэньцин и не выходить без нее никуда. Цзинъи выбегает, и словно издалека он слышит, как дверь открывается и закрывается. Он закрывает глаза, чтобы сосредоточиться, собирая внутри остатки того, что еще осталось в его теле - в конечностях, сухожилиях, внутренностях, скрытом и пустом - потерянном и тщательно замаскированном пространстве. Он Старейшина Илина, черт возьми. Внутри него - даже в полумертвом состоянии - всегда будет более чем достаточно энергии, чтобы исцелить своего ребенка. - Шифу! - слышит он внезапно, и голос кричит громко и ясно, прямо ему в ухо. Облегчение, которое он испытывает, настолько велико, что он сжимает Сычжуя руками, крепко прижимая того к себе. Он чувствует, как Сычжуй отвечает на его объятия, сжимая его талию еще крепче. Ему это жизненно необходимо, потому что он ощущает, как его конечности начинают неметь. Черт, он так невъебически слаб. Эта последняя мысль проносится у него в мозгу - перед тем, как он теряет сознание и роняет голову прямо на плечо Сычжуя.